Научная статья на тему 'Ф. М. Достоевский и Г. Х. Андерсен: фантазии и реальность'

Ф. М. Достоевский и Г. Х. Андерсен: фантазии и реальность Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
983
122
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Ф. М. Достоевский и Г. Х. Андерсен: фантазии и реальность»

8. Варденга М. Пушкин в шоколаде // Аргументы и факты. 1999. № 19. С 3.

9. Лит. газ. № 22. 2 июня. 1999 С. 13.

10. Головкин Ф. "Желал бы оставить русскому языку библейскую похабность" // Моск. комсомолец в Челябинске. 3-10 июня. 1999. С. 11.

11. Лаврова Л. Служитель тайны // Лит. газ. № 22. 2 июня. 1999. С. 14.

12. Иваницкий Г. Каким был Пушкин на самом деле: Следствие ведут биофизики // Совершенно секретно. 1999. № 4. С. 20-21.

13. Амелькина А. Дух Пушкина: "Ваши торжества мне надоели!" // Коме, правда. 21 мая. 1999. С. 8-9.

14. Коме, правда. 18 мая 1999. С. 8.

15. Парламентская газ. № 103. 5 июня. 1999. С. 1.

16. Евтушенко Е. "Нет ни в чем вам благодати, с счастием у вас разлад..." // Общая газ. № 22. 3-9 июня. 1999. С. 1.

17. Варденга М. Указ. соч. С. 3.

18. Морозов А. Как сохранить трофейного гения // Моск. комсомолец в воскресенье. 6 июня. 1999. С. 5.

19. Лебедева Е. "Белокурый меня убьет. Так коддунья напророчила" // Моск. комсомолец. 3-10 июня. 1999. С. 28.

20. Фонотов М. Помещик. Барин Крепостник // Челяб. рабочий. 26 мая. 1999. С. 5.

21. Шмидт К. Шекспир никогда не ошибается: Поклонение Барду и наука // Literature and its Cults: An anthropological approach. Budapest: Argumentum, 1994. С. 18.

22. Крупин В. Русские спасутся словом // Парламентская газ. № 103. 5 июня. 1999. С. 3

23. Алексеев М. П. Явился к нам как высшее творенье Божье // Парламентская газ. № 103. 5 июня. 1999. С. 1.

24. Непомнящий В. Пушкин через двести лет // Лит. газ. № 22. 2 июня. 1999. С. 10 -11.

25. Зверлин Ю. Про декабриста Пестеля, или Очередные прогулки с Пушкиным // Петербургский "Час пик". № 22 (74). 9 июня. 1999. С. 15.

26. Аверинцев С. Пушкин - другой // Лит. газ. № 22. 2 июня. 1999. С. 1,9.

27. Непомнящий В. Указ. соч.

28. Смена. 7 июня. 1999. С. 1.

O.A. Деханова

Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ И Г.Х. АНДЕРСЕН: ФАНТАЗИИ И РЕАЛЬНОСТЬ

Сомнения в очевидном - это творческий источник, не раз приводивший к открытиям гениальным или крамольным. Очевидность доказательств прекрасна сама по себе как безукоризненно выведенная математическая формула. Но гипотеза - это приоткрытая дверь в Зазеркалье. Кто устоит перед соблазном заглянуть внутрь?

Незыблемой аксиомой истории создания рассказа "Мальчик у Христа на елке" всегда было указание в записной тетради Достоевского: "Ребенок у Рюккерта". Упомянутая баллада Рюккерта "Елка сироты" ни структурно, ни жанрово, ни стилистически не имеет с рас-

сказом Достоевского ничего общего, кроме мотива. Ничто, кроме донельзя сентиментальной немецкой баллады, не могло затронуть воображение писателя. Ну, может быть еще чуть-чуть Диккенс и "Девочка с серными спичками" Андерсена. Ссылка на мотивы и классический образец жанра рождественского рассказа Диккенса вполне понятна. А вот упоминание "Девочки с серными спичками" представляет интерес для исследователя. С одной стороны, при сопоставлении структуры и стиля текстов "Мальчик у Христа на елке" выглядит переводной картинкой истории Андерсена, с другой стороны - есть документальная запись в тетради Достоевского. Я не задаюсь целью опровергнуть документальные свидетельства истории создания "Мальчика у Христа на елке", но даже самый беглый анализ текстов дает повод для альтернативных суждений.

Оба рассказа, в отличие от баллады Рюккерта, написаны в жанре литературной сказки (этот жанр характерен именно для раннего периода творчества Андерсена), в них использованы темы, структура, приемы, характерные для народных сказок (фольклорная троичность, повторы, ступенчатость). Стена дома, возле которой замерзает девочка, становится прозрачной и за ней три видения: еда (рождественский гусь), рождественская елка с играющими детьми и бабушка. Мальчик трижды смотрит через прозрачное стекло: на рождественскую елку, на стол, заставленный пирогами (еда), на куколок, которых принимает за играющих детей.

В то же время в отличие от фольклорного жанра для литературной сказки характерно наличие бытовых подробностей реальной жизни, в ней значительное место уделяется эмоциональным переживаниям героев и причинно-следственной связи в развитии сюжета. Дети пережили недавнюю смерть единственного близкого человека (мать - бабушка), невозможность вернуться домой (в подвал - на чердак), что изначально придает трагический оттенок повествованию. Беспомощность одинокого ребенка (девочка, испугавшись двух карет, побежала и потеряла туфлю; мальчик побежал, испугавшись большого, злого мальчишки, сорвавшего с него картуз) подчеркивает неизбежность трагического исхода. Дети испытывают характерные для замерзающего человека ощущения (девочка, чиркнув спичкой, представила, что сидит "перед большой железной печью, от которой веет теплом"; мальчику стало "так тепло, как на печке"), а видения еды естественны и нормальны для любого голодного ребенка. Все эти бытовые реалии напрочь отсутствуют у абстрактно страдающего ребенка Рюккерта. Баллада изначально ориентирована на сентиментальный "хэппи-энд". Рассказы Андерсена и Достоевского, выходя за рамки книжного повествования, соотносятся с жестокой действительностью.

Андерсен написал "Девочку с серными спичками" по просьбе издателя альманаха, предложившего ему ряд иллюстраций. Он выбрал трогательную картинку, изображавшую маленькую замерзающую девочку1.

Происхождения же вышеупомянутой записи в тетради Достоевского мы никогда не узнаем, но можем констатировать, что два талантливых писателя, представляющих различные национальные культуры, воспламенившись образцом немецкого сентиментализма (картинка - баллада), думают, чувствуют и пишут как один человек, только с разницей в 30 лет.. И отличие в том, что Достоевский уже знал сюжет "Девочки с серными спичками". В момент работы над рассказом его память профессионально откликнулась полузабытым воспоминанием. Да и момент был более чем символичный. В апрельском номере журнала "Нива" за 1875 год (комплект за этот год хранился в библиотеке Достоевского2) была опубликована обширная статья, посвященная юбилею датского писателя, с огромной фотографией на титульном листе, с кратким библиографическим обзором, с трогательными воспоминаниями писателя об умирающем на его руках ребенке. А в августе того же 1875 года Андерсен умирает. В январском номере "Дневника писателя" за 1876 год Достоевский печатает рассказ "Мальчик у Христа на елке".

' Теперь возникает вопрос: Достоевский и Андерсен, что их связывает? Ответов на него оказалось так много, что в какой-то момент подумалось, что это уж слишком, так не бывает. Даже если старательно избегать непреодолимого соблазна мистики, то их все равно нельзя назвать просто современниками, их связывает много большее.

Мариинская больница для бедных у Достоевского и дом призрения душевнобольных, где окончил свои дни дед Андерсена, - так одинаково началась их жизнь и прошло их детство. Детские воспоминания - это то, что остается в нашем сознании на всю жизнь, это отправная точка формирования мироощущений и самосознания. Эпилептические припадки Достоевского и злокачественный невроз Андерсена, истоки которого кроются в тех самых воспоминаниях детства, проведенного в гулких коридорах сумасшедшего дома.

Сумасшедший роман с Апполинарией Сусловой, чей образ не сходил со страниц Достоевского, и трагически невостребованные чувства Андерсена (четыре женщины: Риборг Вогт, Иенни Линд, Луиза Коллин, Софи Эрстед - и у каждой была своя причина остаться просто другом). Большая любовь в чем-то подобна смерти, между ними всегда существует некая непостижимая постоянная связь.

Они одинаково находили источники своего вдохновения в книгах В. Скотта, Гофмана, Гюго, Гете. Достоевский обожал Диккен-

са, называя его "великим христианином". Диккенс был близким другом Андерсена, великодушно сносившим все крайности его непростого характера.

Да, несомненно, в них было много общего. Но из области предположений перейдем к биобиблиографическим фактам.

Первые переводы прозы Андерсена на русский язык появились уже в начале 40-х годов. Хотя еще в 1837 году он пишет Хенриете Ханк: "В одном русском журнале обо мне хорошо отзываются" , а в "Библиотеке для чтения" в 1838 появилась переведенная с французского статья Мармье о молодом талантливом датском писателе. В это время он был известен только как поэт и автор романа "Импровизатор". Сестра академика Я.К. Грота, тогда профессора Гельсингфор-ского университета, занялась по совету брата переводами этого романа. А их близкий друг П.А. Плетнев вскоре опубликовал переведенные сочинения Андерсена в журнале "Современник" (1844) с предисловием В.Г. Белинского. Тогда же была впервые переведена и сказка "Бронзовый вепрь", о которой Я.К. Грот писал П.А. Плетневу: "Какую славную повесть Андерсена я просмотрел сегодня! Это "Бронзовый вепрь", напоминает Пушкинова "Всадника", но в другом роде"4. Я.К. Грот, историк литературы, лингвист, переводчик, был знаком с Достоевским по совместной работе в Комитете Литературного фонда. Сказка "Бронзовый вепрь" ("Бронзовый кабан") была первой сказкой Андерсена, переведенной на русский язык. Любопытно, что персонаж именно этой сказки (огромное изваяние кабана, украшавшее фонтан во Флоренции, мраморный подлинник которого хранился в галерее Уффици) самым неожиданным образом привлек внимание Достоевского. В мае 1869 года в связи с рождением ребенка Достоевские переезжают на площадь Нового рынка "...окна наши, - писал Достоевский племяннице Соне, - выходили на рынок под портиками, с прекрасными гранитными колоннами и аркадами и с городским фонтаном в виде исполинского бронзового кабана, из пасти которого бьет вода (классическое произведение, красоты необыкновенной)"5.

"Бронзовый вепрь", а также "Гадкий утенок" и "Соловей" появляются в 1847 году в журнале "Новая библиотека для воспитания" (кн. 5,7,8), в 1848 А.И. Ишимова получает через Я.К. Грота для своего журнала "Звездочка" (№. 10) "Цветы маленькой Иды".

Жанр литературной сказки, принесший Андерсену мировую известность, с легкостью преодолевал и языковые и географические границы. "Если "Импровизатор" принес тебе известность, то сказки обессмертят тебя", — писал Андерсену его друг Эрстед6, хотя колыбелью этой славы по иронии судьбы была не Дания, а Германия. Роман "Импровизатор", написанный Андерсеном в 1835 году, был тогда же издан

в Германии, затем в Швеции (1838), в России, Англии, Америке (1844 -1845), а уже потом появился в Дании (1846). С 1847 года в Германии стали появляться полные сборники его сказок (часто в авторизованном переводе), а в Дании - семью годами позже. Именно по этой причине все переводы на русский язык (до ганзеновского сборника!) за очень редким исключением были сделаны с немецких изданий.

Первые сборники сказок Андерсена появились в России в 50-е годы. Уже тогда Чернышевский называет Андерсена одним из лучших писателей Дании7. Лев Толстой, внимательно следивший за творчеством Андерсена, в 1857 году переводит сказку "Новый наряд короля" и с удовольствием читает ее на обеде у Боткина. Позже он несколько раз редактировал ее, а затем включил в свою "Азбуку". Экземпляр "Азбуки" хранился в библиотеке Достоевского. В своем дневнике Л.Н. Толстой весьма лаконично определит свое отношение к творчеству датского писателя: "Андерсен - прелесть!"8.

Добролюбов, рецензируя в 1858 году французские переводы сказок, отметит в "Журнале для воспитания", что "реальные представления чрезвычайно поэтически принимают в них фантастический характер"9. Всего три года спустя в "Предисловии к трем рассказам Э. Г1ое", а потом и в известном письме Ю.Ф. Абаза Достоевский, почти дословно повторяя слова Добролюбова, сформулирует очень важный и для себя литературный принцип: "Фантастическое должно до того соприкасаться с реальностью, что Вы должны почти поверить ему" [5.30; кн. 1, 192].

50-е - это годы, проведенные Достоевским в ссылке. Ни в Семипалатинске, ни в Твери он не имел возможности познакомиться с переводами Андерсена, а уж детская литература, несомненно, лежала вне области его интересов. Достоевский мог заинтересоваться разве что романом "Импровизатор", в рецензии на который Белинский был весьма резок в оценке художественных достоинств произведения, отметив только некоторую социальную значимость10.

Широкую известность в России творчество Андерсена приобретает только с середины 60-х годов. Русское "Общество переводчиц", возглавляемое М.В. Трубниковой и Н.В. Стасовой, при активном участии известного писателя-демократа 60-х годов В.А. Слепцова, выпустило в 1863 году сборник из четырнадцати сказок, переведенных с немецкого (среди них была и "Девочка с серными спичками"). Издание имело несомненный успех и было отмечено самыми благожелательными рецензиями в журналах "Современник" и "Русское слово". "Можно смело сказать, что ни в одной литературе нет лучшего в этом роде по чрезвычайной силе воображения, свежести образов, прелести рассказа", - писал Стасов во вступительной статье. Этот сборник был

переиздан уже в 1867 году значительно большим тиражом и в более расширенном виде. А в 1868 году "Общество переводчиц" подготовило и опубликовало перевод недавно изданной в Германии книги "Новых сказок" Андерсена.

Примечательно, что среди сотрудниц "Общества переводчиц", принимавших самое деятельное участие в его работе, были А.Н. Эн-гельгардт, близкая знакомая Достоевского, с которой он сохранял дружеские отношения до самых последних дней, и А.П. Философова, которую, по словам Анны Григорьевны, Достоевский очень ценил за ее энергическую деятельность и "умное сердце".

Ф. Берг, Я. Полонский, П. Вейнберг - активные участники редакционного литературного кружка Достоевских11, именно в это время (1860 - 1863) начали активно заниматься переводами стихов и прозы Андерсена. М. Катков, близкий знакомый Достоевского по литературно-издательскому делу, издает два сборника: "Сборник стихотворений иностранных поэтов" (1860), и "Поэты всех времен и всех народов" (1862). В них вошли стихи Андерсена в переводе Ф. Берга, в том числе одно из самых известных - "Умирающее дитя". В 1868 году в типографии Плотникова издается собрание сказок Андерсена в трех томах, содержащее 120 сказок и биографический очерк (1-ый и 2-ой тома в переводах П. Вейнберга и Марко Вовчок, третий том в переводе С. Майковой). Сборник выдержал четыре издания и был отмечен восторженными рецензиями в журналах "Народная школа" (1869, №2) и "Новое время" (1868, № 38).

Возникает естественный вопрос: неужели никто из присутствующих на заседаниях редакционного кружка, проходивших всегда в бурной атмосфере литературных дебатов, не упомянул в присутствии Достоевского об Андерсене, не поделился своими впечатлениями о прочитанном сюжете, не прочел вслух сделанный перевод? Поставьте себя на их место. Вы беретесь за перевод почти незнакомого вам автора, вы получаете удовольствие от работы, потому что обаяние историй Андерсена не может оставить равнодушным никого, вы делаете это не только за деньги, а еще и потому, что вам это интересно, и при всем этом храните объект вашей литературной деятельности в строжайшем секрете. Вы согласны, что это звучит неправдоподобно? В таком случае мы с уверенностью можем утверждать, что Достоевский еще в начале 60-х годов имел представление о творчестве Андерсена. Более того, учитывая, что в основном это были немецкие и французские переводы, можно утверждать, что и читал его самолично. Возможно, что и не в России, а, скорее всего, в Германии, которая в 60-е просто захлебывалась от восторга перед Андерсеном. Его принимали в самых изысканных литературных кругах, в его честь устраивали

пышные великосветские приемы, именно Германия заставила Данию поверить в обретение нового национального таланта.

Тогда же, в 60-е годы, случилась совершенно уже фантастическая история. В 1862 году, будучи в Париже, Достоевский приглашает Страхова на недельку в Италию: "Ах, кабы нам вместе: увидим Неаполь, пройдем по Риму, чего доброго, приласкаем молодую венецианку в гондоле..." [5. 28; кн. 2, 28]. И вот, в начале августа (16-м августа датирована уже его запись в библиотеке "кабинета Вьёсё"12) он ожидает H.H. Страхова в Женеве в пансионе "Швейцария". В это самое время, на другом берегу Женевского озера в небольшом пансионе в окрестностях Монтрё отдыхал Андерсен в обществе сестер Ман-дерштерн. Род Мандерштернов происходит из старой шведской знати, и генерал Мандерштерн был дядей А.Е. Врангеля, близкого друга Достоевского. События в Монтрё, описанные Ю.Е. Брауде13, - это , почти мистический гротеск на гостиную Епанчиных. Три сестры: Елизавета, Александра, Вельгельмина и - Андерсен, страдающий уже тогда злокачественным неврозом с тяжелыми депрессивными припадками. Там, в Швейцарии, пройдя через гостиную в Монтрё, Андерсен, подобно князю Мышкину, открыл для себя совершенно новый, неведомый "русский свет". Младшая сестра Вельгельмина прекрасно музицировала и пела ему русские песни. Елизавета и Александра рассказывали о русской литературе. Именно благодаря им Андерсен напишет впоследствии Н.В. Стасовой: "Мне приятно знать, что мои произведения читают в великой, могущественной России, цветущую литературу которой я частью знаю от Карамзина до Пушкина, вплоть до новейшего времени"14. Расставаясь, старшая сестра Елизавета обещала подарить Андерсену для его коллекции автограф Пушкина. Она сдержала свое обещание через три года. Это была рукопись стихотворения "Пробуждение" и начало послания "Друзьям", страница из известной "Капни сто вой тетради", подаренная ей ее кузиной Екатериной Капнист, урожденной Мандерштерн, в обмен на фотографию и изящное стихотворение Андерсена.

Андерсен получил письмо Елизаветы Мандерштерн в мае 1865 года, а через четыре месяца, в октябре, Достоевский приезжает в Копенгаген по настоятельному приглашению А.Е. Врангеля, служившего секретарем русской миссии в Дании. Он пробыл там всего неделю, совершенно очаровал жену Врангеля, много и с удовольствием возился с двумя его детьми. Вполне возможно, что Достоевский и Андерсен могли не раз встретиться на опрятных копенгагенских улочках, сидеть в соседних ложах Королевской оперы, где даже швейцар знал господина Андерсена, находящегося тогда в зените своей славы. Но вряд ли Достоевский (подобно журналисту Лаврентьеву, автору ста-

тьи "Сутки в Копенгагене"15), ставил своей целью непременно познакомиться лично с Андерсеном. Не до сказок и не до сказочников ему было тогда: смерть жены, брата, тяжелейшее материальное положение. И для Андерсена этот период (1864 - 1865) был началом глубокого творческого кризиса, вызванного войной с Германией, который он так и не смог до конца преодолеть.

В 70-80 годы в России отдельные издания переводов сказок и историй уступают место сборникам и биографическим очеркам. Особо следует отметить "Последние сказки Андерсена" в переводе с немецкого Е. Сысоевой. В сборник впервые вошло написанное Андерсеном приложение об истории создания сказок, а также приведено описание последних дней его жизни по воспоминаниям друзей и современников. Рецензия на это издание была опубликована (1877) в журнале "Воспитание и обучение" (экземпляр хранится в библиотеке Достоевского). Ценность журнала не только в том, что Достоевские читали его, но и в том, что здесь впервые прозвучала совершенно новая оценка творчества датского писателя: "Сказки Андерсена известны хорошо нашей читающей публике... Но только неизвестно, почему сказки Андерсена обратили в детское чтение. Мысль многих из прежних его сказок или недоступна для детей, или так неясно высказана для детского понимания, что дети вынесут только одну фабулу... "16.

Оценка крайне важная для понимания всего масштаба творчества Андерсена. Не только в конце прошлого века, но и до настоящего времени в нашем сознании прочно сохранился стереотип "Андерсен -сказочник, детский писатель". Этот стереотип принес ему мировую славу, но изначально ограничил круг адресатов. Около пятидесяти сказок, написанных им в 30 - 40 годы, вошли в круг хрестоматийного детского чтения, а из более ста историй 50 - 70-х годов известны в настоящее время единицы. Между тем среди них есть удивительно тонкие и глубокие философско-религиозные произведения. Обратимся к высказываниям современников Андерсена и исследователей его творчества наших дней.

Бьёрнсон в 1860 году писал: "Совершенно неправильно называть то, что теперь пишет Андерсен - "сказкой". И далее: "Теперь, после того как Андерсен часто невольно отходил от жанра романа, драмы, философского рассказа лишь для того, чтобы дать всем этим подавляемым росткам пробиться, как дубу сквозь толщу утеса, в другом месте, теперь у него, слава Богу, и драма, и роман, и философия налицо в сказке"17. Тогда же, после выхода в 1855 году "Сборника историй", газета "Флювенпостен" отмечала: "так называемые истории, собственно говоря, уже не истории, еще менее сказки, а скорее всего лирические излияния". Де Мюлиус считал, что Андерсен - писатель

для взрослых, который также писал для детей. Бу Грёнбек, современный датский литературовед, автор монографии об Андерсене, склонен определять жанр позднего периода его творчества как новеллу, развернутую новеллу, мини-роман. Кай Могенс Вооль считает, что вообще трудно классифицировать по жанрам или каким-либо другим признакам сказки и истории Андерсена, появившиеся в 50 - 70-х годах. Супруги Ганзен, авторы первого в России полного собрания сказок и историй Андерсена в переводе с оригинальных датских текстов, писали в предисловии к первому изданию: "Считать сказки и рассказы исключительно детским чтением - крайне ошибочно. Они тем именно и замечательны, что дают пищу уму, сердцу и воображению читателей всех возрастов"18.

Круг вопросов, затронутых Андерсеном - это своего рода диалог с Достоевским через десятилетия. Стилистический анализ текстов или выявление заимствований, к сожалению, затруднены: ведь это переводы с немецкого, реже с французского (хотя отдельные работы в этой области были1 ). Переводчики интересующего нас периода, как правило, не ставили своей целью максимально сохранить текст оригинала, уделяя больше внимание сюжету, лиричности повествования и личным впечатлениям. То есть можно с высокой степенью вероятности обсуждать лишь повторение мотивов, выявить темы, одинаково волновавшие Андерсена и Достоевского, схожесть их религиозных и нравственных позиций. Круг их взаимных интересов обширен: отношение к религии, понятие религиозности, проблема бессмертия души, безграничная любовь к Христу, однозначная позиция в споре религии и естественнонаучных мировоззрений, животворящая и магическая сила лучей заходящего солнца и т.д.

Лучи солнца, особенно заходящего, тревожили воображение и чувства Достоевского. Не оставался равнодушным к ним и Андерсен. Это и не удивительно, учитывая отмеченную выше эмоциональную и психологическую близость их характеров. Эти предвечерние мгновения могут вызывать неосознанную тревогу, служить предвестниками роковой развязки или, наоборот, полностью перерождать чувства и мысли героя, обращая их к Богу. В них подсознательное отражение ощущения грядущей ночи как перехода от бытия к небытию и только вера в вечный божий день преодолевает страх перед ночными чудовищами. Ордынов, петербургский мечтатель, Варвара из "Бедных людей", Аркадий и Версилов, Иван из "Униженных и оскорбленных" -все они, каждый по-своему, откликаются на этот магический знак.

Те же чувства испытывают и герои Андерсена. В истории "Колокол" королевич и бедный юноша, каждый своим путем пробиравшиеся сквозь дремучий лес на звук таинственного колокола, встречаются

на исходе дня на вершине. Они "бросились друг к другу и обнялись в этом обширном храме природы и поэзии, а над ними все звучал невидимый священный колокол и хоры блаженных духов сливались в одном ликующем "Аллилуйя!"[17; 38].

Такие же чувства переживает заключенный в истории "С крепостного вала", в чью угрюмую темницу проник вместе с пением птицы солнечный луч: "...злобное выражение его лица мало-помалу смягчается, какое-то новое чувство, в котором он и сам хорошенько не отдает себе отчета, наполняет его душу" [17; 55].

Йорген из истории "На дюнах", проживший короткую жизнь, но отмеченную с момента его появления на свет печатью бедствий и лишений, вечером, на исходе дня, в завываниях начинающейся бури почувствовал "беспокойное влечение, стремление вдаль. "- Домой, домой! - твердил он" [17; 313]. Ноги сами привели его в церковь, где душа его нашла долгожданный покой, а засыпанная песком церковь стала величественным надгробием.

В "розоватых лучах заходящего солнца" умирает в церкви прощенная Богом Анне Лисбет: "Когда солнце село, душа ее вознеслась туда, где нечего бояться тому, кто здесь боролся и страдал" [17; 262].

На закате солнца накануне свадьбы трагически погибает Руди из истории "Дева Льдов", погибает в момент наивысшего земного счастья. "Большего, высшего счастья земля не может дать мне! Такой вечер, как сегодня, стоит ведь целой жизни! И как часто я ощущал такой же прилив счастья, как теперь, и думал, что, если бы даже с этим днем кончилась вся моя жизнь, мне нечего было б жалеть об этом, столько я уже испытал счастья! Но дивно хорош Божий мир! Господь бесконечно благ, Бабетта!" [17; 401].

Эти же чувства испытывает и Версилов, грезя в лучах заходящего солнца о первом и последнем дне человечества: "Ощущение счастья, мне неизвестного, прошло сквозь сердце мое, даже до боли: это была всечеловеческая любовь" [5. 13; 375]. Высшим идеалом этой любви для Достоевского и Андерсена был Христос. В 1873 году в "Дневнике писателя" Достоевский писал, что Христос "есть идеал красоты человеческой, тип недостижимый, которому нельзя уже более повториться даже и в будущем" [5. 21; 11]. Еще раньше, в 1867 году, в письме А.Н. Майкову: "его понять нельзя без благоговения и нельзя не верить, что это идеал человечества вековечный!" [5. 28; кн. 2, 210]. В 1854 году в письме Н.Д. Фонвизиной: "нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее <...> и не может быть" [5. 28; кн. 1,176]. Но еще раньше, в 1852 г., Андерсен пишет сказку "Прекраснейшая роза мира", проникнутую трепетным чувством благоговейной любви и восхищения Христом: "И дитя присело у постели больной и

прочло из книги о Том, кто добровольно умер на кресте ради спасения всех людей, даже не родившихся еще поколений! Нет выше этой любви! Мать при этих словах увидела перед собой видение розы, выросшей некогда из крови Христа, пролитой на кресте. И вовеки не умрет тот, кто узрел перед собою эту розу, прекраснейшую розу мира!" [17; 54]. К этой теме, теме бессмертия, Андерсен не раз возвращался на протяжении всего последующего творчества.

В сказке "Философский камень" мы видим, насколько близко подошел он в своих религиозных исканиях к "главному вопросу", которым мучился Достоевский всю свою жизнь. Не логически обоснованное извне существование Бога, но лично изнутри ощущаемое "бытие Божие". Хранитель "Книги Истины" был настолько мудр, что мог прочесть все ее страницы, кроме последней главы: "Жизнь после смерти". "Христианское учение, правда, предлагало ему утешение, обещая вечную жизнь за гробом, но про эту-то жизнь ему и хотелось прочесть не в Библии, а в своей Книге, однако там его глаза видели лишь белую страницу" [17; 335].

Все то, о чем Достоевский напишет в 1867 году в "Дневнике писателя": "Только с верой в свое бессмертие человек познает всю разумную цель свою на земле" и "бессмертие, обещая вечную жизнь, тем крепче связывает человека с землей" [5. 24; 46] - все это уже открыл для себя Андерсен. Еще в 1860 году в истории "На могиле ребенка" словами матери, потерявшей сына, он предвосхитит запись Достоевского: "Прости меня, Господи, что я хотела остановить полет бессмертной души, забыла свой долг перед живыми, долг, который возложил на меня Ты!" [17; 277]. А хранитель "Книги Истины" в финале сказки "Философский камень" увидит, что сверкающие песчинки философского камня "бросали яркий луч на белую страницу "Книги Истины", на ту страницу, где он искал доказательств жизни вечной. Он взглянул на страницу - на ней ослепительным блеском сияли четыре буквы, составлявшие одно-единственное слово: ВЕРА" [17; 345].

Подводя итог, можно с уверенностью констатировать, что даже предварительные биобиблиографические исследования позволяют говорить о существовании творческой связи между Достоевским и Андерсеном. Мера структурных заимствований, использование мотивов, степень эмоционального впечатления может быть точнее определена при более углубленном изучении отечественных и зарубежных архивных материалов.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Андерсен Х.К. Сказки, рассказанные детям. Новые сказки. М., 1983. С 359.

2. Гроссман Л П. Семинарий по Достоевскому. М., 1922. С 49.

3. Андерсен X.К. Указ. соч. С.321.

4. Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым, СПб, 1896. Т.Н. С. 374.

5. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1986. Т. 29, кн. 1. С. 56. (В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страниц).

6. Nielsen Е H.Ch. Andersen. Copenhagen, 1983. P. 12.

7. Чернышевский H Г. Полн собр. соч. М., 1949. Т. II. С. 204.

8. Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1937. Т. 48. С.З.

9. Добролюбов Н.А. // Журнал для воспитания. 1858. № 12. С.377. Ю.Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 9. С. 136; (Финский вестник. 1845. Т.

2, разд V. С. 15-17).

11. Достоевский Ф.М. Материалы и исследования. Л., 1988. Вып. 8. С. 255.

12. Иностранная литература. 1981. № 8. С. 237.

13. Пушкин А.С. Исследования и материалы. 1956. № 1. С. 357.

14. Неизданные письма иностранных писателей XVIII-XIX вв. М.; Л., 1960. С. 321.

15. Библиотека для чтения. СПб. 1864. Июнь. С. 8-18.

16. Воспитание и обучение. 1877. № 2. С. 73.

17. Обзор критики дан по кн.: Андерсен Х.К. Литературные памятники. М., 1995. С. 656-679. (В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием номера страницы).

18. Андерсен Х.К. Литературные памятники. М.: Наука, 1983. С. 331.

19.Дауговиш С.Н. О возможном лубочном подтексте рассказа Ф.М.Достоевского "Скверный анекдот" // Достоевский Ф.М. Материалы и исследования. 1996 № 12. С.249.

Ч.А. Горбачевский

САМОУБИЙСТВО КАК ОБЪЕКТ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОСМЫСЛЕНИЯ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО

(ТОЧКА ЗРЕНИЯ РУССКИХ ФИЛОСОФОВ РУБЕЖАXIX-XX ВЕКОВ)

Одна из основных тем творчества Достоевского - тема свободы. Свободу и своеволие многие герои произведений Достоевского ставят выше собственного благополучия, но безграничная свобода часто приводит героев Достоевского к самоубийству. Почему это происходит, мы и попытаемся выяснить.

Подготовительные материалы к "Подростку" представляют самоубийство одним из лейтмотивов этого произведения. Причины, ведущие к самоубийству, могут быть разными. Так, в тех же подготовительных материалах Лиза сводит счеты с жизнью, "потому что разорвала с матерью", считает, что "обидела мать"1. Здесь же можно найти и другие причины самоубийств - из-за неосуществленных планов [16; 56] и ревности [16; 85], от идеи, что "Россия - второстепенный народ и служит лишь материалом" [16; 44]; есть заметки о самоубийствах "равнодушных тупиц" [16; 53], "от тщеславия" [16; 68]; самоубийство гимназиста, "что тяжело

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.