CC BY
0Актуальные вопросы исторических наук
Actual questions of historical sciences
Аджигова А.М.
Кандидат исторических наук, старший преподаватель, ФГБОУ ВО «Ингушский государственный университет», г. Магас, Республика Ингушетия.
Европеизация культурно-образовательной сферы
ингушей как часть процесса модернизации ингушского общества (конец XIX -начало XX века)*
Аннотация. В данной статье обозначено влияние процесса модернизации ингушского общества конца XIX - начала XX веков на развитие культурно-образовательной сферы, которое протекало в русле сближения с общеевропейской культурой, показаны проблемы и особенности этого периода, которые впоследствии были устранены. При написании статьи были использованы архивные материалы, позволившие проанализировать этнополитический процесс, происходивший на Северном Кавказе, и в Ингушетии, в частности.
Ключевые слова: Ингушетия, Кавказ, Россия, мусульмане, вайнахи, духовенство, община, традиции, нормы шариата, шейх, община, горцы, округа.
Adzhigova A.M.
Candidate of Historical Sciences, senior lecturer, Ingush State University, Magas, Republic of Ingushetia.
Europeanization of the cultural and educational sphere of the Ingush as part of the process of modernization of Ingush society (late 19th - early 20th centuries)
*
© Аджигова А.М., 2024.
Abstract. This article outlines the influence of the process of modernization of Ingush society at the end of the 19th - beginning of the 20th centuries on the development of the cultural and educational sphere, which proceeded in line with rapprochement with pan-European culture, and shows the problems and features of this period, which were subsequently eliminated. When writing the article, archival materials were used, which made it possible to analyze the ethnopolitical process that took place in the North Caucasus, and in Ingushetia, in particular.
Key words: Ingushetia, Caucasus, Russia, Muslims, Vainakhs, clergy, community, traditions, Sharia norms, sheikh, community, mountaineers, districts.
После Кавказской войны контакты русской цивилизации и кавказской горской цивилизации переходят от ознакомительного этапа к непосредственному взаимодействию, когда усиливаются процессы взаимной «притирки» и познания, и постепенно происходит рост пророссийской ориентации народов Северного Кавказа [1, С. 23].
Россия, исходя из чувства собственного цивилизационного превосходства над народами Кавказе, имела целью формирование в них лояльности к империи и «привития инородцам истинных понятий гражданственности и цивилизации» [2, С.44].
С этой цели создаются новые социально - культурные и образовательные учреждения, как наиболее действенные средства формирования мировоззрения молодежи, лояльного к России. Это особенно важно, если учесть, что до XIX в. народы Северного Кавказа не имели своей письменности и пользовались арабским, староосманским и татарским языками [3, С. 56].
Кавказская администрация поощряла христианскую миссионерскую деятельность, но никогда не распространяла христианство насильно, понимая, что ислам является стабилизирующим фактором, примиряющим локальные сообщества с новыми государственными порядками.
С другой стороны, нормы шариата больше соответствовали общероссийской законодательной системе, чем нормы адата, поэтому власть поддерживала внедрение норм шариата. Ислам на Северном Кавказе «всегда был не только религией или формой личного поведения, но также образом жизни, фактором, организующим сельскую общину». Но исламское реформаторство - джадидизм - широкого распространения на Центральном Кавказе не получил.
В 1916 г. наместник Кавказа писал, что народ «всецело подчиняется авторитету духовенства в большинстве своем фанатичного и малообразованного» [4, С. 92]. В таком обществе европеизация культурной сферы про-
исходила медленными темпами. Многое зависело от профессионализма мусульманского духовенства. Газета «Терские ведомости» в 1911 г. (№ 15) писала, что жители отдаленных селений «во власти темных, старых невежественных мулл. Надо переменить мулл, дать народу не тупое, суеверное существо, а истинного духовного отца. Нужна семинария, и как можно скорей, муллам нужен образовательный ценз.» [5, С. 37]. Власть беспокоило, что значительная часть духовенства «получала образование в Турции и в Персии и могла быть проводником вредных политических идей. Им хотели противопоставить мулл, получивших образование в России.
В Ингушетии было сильно влияние секты мюридов. Советская власть видела их классовую сущность в том, что: «В мирное время они являются примитивным монастырем, собирающим дань, накапливающим силы, поддерживающим дисциплину, широко разливая «благодатный опиум» среди масс; культ святых заставляет массы бесплатно работать на шейха, нести ему самое лучшее, вплоть до предоставления права первой брачной ночи шейху (организация Батал-Хаджи в Ингушетии в 1907-1912 г.)» [6, С. 82].
Для ингушей «город был чуждым явлением не только в социальном, но и в этническом плане». Тем не менее, зажиточные ингуши (особенно плоскостные) все больше селятся в Назрани и Владикавказе. Так, в начале 1902 г. во Владикавказе официально зарегистрированы 241 ингуш-мужчина и 190 женщин. Князь Барятинский искал поддержку местной верхушки. «Надобно, прежде всего, стремиться к восстановлению высшего сословия там, где сохраняются еще более или менее следы его, и создавать его действующим в империи порядком там, где оно не существует» [7, С. 65].
Комитет во главе с генерал-майором Грамотиным в 1857 г. пытался выявить, «какие сословия и звания существуют во всех обществах бывшего Владикавказского округа», «определить личные и поземельные права сословий, местные обычаи при разборе дел между лицами разных сословий, собрать списки семейств, принадлежащих «к почетным сословиям» [8, С. 59-60].
«Высшее сословие» в Ингушетии формировалось на основе «Табели о рангах» из лиц, достигших определенных чинов на русской службе. Так, капитан 1-го Сунженского казачьего полка Мунк Мальсагов в 1858 г. просил «об уравнении фамилии Мальсагов с узденями горских обществ», так как его предки, «бывшие издревле старшинами в Ингушском обществе первыми покорились Русскому правительству, и дали пример непокорному народонаселению еще до возведения крепости Владикавказ». Но помощник начальника Военно-Осетинского округа капитан Финогеев отвел эти претензии: «В Назрановском обществе нет классов, которые бы пользовались преимуществами, и звание старшины никакого права пред другими не представляет», а «право, о котором ходатайствует вышесказанный
офицер для своей фамилии, может повлечь домогательство более, чем 200 семейств, считающихся равного с ним происхождения»[9, С. 67].
В целом среди ингушей было меньше людей, поступивших на русскую службу, чем, допустим, среди осетин. Так, в списке офицеров и юнкеров всех обществ Военно-Осетинского округа в сентябре 1860 г. среди 258 фамилий значатся 3 члена джераховского общества - штабс-капитана Темур-ко Ахриев и юнкера Даурбек Ахриева и Арсалам Ахриев [10, С. 77].
В годы русско-турецкой войны 1877-1878 гг. был сформирован Терско-горский полк из 2-х дивизионов - ингушей и осетин. Из 25 офицеров полка лишь 3 были русскими: командир полка, адъютант и казначей. Ингушским дивизионом командовал подполковник Б. Базоркин, а его сотнями- подпоручик Б. Ужаков и прапорщик Б. Мальсагов.
На Северном Кавказе неуклонно внедрялись современные формы образования и культуры. Ставропольскую и Екатеринодарскую гимназии закончили известные впоследствии общественные и культурные деятели Ингушетии Чаха и Саадал Ахриевы, Асланбек Базоркин, Адиль-Гирей Дол-гиев. В 1868 г. первая русская школа была открыта в Назрани. Но этого было явно недостаточно. «О школьном голоде нечего говорить при 0,1 % грамотных», - говорил депутат Государственной Думы от Дагестана Гайдаров [11, С. 87].
«Сборник документов и статей по вопросу об образовании инородцев», изданный в 1869 г. Министерством народного просвещения, отмечал, что «конечной целью образования всех инородцев, живущих в пределах нашего отечества, бесспорно, должно быть обрусение их. Предполагалось создание на первом этапе начальных школ на местных языках народов империи с параллельным изучением русского языка, а на втором этапе полностью перейти на русский язык [12, С. 98].
Депутат Государственной Думы Г.Д. Степанов считал, что «на Кавказе никто обрусением не занимался, и туземцу казаться быть похожим на русского считалось хорошим тоном», а для местного гимназиста «хорошее чисто-русское произношение было таким же хорошим тоном, как для наших бабушек хороший французский тон с грассированием». Однако с 1882 г. на Кавказ по инициативе кн. Дондуков-Корсакова «начинается вакханалия обрусения, достигшая своего апогея при кн. Голицыне... Туземцы устраняются из местной администрации, начинается поход на школы и родной язык учащихся». Но «курс на русификацию провоцирует подъем «автономистских» настроений в местных национальных элитах.» [13, С. 69].
В 1909 г. Г.Д. Степанов отмечал: «... в настоящее время я не думаю, чтобы на Кавказе вы нашли интеллигентного туземца, который не знал бы своего родного языка, и который не знал бы и не уважал бы своей родной литературы».
При обсуждении законопроекта о начальных училищах III Дума высказалась за изучение родного языка в «инородческих школах» по возможности. Депутат И.И. Гайдаров увидел в начальной школе проводника политики русификации. Его поддержали кадеты, прогрессисты, трудовики и мусульманская фракция, подчеркивая, что действительно «игнорируются особенности инородческого населения». Сам наместник признавал: «В народной школе вместо знания русского языка и умения сколько-нибудь правильно читать и писать получается зазубривание того, чего сплошь и рядом не понимают. Не давая ни общего развития, ни сносного знания русского языка, народная школа на Кавказе признается населением бесполезной и даже вредной» [14, Л. 15].
На этой волне развивалось духовное образование, строились мечет-ские школы - хьужаре. В 1909 г. в Ингушетии в 25 мечетских школах 29 учителей обучали 341 детей (из них 262 мальчика и 79 девочек). Но государство хотело иметь местные кадры со знанием русского языка. Если ме-четские школы содержало местное население, то светскую Назрановскую школу финансировала государство. Однако на 1897 г. грамоту на русском языке знали 5, 7 % осетин, 1,5 % карачаевцев, 1,2 % адыгов и черкесов, 0,7 % кабардинцев, 0, 3 % балкарцев, ингушей и чеченцев [15, Л. 27].
На рубеже XIX-XX вв. МВД было встревожено распространением на Северном Кавказе идей панисламизма и пантюркизма. Правительство заподозрили исламские школы в «антирусской пропаганде» и в возведении «стены против проникновения русской культуры и идей ассимиляции» [16, Л. 39]. Для их ослабления, правительство смягчает политику русификации до уровня «просветительского» уклона. Так интеллигенции Владикавказа создает Общество просвещения ингушского народа. Оно проводило благотворительные акции, сборы на просвещение, которые стимулировали культурный обмен с восстановлением в 1905 г. Кавказского наместничества возрождается политика «обрусения». Наместник Воронцов-Дашков предлагал учитывать запросы горцев в части просвещения, обучать духовенство в русской школе, и с их помощью приобщать горцев к русской культуре с обучением на своем языке как «первейшим средством» воздействия русского мировоззрения на мусульман [17, Л. 26]. Но в 1908 г. на Северном Кавказе одно начальное училище приходилось на 3000 чел. русских и 11400 горцев. Депутат Государственной думы Гайдаров считал, что у ингушей «непомерные и непосильные платежи лишают возможности многих сельчан, понимающих все блага и выгоды европейской школьной науки, заняться образованием своих детей» [18, С. 16].
Правительство понимало, что культурное сближение горцев Кавказа с Россией будет скорее через их обучение и воспитание в школе, в 1907 г. изменило к ней свой подход. Оно рассчитывало, что с расшире-
нием сети государственных школ и охватом ею всех детей инородцев, конфессиональноинородческая школа утратит свое значение.
В 1909 г. в Ингушетии открылись школы, в которых детей обучали русской грамоте в селах: Привольное, Гамурзиево, Насыр-Корт, Базоркино, Кантышево, Экажево, Сурхахи, Кескем [19, Л. 29].
Светское образование становится более доступным для низших слоев ингушского общества и активирует их социальную мобильность. В 1914 г. в Ингушетии работало уже 19 учебных заведений, а в 1915 г. - в 17 школах 25 учителей обучали более 500 учащихся. На уменьшении числа школ сказалась война. Но важнее другое. Недоверие ингушей к светским школам, опасавшихся, что их детей отлучат от веры, было преодолено. Число учащихся светских школ почти в 2 раза превысили число учеников национально конфессиональных школ Ингушетии.
Здравоохранение было в зачаточном состоянии. В Назрановском округе не было ни одной больницы, доступной для горцев. Корреспондент «Терской жизни» Гаирбек Мальсагов писал, что в 1914 г. на 35 тыс. чел. в Назра-новском округе приходится лишь один доктор, на 18-25 тыс. - 1 фельдшер, а на 15-20 тыс. женщин округа - всего 1 акушерка [20, Л. 34]. Наместник царя на Кавказе в 1916 г. писал о мусульманских народах Кавказа: «Интеллигенция в их среде растет весьма медленно и не имеет влияния на народную массу».
В Ингушетии не было библиотек и театра. Быстрее других росла учительская интеллигенция. Они учились в вузах Владикавказа, Ставрополя, Тифлиса, Москвы и Петербурга. Свою роль сыграла Назрановская горская школа. Появились ингуши - архитекторы. Так, И. Базоркин возвел во Владикавказе суннитскую мечеть на средства бакинского миллионера М. Мухтарова. Она стала образцом городской дореволюционной архитектуры.
Доминирующей чертой мировоззрения северокавказской интеллигенции 60-70-х гг. XIX в., к которой относился и ингуш Ч.Э. Ахриев, был европеизм. «Просветители хотели видеть горские народы равными во всем просвещенным нациям Европы». Но «проведение преобразований возможно лишь при учете социальных и культурных традиций народов. Иначе, считал Ч. Ахриев, даже все благие намерения и действия вызовут недоверие и враждебность [21, Л. 17].
В 1911 г. газета «Терские ведомости» писала: «Чеченскому и ингушскому народу давно пора переменить эти закоренелые традиции. Может быть, до покорения Кавказа они и хороши были, но теперь от традиций этих мы страдаем. Народ должен идти вперед. Придерживаясь взглядов наших дедов, мы идем назад, а все другие народы стараются и идут вперед». Впрочем, автор той же статье рекомендовал телесные наказания: «Для челове-
ка культурного розги не нужны, но для чеченцев и ингушей необходимо иметь их, и я уверен, что сечение розгами за кражи чеченцев и ингушей, кроме общей пользы для жителей, ничего не принесет».
Видный общественный деятель Ингушетии В.Г. Джабагиев пришел к идее автономии, самостоятельного развития национальной экономики и культуры. «Опыт века показал, что Россия не умеет управлять Кавказом, примирять этнографические и религиозные противоречия. У нее не хватает ни инициативы, ни желания изучать и знакомиться ближе с подвластными народами. Она занималась и занимается только внешней муштрой без всякого воздействия культурными средствами» [22, Л. 17]. Выход он видел в «автономном самоуправлении» Кавказа, но не предполагал отделение от России. «Совместная жизнь и дружеская работа разнородных элементов обеспечит за русским государством богатую духовной энергией расу», - считал он.
По мнению А. Дж. Тойнби, некоторые «сателлиты России» «не чувствовали себя продвинутыми в цивилизации, как ... русские. Народы этой категории могли возмущаться господством и эксплуатацией со стороны русских., но они не чувствовали нерасположения к принятию современной цивилизации через русский канал. Они осознавали, что в культурном плане Россия предлагает им самый легкий доступ в современный мир, и русский язык является лучшим инструментом для того, чтобы овладеть современными знаниями и идеями».
С другой стороны, «заняв определенное место в сфере общества, чужеродный культурный элемент укореняется и, обрастая родственными себе элементами, чувствует себя вскоре хозяином положения. Если воспринимающая сторона не в состоянии нейтрализовать эти вкрапления, остается единственная надежда - попытаться перехитрить врага. Здесь не годится воинственная практика зилотизма - неистово сопротивляться всему новому. Вместо этого лучше предпринять противоположный маневр. сражаться с более сильным противником его же собственным оружием».
Так, в начале ХХ века ингушские интеллигенты, овладевшие либеральной фразеологией, боролись за права своего народа в Государственной думе, опираясь на нее и апеллируя к либеральным ценностям. В петиции ингушей в Госдуму в январе 1909 г. заявили о своих проблемах: «Мы, ингуши, занимались испокон веков земледелием. Весь народ составлял. одну трудовую общину, не зная классового деления, привилегированных сословий, управляясь общинными началами. Но, в 60-х гг. XIX в. несмотря на преданность России, местные власти, проводя идеи русификации края, стали отбирать у нас земли и заселять их казаками.». Упоминалось также, что «освободительное движение, придя из России, захватило и наши горы». Запросы ингушей в Государственной думе поддерживали кадеты, социал-
демократы, трудовики [23, Л. 17].
Депутат от Терской области И.О. Эльдарханов 22 июня 1906 г. огласил в Думе телеграмму из Чечни о наборе в отряды стражников для отправки в центр России. Авторы телеграммы просили Наместника о возвращении нанятых на службу и протестовали «против недостойного пользования невежеством и темнотой горцев». Депутата ГД предупредил, что подобная практика может усугубить межнациональные отношения. Такая же ситуация была в Ингушетии, когда «в период аграрных крестьянских волнений в центральной России, Ингушетия была поставщицей охраны помещичьих имений». Причину позорного явления видели в низкой грамотности (3,3 %) ингушского населения. Поэтому, считала газета «Терские ведомости» в 1911 г. (№ 15): «Для перевоспитания чеченцев и ингушей. необходимы: школа - для детей; для юношества - всеобщая воинская повинность в южных округах; эта мера займет досуг молодежи, даст им возможность ознакомиться с мирными нравами и бытом других народностей, расширит их кругозор.» С другой стороны, было очевидно, что, помимо платежей в казну, экономику ингушского крестьянина подрывают затраты, связанные с соблюдением адатов, и на это также обращала внимание местная интеллигенция.
Во II Государственной думе представителей горских народов Северного Кавказа не было. Депутат Дагестана и З, Гайдаров объяснил причину: «Это произошло потому, что Северный Кавказ - горское население, - по акту 3 июня и административному произволу лишился своего представителя». Интересы горцев выражала Мусульманская группа, состоящая из 30 чел. в составе: татар, азербайджанцев и узбеков. Депутат Государственной думы Марков 2-й увидел в этом опасность для России: «Они заменили народность религией, и сделали правильно, умно с точки зрения своих будущих целей, но с точки зрения интересов русского государства это надо прекратить, ибо это грозит целости русского государства» [24, С. 123].
Наглядным итогом интеграции Ингушетии в лоно российской цивилизации стало участие Ингушского конного полка в составе Кавказской туземной конной дивизии в 1-й мировой войне. Полк сформирован в начале августа 1914 г. под руководством помощника начальника Назрановского округа подполковника Э-С. Беймурзаева. «Он сам лично объезжал все ингушские селения, беседовал с их жителями на сходах, и во многом благодаря ему уже в скором времени в окружное управление поступили списки добровольцев». Командиром полка был полковник абхаз Г.А. Мерчуле. Среди офицеров полка были такие яркие личности, как принц Наполеон Мюрат. Но, историк «Дикой дивизии» О.Л. Опрышко называет и уроженцев Ингушетии: командира 1-й сотни штаб-ротмистра Г.А. Гудиева, прапорщиков М. Аушева, Э. Гулиева, К. Дудаева. В
1917 г. полк возглавил ингуш полковник А.Б. Коти- ев, служивший до этого в 1-м Дагестанском полку.
В данных О.Л. Опрышко о фамилиях командиров сотен, полка, из 14 персоналий мы встречаем 6 ингушей. Больше всего «удельный вес» ингушей среди командиров в 1917 г. - командир полка и 3 командира сотни. Полки дивизии были 4-сотенного состава, но в 1916 г. в Ингушском полку была сформирована 5-я сотня из «прощенных государем» абреков [29, Л.27]. Ряд офицеров полка был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени - штаб-ротмистр князь М.Г. Шамшиев; Георгиевским оружием - полковник Г.А. Мерчуле, поручик К.-С.Б. Базоркин, подпоручик Э.Д. Гулиев, корнет С.Д. Долтмурзиев, поручик В.А. Шенгелай, ротмистр С.-Б.З. Боров. В 1917 г. георгиевскими крестами были награждены поручики М. Бек-Бузаров и Д. Добриев. 8 всадников полка стали полными георгиевскими кавалерами.
Анализ командного состава полка является своеобразным срезом ситуации в ингушском обществе. В начале войны среди лишь единичные их представители смогли занять должности старших офицеров, командира сотни. О.Л. Опрышко называет двоих - Г.А. Гудиева и А.Б. Котиева. В конце войны командирами сотен становятся ингуши, начавшие войну прапорщиками, подпоручиками и корнетами.
А.Дж. Тойнби считал мусульманскую и христианскую цивилизации родственными», но указывал, что даже «малые различия между культурами способны вызвать яростные духовные волнения в душах, если подвергаются духовной радиации со стороны другой цивилизации». Для примера он приводил «страдающий, мучительный тон русской литературы XIX века, отражающий в душе, вынужденной жить в двух различных духовных универсумах одновременно, даже если эти два претендента на духовное владычество и сродни друг другу». В политическом отношении духовное напряжение, возникшее при давлении западного духа на российские души «измеряется взрывной силой революции 1917 г» [25, Л. 17]. И все же весь ход событий показал, что к 1917 г. «процесс вестернизации не затронул всех сторон жизни России и был жестко ограничен определенными рамками. Собственно, Запад так и не оказал глубокого влияния на жизнь и культуру России».
Таким образом, во второй половине XIX-начале XX вв. в итоге буржуазных реформ, введения военно-народного управления, формирования нового культурно - образовательного пространства в регионе интенсифицируются процессы «притирки» друг к другу и взаимного познания русского и горских народов. Они укрепили доверие горцев к метрополии, способствовали постепенному сближению европейской (российской) цивилизации с горской, формированию российской идентичности у северо-
кавказских народов.
Интеграция горских народов в культурно - образовательное пространство России и сближение славянского и горского социумов на Северном Кавказе происходило эволюционно, склоняя предпочтения горцев в пользу взаимодействия с русскими властями. Образованные и предприимчивые мусульмане активно включались в обновлении экономической, культурной и социальной сферы региона.
Наряду с родовой верхушкой традиционного общества наблюдается складывание прорусски настроенной служилой ингушской элиты. Ее типичный путь - учеба в окружной горской школе, реальное училище, кадетский корпус, и служба в армии. Рассеялись все опасения правительства о нелояльности горцев-мусульман в случае войны с Турцией. Кавказская конная туземная дивизия, и Ингушский полк, в частности, проявили в годы Первой мировой войны надежность и преданность России.
Во второй половине XIX-начале XX века в процесс европеизации культурной сферы активнее втягивалась именно эта часть ингушского общества, для которой роль Европы играла русская европеизированная элита (отнюдь не вся Россия), хотя единицы достигли уровня европейской общественной мысли того периода (принцип автономии).
Политика государства в культурно-образовательной сфере среди народов Кавказа была противоречивой, и ее эффективность зависела от конкретных исторических условий и методов осуществления. Более длительный по времени реализации и жесткий метод «русификации» крайне осложнил земельные и межнациональные отношения в регионе, и в начале XX века кавказская администрация была вынуждена вернуться к более гуманному методу «обрусения».
Таким образом, достаточно долго остававшееся замкнутым традиционное ингушское общество, признало российскую власть и необходимость платить налоги, но дало «трещину» под влиянием культурных инноваций. Данные о расширении сети и влияния министерских школ среди ингушского населения говорят о переломе их сознании в пользу светского образования.
В условиях рыночных отношений, осложнения экономического положения большинства членов ингушского общества, при сохранении их традиционалистских ценностей и существующей социальной структуре, светское образование предоставляло единственный реальный шанс подняться вверх по социальной лестнице.
Из наиболее активной части ингушского общества, выпускников светских школ, сформировался тонкий слой интеллигенции и предпринимателей, которые сыграли активную роль в социально-экономических, политических и культурных процессах в Ингушетии на закате империи, в период
революционных потрясений 1917 г., гражданской войны и начальный период Советской власти.
Библиографический список:
1. Боров А.Х. Северный Кавказ в российском цивилизационном процессе. - Нальчик. 2007. С. 23.
2. Тангиев А.М. Забытая история Ингушетии - Назрань, 2002. С. 44.
3. Грабовский Н.Ф. Ингуши. Грабовский Н.Ф. Ингуши ССКГ. Тифлис, 1876. Выпуск 9. С. 56.
4. Потто В.А. Кавказская война. Ермоловское время. - Ставрополь. 1994. Т. 2. С. 92.
5. Малашенко А.В. Исламские ориентиры Северного Кавказа. - М.: 2001. С. 37.
6. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. - М.: 1963. Т. 2. С. 82.
7. Долгиева М.Б. Общественная мысль Ингушетии второй половины XIX - начала XX в. - Нальчик, 2002.
С. 65.
8. Национальная политика России: история и современность. - М.: С. 59.
9. Кавказский вопрос в Государственной думе... С. 67.
10. Потто В.А. Кавказская война. Время Паскевича или бунт Чечни. Ставрополь, 1994. С. 77.
11. Блиев М.М.О некоторых проблемах присоединения народов Кавказа к России - М.: 1991. № 6. С. 87.
12. Ткачев Г.А. Ингуши и чеченцы в семье народностей Терской области. С. 98.
13. Цуциев А.А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774-2004) - М.: 2006. С. 69.
14. ЦДНИРО-Ф.7-Оп.1-Д.383-Л.15.
15. ЦДНИРО-Ф.7-Оп.1-Д.835-Д.27.
16. ЦДНИРО-Ф.7-Оп.1-Д.835-Л.39.
17. ЦДНИРО-Ф.7-Оп.1-Д.835-Л.32.
18. ЦДНИРО-Ф.7-Оп.1-Д.835-Л.26.
19. ЦДНИРО-Ф.7-Оп.1-Д.835-Л.29.
20. ЦДНИРО.Ф.7.-Оп.1.-Д.835.-Л.34.
21. РГВИА.ф.ВУА, Оп.1. Д.35.-Л.15.
22. РГВИА.ф.ВУА, Оп.1. Д.35.-Л.17.
23. ЦГА ЧИАССР.-Ф.81.-0п1.-Д.105.-Л.17.
24. История народов Северного Кавказа с древнейших времен До конца XVIII в. - М.: 1988. С. 123.
25. РГВИА.ф. ВУА, Оп.1. Д.35.-Л.17.
Reference
1. Borov A.Kh. The North Caucasus in the Russian civilizational process. - Nalchik. 2007. P. 23.
2. Tangiev A.M. The forgotten history of Ingushetia - Nazran, 2002. P. 44.
3. Grabovsky N.F. Ingush. Grabovsky N.F. Ingush SSKG. Tiflis, 1876. Issue 9. P. 56.
4. Potto V.A. Caucasian War. Ermolovsky time. - Stavropol. 1994. Vol. 2. P. 92.
5. Malashenko A.V. Islamic landmarks of the North Caucasus. - M.: 2001. P. 37.
6. Kusheva E.N. The peoples of the North Caucasus and their connections with Russia. - M.: 1963. Vol. 2. P. 82.
7. Dolgieva M.B. Social thought of Ingushetia in the second half of the 19th - early 20th centuries. - Nalchik, 2002. P. 65.
8. National policy of Russia: history and modernity. - M.: P. 59.
9. The Caucasian issue in the State Duma... P. 67.
10. Potto V.A. Caucasian War. The time of Paskevich or the revolt of Chechnya. Stavropol, 1994. P. 77.
11. Bliev M.M. About some problems of the annexation of the peoples of the Caucasus to Russia - M.: 1991. № 6. P. 87.
12. Tkachev G.A. Ingush and Chechens in the family of nationalities of the Terek region. P. 98.
13. Tsutsiev A.A. Atlas of the ethnopolitical history of the Caucasus (1774-2004) - M.: 2006. P. 69.
14. TsDNIRO-F.7-Op.1-D.383-L.15.
15. TsDNIRO-F.7-Op.1-D.835-D.27.
16. TsDNIRO-F.7-Op.1-D.835-L.39.
17. TsDNIRO-F.7-Op.1-D.835-L.32.
18. TsDNIRO-F.7-Op.1-D.835-L.26.
19. TsDNIRO-F.7-Op.1-D.835-L.29.
20. TsDNIRO.F.7.-Op.1.-D.835.-L.34.
21. RGVIA.f.VUA, Op.1. D.35.-L.15.
22. RGVIA.f.VUA, Op.1. D.35.-L.17.
23. TsGA CHIASSR.-F.81.-Op1.-D.105.-L.17.
24. History of the peoples of the North Caucasus from ancient times until the end of the 18th century. - M.: 1988. P. 123.
25. RGVIA.f. VUA, Op.1. D.35.-L.17.
