CC BY
16
Ключевые слова: фармацевтическая отрасль, дженерики, новые лекарственные препараты, фармакологический кластер, «Фармгород»
Фармбизнес по-российски: не «благодаря», а «вопреки»
Интервью с А.А. БЕКАРЕВЫМ*, председателем совета директоров группы компаний «Саентифик Фьючер Менеджмент».
- Андрей Александрович, чем занимается компания «Саентифик Фьючер Менеджмент»?
- «Саентифик Фьючер Менеджмент» («СФМ») - это управляющая компания. В ее состав входят совместное предприятие ООО «Концерн О3» (разработка и научные исследования препаратов для больных сахарным диабетом), ООО «Академпроект» - единственное в Сибирском федеральном округе предприятие, имеющее лицензию на проектирование строительных объектов медицинского и биологического назначения по международному стандарту GMP, справочно-ин-формационный интернет-портал: www.infarktu.net (один из лидеров в Рунете по частоте использования - как специалистами в области кардиологии, так и обычными пользователями).
В «СФМ» входит также ЗАО «Сибирский центр фармакологии и биотехнологии», учредителями которого выступили ЗАО «Аксис», Институт ядерной физики СО РАН и Институт цитологии и генетики СО РАН. Центр занимается созданием новых лекарственных препаратов на основе
* А.А. Бекарев в 1993 г. окончил НГУ по специальности «экономическая кибернетика». Кандидат экономических наук. В банковской системе с 1995 г. В 1998-2002 гг. - первый заместитель генерального директора «Сибакадембанка». В 2002-2005 гг. - генеральный директор, председатель правления ОАО «Сибакадембанк». В 2004 г. по итогам Всероссийского конкурса удостоен звания «Банкир года». С 2005 г. - заместитель председателя совета директоров ОАО «Сибакадембанк». С 2006 г. - член совета директоров ОАО «Восточный экспресс банк». Член рабочей группы Госсовета Российской Федерации по банкам, член Совета Ассоциации российских банков. В настоящий момент - председатель совета директоров группы компаний «СФМ» (научно-иследовательская, производственная компания по разработке и созданию новых лекарственных препаратов). Советник губернатора Новосибирской области.
Ьк
электронно-лучевых технологий, исследованиями лекарственных препаратов по стандартам GLP и GCP и пр.
Работа проходит в тесном сотрудничестве с ведущими медицинскими центрами Сибири - НИИ кардиологии Томского научного центра СО РАМН и НИИ фармакологии СО РАМН (Томск), НИИ клинической и экспериментальной медицины СО РАМН, НИИ клинической и экспериментальной лимфо-логии СО РАМН и НИИ патологии кровообращения им. академика Е.Н. Мешалкина (Новосибирск), Центральной научно-исследовательской лабораторией гемостаза (Барнаул) и др.
Наш венчурный бизнес начинался с небольшого проекта по производству внутривенной формы лекарства «Тромбова-зим». С тех пор нами был построен фармзавод в Новосибирске, получена «таблеточная» форма инсулина (на разработку которой компания «Pfizer» впустую потратила 2,8 млрд дол.), активно ведутся научные разработки в области фармакологии. Уже существует около 11 препаратов очень высокой степени готовности с известными свойствами, что редкость даже для крупнейших мировых фармкомпаний - обычно счет идет на единицы.
- Сейчас активно муссируется тема государственно-частного партнерства, но никто не знает, с какого боку к нему подступиться. Самое простое понимание - долгосрочные целевые программы. Например, в бюджет долгосрочной целевой программы Минздрава заложены внятные деньги, есть понимание, как привлечь бизнес и использовать преференции, которые дает субъект Федерации, в связи с запуском перспективного проекта. Удается ли «вписаться» в такие программы?
- Здесь есть несколько моментов. Начнем с самого простого. Помните схему «товар - деньги - товар» или, условно говоря, «деньги - товар - деньги»? В данном случае деньги можно выделить, товар - сделать, а вот как товар превратить в деньги? Тут-то и начинается самая большая проблема. Насколько будет конкурентоспособна продукция, что с ней делать дальше? Куда бежать, за что хвататься? Вопрос не в деньгах как таковых - вопрос в продвижении.
Когда мы рассматривали потенциальный вариант взаимодействия с «РОСНАНО», первым делом оценивалась возможность использования его неких лоббистских возможностей.
Вывод оказался очень грустный - их нет. А просто освоить государственные деньги... Про себя скажу: наверное, такая задача в принципе не ставилась.
У некоторых бизнесменов рынок сбыта определен в силу эксклюзивности товара или по другим причинам - тогда можно использовать выделенные средства с уверенностью в результате. А в фармакологии наличие денег еще не означает наличия реализации.
- Предлагаем идею-экспромт: в обязательном порядке все аптечки автомобилистов Новосибирской области комплектовать продукцией, производимой только на территории субъекта!
- Но если включить в нее только то, что у нас производится, то аптечка будет пустой, так как большая часть региональных производств занимается исключительно упаковкой. Правда, это - общемировая тенденция. Основной объем лекарственных препаратов производят Китай и Индия - это так называемые дженерики. Даже многие известные американские производители просто доочищают дженерики - то есть фактически упаковывает.
И это экономически оправданно: в Азии производить дешевле; очевидно, что продукция, выпущенная где-то в Европе с более высокими затратами, не будет конкурентоспособной. Поэтому в самих развитых странах выпускают только оригинальные препараты, на которые распространяется патентная защита и у которых нет копий (тех самых дженериков).
- А что происходит, когда патент перестает защищать оригинальный препарат?
- Вот пример. У наиболее популярного препарата фирмы «Pfizer» - «Виагры» - заканчивается срок патента. У него есть множество различных вариаций - то есть препарат будут выпускать все, кому не лень, под разными названиями. И «Pfizer» будет сложно конкурировать на этом рынке, компания держится только за счет раскрученной торговой марки «Виагра». Аналогично как фирма «Bayer» запатентовала название «Аспирин», а ацетилсалициловую кислоту, основной его компонент, производить может кто угодно. То есть конкуренция здесь довольно жесткая.
На российском рынке все эти тенденции также присутствуют, за исключением того, что оригинальных собственных производств чрезвычайно мало, если не сказать, что их почти нет. Об этом не следует забывать, невзирая на некоторые публичные заявления. К примеру, Э.Э. Россель говорил о постройке под Екатеринбургом завода по производству инсулина, но выясняется, что никакого производства там нет, а завод занимается лишь его упаковкой. В России генно-инженерный человеческий инсулин выпускает завод под Оболенском -с объемом продаж 20 тыс. руб. в месяц, да еще один институт пытается что-то делать. По большому счету, такие вещи даже в расчет принимать не стоит.
И это - одна из основных проблем российских фармацевтических предприятий. Хотя хорошо, что они хоть как-то развиваются, пусть в качестве упаковочных... Постепенно происходят перемены в производстве собственных препаратов -их как-то улучшают и порой действительно пытаются создавать новые композиции, хотя это довольно сложно.
К примеру, существуют разработки в области механохи-мии: тот же самый аспирин для лучшего усвоения очень мелко растирают - то есть совершенствуют уже существующий препарат. Таким образом, все улучшения зачастую привязаны к «помельче помолоть», «добавить какую-нибудь шипучку» и т.д. - но это все, естественно, нельзя отнести к серьезным фармацевтическим разработкам. Хотя надо понимать, что идей - вагон и маленькая тележка, всяких разных, и кажется, что под ногами - лекарство от всего на свете и т.д. Но чтобы сделать лекарство, которое бы продавалось, надо пройти очень большой путь.
К примеру, первое регистрационное свидетельство на «Тромбовазим» в виде таблеток (проект 2002 г.) было получено в 2007 г., а на его внутривенную форму - лишь осенью 2010 г. При этом нужно признать, что база была уже подготовлена - большая часть исследований была проведена еще во времена СССР, а потом фактически только дорабатывалась технология, вносились определенные улучшения и изменения. А теперь представьте, во что выливается производство препарата «с нуля». Например, в Европе стоимость разработки одного оригинального препарата в среднем - 0,8-1,0 млрд дол. А потом созданный препарат нужно еще и как-то продвигать.
- К вопросу о продвижении «Тромбовазима». Стратегическая цель, наверное, - международный рынок?
- Здесь существуют особенности регистрации. Во-первых, новый препарат по закону нельзя рекламировать никаким образом; статьи о нем у нас были, описания тоже, реклама -никогда! Во-вторых, если при регистрации указывать все показания к применению препарата, то в ближайшие 20 лет мы будем заниматься только проведением экспериментов для сбора доказательств. Например, «Тромбовазим» в таблетках эффективен при очень широком спектре заболеваний - его можно использовать для профилактики инфарктов и инсультов, лечения последствий инсультов и т.д., перечень можно продолжать очень долго. Но в документах на препарат приводится только одно показание к применению - хроническая венозная недостаточность. Причина простая: это легко доказать, поэтому проще регистрировать.
Сейчас мы последовательно работаем над расширением показаний к применению препарата. Для этого требуется большой цикл исследований, и дело это практически бесконечное. Чтобы включить, допустим, в показания к использованию препарата профилактику инсульта, надо доказать клиническую эффективность. А как? Необходима огромная выборка людей, отбор статистических показателей, связанных с возникновением инсультов, - а это вещь сама по себе условная. С результатами лечения инсультов дело обстоит чуть проще - это более показательно, но тем не менее и здесь все упирается в гигантские затраты времени. Мы сейчас занимаемся этими процессами параллельно.
- А как этот вопрос решают зарубежные коллеги?
- Во-первых, у них данные механизмы в принципе лучше отлажены, понятны и проходят немного иначе. В основном подобными вещами занимаются крупные фармкомпании-биг-фармы. Серьезные разработки зачастую покупаются на корню, мелкие компании просто поглощаются. А потом уже по проторенным дорожкам бигфарм начинает производство. Во-вторых, у западных коллег есть четкий и понятный механизм сбыта, который позволяет им раскручивать новый препарат. И они в состоянии потратить достаточно серьезные деньги на рекламу.
- А не легче ли тогда зайти на российский рынок с Запада?
- Это не так просто, как кажется. Во-первых, и на Западе точно так же присутствует желание что-нибудь присвоить, не хуже чем у китайцев. Во-вторых, к нам там относятся примерно как к папуасам, меняющим золото на стеклянные бусы. Они знают, что в России можно за три копейки что-нибудь купить (точнее, украсть, - по-другому такую «покупку» не назовешь). Вспомните Дж. Сороса, который за «великолепный» грант объемом максимум в 1 тыс. дол. собрал гигантское количество идей в хорошо оформленном виде - и не печалится. Подобным образом Запад планирует действовать и дальше. О серьезных вещах с выходцами из России они не готовы разговаривать.
Третий момент - недоверие, основанное на многих причинах. Во многом этому способствовали наши соотечественники, которые очень сильно испортили российский имидж. Постоянно возникают скандалы «а-ля русская мафия», хотя там замешаны то грузины, то еще кто-то - но для Запада это все равно русские.
То же самое и с исследованиями в области фармакологии. Один из последних еще не утихших скандалов - с препаратом «Димебон», с которым в свое время работали кузбасские исследователи. Это очень старый препарат, который применялся против различных аллергических реакций. Но вдруг неожиданно у него обнаружилось еще одно свойство -лечение болезни Альцгеймера.
Был проведен эксперимент с приглашением международных наблюдателей, получены великолепные результаты. Дальше быстро была зарегистрирована компания в США, которую сначала перепродали за 750 млн дол., а в конечном итоге раскрутили ее стоимость до 4 млрд дол., привлечены крупные компании-бигфармы. Потом неожиданно выяснилось, что все проверки, проведенные в США, показали нулевые результаты. Вообще никакого эффекта.
А объяснение (которое пока нигде не фигурирует), на мой взгляд, лежит на поверхности. Любому врачу известно, что при болезни Альцгеймера есть периоды обострения и улучшения. И, соответственно, если давать человеку препарат незадолго до периода улучшения, он покажет очень высокую эффективность.
По всей видимости, так примерно и было сделано. Кто же будет дальше доверять тому, что делается в России?
Четвертое. Есть масса лабораторий, которые проводят различные испытания. Возьмем исследование токсичности. Эмбриональную токсичность проверяют на мышах. Но документы о результатах исследований некоторые лаборатории умудряются готовить в тот период времени, когда мышки еще и вырасти-то не успели. Очевидно, что документы - фальшивка, и все об этом знают.
Поэтому доверия к нам - ноль. Его надо зарабатывать. И что бы мы тут ни делали, каких великих из себя бы ни строили, отношение к нам остается пока как к папуасам, которые еще и обманывают. И это достаточно серьезный сдерживающий фактор. Я говорю конкретно про область фармакологии.
- Почему на российском рынке так много иностранных препаратов?
- Здесь немаловажный момент - высокая лоббистская активность крупных бигфарм. У них большие возможности на нашем рынке.
Есть, конечно, и объективные сложности: новому препарату необходимо пройти определенные процедуры, чтобы доказать свою безопасность. Проверки на токсичность проводятся вначале на мышах, крысах, кроликах и только потом на людях. Каждый шаг регламентирован очень жестко.
Проведение клинических испытаний - процедура сама по себе длительная и постоянно корректируется контролирующими органами. Процесс сильно растянут, и зачастую невозможно сказать, когда он закончится. И нельзя объяснять это чьими-то «кознями» - это вполне разумные требования, потому что необходимо убедиться в действенности и безопасности препарата.
С иностранными препаратами до последнего момента складывалась другая ситуация. Достаточно было просто продемонстрировать некий комплект документов и сказать, что препарат лечит, и все это без возражений принималось. Никаких особых проверок не делали. Проводились, конечно, некоторые проверки на различные виды токсичности, но я уже упоминал, как иногда они проходят. И в итоге препарат свободно продается в России.
3 ЭКО №2, 2011
К тому же людей, которых бигфармы «подкармливают» (подкупают де-факто) в медицинской среде, нелегко убедить обратить внимание на свое, отечественное. Человек не из медицинской среды не может ничего возразить по вполне понятным причинам: медицина для него - птичий язык, а люди, которые носят погоны медицинских чиновников, вроде как все сами знают. И где там правда - никто не найдет. Пробиваться на этот рынок гораздо труднее, чем может показаться на первый взгляд.
Очевидно, что вывести заграничный препарат на российский рынок оказывается проще. Для отечественного степень контроля гораздо выше. Далее необходимо сертифицировать производственные помещения - а это тоже целый процесс. И сама технология регистрации - в ней черт ногу сломит. Все надписи на коробочках согласованы, и даже лишнюю точку поставить ты не имеешь права.
Например, длительный период времени таблетки «Тром-бовазим» выпускаются дозировкой по 200 ед. активности, запечатанные в блистере, в невзрачной коробочке - так его делали изначально. Давно есть нормальные коробки, хорошая упаковка, возможность фасовать препарат в капсулы - все очень красиво, аккуратно и т.д. Тем более что исследования показали: препарат целесообразно принимать дозой в 800 ед., и вместо четырех таблеток можно проглотить одну капсулу, что значительно удобнее.
Но процесс получения разрешения на выпуск препарата в новом виде тянется достаточно долго, хотя препарат тот же самый. Предстоят проверки контролирующих органов, еще пару недель надо на подготовку разрешения, и в дальнейшем -еще несколько процедур. Надеюсь, что уже в первой половине 2011 г. мы сможем продавать «Тромбовазим» в нормальной упаковке. Вопрос здесь стоит не в том, что мы не хотим этого делать, а в том, что мы не можем делать по-другому. Вот такие забавные вещи.
- В силу таких бюрократических барьеров некоторым компаниям-производителям приходится останавливаться на стадии производства препаратов для животных...
- Так и есть. Кстати, в основе «Тромбовазима» лежала разработка препарата «Эмазимаза», который до сих пор
продается как ветеринарный. Сейчас, конечно, это совершенно разные препараты.
- Можно прийти к выводу, что сегодня реальные механизмы в фармакологической отрасли - от создания новых лекарств до вывода их на рынок - пробуксовывают?
- Они действительно пробуксовывают, и надо понимать, что это следствие болезни общества в целом. Невозможно сказать: мол, дайте денег, и наступит счастье - это утверждение бредовое. Необходимо устранить массу различных препятствий. Например, пресловутая коррупция - действительно сильнейший тормоз, - один из основных сдерживающих факторов в инновационном процессе.
Пока никто не желает что-либо менять - и так все хорошо, все отлажено. И основной смысл каких-либо манипуляций с денежными средствами - это, как правило, вовсе не решение той задачи, под которую они выданы. Всегда дополнительно возникает личный корыстный интерес. Иногда он, естественно, неочевиден. К примеру, никто нам не говорит: «Дайте взятку, и у вас будет все хорошо», но современные механизмы развития отрасли и пути их прохождения увязают в коррупционной составляющей. При этом не обязательно берут с производителя. В США, кстати, хорошо пропесочили те же бигфармы за то, что они доплачивают врачам и т.п. У нас это все делается втихую, но механизмы те же самые -и оплата врачей, и путешествия и т.д.
Например, в Интернете можно найти много интересного. Люди, которые у нас отвечают за определенные области медицины, выписывают поваров из Франции, и им привозят самолетом устрицы - довольно странно, согласитесь.
Но это только один пример, препятствий для инновационных процессов много. Поэтому заниматься инновациями можно только тогда, когда для этого есть все необходимые условия. А иначе это - просто деньги на ветер. Сколько бы средств ни выделяли на различные программы, на мой взгляд, они в гораздо большей степени подпитывают коррупционную составляющую, нежели стимулируют реальное развитие. Надо начинать с другого - с нормализации общества. Пока это не утрясется, все остальное бессмысленно.
- Но ведь можно же на местах в рамках отрасли инициировать «наверх» какие-то проекты. Получить максимально возможные преференции при существующем областном и федеральном законодательстве, поработать с имеющимися инструментами.
- Конечно, есть определенные способы, которые даже в существующих сложных условиях позволяют продвигаться вперед. Есть проекты, которые потихонечку реализуются - «не благодаря, а вопреки», например то же Сколково. Как бы эти проекты ни ругали, мы же понимаем, что к ним есть определенное внимание, а то, что там делается, получит продолжение, так как есть поддержка. Никто их не затопчет и не предаст анафеме.
К примеру, сейчас Томская особая экономическая зона достаточно активно стала развиваться, на нее тратится много средств и в принципе перед ними стоит задача - сформировать проекты. Хотя, я так понимаю, эту задачу они пока решить не могут, потому что проекты, по большому счету, брать неоткуда.
В Томской экономической зоне наша компания сейчас реализует один проект с серьезным партнером - Томским НИИ фармакологии.
В России всего два института, которые именно с точки зрения науки занимаются фармакологией. Один - в Москве, он разрабатывает препараты для лечения психических заболеваний, а всем остальным занимается Томский НИИ фармакологии. Надо отметить, что там работают очень интересные люди, у них есть большие достижения в области токсикологии, проверки препаратов, фармакинетики.
НИИ фармакологии является нашим партнером на этапе доводки конкретных препаратов, поскольку некоторые вещи не могут реализовать институты СО РАН - у них другие задачи. Допустим, с Институтом цитологии и генетики СО РАН мы можем какую-то часть работы сделать, но чистой медициной он не занимается. Благодаря их участию оформляется очень много патентов, выходит огромное количество статей.
Сейчас мы совместно с НИИ фармакологии работаем над созданием лаборатории, исследования которой принимались бы во всем мире. В России есть подобного типа лаборатории
(например, в Пущино), которые загружены зарубежными заказами. Стоит задача сделать нечто аналогичное и в Сибири.
- Лаборатория будет в Томске?
- Естественно. Во-первых, люди, которые будут непосредственно этим заниматься, находятся там. Во-вторых, на территории Томской особой экономической зоны созданы достаточно благоприятные условия, туда объективно выгодно идти.
Хотелось бы, чтобы такие условия были и у нас, в Новосибирске... Привлекательная идея - фармкластер, аналог особой экономической зоны, но с жесткой направленностью: в нем развиваются только биотехнологии, фармакология и т.д. Тогда процесс проще контролировать. Таких ограничений в Томской зоне нет.
- В последние годы предпринимались попытки организовать фармакологический кластер в Новосибирске. Одним из проектов здесь должен был стать «Фармгород». На какой стадии реализации он сейчас находится?
- Дорога ложка к обеду, а время обеда уже прошло. Поэтому сейчас говорить о «Фармгороде» можно исключительно теоретически.
Почему был предложен проект «Фармгород»? В то время удачно совпало несколько обстоятельств. Во-первых, аналогов еще нигде не было. Стояла задача сконцентрировать фармацевтические производства и разработки в одной точке. В принципе, у нас для этого есть все, что нужно, все можно было сделать.
Во-вторых, как раз тогда произошли определенные изменения в законодательстве, связанные с введением понятия «отечественный производитель», которому давались определенные преференции. Иностранные предприниматели сразу же начали открывать в России производства. Как раз тогда компания «Никомед» планировала построить завод в Новосибирске. И они очень активно этим занимались. Однако в конечном итоге создание фармкластера было перенесено в Ярославль, где губернатор лично занимался проектом. Там подготовили площадку, идет строительство.
Впоследствии выдвигалась масса идей образования фарм-кластеров в разных местах, но они уже, на мой взгляд, потеряли смысл - даже для нашей страны достаточно одного.
Так что логика была простая: сосредоточить предприятия одного типа на определенной территории для того, чтобы возникли более прозрачные и четкие кооперативные связи.
Смысл создания фармкластера объясню на примере собственного предприятия. Для него необходимо очень дорогое и высокопроизводительное оборудование, которое одна компания может реально использовать в лучшем случае на 10%. Если мы его купим, из-за высоких затрат значительно повысится себестоимость продукции. А если, к примеру, этим оборудованием могли бы пользоваться еще 10 компаний, то затраты уменьшились бы, повысилась конкурентоспособность.
Кроме того, у тех, кто работает с таким оборудованием, принципиально иной уровень квалификации. И либо сотрудник 10% времени своим делом занимается, а в остальное - чем-то другим (или вообще ничем), либо 100% - разница очевидна.
Логика была именно в этом: сосредоточить на одной территории предприятия единого профиля - фармакологические и биотехнологические, исследовательские институты, а также создать для них юридическую структуру. Ведь если мы сейчас обращаемся к юристам (для оформления патента и пр.), работа начинается практически с нуля, потому что они толком в этих вопросах не разбираются. А у единой юридической структуры, взаимодействующей с множеством предприятий, во-первых, бизнес был бы более-менее понятен и специализация себя оправдывала, а во-вторых, у сотрудников была бы более высокая квалификация.
Но идея была работоспособна только в тот момент, когда можно было обеспечить необходимую концентрацию; плюсом было и то, что «верхи» и «низы» достигли взаимопонимания. Надо было успевать. Сейчас таких кластеров, если я не ошибаюсь, насчитывается уже пять по России, и, на мой взгляд, идея потеряла смысл.
- А как же наукоград Кольцово, например, где сконцентрированы биотехнологии? Почему бы здесь не создать фармкластер?
- Во-первых, такого рода проекты, если мы говорим о фармкластере, частный бизнес в принципе потянуть не в состоянии. Вопрос даже не в деньгах, частный бизнес не альтруистичен по определению и ориентирован на получение прибыли. Поэтому в такие проекты должно вкладываться
государство. И получать доход - от деятельности предприятий, налоги, рабочие места и т.д.
В том же Кольцово есть площадки высокой степени готовности, которые могут быть каким-то образом использованы, но о кластере в том виде, как изначально планировалось в «Фармгороде», говорить бессмысленно.
- В принципе, неплохо было бы, чтобы свободная экономическая зона и режим благоприятствования для бизнеса, как в Томске, распространились на технопарк новосибирского Академгородка...
- Наверное. Технопарк - это, очевидно, необходимая деталь Академгородка: здесь всегда не хватало механизма коммерциализации научных разработок. Как он будет дальше функционировать - предсказать сейчас очень сложно, потому что у него очень много проблем. Они существовали изначально; какие-то были преодолены, какие-то остались. То, что сейчас фактически удалось сделать, - это собрать часть людей, занимающихся некими инновационными вещами, в одном месте.
Но технопарк должен стать механизмом для реализации практически любого удачного проекта, способом превратить идею либо в товар, либо в деньги. На мой взгляд, существует большой риск (надеюсь, такого не произойдет) превратиться в банальные офисные помещения для ряда компаний.
Но, с другой стороны, там работают здравомыслящие люди, и они прекрасно понимают, что необходимо развиваться в совершенно ином направлении. Я надеюсь, что это будет сделано. Преференции, о которых шла речь, наверное, могли бы здесь помочь. Но проекты такого рода необходимо изначально формировать и осуществлять с определенной логикой - только тогда они будут работать.
Технопарк, к сожалению, прошел очень сложный период, у него непростая судьба, но начало положено, и я надеюсь, что он будет развиваться.
В беседе принимала участие Н.А. КАЗАКОВА, член редсовета «ЭКО» Материал подготовила Ю.С. ВОРОНОВА
