CC BY
0ФЕДОР СТЕПУН: ФИЛОСОФ, ХРАНИМЫЙ СУДЬБОЮ
Заметки главного редактора
Владимир Кантор
Главный редактор журнала «Философические письма. Русско-европейский диалог». Доктор философских наук, ординарный профессор. Заведующий Международной лабораторией русско-европейского интеллектуального диалога НИУ ВШЭ.
E-mail: vlkantor@mail.ru
doi 10.17323/2658-5413-2019-2-3-12-24
Так получилось, что в этом номере журнала «Философические письма. Русско-европейский диалог» собралось несколько материалов Степуна и о Степуне. Коллеги попросили меня написать, как на рубеже XX и XXI веков написанное Степуном входило в русскую мысль. Я решил попробовать для начала рассказать, как он пришел ко мне.
Разумеется, сочинений Федора Степуна в университетской программе не было. На третьем курсе однокурсник Миша Палиевский посоветовал мне посмотреть дореволюционную статью Степуна о русских славянофилах и немецком романтизме, опубликованную в «Русской мысли». Дореволюционный текст этот не был в спецхране. Статья произвела на меня сильное впечатление.
Прошло лет двадцать. Случай вынес меня на пару недель в Германию, в город Кельн. Шел 1990 год. Там и явился мне Степун, которого немцы называли «мостом между Россией и Германией» (Brücke zwishen Russland und Deutschland): Корнелия Герстенмайер (мы тогда знакомы были шапочно, однако каждый день часа по два говорили по телефону) прислала мне из Бонна по почте том мемуаров Степуна «Бывшее и несбывшееся».
Два слова о Корнелии. Дочь знаменитого Ойгена Герстенмайера, председателя бундестага ФРГ, одного из создателей послевоенного «германского чуда», она и сама была нерядовой фигурой. Она издавала журнал «Kontinent» на не-
научный электронный журнал. Философические письма. Русско-европейский диалог. Том (2) №3—2019
мецком языке и помогла Владимиру Максимову создать знаменитый русский «Континент». Однажды мы доболтались до того, что Корнелия предложила мне послать в ее журнал пару небольших рассказов — был у меня цикл «Мутное время», на русском тогда еще не опубликованный. И они вышли в ее журнале (Finstere Zeiten (Aus dem Zyklus "Träume") (Das Erwachen, Die Opferung) // Kontinent. 1992, № 1. S. 70-75). Потом специально для «Kontinent» я написал статью про западничество, и текст опубликовали в переводе под названием «Westlertum und Russlands Weg» (Kon-tinent. 1992. № 4. S. 23-32).
Так вот, в 1990 г., за пару дней до моего отлета в Москву, Корнелия вдруг спросила, не хочу ли я какую-нибудь из вышедших на Западе книг русских мыслителей. Среди прочих она назвала имя Федора Августовича Степуна. Его-то я и выбрал, вспомнив юношеский восторг от статьи «Немецкий романтизм и русское славянофильство». Тогда я не представлял, что выбрал одну из лучших, если не лучшую его работу — «Бывшее и несбывшееся»: она только что вышла в лондонском издательстве.
Всю дорогу до Москвы и несколько дней после я читал не отрываясь. А потом предложил главу «Россия накануне 1914 года» в журнал «Вопросы философии», где был членом редколлегии. Мы тогда жадно хватали все, что удавалось получить. Текст вышел с моим предисловием (1992, № 9. С. 89-120).
Так началось мое знакомство с этим мыслителем. Я начал искать западные гранты, которые позволили бы мне изучать его статьи и прозу. Постепенно Степун вырастал в очень значительную фигуру. Московские коллеги говорили, что он мыслитель не первого ряда. Это я понимал. Конечно, Хайдеггер или Ясперс, Флоренский и Соловьев — более сильные мыслители. Но в Степуне меня привлекала невероятная жизненная энергия; он постоянно оказывался
Ф. А. Степун возле своего дома в Мюнхене (Anmillerstrasse, 30). Последняя прижизненная фотография. 1965 г. Из архива баронессы А. Н. фон Герсдорфф
Корнелия Герстенмайер
дельной) сказала, что я вдвое превысил договорный объем: получилось 100 печатных листов. И я поехал к Сорокину.
Я уже прикинул, как сократить книгу вполовину, но было жалко текста, что я и сказал Андрею. «Мне тоже жалко, — сказал он. — Я подумаю». И придумал. Двухтысячный год я встретил с томом Степуна, в котором было 1000 страниц.
Надо сказать, что в Питере Степуна издавал профессор А. А. Ермичев. Мы как бы поддерживали друг друга.
Одна за другой вдруг пошли конференции, посвященные Степуну, — прежде всего в России и Германии. В 2009 г. в Кондрове, где прошло детство мыслителя, мы с А. А. Кара-Мурзой совместно
в центре общественно-философских проблем — сначала в России, потом в Германии. Да и позиция его как «русского европейца» меня привлекала.
И тут, как говорил один из подловатых героев булгаковского «Театрального романа» писателю и драматургу Максудову, меня неожиданно «постигла удача». Директор издательства РОССПЭН Андрей Константинович Сорокин поддержал мою заявку на издание работ Степуна. Договор мы подписали на 50 печатных листов. А далее пошли чудеса — часть своей удачи мне, очевидно, передал Сте-пун, недаром его называли «любимцем Фортуны». Я сдал рукопись в издательство. Оттуда позвонила редактор и с печалью (кажется, непод-
с городским руководством провели «степунскую» конференцию, а затем установили памятную доску (по адресу ул. Комсомольская, д. 7), посвященную Федору Августовичу.
А теперь расскажу о его жизни (1884-1961), которую он провел невероятно энергично. Такая судьба, как у него, мало кого удивляла в эпоху революций и войн, но сейчас кажется словно придуманной. «Мой отец, — писал Федор Степун, — был выходцем из Восточной Пруссии, где Степуны (исконное начертание этой старо-литовской фамилии Степунесы, т.е. Степановы) с незапамятных времен владели большими земельными угодьями между Тильзитом и Мемелем». Мать происходила из шведско-финского рода Аргеландеров. Родился он в Москве, детство провел в имении родителей Кондрове Калужской области. Отец занимал пост директора писчебумажной фабрики. В 1895 г. по воле матери Федор был крещен в православную веру.
НГНЛиЖСННЕ К ЖУРНАЛУ «ВОПРчХ М ФМ.ЮСОФНИ»
Ф.А.СТЕПУН СОЧИНЕНИЯ
Мусква россггэн зои
Андрей Константинович Сорокин
Ь ш
"В ЭТОМ AOMfc С 1в87 ПО 1Я94 ГГ. ЖИЛ
Федор Августович Степун.
выдающийся русский философ, писатель, профессор, большую часть
жизни проведший в вынужденной эмиграции, идейный борец с тоталитаризмом," <
В 1902 г. Степун по совету приват-доцента Московского университета Б. П. Вышеславцева отправился изучать философию в Гейдельбергский (Heidelberg) университет (до 1907 г.). Он слушал курс профессоров-неокантианцев В. Виндельбанда и Г. Риккерта.
Однажды произошел замечательный диалог молодого студента с Виндель-бандом — именно благодаря ему молодой студент в первый раз ощутил важность разграничения душевных воспарений-излияний (привычных для россиянина) и религиозно-интеллектуального творчества. Степун задал Виндельбанду вопрос: «Как, по Вашему мнению, думает сам Господь Бог; будучи высшим единством мира?» Немецкий профессор на задор российского юнца ответил сдержанно, мягко, но твердо, что у него, конечно, есть свой ответ, но это уже его «частная метафизика» (Степун, 1990: 105). Это стало хорошим уроком для русского любомудра. Уроком, запомнившимся на всю жизнь: философия не есть исповедь, тем более не есть исповедание веры, она наука, строгая наука, ставящая разум преградой эмоциональным бурям, таящимся в человеке. Кстати, Виндельбанд писал заключение (Gutachten) на магистерскую диссертацию Степуна...
Традиция христианского рационализма в России существовала. Стоит вспомнить хотя бы слова Чаадаева, что христианство было «плодом Высшего Разума» (Чаадаев, 1989: 457). В 1909 г. Степун с друзьями-студентами составили сборник «О мессии. Эссе по философии культуры» («Vom Messias. Kulturphilosophische Essays von R. Kroner, N. von Bubnoff,
Вильгельм Виндельбанд (1848-1915)
G. Mehlis, S. Hessen, F. Steppuhn». Leipzig. Verlag von W. Ehglehmann. 1909). Но издатели сильно сомневались в студенческом творчестве. Тогда новое чудо: юный Степун отважно отправился к приехавшему в Гейдель-берг самому знаменитому в те годы русскому — Дмитрию Мережковскому. И тот поддержал сборник. На русский язык его недавно перевели и издали усилиями А. А. Ермичева.
Затем в 1910 г. Степун защитил докторскую диссертацию на тему «Философия Владимира Соловьева». С университетских времен Владимир Соловьев стал постоянным спутником размышлений молодого мыслителя, его портрет всегда сопровождал Степуна, куда бы ни занесла его судьба.
Еще деталь. В гейдельбергской университетской библиотеке, в архивном
отсеке, я занимался перепиской Степуна с другим эмигрантом — известным филологом Дмитрием Чижевским. Рядом с университетом есть гора, а по гребню ее идет так называемая «философская тропа» (Philosophenweg), по которой, как гласит легенда, гуляли Гегель, Макс Вебер, Ясперс и другие. От университетской библиотеки к этой философской дороге вело множество тропок. Одна из них называлась «тропа Гёльдерлин (Friedrich Hölderlin)». Я, мечтая об одинокой философской прогулке, решил как-то подняться по этой тропе и достичь Philosophenweg. За спиной рюкзак, в рюкзаке довольно тяжелый ноутбук... несколько раз я думал повернуть назад, но говорил себе, что если немецкий поэт тут поднимался, то я не должен спасовать. И поднялся. Однако по тропе шла толпа туристов. По сторонам стояли неплохие дома, дворы засажены деревьями и кустами. Среди кустов — небольшие садовые гипсовые статуи. На бедре одной из женских фигур написан вопрос: «Heute schon philosophiert?» («Философствовал ли сегодня?»). Оказывается, что Philosophenweg включена в туркомплекс: автобусы выгружали туристов к началу философской тропы для прогулки.
Однако вернемся к делам Фортуны. Чудо всегда приходит, чтобы преодолеть беду. Шел к концу мой второй месяц по гранту. Я перепечатывал послед-
Федор Степун в своем кабинете, на стене портрет Владимира Соловьева
Philosophenweg
ние страницы переписки Степуна и Чижевского. Все архивные работники и читатели ко мне привыкли, кивали мне головой. Через два дня надо было ехать в аэропорт. И тут случилось нечто ужасное. Мой ноутбук погас. Вся двухмесячная работа погибла. Дело в том, что я забыл правило — сбрасывать наработанное на флешку. Да у меня ее и не было. Растерянно поглядев по сторонам, я медленно пошел ко входу. Понятно было, что больше мне гранта в этот университет не получить. Ощущение ужаса. По дороге я зашел в магазин, где продавались компы и т.п., купил пару флешек и пошел в студенческую квартирку, где жил. Подойдя к столу, достал из рюкзака ноутбук, тупо посмотрел на него и так же тупо включил. И вдруг экран загорелся. Я с трудом, еле шевеля руками, достал флешку, вставил ее в разъем и скопировал текст. Вынул флешку. Экран погас. Двухмесячная работа была спасена. Это очевидная рука Фортуны, следящей за теми, кто помогает ее любимцу Степуну.
Из его невероятных дел — это основание в 1910 г. вместе с друзьями, С. И. Гес-сеном и Б. В. Яковенко, международного журнала по философии культуры, знаменитого «Логоса». На его страницах русские мыслители печатались рядом с западными, на равных правах. Журнал стал серьезным интеллектуальным событием. В первом номере было объявлено участие В. И. Вернадского, И. М. Гревса, Ф. Ф. Зелинского, Б. А. Кистяковского, А. С. Лаппо-Данилевского, Н. О. Лосского, Э. Л. Радлова, П. Б. Струве, С. Л. Франка. В русской версии «Логоса» участвовали и иностранные философы: Э. Гуссерль, Г. Зиммель, Г. Рик-керт, Р. Кронер, Г. Вёльфлин, В. Виндельбанд, Н. Гартман, П. Наторп, Б. Кроче, Э. Бутру.
Издание прервала война. Степун ушел артиллеристом на германский фронт в чине прапорщика. Надо сказать, что он, несмотря на возгласы патриотических публицистов по обе стороны фронта (в России и в Германии), видел вокруг себя то состояние умов, которое позднее назвал «метафизической инфляцией». Живым примером был его старый оппонент, философ-славянофил Владимир Эрн, один из ближайших друзей Вяч. И. Иванова и П. А. Флоренского. Не участвовавший сам в боевых действиях, но писавший программные антинемецкие
статьи — вроде «От Канта к Круппу», «Налет Валькирий» и т.п., Эрн, говоря о страдавших в окопах русских солдатах, торжественно провозглашал: «Вместо людей в серых шинелях мы видим вдруг живой серый гранит (здесь и далее выделено автором. — В.К.), который решительно неподвластен обычным законам человеческого существования. <...> Этот момент есть явление народного духа, внезапное вторжение онтологии народного существования» (Эрн, 1991: 395). Эрн рисовал почти мистериальную ситуацию «хорового Дионисова действа», не замечая, однако, нарочитой театральности описываемой героики. Находившийся в действующей армии Степун писал по поводу ура-патриотических философствований: «какие-то слепые бельма публицистической нечестности и философского доктринерства» (Степун, 2000б: 75). Он-то и в самом деле рисковал жизнью. Но снаряды и пули его щадили. Как-то вышел из офицерской землянки, и секунду спустя ее разворотило немецким артиллерийским снарядом. Был рядом со смертью, но ангел-хранитель стоял на страже. Все же получил тяжелое ранение. Попал в госпиталь, где закончил первую книжку «Из писем прапорщика-артиллериста» (1918).
Потом как человек общественно активный печатал в газетах статьи против рвавшихся к власти большевиков, служил начальником политуправления при военном министре Временного правительства Б. В. Савинкове. Большевики пришли к власти, начались расстрелы инакомыслящих. Но Степун успел уехать в деревню к жене, занялся крестьянской работой (вспомним пастернаковского Юрия Живаго). Опять помог ангел-хранитель, наверное.
Но дальше ангелу пришлось потрудиться серьезнее.
В 1918 г. вышел первый том книги Освальда Шпенглера «Der Untergang des Abendlandes» (русский перевод книги «Закат Европы» появился в 1922 г.). Первым, кто получил его из Германии, был Федор Степун. Книга произвела на него сильнейшее впечатление. Он сделал в Москве несколько докладов, дал читать том Бердяеву, Франку и другим. И выпустил сборник «Освальд Шпенглер и Закат Европы». В нем приняли участие, кроме самого Степуна, Бердяев, Франк, Букшпан.
Сборник, культуртрегерский по своему пафосу, вызвал неожиданную для их авторов реакцию вождя большевиков:
«Н. П. Горбунову. Секретно. 5. III. 1922 г.
т. Горбунов. О прилагаемой книге я хотел поговорить с Уншлихтом. По-моему, это похоже на "литературное прикрытие белогвардейской организации'. Поговорите с Уншлихтом не по телефону, и пусть он мне напишет секретно (здесь и далее выделено мной. — В. К.), а книгу вернет. Ленин» (Ленин, 1975: 198).
Иосиф Станиславович Уншлихт (род. в 1879 г., Польша) был в эти годы заместителем председателя ВЧК и доверенным лицом вождя, даже более близ-
ОСВАЛЬД ШПЕНГЛЕР
ЗАКАТ ЕВРОПЫ
I!. л. 13ЕГЕТД51 ЕВ
•л. М. ЕУКШПАН А. СТЕПУН С -1] ФРАНК
кишоиздлтн.-спю „БЕ1'ЕГ"
л1г>ск нЛр-теэд
ким, чем Дзержинский. А 15 мая, то есть спустя два месяца, в Уголовный кодекс по предложению Ленина вносится положение о «высылке за границу». По словам Ленина, это была замена «высшей меры»: если кто-то вернется — расстрел на месте. В Постановлении Политбюро ЦК РКП(б) об утверждении списка высылаемых из России интеллигентов от 10 августа 1922 г. Степун, попавший в дополнительный список, характеризовался следующим образом: «7. Степун Федор Августович. Философ, мистически и эсеровски настроенный. В дни керенщины был нашим ярым, активным врагом, работая в газете правых с[оциалистов] -р [еволюционеров] "Воля народа". Керенский это отличал и сделал его своим политическим секретарем. Сейчас живет под Москвой в трудовой интеллигентской коммуне. За границей он чувствовал бы себя очень хорошо и в среде нашей эмиграции может оказаться очень вредным. Идеологически связан с Яковенко и Гессеном, бежавшими за границу, с которыми в свое время издавал "Логос". Сотрудник издательства "Берег". Характеристика дана литературной комиссией. Тов. Середа за высылку. Тт. Богданов и Семашко против» (Артизов, 2003: 31). А чуть позже (23 августа) Степун оказался восьмым номером в «Списке не арестованных» (Макаров, 2005: 110). Таким образом создавался список русских мыслителей для высылки за границу.
Заключение Секретного отдела ГПУ в отношении Ф. А. Степуна от 30 сентября 1922 г.: «С момента октябрьского переворота (!) и до настоящего времени он не только не примирился с существующей в России в течение 5 лет Рабоче-Крестьянской властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности в моменты внешних затруднений для РСФСР» (Там же: 338). И в 1922 г. они были высланы.
Так антишпенглеровский сборник совершенно иррациональным образом «вывез» авторов в Европу, по словам Степуна, из «скифского пожарища».
Это, конечно, дело ангела-хранителя или Фортуны, как угодно! Сборник, который должен был погубить русских интеллектуалов (слова Ленина о «высшей мере» не случайны), спас их, отправив на Запад. Интересно здесь, что сами чеки-
сты называли Октябрьскую революцию «переворотом», но еще интереснее текстовые совпадения с доносом на Степуна в нацистской Германии, о чем ниже.
В 1926 г. Степун занял кафедру социологии в Дрезденской высшей технической школе при содействии влиятельных друзей и коллег — Рихарда Кронера, профессора кафедры философии, Пауля Тиллиха, профессора кафедры теологии. Из Фрайбурга письмом поддержал его кандидатуру Эдмунд Гуссерль. Но затем власть сменилась. Как и большевики, нацисты терпели его ровно четыре года, пока не увидели, что перековки в сознании профессора Степуна не происходит. В доносе 1937 г. говорилось, что он должен был бы переменить свои взгляды «на основании параграфов 4-го или 6-го известного закона 1933 г. о переориентации профессионального чиновничества. Эта переориентация не была им исполнена, хотя, прежде всего, должно было ожидать, что, как профессор, Степун определится по отношению к национал-социалистическому государству и построит правильно свою деятельность. Но Степун с тех пор не предпринял никакого серьезного усилия по позитивному отношению к национал-социализму. Степун многократно в своих лекциях отрицал взгляды национал-социализма, прежде всего по отношению к целостности национал-социалистической идеи, как и к значению расового вопроса, точно так же и по отношению к еврейскому вопросу, в частности, важному для критики большевизма» (Treiber, 1995: 98).
Нацисты запретили ему преподавать и читать лекции. И снова повезло: была назначена мизерная пенсия, которой тем не менее хватало на очень скромную жизнь. Тогда Степун взялся за мемуары. В мае 1938 г. он писал друзьям в Швейцарию из Дрездена: «Мы живем хорошею и внутренне сосредоточенною жизнью. Приезжавший к нам отец Иоанн Шаховской упорно подсказывал мне мысль, что это Бог послал мне времена тишины и молчания, дабы обременить меня долгом высказать то, что мне высказать надлежит, и не разбрасываться по всем направлениям в лекциях и статьях. <.. .> Я затеял большую и очень сложную работу литературного порядка и очень счастлив, что живу сейчас в своем прошлом и скорее в искусстве, чем в науке» (Stepun).
Книга получалась и впрямь необычной. Ее масштаб современники сравнивали с мемуарами А. И. Герцена «Былое и думы». Писал он всю войну. И снова рука Фортуны: 13-15 февраля 1945 г. англичане и американцы бомбили Дрезден, погибли несколько десятков тысяч мирных жителей, а Степун с женой уехал на неделю к другу за город поработать над мемуарами. Дом разбомбили до основания. Погибли все книги и рукописи. Но сам философ, его жена и рукопись «Бывшего и несбывшегося» уцелели.
Антинацистская позиция профессора была оценена в новой Германии. Он переехал в Мюнхен, получив приглашение занять кафедру по истории русской
духовности, специально для него созданную. Там он и жил до конца дней. По возрасту, согласно немецким законам, он не имел права занимать кафедру, но университетское руководство обошло это препятствие, дав Степуну должность Honorarprofessor (Hon. Prof.) — почетный профессор университета.
Его восьмидесятилетний юбилей был фантастическим. Сотни писем, поздравлений, чествования в разных учреждениях Мюнхена, статьи в газетах. В юбилейной речи другой знаменитый русский мыслитель-изгнанник, Д. И. Чижевский, говорил: «К концу войны враждебный Сте-пуну огненный элемент превратил в развалины его город — Дрезден. Степун спасся почти случайно — во время одной поездки ему после небольшого "несчастного случая", оказавшегося счастливым, не удалось вернуться домой в Дрезден. Потом возвращаться оказалось некуда! И поток жизни вынес его в любящий искусство город на берег Изара, где мы Автор статьи празднуем его 80-летний юбилей»
под памятной доской Степуну (Чижевский, 1998: 250).
Через год, в 1965-м, он скончался, ушел легко. Говорят, что легкая смерть дается хорошему человеку, прожившему трудную жизнь. Некрологи, обширные статьи в газетах и журналах. В Мюнхене, на стене дома, где он жил, установили мемориальную доску.
Приведу отклик на его смерть Д. А. Шаховского: «Общественник, социолог, философ, неутомимый лектор высокого стиля, он был более социально-лирическим, чем политическим выражением "русского европейца", несшего в себе и Россию, и Европу, чтобы говорить России и Европе о "Новом Граде", о том обществе и устройстве социальном, в котором живет правда. <...> Он был от плеяды тех верующих русских мыслителей первой половины этого века, кото-
рых зарядила на всю жизнь светлой верой в Бога и действием этой веры мысль Владимира Соловьева» (Архиепископ Иоанн, 1965: 4).
Степун понимал, что как России нельзя без Запада, так и Западу нельзя без России, что только вместе они составляют то сложное и противоречивое целое, которое называется Европой. Степун и его друзья по эмиграции все силы направляли на то, чтобы фашизирующаяся Европа вернулась к базовым христианским ценностям, иными словами, говоря, быть может, немножко торжественно, но точно, желали спасти Европу. Не случайно одна из эмигрантских писательниц, знавшая Степуна, именно в этом регистре его и воспринимала: «Что заставляло меня верить, что Европа, вопреки всему, что случилось, зиждется на камне?» И ответ поразителен: «Там был Ф. А. Степун. Монолит, магнит, маяк. Атлас, державший на своих плечах две культуры — русскую и западноевропейскую, посредником между которыми он всю свою жизнь и был. Пока есть такой Атлас, Европа не сгинет, устоит» (Жиглевич, 1992: 30-31).
Кредо философии истории Степуна, как он сам писал, — «Божье утверждение свободного человека как религиозной основы истории» (Степун, 2000а: 272). Он сам и был таким человеком.
Литература
Артизов А. С. (2003). «Очистим Россию надолго». К истории высылки интеллигенции в
1922 г. Публикацию подготовил А. Н. Артизов // Отечественные архивы. № 1. Архиепископ Иоанн С. Ф. (Сан-Францисский) (1965). Русский звездопад (Памяти Федора
Степуна) // Русская мысль. 8 апреля. Жиглевич Е. (1992). Безмолвные встречи со Степуном // Степун Федор. Встречи и размышления. Избранные статьи / под. ред. Евг. Жиглевич. Со вступ. статьями Бориса Филиппова и Евгении Жиглевич. London. Overseas Publications Interchange Ltd. С. 30-31. Ленин В. И. (1975). ПСС. Т. 54. М.: Политиздат.
Макаров В. Г. (2005). Высылка вместо расстрела. Депортация интеллигенции в документах ВЧК-ГПУ. 1921-1923 / Вступ. ст., сост. В. Г. Макарова, В. С. Христофорова; коммент. В. Г. Макарова. М.: Русский путь. Степун Ф. А. (1990). Бывшее и несбывшееся. London. Т. I.
Степун Ф. А. (2000a). Мысли о России. Очерк V // Степун Ф. А. Сочинения. М.: РОССПЭН. Степун Ф. А. (2000b). (Н. Лугин). Из писем прапорщика-артиллериста. Томск: Водолей. Чаадаев П. Я. (1989). Сочинения. М.: Правда.
Чижевский Д. И. (1998). Речь о Степуне // Степун Федор. Встречи. М.: Аграф.
Эрн В. Ф. (1991). Время славянофильствует // Эрн В. Ф. Сочинения. М.: Правда.
Stepun. Stepun Columbia University Libraries, Bakhmeteff Archive. Ms Coll Zernov. Box 9.
Stepun, Fedor Avgustovich. To Maria and Gustave Kullmann. Treiber H. (1995). Fedor Steppuhn in Heidelberg (1903-1955). Uber Freundschaft und Spatburgertreffen in einer deutschen Kleinstadt // Treiber Hubert & Sauerland Karol (Hrsg.). Heidelberg im Schnittpunkt intellektueller Kreise. Zur Topographie der «geistigen Geselligkeit» eines «Weltdorfes»: 1850-1950. Opladen, Wesdeutscher Verlag GmbH.
References
Artizov A. S. (2003). «Ochistim Rossiyu nadolgo». K istorii vysylki intelligencii v 1922 g. Publikaci-
yu podgotovil A. N. Artizov // Otechestvennye arhivy. № 1. Arhiepiskop Ioann S. F. (San-Francisskij) (1965). Russkij zvezdopad (Pamyati Fedora Stepuna) //
Russkaya mysl'. 8 aprelya. Chaadaev P. YA. (1989). Sochineniya. M.: Pravda.
Chizhevskij D. I. (1998). Rech' o Stepune // Stepun Fedor. Vstrechi. M.: Agraf. Ern V. F. (1991). Vremya slavyanofil'stvuet // Ern V. F. Sochineniya. M.: Pravda. Lenin V. I. (1975). PSS. T. 54. M.: Politizdat.
Makarov V. G. (2005). Vysylka vmesto rasstrela. Deportaciya intelligencii v dokumentah VCHK-GPU. 1921-1923 / Vstup. st., sost. V. G. Makarova, V. S. Hristoforova; komment. V. G. Makarova. M.: Russkij put'. Stepun F. A. (1990). Byvshee i nesbyvsheesya. London. T. I.
Stepun F. A. (2000a). Mysli o Rossii. Ocherk V // Stepun F. A. Sochineniya. M.: ROSSPEN. Stepun F. A. (2000b). (N. Lugin). Iz pisem praporshchika-artillerista. Tomsk: Vodolej. Zhiglevich E. (1992). Bezmolvnye vstrechi so Stepunom // Stepun Fedor. Vstrechi i razmyshleniya. Izbran-nye stat'i / pod. red. Evg. ZHiglevich. So vstup. stat'yami Borisa Filippova i Evgenii Zhiglevich. London. Overseas Publications Interchange Ltd. P. 30-31.
