CC BY
79
Ю.Н. Сытина
ФАНТАСТИЧЕСКОЕ У ЛЕРМОНТОВА Аннотация
В творчестве Лермонтова фантастическое представлено в разных жанрах. Зачастую оно основывается на фольклорных образах и бродячих сюжетах. Фантастическое придает изображаемым событиям метафизический и вселенский смысл, философское звучание. Наличие сверхъестественного никогда не поясняется автором. Недосказанность создает особую мистическую напряженность, ведет к символизации образов, порождает многоплановость их интерпретации.
Ключевые слова: М.Ю. Лермонтов, фантастическое, мистическое, сверхъестественное, фольклор, олицетворение.
Sytina U.N. Fantastic in the Lermontov's work
Summary. In the Lermontov's work fantastic is presented in different genres. Often it is based on folk stories and wandering plots. Fantastic gives depicted events metaphysical and universal sense, philosophical sound. The presence of the supernatural is never explained by the author. Innuendo creates a special mystical tension, leads to symbolize images, generats diversity of their interpretation.
Мистический колорит и фантастические мотивы характерны для русской литературы первой половины XIX в. Ими наполнены многие произведения В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, В.Ф. Одоевского и др. У М.Ю. Лермонтова фантастическое появляется в отдельных произведениях, мистическое же мироощущение пронизывает все его творчество. «Вещее зрение» [6, 76] и пророческий дар, присущие поэту, позволяют говорить о метафизических основах его художественного метода, связанных с
* Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, Проект № 12-34-10216 «М.Ю. Лермонтов. Энциклопедический словарь».
«постижением глубинных сверхчувственных причин явлений бытия» [5, 69].
В творчестве Лермонтова фантастическое представлено в разных жанрах. Зачастую оно основывается на фольклорных образах и бродячих сюжетах, однако по большей части почерпнутых поэтом не из первоисточников, а из литературной интерпретации народного творчества европейскими романтиками, В. А. Жуковским, А. С. Пушкиным и др. Лермонтов поздно непосредственно познакомился с русским фольклором, по собственному признанию поэта, в детстве он «не слыхал сказок народных» [VI, 387]1.
Центральными мотивами, выражение которых Лермонтов находит, прибегая к фантастическому, становятся любовь, мистика человеческих отношений и власть одной души над другой. В раннем стихотворении «Жена Севера» (1829) возникает образ прекрасной, таинственной, требующей поклонения девы, органически связанной с дикой природой «полуночной страны» [I, 58]. За встречу с «женой Севера» простой смертный платит неизбежной гибелью. В позднем стихотворении «Тамара» (1841) вновь появляется образ женщины, наделенной «всесильными чарами» и фантастической «непонятной властью» над сердцами случайных путников [II, 202]. Но северный пейзаж сменяется южным, и присущий раннему стихотворению аскетизм уступает место подчеркнутой чувственности. Однако тайна женщины, загадочность участи смертных, встретившихся у неё на пути, остаются неизменными.
Сила любви, клятвы в ней и неизбежная кара, настигающая клятвопреступника, становится темой стихотворения «Любовь мертвеца» и баллады «Гость». Любовь превыше смерти, для нее нет преград: «Пускай холодною землею // Засыпан я, // <.. .> Любви безумного томленья, // Жилец могил, // В стране покоя и забвенья // Я не забыл» [II, 180], - говорит возлюбленной мертвец. И угрожающе добавляет: «Ты мертвецу, святыней слова, // Обручена» [II, 181]. В балладе «Гость» девушку, легкомысленно презревшую клятву верности погибшему на войне возлюбленному, настигает страшное возмездие - мертвец является на свадьбу к изменнице и увлекает ее с собой под землю. Но и после смерти не найти упо-
1 Здесь и далее ссылки на произведения М.Ю. Лермонтова даны по изданию: Лермонтов М.Ю. Соч.: В 6 т. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954-1957. Римскими цифрами указаны номера томов, арабскими - страниц.
коения их душам, - когда живые спят, две призрачные тени бродят по пустым комнатам.
Иначе фантастический мотив возвращения мертвеца раскрывается в стихотворении «Воздушный корабль». Призраком вновь движет любовь - любовь к Родине. Это чувство оказывается не менее сильным и исполненным страсти, чем любовь к женщине. Каждый год в канун смерти Наполеона оно поднимает спящего вечным сном императора из могилы и на волшебном корабле мчит его к «Франции милой» [II, 152]. Вид родной земли наполняет сердце мертвеца трепетом, воспламеняет очи огнем. Но напрасно зовет он своих соратников и наследника-сына - ночь отвечает безжалостной тишиной. Конец стихотворения - апофеоз бессилия некогда могущественного императора. Наполеон сдается и, горестно махнув рукою, пускается в обратный путь, чтобы через год возвратиться во Францию опять. Тайна Наполеона, загадочность этой по-своему эпохальной личности глубоко волновали Лермонтова на протяжении всей жизни. В стихотворении «Воздушный корабль» мистика истории органически вплетается в фантастический фон повествования. Прибегая к фантастическому, Лермонтов подчеркивает, с одной стороны, страстность и мятежность души великого человека, с другой же - его бессилие.
Мотив возвращения мертвеца на землю появляется и в юношеском стихотворении Лермонтова «Смерть» («Ласкаемый цветущими мечтами...»). Здесь благодаря фантастическому создается напряженная атмосфера, помогающая поэту с особой силой передать муки неприкаянности и одиночества, размышления о смысле жизни, бренности бытия, несчастном людском жребии, заключающем неизбежные ошибки, самообманы, слепоту. В этом стихотворении фантастическое получает рациональное объяснение с помощью мотива сна - пробуждение спасает лирического героя от нестерпимого отчаяния и возведения хулы на Небо. Возвращение души умершего на землю оказывается кошмаром, что, однако, не умоляет остроты переданных эмоций и поставленных вопросов.
В творчестве Лермонтова сопричастной происходящим событиям и чувствам героев зачастую оказывается природа. Для поэта характерно натурфилософское ее восприятие как «откровения» [5, 115] и чуда. Иногда Лермонтов прибегает к олицетворению природы - для раскрытия сердечных переживаний и людских
трагедий («Дары Терека», «Тростник»), философских раздумий над историей («Спор», «Два великана»). В стихотворении «Спор» поднимаются вопросы противостояния природы и неизбежно наступающей на нее цивилизации, роли России в процессе мирового развития. Олицетворение могучего Казбека и Шат-горы предает «Спору» особый драматизм и остроту, вызывая сопереживание не абстрактным идеям, но «живым», пусть и фантастическим, существам.
Еще один характерный для творчества Лермонтова фантастический мотив - любовь между простым смертным и мистическим созданием («Русалка», «Морская царевна», поэмы «Демон», «Аз-раил»). Мотив этот берет истоки в народном творчестве и имеет богатую традицию литературной интерпретации. Лермонтов обращается к устойчивым бродячим сюжетам и фольклорным образам, но наполняет их своим содержанием. По замечанию В.Э. Вацуро, для поэта характерно не столько «освоение фольклора как определенной художественной системы», сколько «использование арсенала его образов и тем» [1] для передачи собственных духовных исканий, чувств, настроения.
Соприкосновение двух миров у Лермонтова «неизбежно катастрофично, чревато трагизмом взаимного непонимания и неузнавания» [4, 286], неравная любовь несет неминуемую, хотя и нежеланную смерть одному из возлюбленных. Русалка в одноименном стихотворении «полна непонятной тоской» оттого, что любимый ею витязь, «добыча ревнивой волны» [II, 67], спит на морском дне непробудным сном и не отвечает на ее ласки. В стихотворении «Морская царевна» уже человек невольно губит морскую царевну. Красавица, которую он торжествующе выносит из воды, оказывается «чудом морским с зелёным хвостом» [II, 211]. Однако, спасшись от губительных объятий русалки, витязь не чувствует радости - его пугает «непонятный упрек», звучащий в устах умирающей на суше царевны, - «Будет он помнить про царскую дочь!» [II, 211]. Фантастическое передает здесь ощущение обманчивости окружающей действительности, характерных для нее неожиданных метаморфоз. Поступки героев непреднамеренно и внезапно оборачиваются злом, несут другим невольную гибель, навсегда оставляя глубокий след в душах остающихся жить.
В фантастических поэмах Лермонтова «Демон», «Азраил», «Ангел смерти» нечеловеческое происхождение главных героев подчеркивает их одиночество, придает изображаемым событиям, помимо конкретного, метафизический и вселенский смысл, философское звучание.
Важное место в фантастическом наследии Лермонтова занимает образ демона. Этот образ связан с христианской культурой (Библия, апокрифы, житийная литература, святоотеческие труды), западноевропейской традицией (Дж. Мильтон, И.В. Гёте, Дж. Байрон, А. де Виньи, Т. Мур), русской литературой (прежде всего, А. С. Пушкин). У Лермонтова образ демона появляется в 1829 г. -в первых редакциях одноименных стихотворения и поэмы «Демон». Обращаться к этому герою Лермонтов будет на протяжении всего творческого пути. Причем наравне с трагической трактовкой образа у поэта есть и комическая - стихотворение «Пир Асмодея», где фантастическое предстает в форме сатирической аллегории.
Поэма «Демон» за годы ее написания претерпела немалые изменения, коснувшиеся и изображения фантастического. Из некой абстрактной экзотической страны действие переносится на Кавказ - в край, хорошо знакомый и самому поэту, и его читателям как место военных действий и лечения целебными водами. Кавказ предстает сказочной страной, овеянной тайной и легендами, но, в то же время, страной действительно существующей -фантастикой, воплощенной в мире реальном. В изображение величественной природы Кавказа органично вписывается мистический образ Демона. Он появляется в разных ипостасях. Лермонтов постепенно «развенчивает видимое величие зла, справляется с его обаянием» [5, 22]. Сумрачный «печальный <.. > дух изгнанья» [III, 183], стремясь к любви, превращается в «вечер ясный: // Ни день, ни ночь, - ни мрак, ни свет!..» [III, 195]. Но «старинной ненависти яд» оказывается сильнее желания «с Небом помириться» и «веровать добру» [III, 208]. В последней сцене «адский дух» появляется в своем истинном обличии: «Каким смотрел он злобным взглядом, // Как полон был смертельным ядом <. >, // И веяло могильным хладом // От неподвижного лица» [III, 215]. Благодаря фантастическому Лермонтов «подвергает анализу само персонифицированное Зло» [3, 93], изображает духовную реальность, силы, борющиеся в человеческой душе, посредством художественных образов. Демо-
ну в творчестве поэта противостоит Ангел - средоточие света, небесной гармонии, любви и всепрощения. Он появляется и в поэме «Демон», и в лирике поэта («Ангел» («По небу полуночи ангел летел.»), «Молитва» («Я, матерь божия, ныне с молитвою.»)).
На «кавказские» произведения Лермонтова («Демон», «Тамара», «Дары Терека», «Спор») большое влияние оказал фольклор народов Кавказа. Отразился он и в «турецкой сказке» «Ашик-Кериб» - литературно обработанном Лермонтовым сюжете, широко распространенном в Средней Азии, на Кавказе и в Закавказье. Язычество славян и русский фольклор в фантастическом ключе преломились в отрывке из юношеской поэмы Лермонтова «Олег» (1829), где появляется мифологический образ Стрибога.
Особую роль в фантастическом наследии Лермонтова играет повесть, условно называемая исследователями «Штосс» (1841). Она во многом порождена атмосферой, царящей в петербургском литературном кругу (Карамзины, В.Ф. Одоевский, В.А. Жуковский, Е.П. Ростопчина), в который Лермонтов вошел с осени 1838 г. Большое место здесь занимали религиозные споры, разговоры о мистике, науке, возможном рациональном объяснении сверхъестественного.
Действие «Штосса» начинается в светском салоне. Фантастические элементы вкрадываются в повествование постепенно, подспудно вырастая из самой гущи реальных событий. Мистический тон задает баллада Ф. Шуберта на слова И.В. Гёте «Лесной царь». Как только музыка умолкает - начинается действие. Лугин сам заявляет о своем сумасшествии Минской. Сбивчивые признания героя в зрительных и слуховых галлюцинациях, его странное поведение, мучительные предчувствия и их неожиданное ирреальное воплощение - и все это на фоне болезненного, оглушающего Петербурга - постепенно нагнетают атмосферу суггестивности, незримо нависшей над героем угрозы.
Одним из центральных в повести является мотив игры, понимаемой как поединок с самой Судьбой. Мистика карт и карточной игры часто появляется в литературе 1830-х годов - у А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, В.Ф. Одоевского. У Лермонтова игра в карты занимает важное место в «Маскараде», «Фаталисте», «Тамбовской казначейше». Ключевая роль принадлежит ей в «Штоссе». Лугин не находит в реальной жизни применения своей
энергии, за картами же он превращается в рыцаря, сражающегося с персонифицированными в образе старика темными силами. Ставка в такой игре - идеал, олицетворенная в воздушной красавице мечта художника о «фантастической любви» [VI, 361], которую он не может ни найти в реальной жизни, ни выразить в искусстве.
Открытый финал и резкий обрыв повествования дают возможность различного толкования фантастического. С одной стороны, оно объясняется болезнью главного героя, сошедшего с ума от осознания недостижимости идеала. С другой - «Штосс» предстает как собственно фантастическая повесть с «живым» приведением. Возможность рационального объяснения событий все время ставится Лермонтовым под сомнение. Он нарочито подчеркивает нездоровье Лугина, однако в самой этой болезни есть что-то фантастическое - желтыми герою кажутся только лица, слуховая галлюцинация оказывается сообщением действительно существующего адреса и т.д. Балансировать на грани фантастического и реального, все время ставя под сомнение то одно, то другое, Лермонтову во многом позволяет ирония. В повествование вкрадывается тонкая пародия на типичные приемы «страшных» историй (неведомый голос, таинственный портрет, поединок с приведением и др.). Однако та же ирония, лишая повествование романтической экзальтации, углубляет серьезность и трагизм переживаний Луги-на, делает рационально-материалистическое объяснение сверхъестественного неприемлемым.
Традиция готических романов, проявившаяся в «Штоссе», нашла отражение и в раннем прозаическом опыте Лермонтова «Вадим». По замечанию Эйхенбаума, «рембрандтовское освещение», построенное на ярких контрастах света и тьмы, сообщает «Вадиму» «характер мрачной фантастики», «роднящий роман Лермонтова с романом ужасов (в том числе и с Гюго)» [7, 132]. Другое произведение Лермонтова, тесно связанное со «Штоссом», -повесть «Фаталист». Здесь также появляются темы вызова Судьбе, карточной игры, таинственных предчувствий, рокового совпадения событий. Неоднозначность толкованию происходящего вновь придает ирония, с одной стороны, лишая патетики философско-мистические размышления героя, с другой же, ставя под сомнение доводы здравого смысла.
Лермонтов был убежден в «неисчерпаемости внутреннего мира, невозможности постигнуть его при помощи рассудка» [4, 280]. Произведения поэта наполняют мистическое мироощущение, религиозно-философская рефлексия. Когда речь заходит о тайнах мироздания и человеческой души, связи мира земного и потустороннего, о высшей, духовной реальности, в произведениях Лермонтова нередко появляется фантастическое. Оно органически вплетается в ткань повествования, носит визионерский характер, его наличие никогда не поясняется автором. Зачастую без объяснения остаются и причины изображаемых событий. Умолчание и недосказанность создают особую мистическую напряженность, ведут к символизации образов, порождают многоплановость их интерпретации.
1. ВацуроВ.Э. М.Ю. Лермонтов <и фольклор> // Вацуро В.Э. О Лермонтове: Работы разных лет. [Электронный ресурс]. URL: http://www.flibusta.net/ (дата обращения: 29.12.2013).
2. Вацуро В.Э. Последняя повесть Лермонтова // Вацуро В.Э. О Лермонтове: Работы разных лет. [Электронный ресурс]. URL: URL: http://www.flibusta.net/ (дата обращения: 29.12.2013).
3. Касаткина (Аношкина) В.Н. «Демон» - поэма М.Ю. Лермонтова // Христианские истоки русской литературы. Сборник научных трудов. - М.: Изд-во МПУ «Народный учитель», 2001. - С. 98-111.
4. Кедров К.А., Щемелева Л.М. «Морская царевна» // Лермонтовская энциклопедия. - М.: Сов. энцикл., 1981. - С. 285-286.
5. Киселёва И.А. Творчество М.Ю. Лермонтова как религиозно-философская система: Монография. - М.: МГОУ, 2011. - 314 с.
6. Мочульский К.В. Лермонтов (Из книги «Русские великие писатели XIX века») // Фаталист. Зарубежная Россия и Лермонтов. - М.: Русскш мiръ, 1999. - 288 с.
7. ЭйхенбаумБ.М. Лермонтов: Опыт историко-литературной оценки. - Л.: Гос. изд-во, 1924. - 168 с.
