CC BY
0Литературный факт. 2024. № 2 (32)
Literaturnyi fakt [Literary Fact], no. 2 (32), 2024
Научная статья
с публикацией архивных материалов
УДК 821.161.1(081)
https://doi.org/10.22455/2541-8297-2024-32-136-160 https://elibrary.ru/ATKWED
This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0)
Фальсификаты рукописей Исаака Бабеля и их распознавание
© 2024, П.А. Дружинин Институт русского языка им. В.В. Виноградова Российской академии наук,
Москва, Россия
Аннотация: В статье, посвященной рукописному наследию Исаака Бабеля, исследуются письма, инскрипты, рисунки писателя, введенные в научный оборот в последнее десятилетие. На основании анализа этих находок делается вывод о том, что все эти «автографы Исаака Бабеля» представляют собой мистификации различной степени убедительности. Тем самым подтверждается действенность филологических методов для распознавания фальсификатов рукописей классиков литературы. В частности, исследована дарительная надпись Исаака Бабеля Соломону Михоэлсу, написанная частично на идише: в результате установлено, что текст надписи свидетельствует о слабом владении идишем писавшего, что в свою очередь опровергает возможность подлинности такого инскрипта в целом. Рассмотренные в статье вопросы коррелируют с общей проблематикой современной научной текстологии.
Ключевые слова: Исаак Бабель, Соломон Михоэлс, идиш, иудаика, язык писателя, текстология, рукописи, автографы, мистификации, фальсификаты
Информация об авторе: Петр Александрович Дружинин — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник, Институт русского языка им. В.В. Виноградова Российской академии наук, ул. Волхонка, д. 18/2, 119019 г. Москва, Россия.
ORCID ID: https://orcid.org/0000-0003-3097-3375 E-mail: petr@druzhinin.ru
Для цитирования: Дружинин П.А. Фальсификаты рукописей Исаака Бабеля и их распознавание // Литературный факт. 2024. № 2 (32). С. 136-160. https://doi.org/10.22455/2541-8297-2024-32-136-160
Введение
В последнее десятилетие в открытую продажу поступает значительное число рукописей классиков литературы. Исследователь, фиксирующий эти памятники письменности, оказывается ограничен преимущественно печатными или электронными каталогами распродаж, поскольку рукописи эти происходят из частных собраний, а затем, единожды мелькнув, вновь оседают в частных руках. То есть в большинстве случаев исследователь не имеет возможности обратиться к подлинникам, что таит ряд серьезных опасностей при некритическом отношении к вновь обретаемым рукописям. В значительной части случаев помощь исследователю оказывают воспроизведения, по которым оказывается возможным сделать определенные текстологические наблюдения.
Первоочередная задача, которая должна стоять перед исследователями, — рассмотрение вновь выявляемых рукописей на предмет подлинности, поскольку год от года возрастает число мистификаций, а их распознавание на раннем этапе позволяет воспрепятствовать проникновению мистифицированных текстов в корпусы наследия писателей. Безусловно, для суждений о вопросах подлинности рукописей писателей необходимы определенные навыки, в том числе опыт работы с рукописными источниками, знание специфических особенностей наследия конкретного автора, осведомленность о фальсификатах и тенденциях в этой специфической области. Подчас для аргументированного разоблачения мистификации от исследователя требуется не поверхностное знакомство, но значительное погружение в рукописное наследие писателя, в его биографию. Ведь и «мистификаторы, так же как исследователи, стремятся определить черты писателя, а затем применяют свои наблюдения» [17, с. 139].
Каждый текстолог должен осознавать, что сегодняшний мистификатор — это не герой истории науки наподобие автора окончания пушкинской «Русалки», а современник, обладающий значительным арсеналом средств для фальсификации рукописей. Поэтому к специалистам, которые берутся за решение вопросов подлинности письменных источников, предъявляются и высокие профессиональные требования. Ведь каждый частный вывод об отдельной рукописи оказывает воздействие на текстологию конкретного автора, а также способен влиять и на науку о литературе в целом. Напомним слова С.А. Рейсера, «что произведение, даже на основании самой легкомысленной атрибуции, легче ввести в корпус работ того или иного писателя, чем на основании самого серьезного анализа его из него вывести» [16, с. 102].
В настоящей статье мы рассмотрим ряд рукописей, связанных с именем Исаака Эммануиловича Бабеля (1894-1940). Отбирая экспонаты для статьи, мы имели возможность изучить и немало подлинных (не вызвавших у нас сомнений) рукописей И. Бабеля, однако были одновременно удивлены и массивами фальсификата: наследие этого писателя, как оказалось, привлекает значительное внимание мистификаторов, как будто в ответ на свойства характера самого И. Бабеля. Как вспоминал Лев Никулин, Бабель «любил забавные мистификации. Занимался мистификациями в шутку и всерьез...» [3, с. 132].
Для распознавания фальсификатов рукописей могут использоваться различные методы; мы же постараемся рассмотреть некоторые из вновь выявленных рукописей Бабеля исключительно с точки зрения науки о литературе, изредка с привлечением некоторых других дисциплин в зависимости от специфики конкретного автографа. Предваряя наше рассмотрение, скажем, что большинство из рассматриваемых нами рукописей ранее были признаны экспертами и исследователями подлинниками, так что мы рассмотрим их достаточно подробно, представив ряд аргументов, убедительность которых предлагаем оценить читателям.
1
Во-первых, рассмотрим почтовую открытку, отправленную И. Бабелем 21 сентября 1935 года Л.Г. Багрицкой (1895-1969), вдове друга и соотича-одессита Эдуарда Багрицкого (1895-1934).
«<Куда> г. Москва Камергерский пер. д. 2 кв. 3а <Кому> Багрицкой Лидии Густавовне
<Адрес отправителя> г. Одесса Главпочтамт до востребования И Бабель /
Одесса, 21 сентября 35 г.
Снова хожу с глубоким волнен<и>ем по одесским улицам и греюсь у моря. Лето стоит во всем блеске. По два раза в день ем скумбрию во всех видах. Первые дни проживал в Лондонской, много часов провели с Олешей на лавочке, на бульваре...
Не собираетесь ли Вы на родине? Она бедновата, но прекрасна по-прежнему.
От всего сердца кланяйтесь Севе, Ольге Густавовне и Нарбутам.
Ваш И. Бабель»
Имитация письма Исаака Бабеля Лидии Багрицкой, 2020-е. (Лицевая и оборотная стороны).
ForgedIsaaс Babel's letter to Lydia Bagritskaya, 2020s.
Подлинное письмо Исаака Бабеля Лидии Багрицкой, 21 сентября 1935. (Лицевая и оборотная стороны). РГАЛИ. Ф. 1399. Оп. 2. Ед. хр. 111. Л. 2.
The original Isaac Babel's letter to Lydia Bagritskaya. September 21, 1935. Russian State Archive of Literature and Art, coll. 1399, inv. 2, item 111, p. 2
Когда это послание было выставлено на публичные торги, то в подтверждение подлинности указывалось: «Письмо опубликовано в книге: Бабель И. Собрание сочинений. В 4 т. М., Время. 2006 г.», что соответствует истине.
Тем не менее, обилие вопросов, которое с самого первого взгляда возникает к этой рукописи, побудило нас рассмотреть ее внимательно. Оговоримся сразу, что мелкие орфографические несообразности, которые отмечаются при сличении оригинального текста с публикацией, не могут служить серьезным доводом для опровержения подлинности (поскольку и публикация могла осуществляться по неверному списку, и транскрипция оригинала могла иметь ошибки). Мы же остановимся на тех вопросах к рукописи, которые для текстолога являются более принципиальными.
Первый.
В тексте письма мы видим дату «Одесса, 21 сентября 35 г.» На первый взгляд она ничем не примечательна, тем более, что писатель действительно в тот день находился в Одессе, а письмо впоследствии с этой датировкой попало в собрание сочинений.
Суть же нашего наблюдения в том, что у некоторых писателей существовала устойчивая форма написания дат. Скажем, по воспоминаниям Ариадны Эфрон, такая форма была у Марины Цветаевой: «Датировка писем и прозы верная и точная. Она всегда очень точно писала дату, причем месяц писала буквами, а не цифрами» [12, с. 223].
У Исаака Бабеля же наблюдается обратный принцип: писатель всегда при указании месяца использует цифирь (чаще римскую, реже — арабскую), то есть никогда не записывает месяц буквами. Это совершенно устойчивый для Бабеля признак, и 371 письмо его опубликованного эпистолярия — тому подтверждение [2].
Вспоминая расхожую фразу «исключение лишь подтверждает правило», или, цитируя уже Цицерона про «оговорку, в которой можно было бы усмотреть исключение для чего-то нерушимого» (Cicero. Pro Balbo, XIV 33), скажем здесь и об одном-единственном исключении в эпистолярии Бабеля. Речь идет о письме писателя маленькой девочке Тане Невревой, дочери возлюбленной писателя, его «несостоявшейся жены» Т.В. Ивановой (урожд. Кашириной; 1900-1995) от брака с Н.В. Невревым, в котором писатель указывает дату «12 декабря 1928» [2, с. 256].
Второй.
Привлекает внимание адрес получателя, написанный на лицевой стороне открытки: г. Москва, Камергерский переулок. Это наблюдение уже не столько текстологическое, сколько историко-то-пографическое: переулок между Тверской и Большой Дмитровкой сегодня жителям города Москвы известен как Камергерский, однако он не всегда носил свое историческое название: в октябре 1923 года по случаю 25-летия Московского художественного театра он решением Моссовета был переименован в «Проезд Художественного театра», а в «дом писательского кооператива № 2», построенный на рубеже 1920-1930-х годов, Эдуард Багрицкий с семьей заселился в 1931 году [9, с. 350], когда о прежнем названии переулка уже и не вспоминали: гремевшее имя МХАТа затмило былую топонимику. Сам И. Бабель также не застал никакого Камергерского переулка — он впервые побывал в Москве в октябре 1924 года [2, с. 9-10]. То есть в нашем случае эта ошибка в адресе — ничуть не анахронизм И. Бабеля, а свидетельство неблагополучия представленной рукописи.
Подобные наблюдения побуждают, естественно, обратиться к собранию сочинений, чтобы разрешить накопившиеся вопросы. В издании 2006 года [2, с. 338, № 346] текст письма имеет некоторые разночтения относительно рукописи:
«Одесса, 21/1Х-35
Милая Лидия Густавовна.
Снова хожу с глубоким волнением по одесским улицам и греюсь у моря. Лето стоит во всем блеске. По два раза в день ем скумбрию во всех видах. Первые дни прожил в Лондонской, много часов провели с Олешей на лавочке, на бульваре... Не соберетесь <!> ли Вы на родину? Она бедновата, но прекрасна по-прежнему.
От всего сердца кланяйтесь Севе, Ольге Густавовне и Нарбу-там. Мой адрес — Главный почтамт, до востребования.
Ваш И. Бабель»
Из разночтений отметим различные написания ряда слов (в т.ч. проживал в Лондонской / прожил в Лондонской; не собираетесь ли Вы / не соберетесь ли Вы). В целом нередки случаи, когда текст из частного собрания публикуется либо по неисправной копии, либо же копируется с ошибками. При этом мы видим иное написание даты (21 сентября 35 г / 21/1Х-35), что уже не столь безобидно на фоне изложенных выше наблюдений над характерными чертами
эпистолярия И. Бабеля. Однако собрание сочинений не указывает нам местонахождения подлинника.
Обратившись к более ранней публикации этого письма — двухтомнику И. Бабеля, мы видим небольшие разночтения относительно последнего собрания сочинений (например, «не собираетесь ли»). Местонахождение оригинала не указывается, зато имеется помета «Печатается впервые» [1, с. 347, № 186; с. 461].
Трудно не заметить, что принципы публикации эпистолярия как в сочинениях (1990), так и в собрании сочинений (2006) далеки от академических. Очевидна и неполнота, вплоть до того, что упущены даже письма из государственных хранилищ. Скажем, в Музее МХАТа (инв. МФ-81) сохраняется подлинное письмо Ф.Н. Михаль-скому (1896-1968), главному администратору Художественного театра, достаточно интересное и вполне достойное публикации:
Дорогой Федор Николаевич.
Голос мой в телефон должно быть анафемски Вам надоел, поэтому я меняю тактику и стратегию и посылаю домочадца (вернее, домочадицу). Прибавьте к безчисленным благодеяниям еще одно и помогите ей купить на сегодня [два билета] один билет.
Преданный Вам и благодарный
И Бабель
5. XI. 34.
Вернемся к обсуждаемому письму. К счастью, указание «Печатается впервые» (1990) оказалось неточным: одновременно с подготовкой двухтомника С.Н. Поварцов (1944-2015), историк литературы из Омска, защитивший одну из первых диссертаций о творчестве Бабеля (1970), подготовил и краткую публикацию шести писем, которая опередила том сочинений. Именно здесь указывается местонахождение письма И. Бабеля от 21 сентября 1935 года — ЦГАЛИ. Ф. 1399, оп. 2, ед. хр. 111 [15, с. 271]. (Нельзя умолчать о том, что публикатор «раскрыл» даты, указав месяц каждого письма буквами.)
Таким образом, и этих наблюдений достаточно для вывода: перед нами не подлинник, а мистификация. Сделана она достаточно простым и распространенным способом: за основу берется фрагмент подлинного текста писателя, который с небольшими изменениями воспроизводится заново, тем самым как будто представляя собой подлинник.
Третий.
Нельзя не сказать о том, что мистификаторы позаботились, чтобы их произведение было неопровержимо и как будто бы имело подтверждение еще с одной стороны, весьма далекой от литературоведения. Для того чтобы пояснить замысел мистификаторов, предлагаем рассмотреть это письмо не как источник текста, а как предмет филокартии, поскольку текст написан на почтовой карточке. Причем перед нами действительно подлинная маркированная почтовая карточка стандартного выпуска 1935 г. для иногородней корреспонденции1. То есть она соответствует эпохе и своему функционалу.
Однако у фальсификатов, которые маскируются почтовыми отправлениями, имеется своя ахиллесова пята — это наложенные на них календарные почтовые штемпели. Фальсификация календарных почтовых штемпелей в действительности крайне затруднительна; то есть она формально как будто бы проста, однако почти всегда распознается визуально, поскольку неодинаков материал, из которого изготовлена матрица этого штемпеля. Если вкратце, то почтовые календарные штемпели интересующего нас времени (и вообще ХХ в.) были металлическими, а гашение корреспонденции производилось с усилием (либо штемпелевальной машиной, либо вручную штемпелем на удлиненной ручке — т.н. молотковым штемпелем), оставляя характерный вдавленный след. Фальсификаты же новейшего времени изготовлены из полимера и по характеру оттиска напоминают обычную круглую канцелярскую печать, оттиснутую черной краской. Глаз историка или филолога, имеющего опыт архивной работы и чтения эпистолярия ХХ в., достаточно легко сможет отличить фальсификата от оригинального календарного штемпеля.
Мы видим здесь исходящий и входящий штемпели, которые наложены на адресной стороне почтовой карточки (это соответствует правилам гашения маркированных карточек), но даже визуально очевидно, что штемпели эти — фальсификаты. И хотя исходящий штемпель не имеет никакой топографии, но входящий, с указанием «Москва», имеет иные число и месяц, нежели дата письма, однако эти подробности кажутся излишними, поскольку, повторимся, фальсификация штемпелей визуально очевидна.
1 См.: Маркированные почтовые карточки СССР: Каталог / сост. Г.М. Листов. М.: Радио и связь, 1982. С. 20, № 1-113.
Уточнение места хранения оригинального письма позволило нам сверить фальсификат с подлинником РГАЛИ. Как мы и предполагали, дата в оригинале указана в свойственной писателю манере «Одесса 21. IX. 35.», адрес: «Москва. Проезд Художествен<ного> театра, 2.».
Нельзя умолчать о том, что изучение подлинника лишь подтвердило выше высказанные мысли о том, что эпистолярий И. Бабеля опубликован крайне неакадемично. Суть не столько в неточностях транскрипции во всех публикациях этого послания, а в том, что лишь при обращении к подлиннику мы обнаруживаем, что это в действительности не письмо, а почтовая открытка. Но не обычная, а фотографическая: на лицевой стороне изображение «Одесса. Маяк». Это тот самый Воронцовский маяк, еще чугунный, подорванный советскими войсками в 1941 г., который мы встречаем и в стихах Э. Багрицкого и в произведениях очень многих писателей-одесситов; именно эту фотографию родного города отправил Бабель в Москву. И мы не можем не привести строки того, с кем Бабель провел, судя по этому письму, «много часов» — Юрия Олеши:
Шенгели говорил мне как-то, что он хотел бы жить на маяке. Ну что ж, это неплохая фантазия! А что там, на маяке? Какой формы там жилище? Что это — комната, несколько комнат, маленькая казарма? Ничего нельзя себе представить! Я не был на маяке, я только видел, как он горит. Мало сказать видел — вся молодость прошла под вращение этого гигантского то рубина, то изумруда. Он зажигался вдали — сравнительно не так уж далеко, километрах в двух, что при чистоте морского простора — ничто! Зажигался в темноте морской южной ночи, как бы появляясь из-за угла, как бы взглядывая именно на вас. Боже мой, сколько красок можно подыскать здесь, описывая такое чудо, как маяк, — такую древнюю штуку, такого давнего гостя поэзии, истории, философии... [13, с. 122-123].
2.
Вторая рукопись И. Бабеля, которая привлекла наше внимание, — дарительная надпись писателя на сборнике «И.Э. Бабель: Статьи и материалы» (1928), изданном в серии «Мастера современной литературы»; в книгу вошла автобиография писателя и статьи о нем Н.Л. Степанова, П.И. Новицкого и Г.А. Гуковского.
На чистом листе в начале книги имеется автограф героя:
«Тамаре обо мне
И. Бабель
М<осква>. 30/Ш. 29».
Нельзя не отметить, что при данном экземпляре имелось официальное заключение на бланке Российской государственной библиотеки (подписано — кандидатом исторических наук Ю.С. Белянкиным),
в котором мы читаем, во-первых, что «Рассматриваемый автограф И. Бабеля не вызывает сомнений и со всей очевидностью принадлежит руке писателя, соблюдены все характерные черты начерка <!> Исаака Бабеля, прослеживаемые в его автографах и подписях. Рассмотренный экземпляр представляет значительный интерес для музеев и библиотек, а также имеет несомненное коллекционное значение в связи с его мемори-альностью и автографичностью». Во-вторых, «Можно предполагать, что автограф адресован второй жене Исаака Бабеля — актрисе театра Мейерхольда Тамаре Кашириной (Ивановой; 1900-1995), известной также как супруга писателя Всеволода Иванова».
Нехарактерность почерка была одной из причин нашего внимания к этой рукописи; мы же рассмотрим этот инскрипт с точки зрения науки о литературе.
Итак, книга вышла в свет в Ленинграде между 7 и 13 мая 1928 г. [14, с. 622], когда И. Бабель был в Париже. Писатель получил экземпляр, по-видимому, еще до поступления книги в продажу: уже 21 мая в письме к матери он сообщает: «В России вышел сборник статей обо мне. Читать его очень смешно, — ничего нельзя понять, писали очень ученые дураки. Я читаю все, как будто писано о покойнике — так далеко то, что я делаю теперь, от того, что я делал раньше. Книжка украшена портретом работы Альтмана, тоже очень смешно, я вроде веселого мопса. Сборник пошлю вам завтра. Пожалуйста, сохраните его, надо все-таки собирать коллекцию» [2, с. 218-219].
1 октября 1928 г. Бабель выехал из Парижа, через пять дней был в Берлине, где провел несколько дней и 9 числа выехал в Варшаву, оттуда, проехав через Шепетовку, и прибыл в Киев, где пробыл несколько месяцев, до весны 1929 г.; 16 марта он
выехал в Ростов-на-Дону, где пробыл до ноября 1929 г., выезжая в Кисловодск, в Центрально-Черноземную область (на знаменитый конезавод в с. Хреновое), в Липецк, три недели на Украину... И только 19 ноября он собрался навестить столицу: «Через несколько дней поеду "инкогнито" в Москву. Так как я и там хочу продолжать работать с прежней невозмутимостью, то прошу о моем приезде никому не говорить» [2, с. 277]; 24 ноября он выехал из Ростова в столицу [14, с. 624].
Биографы Бабеля трактуют отсутствие писателя в Москве разнообразно; скажем, что писатель не приезжал в столицу вследствие политической ситуации — «Со стороны Бабеля было умно, что в те месяцы он держался подальше от центра событий. Разъезжал повсюду, в основном по югу России. Там он получил известие, что жена Женя 17 июля 1929 г. родила дочь <...> В Москву Бабель вернулся лишь в декабре» [10, с. 114].
К причинам задержки мы еще вернемся, но, в любом случае, 30 марта 1929 г. (дата на дарительной надписи) И. Бабель никак не мог находиться в Москве, что однозначно опровергает статус этого инскрипта как подлинника.
Не менее важно обратиться к адресату дарительной лаконичной надписи — Тамаре. Не без оснований Ю.С. Белянкин предполагает, что «автограф адресован второй жене Исаака Бабеля» Т.В. Кашири-ной (Ивановой), никого другого в таком контексте мы действительно не видим. Однако насколько вообще вероятно существование такого автографа, даже если отвлечься от только что опровергнутого нами топографического указания, несопоставимого с реальной биографией?
Отношения Бабеля с Т.В. Кашириной начались в 1925 г., когда у обоих были собственные семьи. К лету 1926 г. первая жена И. Бабеля уехала за границу, а 13 июля родился сын Т.В. Кашириной и И. Бабеля — Эммануил (Михаил), Тамара Каширина переехала в комнату Бабеля в Чистом переулке. Как она писала позднее, «Новый, 1927-й год я встречала в Москве и вместе с Исааком Эмма-нуиловичем. Я хотела верить, что новый год принесет мне наконец счастье. В общем-то, так и случилось, потому что в конце этого года началась моя жизнь со Всеволодом <Ивановым> — наша с ним любовь. Но до этого (октября 1927 года) я еще хлебнула горя полной мерой» [8, № 2, с. 205].
С отъездом Бабеля за границу и последовавшей ссорой в жизни Т.В. Кашириной возникла фигура Вс. Иванова, который прие-
хал из Парижа с поручением Бабеля примирить его с супругой. «В ноябре <1927> я уже сообщила Исааку Эммануиловичу, что Всеволод полюбил меня и я его ответно полюбила» [8, № 3, с. 172]. Вс. Иванов, на тот момент женатый прежним браком, оказался крайним ревнивцем: «Так, например, я не могла посещать репетиций "Заката", ибо Всеволод посчитал бы это предательством с моей стороны» [8, № 3, с. 175]. «По мере развития наших с ним взаимоотношений Всеволод все больше и больше ревновал меня к Бабелю. Ревновал не только к моему прошлому, но и к настоящему, подозревая, что я все еще люблю Бабеля. А Бабель, игнорируя мои признания (возможно, считая их "игрой"), продолжал писать мне так, как будто я еще неразрывно с ним связана» [8, № 3, с. 175]. Никак не прерывающаяся переписка Т.В. Кашириной с Бабелем держала Вс. Иванова «в состоянии, близком к взрыву» [8, № 3, с. 179].
Сам Бабель, живя в Париже, сошелся со своей первой женой; а вернувшись в СССР в октябре 1928 г., в Москву отнюдь не спешил. Он отказался даже приехать на суд по своей жилплощади, в которой жила Т.В. Каширина: «Меня этот отказ после всех заверений в дружбе и желании быть полезным так возмутил, что я написала ему очень резко, наотрез отказываясь от дальнейшей переписки и каких-либо взаимоотношений с ним» [8, № 3, с 183]. В декабре 1928-го произошел окончательный разрыв:
Под горячую руку я еще раз написала, что прошу оставить меня в покое и не писать мне больше никогда. <...> На этом наша переписка кончилась и Исаака Эммануиловича я больше уже никогда не видела.
За исключением одного случая в Париже (в 1932 г.), когда он появился (вероятно, пришел к кому-то в гости) в том отеле, где мы жили тогда со Всеволодом. Мы спускались по лестнице, весело разговаривая. Вдруг Всеволод замолчал и как-то весь сразу почернел. Я посмотрела в направлении его взгляда и увидела в вестибюле Исаака Эммануиловича. Мы прошли мимо него не поздоровавшись. Я предложила Всеволоду переехать в другой отель. Он радостно согласился. И мы немедленно переехали.
В Москве, в нашем кругу, всем было известно, что Всеволод не переносит не только вида Бабеля, но даже упоминания его имени, поэтому Бабеля от нас прятали. Так поступали, например, в Горках, у Горького, если Бабель там оказывался к моменту нашего приезда. Да и сам Бабель прятался от нас... [8, № 3, с. 185]
То есть именно в перемене личных обстоятельств мы видим наиболее серьезную причину, по которой Бабель уже с середины 1928 г. не планировал появляться в Москве. 30 августа 1928 г. И. Бабель пишет Л.В. Никулину: «В Россию я поеду в октябре. Где буду жить — не знаю, выберу место поглуше и подешевле. Знаю только, что в Москве жить не буду. Мне там (в Москве) совершенно делать нечего...» [2, с. 236].
Оставшись у разбитого корыта, Бабель уже сам избегал возвращенья в Москву. И стоит отринуть предположения, будто виной тому «политика», ничуть: «В некоторых своих делах, а также и в чувствах, таких, как, например, ревность, Исаак Эммануилович был крайне скрытен» [8, № 2, с. 198].
Возвращаясь в свете изложенного к нашей дарительной надписи, можно лишь сказать, что даже если бы И. Бабель и был в Москве 30 марта 1929 г., то маловероятно, чтобы он преподнес эту книгу Т.В. Кашириной (к тому времени Ивановой).
Еще одна группа рукописей И.Э. Бабеля, к которой мы обратимся, связана с художником К.П. Ротовым (1902-1959). Это две записки писателя к художнику, дарительная надпись на «Конармии» и, наконец, набросок портрета писателя, исполненный прославленным карикатуристом.
Дарительная надпись на авантитуле книги «Конармия» (1928):
«Дорогому Косте всегда преданный
3.
Первое.
И Бабель М<осква>. 3/.IV28»
Второе.
Записка, написанная чернилами на листке бумаги:
«Костя, окажи любезность, пришли мне ту новую картину,
о которой все так говорят
вот уже целый месяц. Там про Одес<с>у, а это, знаешь сам — вечно-живая память. Не забудь!
И. Бабель М<осква>. 11/Ш 29.»
Относительно «новой картины» мы читаем пояснение в описании, что это «иллюстрация к новому изданию "Одесских рассказов", которое не было напечатано»2.
Третье.
Записка И. Бабеля, аналогичная предыдущей, чернилами на сложенном вдвое небольшом листочке, причем здесь сохранился рисунок, который представляет собой шарж на писателя. Приведем полностью текст:
«Константину Ротову лично!
от
И. Бабеля М<осква>. 10 /III30 г.
Ты знаешь, какой портрет мне нужен. Посмотри, далеко-ли он у тебя лежит?
2 Fine Literary Manuscripts / Bonhams, auction catalogue, sale date: 9 March 2017. New York, 2017. P. 5, No 2.
Срочно передай его с Катей и пока никому про <?> не рассказывай пока я тебя не уполномочу
За это тебе —
поклон земной ».
В аннотации к рукописи указывается, что «по-видимому, речь о портрете Евгении Соломоновны Хаютиной, жены Николая Ежова, которую с Бабелем связывали романтические
отношения»3.
Этот комплекс рукописей открывает дружеские и творческие связи Бабеля с одним из прославленных художников эпохи. Шаржи К. Ротова печатались в газетах и журналах, а общеизвестная дружба художника с одесситами И. Ильфом и Е. Петровым воплотилась в иллюстрациях к новеллам «1001 день, или Новая Шехерезада», и ничего нет удивительного, что именно К. Ротову было доверено создание иллюстраций к «Золотому теленку». Учитывая московское знакомство одесситов, прославленный «Гудок» и прочие символы эпохи, нет сомнения, что И. Бабель был знаком с К. Ротовым. Более того, сразу приходит на память хрестоматийный шарж на писателя, которого мы коснемся ниже.
Однако приведенная переписка рисует нам отношения И. Бабеля с художником совершенно иначе, чем можно было бы подумать: это не просто знакомство, а тесная дружба, причем семьями, ведь упоминаемая Катя — супруга художника Екатерина Борисовна (1906-1972). Ротов даже оказывается более чем в курсе интимной жизни писателя и его связи с Е.С. Фейгенберг (Хаютина, Гладун, Ежова; 1904-1938). Но подобная осведомленность нас скорее настораживает: вряд ли похождения писателя были достоянием широкого круга, а Е.С. Фейгенберг летом 1929 г. познакомилась с Н.И. Ежовым (в 1931 они станут супругами). Кроме того, Бабель все-таки стоял в стороне от основной когорты московских сатириков-одесситов,
3 Fine Books and Manuscripts / Bonhams, auction catalogue, sale date: 12 June 2018. New York, 2018. P. 90, No 188.
будучи к началу 1930-х уже классиком советской литературы (одна дискуссия о «Конармии», хотя бы и не столь лестная для писателя, поставила его в совершенно исключительное положение).
Ранее было известно лишь об одном дружеском шарже К. Ротова на писателя (1933), оригинал которого хранится в Литературном музее (инв. ГС-3454). Но доказывает ли он наличие дружбы между И. Бабелем и К. Ротовым? Посмотрим подробнее на этот шарж (воспроизведен: [11, ил. 12]). На первом плане портрет писателя, за ним пейзаж с тремя колоннами, на которых едва держатся обломки портика с надписью «бур-жу<азная> литература». Колонны же несут не только фрагменты портика, но и смысл: это в действительности ликторский пук, ионическая колонна (которая до капители заслонена фигурой писателя) и дубина с гвоздями (в первоначальном варианте карикатуры на колоннах были изображены предметы письма — пишущая машинка и проч.) Вся эта шарада разъясняется текстом, помещенным под первой публикацией шаржа:
11 сентября редакция «Литературной газеты» и редакция «Вечерней Москвы» устроили вечер встречи вернувшегося недавно из-за границы И. Бабеля с московскими писателями, критиками и журналистами. На этом вечере Бабель рассказал собравшимся о своих впечатлениях, вынесенных им из поездки по Италии, Франции и Германии. Его рассказ, отличавшийся остротой характеристик и выразительностью, раскрыл перед собравшимися картину культурного упадка буржуазного Запада4.
Полагаем, что указание «дружеский шарж» относится исключительно к характеру изображения, а не к взаимоотношениям писателя
Дружеский шарж К, РОТОВА И. Э, БАБЕЛЬ
4 Литературная газета. 1933. 17 сентября. № 43. С. 4.
и художника. Само же произведение носит не столько дружеский, сколько официальный, служебный характер. И мы не можем воспринимать этот рисунок как подтверждение их дружеских отношений.
Шарж, который набросан на письме от 10 марта 1930 г., отличается полной художественной беспомощностью. Здесь нужно напомнить слова Бориса Ефимова, еще одного классика советской сатиры и автора нескольких шаржей на И. Бабеля: «Я не знаю художника, который был бы равен Ротову в богатстве юмористической выдумки и в умении придать ей изящную, отточенную, я не боюсь сказать, виртуозную графическую форму <...> Ротов никогда не уродовал людей, не окарикатуривал их до кретиноподобного обличья, а очень точно, с неопровержимой и веселой наблюдательностью подчеркивал и как бы брал под увеличительное стекло их смешные стороны. Наблюдательность и зрительная память его были изумительны»
Чтобы определиться окончательно, предлагаем сопоставить топографию писем (везде указана Москва) с реальным местом пребывания писателя. Где И. Бабель был в эти дни? 3 апреля 1928 — в Париже, 11 марта 1929 — в Киеве, 10 марта 1930 — в Киеве или окрестностях [14, с. 621-625]. То есть топография всех трех рукописей опровергается реальными фактами биографии И. Бабеля, что позволяет признать их мистификациями, включая шарж.
[6, с. 48].
4.
И, наконец, еще одна рукопись И. Бабеля, которую мы хотели бы подробно рассмотреть. Это дарительная надпись на книге «Рассказы» (1934), адресованная другому великому еврею ХХ века:
«Соломону Михоэлсу от
И Бабеля М<осква>. 6/У 35 г».
/
Общеизвестна их близость: «Бабель очень любил Соломона Михоэлса и дружил с ним» [2, с. 441], не раз говорилось об их сотрудничестве [4; и др.]. Однако дарительные надписи «звезда — звезде», которые объявляются впервые, должны привлекать особенно пристальное внимание исследователей.
Вызывает, к примеру, удивление, что писатель дарит С. Михоэлсу эту книгу в 1935 г.: по сути, это издание «Рассказов» представляло собой дополненное издание «Конармии» (которая вошла в книгу 1934 г. полностью), а сама «Конармия» даже в отдельности претерпела к тому времени множество переизданий.
Также отметим, что мы выявили особые экземпляры «Конармии» (1926) — переплетенные в специально заказанные издательские кожаные переплеты с вытисненным названием и фамилией-факсимиле автора. Таков экземпляр, подаренный писателем своим ближайшим друзьям — Исааку Леопольдовичу и Людмиле Николаевне Лившицам, с дарительной надписью «Милым Лившицам — вечным друзьям. И. Бабель М<осква>. 25/У.26.» (ГЛМ, инв. Биб-300221). То есть дарственные экземпляры тем получателям, которых писатель действительно ценил, нередко имели и особое полиграфическое исполнение.
В любом случае, еще большее внимание вызывает инскрипт, который представляет собой как бы квинтэссенцию еврейства: кроме самих автора и адресата мы видим две строки на идише и, наконец, рисунок, да еще какой — портрет Михоэлса! Весь этот набор (адресат, идиш, портрет) скорее вызывает подозрения в аутентичности, нежели производит синергию. Приходят на память знаменитые слова Бабеля о пошлости, сказанные с трибуны I Всесоюзного съезда советских писателей...
Но рассмотрим непосредственно инскрипт. Сразу привлекает внимание почерк автографа: не только недостаточно уверенный, но и не слишком похожий на эталонные инскрипты И. Бабеля, обращает на себя внимание нехарактерная для эталонных образцов почерка Бабеля прописная «С» — у писателя она обычно округлая, а не такая вытянутая по вертикали. Настораживает и то, как расползаются чернила при нанесении на бумагу (довольно характерная для мистификаций особенность). Несколько режет слух и обращение «Соломону», которое не было свойственно для отношений писателя с режиссером: единственное сохранившееся письмо 1933 г. демонстрирует нам обращение хотя бы и дружеское, но с отчеством: «Дорогой С. М.», а завершается «Ваш И. Бабель» [2, с. 298-299]. Первая публикация этого письма в статье, посвященной отношениям двух
великих [4, с. 23], обходится без упоминания рассматриваемого инскрипта.
Датировка 6 мая 1935 г. как минимум не опровергается: Бабель был в Москве [14, с. 633]. Что касается Михоэлса, то он, по-видимому, тоже: гастроли Государственного еврейского театра в Ленинграде относятся к двадцатым числам мая: Михоэлс пробыл в городе почти месяц — играл в спектаклях своего театра, в том числе выступил в роли короля Лира5, 9 июня участвовал в сборном концерте «Знатные люди ленинградских театров — в фонд постройки воздушной эскадрильи», а 14 июня выступил на конференции драматургов, протестуя против шаблонности сюжетов в кинематографии, призывая раскрыть тему «Евреи на земле» («Приезжаешь в иной еврейский колхоз. И странное дело: тракторы портятся по... субботам. Шесть дней тракторы отлично работают, а на седьмой день отдыхают. Вы же замечаете, что старики-колхозники утром работают на виноградниках, копают землю, а вечером открывают заплесневелый фолиант талмуда»)6.
Однако в этом автографе нас привлекла отнюдь не биографическая сторона, а лингвистическая, поскольку Бабель написал две строки на идише:
з'? тк ^туз
3'1Й СП'1? 3'?!
Эта транскрипция сделана не нами. По сути, пришлось провести представительный консилиум гебраистов, чтобы разобраться в сути этих двух строк применительно к рассматриваемой проблеме. И мы благодарим профессора Семена Якерсона (Тель-Авив) и профессора Анну Вершик (Таллинн) за помощь в «созыве» этого научного собрания и их собственные текстологические соображения, на которые мы опираемся. Вывод привлеченных специалистов был однозначен: автор надписи обнаруживает крайне слабое владение идишем. Давид Фишман, профессор Еврейской теологической семинарии (Нью-Йорк), так охарактеризовал идиш в этом автографе:
5 Пиотровский А. «Король Лир» в гос. еврейском театре // Вечерняя Красная газета. Л., 1935. 28 мая. № 121. С. 2.
6 Рест Б. Драматургия пролетарского гуманизма: Письмо из Ленинграда // Литературная газета. 1935. 20 июня. № 34. С. 1.
«The Yiddish is written by someone who doesn't know how to write proper Yiddish. The grammar is really bad. The spelling too. <... > It is Yiddish as if written by a three-four year old child, learning the language».
А.С. Френкель (С.-Петербург), один из лучших знатоков и переводчиков с идиша, выразился иначе:
«Уж не знаю, подделка или нет, но выглядит как очень корявая и малограмотная попытка написать праздничное поздравление на идише. Что-то вроде "Благословлять люблю счастливого праздника". Возможно, бОльшие, чем я, знатоки идиша увидят тут что-то более связное, но сомневаюсь. В любом случае не думаю, что человек, знавший идиш из семьи, читавший Шолом-Алейхема в оригинале и переводивший "Тевье-молочника" на русский, был не в состоянии написатьМихоэлсу что-то более "изящное"...»
Как вспоминала его последняя жена А.Н. Пирожкова, в конце 1930-х «Бабель заново переводил рассказы Шолом-Алейхема, считая, что они очень плохо переведены на русский язык. Переводил он из Шолом-Алейхема и то, что никем не переводилось ранее» [2, с. 477]. Да и Соломон Михоэлс тоже смотрел на идиш отнюдь не как на иностранный...
То есть мы подходим к выводу, что действительный автор этой надписи не только не знал в достаточной мере идиш, но и, возможно, лишь перерисовывал надпись с другого оригинала (этот способ мы встречали совершенно в ином историко-литературном контексте: когда в годы советской власти КГБ изымал при обысках книги на иностранных языках, сотрудники, не владевшие этими языками, зачастую не имели возможность переписать названия, а потому их перерисовывали, неминуемо делая при этом массу ошибок) [5, с. 171]. И если характеристика текста на идише несовместима с тем, что мы знаем о владении И. Бабеля этим языком, значит, и весь автограф в целом должен быть сочтен мистификацией.
Однако нельзя не отметить, насколько заманчивый историко-литературный сюжет увядает на наших глазах. В этой связи скажем, что нередко честолюбие возможности публикации такого громкого памятника письменности побеждает необходимость критического подхода. Проиллюстрируем это конкретным примером из той же области.
Когда в середине 2010-х годов появилось мистифицированное письмо С.М. Михоэлса от 2 декабря 1934 г. неизвестному, якобы
написанное по следам убийства С.М. Кирова, то историк театра и специалист по творческому наследию С.М. Михоэлса В.В. Иванов, оговаривая спорность этого послания (которое написано нарочито чуждым почерком и абсолютно несовместимо с исторической реальностью), все-таки решился на его публикацию [7]. И хотя название его статьи «Стилизация Михоэлса?», а в аннотации указывается, что «ряд фактических нестыковок, выявленных в письме, заставляет относиться к нему с осторожностью и определять его скорее как приписываемое Михоэлсу», однако на деле содержательное богатство этой мистификации оказалось столь соблазнительным для публикатора, что вместо разоблачения и однозначного вывода о неподлинности ученый действует ровно наоборот, пытаясь ввести эту мистификацию в биографию своего героя на правах подлинной рукописи. В.В. Иванов вводит в литературу заведомо мистифицированный источник из частной коллекции, комментируя его как подлинник, а в свое оправдание сообщает: «Никогда прежде мне не приходилось публиковать документы, чья подлинность вызывала бы столько вопросов. Да, и почерк в этом письме вызывает сомнение. Но несомненно то, что документ передает харизму Михоэлса, ритм и энергию его речи, твердость его формулировок» [7, с. 248].
Здесь мы говорим не столько о научной добросовестности, сколько о последствиях такого прельщения, когда ученый вместо научного критицизма всецело подчиняется «харизме, ритму и энергии» мистификации. В результате в литературу проникают мистифицированные источники, на которых будут основываться научные и не слишком научные построения.
Заключение
Рассмотрение комплекса разнообразных рукописей, приписываемых И.Э. Бабелю, позволило прийти к выводу, что они представляют собой мистификации различной степени убедительности. Нельзя не упомянуть о том, что большинство рассмотренных рукописей были ранее сертифицированы в качестве подлинников рукописного наследия И. Бабеля. Расхождение мнений относительно подлинности рукописей побуждает нас повторить тезис о необходимости тщательного текстологического исследования вновь выявляемых рукописей на предмет их подлинности.
Литература
1. Бабель И. Сочинения: в 2 т. / сост. и подгот. текста А.Н. Пирожковой; коммент. С.Н. Поварцова. М.: Худож. лит, 1990. Т. 1. 478 с.
2. Бабель И. Собр. соч.: в 4 т. / сост. и примеч. И.Н. Сухих. М.: Время, 2006. Т. 4. 640 с.
3. Воспоминания о Бабеле: сб. / сост. А.Н. Пирожкова, Н.Н. Юргенева. М.: Книжная палата, 1989. 336 с.
4. ГейзерМ. Михоэлс, Бабель и «Еврейское счастье» // Советский экран. 1990. .№ 4. С.22-23.
5. Дружинин П.А. Идеология и филология. М.: Новое литературное обозрение, 2016. Т. 3: Дело Константина Азадовского. 528 с.
6. Ефимов Б. Мне хочется рассказать. М.: Сов. художник, 1970. 208 с.
7. Иванов В.В. Стилизация Михоэлса? // Вопросы театра. 2017. .№ 1-2. С. 247-252.
8. Иванова Т. Глава из жизни: Воспоминания. Письма И. Бабеля / коммент. Е. Перемышлева // Октябрь. 1992. .№ 5-7.
9. Инбер В. Поэзия была для него всем: (Эдуард Багрицкий) // Инбер В. Собр. соч.: в 4 т. М.: Худож. лит., 1966. М.: Т. 4. С. 347-366.
10. КруммР. Исаак Бабель. Биография. М.: Российская политическая энциклопедия, 2008. 208 с.
11. Левин Ф.М. И. Бабель: Очерк творчества. М.: Худож. лите., 1972. 206 с.
12. Лосская В. Марина Цветаева в жизни: Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. 348 с.
13. Олеша Ю. Ни дня без строчки: Из записных книжек. М.: Сов. Россия, 1965. 302 с.
14. Погорельская Е.И. Хроника жизни и творчества И.Э. Бабеля // Бабель И. Рассказы / сост, подгот. текстов, послесл. и коммент. Е.И. Погорельской. СПб.: Вита Нова, 2014. С. 599-650.
15. Поварцов С. Неизвестные письма Исаака Бабеля / публ. С. Поварцова // Вопросы литературы. 1990. .№ 1. С. 269-271.
16. Рейсер С. А. Основы текстологии. 2-е изд. Л.: Просвещение, 1978. 175 с.
17. Чудакова М.О. Рукопись и книга: Рассказ об архивоведении, текстологии, хранилищах рукописей писателей. М.: Просвещение, 1986. 176 с.
Research Article and Publication of Archival Documents
The Falsifications of Isaac Babel's Manuscripts and Their Recognition
© 2024. Petr A. Druzhinin V.V. Vinogradov Russian Language Institute of the Russian Academy of Sciences,
Moscow, Russia
Abstract: The article is dedicated to the handwritten legacy of Isaac Babel and examines the writer's letters, inscriptions, and drawings introduced into scientific circulation in the last decade. Based on the analysis of these findings, the article concludes that all these "autographs of Isaac Babel" are hoaxes of varying degrees of persuasiveness. These results confirm the effectiveness of philological methods for recognizing falsified manuscripts of the classics of literature. The article pays special attention to the analysis of Isaac Babel's gift inscription to Solomon Mikhoels, written partly in Yiddish. The research establishes that the text of the inscription testifies to the writer's poor command of Yiddish, which in turn refutes the possibility of the authenticity of such an inscription as a whole. The issues considered in the article correlate with the general problems of modern textual criticism.
Keywords: Isaac Babel, Judaica, Yiddish, Solomon Mikhoels, textual criticism, manuscript, signature, fake, counterfeit, forgery, falsifier, language of writers.
Information about the author: Petr A. Druzhinin, PhD in History, Senior Researcher, V.V. Vinogradov Russian Language Institute of the Russian Academy of Sciences, Volkhonka St., 12, 119019 Moscow, Russia.
ORCID ID: https://orcid.org/0000-0003-3097-3375
E-mail: petr@druzhinin.ru
For citation: Druzhinin, P. A. "The Falsifications of Isaac Babel's Manuscripts and Their Recognition." Literaturnyi fakt, no. 2 (32), 2024, pp. 136-160. (In Russ.) https://doi.org/10.22455/2541-8297-2024-32-136-160
References
1. Babel', I. Sochineniia: v 2 t. [Works: in 2 vols.], vol. 1, comp. by A.N. Pirozhkova, comm. by S.N. Povartsov. Moscow, Khudozhestvennaia literatura Publ., 1990. 478 p. (In Russ.)
2. Babel', I. Sobranie sochinenii: v 4 t. [Collected Works: in 4 vols.], vol. 4, comp. and comm. by I.N. Sukhikh. Moscow, Vremia Publ., 2006. 640 p. (In Russ.)
3. Vospominaniia o Babele [Memoirs About Babel], comp. by A.N. Pirozhkova and N.N. Iurgeneva. Moscow, Knizhnaia palata Publ., 1989. 336 p. (In Russ.)
4. Geizer, M. "Mikhoels, Babel' i 'Evreiskoe schast'e'." ["Mikhoels, Babel and 'Jewish Happiness'."] Sovetskii ekran, no. 4, 1990, pp. 22-23. (In Russ.)
5. Druzhinin, P.A. Ideologiia i filologiia: v 3 t. [Ideology and Philology: in 3 vols.], vol. 3: Delo Konstantina Azadovskogo [The Case of Konstantin Azadovsky]. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2016. 528 p. (In Russ.)
6. Efimov, B. Mne khochetsia rasskazaf [I Want to Tell]. Moscow, Sovetskii khudozhnik Publ., 1970. 208 p. (In Russ.)
7. Ivanov, V.V. "Stilizatsiia Mikhoelsa?" ["Stylized as Mikhoels?"]. Voprosy teatra, no. 1-2, 2017, pp. 247-252. (In Russ.)
8. Ivanova, T. "Glava iz zhizni: Vospominaniya. Pis'ma I. Babelia" ["A Chapter from Life: Memories. Letters of I. Babel"], comm. by E. Peremyshlev. Oktiabr', no. 5-7, 1992. (In Russ.)
9. Inber, V. "Poeziia byla dlia nego vsem: (Eduard Bagritskii)" ["Poetry Was Everything for Him: (Eduard Bagritsky)"]. Inber, V. Sobranie sochiniyenii: v 4 t. [Collected Works: in 4 vols.], vol. 4. Moscow, Khudozhestvennaia literatura Publ., 1966, pp. 347-366. (In Russ.)
10. Krumm, R. Isaak Babel'. Biografiia [Isaac Babel. Biografy]. Moscow, Rossiiskaia politicheskaia entsiklopediia Publ., 2008. 208 p. (In Russ.)
11. Levin, F.M. I. Babel': Ocherk tvorchestva [I. Babel: Essay on His Work]. Moscow, Khudozhestvennaia literatura Publ., 1972. 206 p. (In Russ.)
12. Losskaia, V. Marina Tsvetaeva v zhizni: Neizdannye vospominaniia sovremennikov [Marina Tsvetaeva in Her Life: Unpublished Memoirs of Contemporaries]. Moscow, Kul'tura i traditsii Publ., 1992. 348 p. (In Russ.)
13. Olesha, Iu. Ni dnia bez strochki: Iz zapisnykh knizhek [Not a Day Without a Line: From Notebooks]. Moscow, Sovetskaia Rossiia Publ., 1965. 302 p. (In Russ.)
14. Pogorel'skaia, E.I. "Khronika zhizni i tvorchestva I.E. Babelia" ["Chronicle of Isaac Babel's Life and Work"]. Babel'. I. Rasskazy [Stories], comp. by E. Pogorel'skaia. St. Petersburg, Vita Nova Publ., 2014, pp. 599-650. (In Russ.)
15. Povartsov, S. "Neizvestnye pis'ma Isaaka Babelia" ["Unknown Letters of Isaac Babel"]. Voprosy literatury, no. 1, 1990, pp. 269-271. (In Russ.)
16. Reiser, S.A. Osnovy tekstologii [Fundamentals of Textual Criticism]. 2nd ed. Leningrad, Prosveshchenie Publ., 1978. 175 p. (In Russ.)
17. Chudakova, M.O. Rukopis' i kniga: Rasskaz ob arkhivovedenii, tekstologii, khranilishchakh rukopisei pisatelei [A Manuscript and a Book: A story About Archiving, Textual Criticism, and Repositories of Writers' Manuscripts]. Moscow, Prosveshchenie Publ., 1986. 176 p. (In Russ.)
Статья поступила в редакцию: 03.09.2023 Одобрена после рецензирования: 21.01.2024 Дата публикации: 25.06.2024
The article was submitted: 03.09.2023 Approved after reviewing: 21.01.2024 Date of publication: 25.06.2024
