CC BY
38Ю1
Философия
УДК 141.7
Юрий Александрович Гуторов, магистр богословия, магистр педагогики, преподаватель Нижегородской духовной семинарии
Евразийская интеграция: этнический аспект
Аннотация: В статье рассматриваются взгляды евразийцев на проблему взаимоотношения России и Европы, Востока и Запада, евразийское «братство народов», национальную интеграцию, в том числе через практику межэтнических браков.
Ключевые слова: Россия, Евразия, Азия, евразийство, Восток, Запад, государство, история, культура, народ, интеграция, братство.
Yuri Alexandrovich Gutorov, Ma&er of Theology, Ma&er of Pedagogy, Teacher of the Nizhny Novgorod Theological Seminary
Eurasian Integration: Ethnic Aspect
Abttract: The article deals with the views of the Eurasians on the problem of inter-relations between Russia and Europe, Eaft and Weft; the Eurasian "brotherhood of peoples", national integration, including through the practice of interethnic marriages. Key words: Russia, Eurasia, Asia, Eurasian, Eaft, Weft, State, Hiftory, Culture, People, Integration, Brotherhood.
Вопросы философии истории и культуры: становление российской государственности и культуры, взаимоотношение культур востока и запада, роль идеологии и религии в культурной и государственной самоидентификации — всегда были актуальны для российского общества. В 20-х годах ХХ века решением этих вопросов, актуализированных политической ситуацией того времени, занимались философы из среды русской эмиграции, создавшие движение под названием «евразийство».
Евразийство — крупномасштабный проект, в рамках которого были подняты такие проблемы, которые во многих отношениях до сих пор не утрачивают своей значимости. Он легитимно претендует на то, чтобы его воспринимали как самодостаточную, действительную и даже всеобъемлющую концепцию, затрагивающую культурологию, историософию, геософию, религию и политику.
Анализ основных евразийских категорий и концепций показывает опережающий характер их мыслей относительно реалий начала прошлого века. В интеллектуальном наследии евразийства можно найти один из первых вариантов систематического подхода к обществу, органические взгляды на культуру, критику ограничений позитивистской науки, структуралистские методы исследования в лингвистике, культурологии, истории и географии. Методология изучения таких сложных объектов, как «Россия-Евразия» привела евразийцев в сферу междисциплинарных
исследований, о теоретическом и практическом значении которых стали серьезно задумываться лишь в настоящее время.
Идеи евразийства, благодаря их актуальности и оригинальности, оказывают определенное влияние на политическую, культурную и в какой-то мере религиозную сферы современной России.
По мнению евразийцев, важной особенностью для России является симфония различных национальных культур. Симфония, или единство, но не доминирование русской культуры. Самобытность, особенность России-Евразии заключается в равноправном взаимодействии населяющих ее народов и их культур. Поэтому в трудах евразийцев значительное внимание уделялось концепции межнациональных отношений, «истинного и ложного национализма», самосознания и самопознания нации.
В русле оппозиции России и Европы, инициированной славянофилами, евразийцы судьбы России связывали с познанием источников национальной идентичности. Но если славянофилы идеализировали российскую древность, то евразийцы самобытность русской цивилизации связывали с восточными корнями.
Восприятие Востока среди евразийцев было связано с пониманием византийской культуры. П. Н. Савицкий писал: «Сущность византийской культуры определяется сочетанием многоразличнейших элементов. Токи религиозных, художественных и др. импульсов, шедших с Востока, из Палестины, Сирии, Армении, Персии, Малой Азии, а также из некоторых частей Африки, соединялись здесь с восприятием западной государственной и правовой традиции. Также соприкосновение со степными культурами, столь определительное для образа русской культуры, не прошло в свое время бесследно для Византии. И многое в византийских модах и нравах восходит к заимствованию у степных «варваров», последовательными волнами набегавших на границы империи»1. Понимание византийской культуры как евразийской расширило представление об основах русской культуры. Византийская культура является основанием, на котором
созидалась культура русская. Но наряду с этим основоположным влиянием, евразийцы отмечали и влияние новой, «степной» цивилизации, начавшееся с XIII в.
«Византийский „слой" евразийцы рассматривали как особый элемент, напоминая что византийская культура сохраняла "евразийское" наследие предшествующей культуры»2.
Классики евразийства говорили о географической, духовной и кровной связи России и Азии: «В своих исходных положениях евразийские мыслители 1920-1930-х годов утверждали, что Евразию составляют три равнины: Восточно-Европейская, Западно-Сибирская и Туркестанская. А поэтому Евразия — отнюдь не объединение Европы и Азии, не их «социально-историческая комбинация», а особый континент. «Вместо обычных двух на материке „Старого Света" мы различаем три континента: Европу, Евразию и Азию», — выразил общеевразийскую точку зрения П. Савицкий. А поэтому Евразия была способна объединить населяющие ее народы в единое целое. Здесь, по убеждению евразийцев, получило развитие невиданное нигде более братство народов, их тяга к государственно-политическому единению. Сама евразийская природа постоянно подталкивала эти народы к объединению в единое государство. В этой связи евразийцев возмущало, что этнические корни Русского государства рассматривались нашим образованным обществом как исключительно славянские»3.
В книге Н. С. Трубецкого «О туранском элементе в русской культуре» на основе анализа религии, права, поэзии и языка выделены черты туранской психики, которая «характеризуется душевной ясностью и спокойствием», отсутствием «разлада между мыслию и внешней действительностью, между догматом и бытом»4. Роль ту-ранских этнопсихологических черт в национальном русском облике Н. С. Трубецкой оценивает положительно. Евразийцы переосмыслили этническую историю России. Это выразилось в представлении о симфонической природе русских. Тезис о том, что русские — не славяне и не тюрки, не арийцы и не азиаты, что из различных этнических
компонентов — арийско-славянского и туранского — появился уникальный синтез, долгое время был непривычным.
K туранским народам Н. С. Трубецкой относил «урало-алтайцев»: западных финнов, лопарей, мордву, черемисов, пермских финнов; угров (мадьяр и венгерцев), а также народы меря, весь, мурома и мещера. Особое значение придается тюркским народам. Речь шла о тюрках-османах, татарах (крымских, казанских, азербайджанских, тобольских), мещеряках, балкарцах, карачаевцах. В эту же группу включаются: кумыки, башкиры, киргизы, туркмены, узбеки, алтайцы, якуты, чуваши и целый ряд исчезнувших народов, из которых наиболее известны хазары, болгары и половцы, а также монгольские народы, на территории России представленные в основном калмыками и бурятами.
По словам Н. С. Трубецкого, из вышеупомянутых групп народов туранский «психологический тип» наиболее четко прослеживается среди тюрков, которые оказывают наибольшее влияние на культуру России. В ходе экономической деятельности они пересекали огромные пространства и не накапливали большого богатства. На протяжении веков они жили по одному принятому порядку, их история, казалось, растянулась во времени. Диалог с другими народами не изменил основы их культуры, они только воспользовались инновациями, которые были полезны для себя, а иногда «поглощали» другие народы, которые слились с ними. Подчинение раз и навсегда заведенному порядку переняли русичи от тюрков в результате татаро-монгольского ига. Однако такая организация жизни была облечена в православные формы. Одной из основных характеристик культуры туранцев является создание благоприятных условий для соблюдения традиций, благодаря которым культура постепенно развивается. Это позволяет этносу, не тратя эмоциональные ресурсы, развиваться без падения и взлета. «Туранский тип психики» оценивается положительно, главное преимущество евразийцев — «повседневное исповедничество» (религиозность на внутреннем уровне). Он пронизывает всю русскую жизнь: религию, культуру, государственную идеологию. Однако если туранское влияние было столь значительным
для России, то почему религия была заимствована славянами не из ту-ранских племен, а из Византии? Этот вопрос не имеет принципиального значения для евразийцев. Более важно само отношение русского народа к религии. «Если обратиться к евразийскому наследию, можно обнаружить важные идеи и принципы необходимости мирного сосуществования разнородных по своим религиозным воззрениям евразийских общностей, проживающих в евразийском пространстве»5.
Кроме того, Н. С. Трубецкой считал основой туранской культуры и государственности подчинение высшей идее, и такое подчинение распространяется и на власть. Однако особо подчеркивается, что на этой основе неправильно называть поведение людей того времени рабским, это не вопрос «рабства», а традиции и культуры.
«В постановке вопроса, имеет ли Россия свой собственный путь развития славянофилами закладывается проблема противостояния православного Востока и католическо-протестантского Запада»6.
Евразийцы, обосновывая «туранский элемент» в истории России, отмечали, что российское государство росло с расширением границ, прежде всего восточных и южных. Г. В. Вернадский пишет: «Русская история есть история общества, занявшего огромное пространство. Философия значения этого пространства в историческом процессе есть философия всей русской истории».7 По мере продвижения на восток менялся не только расово-антропологический, но и культурный облик русской нации. Но Г. В. Вернадский подчеркивает, что «русская народность и русская культура, постоянно видоизменяясь, сохраняли все-таки основные черты».8 Как и славянофилы, евразийцы считали, что Россия — не «отсталая часть Европы» и не «развивающаяся часть Азии», но особое «месторазвитие» — сопряжение двух культур в культуре «евразийской». История имеет примеры таких культур: это культура эллинистическая, сочетавшая в себе культуру Запада, т. е. Греции, с культурами Востока, и культура византийская, как ее продолжение.
Из особенного евразийского «месторазвития» евразийцы вывели идею мессианского направления для России и русского народа, который
нельзя полностью отнести ни к азиатам, ни к европейцам. Для этих национальностей, которые имеют культурно-историческое единство и этногеографическую целостность, по мнению авторов этой концепции, больше подходит название «евразийцы».
«Россия представляет собой особый мир. Судьбы этого мира в основном, важнейшем протекают отдельно от судьбы стран к Западу от нее (Европа), а также к югу и востоку от нее (Азия). Особый мир этот должно называть Евразией. Народы и люди, проживающие в пределах этого мира, способны к достижению такой степени взаимного понимания и таких форм братского сожительства, которые трудно достижимы для них в отношении народов Европы и Азии»9. Произошло наделение «месторазвития» — географического, пространственного, на первый взгляд, понятия — социальными, политическими и иными функциями.
Россия оформилась как особая цивилизация под симфонией славянского начала с туранским. Степная цивилизация оказала большое влияние на формирование российского мира и отразилась на многих особенностях русского народа. Русские — это единство славянского и туранского начал. Евразийцы первыми среди русских философов и историков принципиально переосмыслили туранский фактор в позитивном ключе, увидев в диалектике российско-татарских отношений источник евразийской государственности. «Самое объединение почти всей территории современной России под властью одного государства было впервые осуществлено не русскими царями, а туранскими монголами».10
Наследие монголо-татарского периода было, по мнению евразийцев, катализатором русской истории, который превратил разобщенные княжества в остов единой империи. Части Kиевской Руси, которые подпали в XIII веке под западноевропейское влияние, растворились в нем и утратили политическую и культурную самобытность, но территории, вошедшие в состав Орды, позже смогли стать ядром империи. Идеологи евразийства считали, что татары помогли сохранить духовную самобытность Руси, которая воскресла в Московском царстве и вступила в «наследие Чингисхана».
Татарское иго — «нейтральная» культурная среда, принимавшая «всяческих богов» и терпевшая «любые культы», — пришло на Русь как наказание Божье, но не замутило чистоты национальной культуры. «Если бы Русь досталась туркам, заразившимся «иранским фанатизмом и экзальтацией», ее испытание было бы многажды труднее, и доля — горше. Если бы ее взял Запад, он вынул бы из нее душу».11
Вслед за Н. С. Трубецким и П. Н. Савицким и Г. В. Вернадский, как историк, обосновал евразийскую интерпретацию монгольского ига. В статье «Два подвига св. Александра Невского» он пишет: «Глубоким и гениальным наследственным историческим чутьем Александр понял, что в его историческую эпоху основная опасность для Православия и своеобразия русской культуры грозит с Запада, а не с Востока, от латинства, а не от монголов. Монгольство несло рабство телу, но не душе. Латинство грозило исказить самое душу»12. Говоря о том, что латинство «было воинствующей религиозною системой», а монголы несли с собою законы «гражданско-политические», Г. В. Вернадский обращал внимание на то, что важными принципами Монгольского государства были веротерпимость и покровительство религиям. Он пришел к выводу, что наследием подвига Александра Невского по отношению к татаро-монголам «явилось великое Государство Российское».13 Таким образом, истоки России-Евразии восходили не столько к Хиевской Руси, сколько к империи Чингисхана, оказавшей фундаментальное влияние на государственное строительство и сохранение православия в условиях угрозы Запада. «Московское государство, органически выросшее из Северовосточной Руси и еще до окончательного своего оформления решившее в лице Александра Невского ценой татарского ига предпочесть верность своему исконному Православию окатоличению, теперь заступило место монголов и приняло на себя их культурно-политическое наследие».14
Интересной частью культурологических взглядов евразийцев является выделение значимости родства в России-Евразии. Начиная с эпохи эллинизма единство Европы и Азии символизируют брачные союзы. Александр Македонский сознательно и последовательно
проводил политику интеграции культур, мечтая о народе «персоэлли-нов». Александр, его соратники и друзья заключали браки с персиянками и мидийками. В Афинах во II в. до н. э. были разрешены межэтнические браки. «Сладостно было бы мне сказать: о неразумный варвар Ксеркс, тщетно трудившийся над сооружением моста через Геллеспонт, вот как соединяют Азию с Европой мудрые цари — не бревнами, не плотами, не бездушными и бесчувственными связями, а связывающими племена узами честной любви, законных браков и общностью потомства»15, — подвел итоги политики Александра Великого Плутарх.
Поворот к Востоку, признание разных народов как равноценных были новыми явлениями для того времени, ломавшими принятые представления о культурной неполноценности народов.
«Он не последовал совету Аристотеля обращаться с греками как предводитель, заботясь о них как о друзьях и близких, а с варварами как господин, относясь к ним как к животным или растениям, что преисполнило бы его царство войнами, бегством и тайно назревающими восстаниями. Видя в себе поставленного богами всеобщего устроителя и примирителя, он применял силу оружия к тем, на кого не удавалось воздействовать словом, и сводил воедино различные племена, смешивая, как бы в некоем сосуде дружбы, жизненные уклады, обычаи, брачные отношения и заставляя всех считать родиной вселенную, крепостью — лагерь, единоплеменными — добрых, иноплеменными — злых; различать между греком и варваром не по щиту, мечу и одежде, а видеть признак грека в доблести и признак варвара — в порочности; считать общими одежду, стол, брачные обычаи, все получившее смешение в крови и потомстве»16.
Впервые в истории стал ценностью межэтнический брак и духовные и моральные основы единства людей, они ставились выше различия крови. На примере эллинизма можно видеть, что евразийский социокультурный тип образован отношениями родства.
Особенное значение для евразийцев имели межэтнические браки и чувство духовного родства («психологической комплиментарности»,
по Л. Н. Гумилеву) между евразийскими народами. Существенное значение они придавали тюрко-славяно-монгольскому межэтническому единству. Так, первоначально стали заключаться брачные союзы между семьями половецких ханов и русскими княжескими родами. Позже брачные союзы стали заключаться между русскими князьями и представителями рода золотоордынских ханов. В итоге к XVIII веку третья часть русских аристократических семейств имела фамилии тюркского происхождения17.
Расширению практики породнения содействовала монгольская концепция родства, определяемая как «побратимство-свойство».18 Брачная политика монголов формировала отношения свойства и побратимства со знатью других народов, что обеспечивало преобразование «чужаков» в просто «людей», которые более не устраивают смут. Вассальные правители становились «людьми» и тогда, когда сами посылали к ханскому двору своих дочерей или родственниц.
Александр Невский и сын великого хана Батыя Сартак стали названными братьями. Многие примеры побратимства (а также усыновления и заключения брачных союзов) в отношениях между русскими князьями и монгольской знатью позволили П. Н. Савицкому сделать вывод, что над Евразией веет дух своеобразного «братства народов». «Это «братство народов» выражается в том, что здесь нет противоположения «высших» и «низших» рас, что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что здесь легко просыпается «воля к общему делу», — писал он. — История Евразии, от первых своих глав до последних, есть сплошное тому доказательство. Эти традиции и восприняла Россия в своем историческом деле»19.
Н. С. Трубецкой отмечал исторически прошедшее испытание временем «евразийское братство народов». Он пишет: «Между народами Евразии постоянно существовали и легко устанавливаются отношения некоторого братания... Нужно, чтобы братство народов Евразии стало фактом сознания, и притом существенным фактом. Нужно, чтобы каждый из народов Евразии, сознавая самого себя, сознавал себя именно
прежде всего как члена этого братства, занимающего в этом братстве определенное место. И нужно, чтобы это сознание своей принадлежности именно к евразийскому братству народов стало для каждого из этих народов сильнее и ярче, чем сознание его принадлежности к какой бы то ни было другой группе народов».20 По его представлению, братание играло важную роль в этногенезе русского населения. «Русское племя создавалось не путем насильственной русификации инородцев, а путем братания русских с инородцами. И всюду, где русский народ в этом отношении был предоставлен самому себе, он продолжал эту национальную традицию братания даже и в императорский период»21.
Русские по отношению к местному населению использовали тактику братания, охотно заимствуя от завоеванных различные черты бытовой жизни. В новоинтегрированных регионах сами по себе разрабатывались смешанные бытовые типы, которые со временем могли служить основой для всей общности евразийских культур, «разновидностей одной, общеевразийской: мешало только стремление русских верхов (как образованного общества, так и правительства) иметь культуру непременно европейскую».22 Братство народов остается одной из самых значимых ценностей для российской цивилизации.
Обсуждение темы братства народов напоминает концепцию «плавильного котла» западной этносоциологии. По этой концепции, в Соединенных Штатах существовал этнокультурный механизм, который обрабатывал все виды миграционных потоков в один. Долгое время эта теория считалась безусловно адекватной. Но парадокс в том, что его многочисленные разработчики и адепты — социологи, политологи, культурологи и историки — не изучали статистику межэтнических браков. Достаточно проанализировать этот фактор, чтобы понять, что «плавильный котел» — это миф. Большинство этнических групп сохранили свою изоляцию, особенно американцы итальянского, ирландского, греческого, восточноевропейского, латиноамериканского, еврейского, арабского, индийского и китайского происхождения. В так называемом «плавильном котле» не столько
что-то принципиально новое зарождалось, сколько была попытка универсальной англосаксонизации.
При описании этносоциальных процессов в России многие не ограничиваются использованием метафоры «плавильного котла», но различают типы «котлов». Петербург был «котлом», в котором талантливые европейцы стали россиянами, приобретая уникальную идентичность и придавая русскость своим творениям. Москва также является «плавильным котлом», но выплавляет он иных людей: «удалых и сверхпроходимых, выходящих из любых рамок и соединяющих все со всем, которым по колено не только море, но и освоение космоса».23 На территории России действовало множество региональных «плавильных котлов», продуктом работы которых стали казачество, сибиряки и другие субэтносы.
Г. В. Вернадский выявил причины, почему именно русский этнос стал объединителем многонациональной Евразии, он пишет: «Русский народ выступает в истории Евразии преимущественным носителем земледельческой культуры. Не надо забывать, однако, что хозяйственно освоить территорию Евразии русский народ мог лишь потому, что наряду с земледелием он всегда занимался посредничеством между лесными промыслами и степным скотоводством. Русский народ — не только народ-пахарь, он также лесопромышленник и скотовод, и народ-посредник между разными хозяйственно-природными областями, народ-тор-говец».24 И далее: «В течение всего исторического развития русского народа мы не видим сколько-нибудь строгой этнической его замкнутости. Русский народ обладает удивительной способностью впитывать в себя чуждые этнические элементы и их усваивать. Поэтому с чисто расовой точки зрения русская народность XI и та же народность ХХ века существенно отличаются друг от друга. Славянская этническая основа русского народа, в которую введено было значительное количество иранской (скифской), а позже — немного варяжской крови, была затем в течение долгого исторического процесса дополнена этническими элементами монголо-турецкими и финскими...»25.
Справедливость применения в России метафоры «плавильного котла» практически не оспаривалась, что является косвенным признанием важности братства и родства для евразийской культуры. В то же время неадекватность этой метафоры для этносоциальных процессов Европы демонстрирует их меньшее значение для западных стран. Для них более характерно сохранение индивидуальности, этнической дистанции. Как следствие, межэтническая интеграция была и остается проблемой для Европы.
Среди ценностей Европы, более важных, нежели ценность родства, выделяют самосознание и самодостаточность как отдельного человека, так и «этноса», который не нуждается ни в каких других людях или других этносах для собственного роста и обогащения. Наиболее точно европейский культ личного и национального эго, иногда с агрессивным отношением к другому человеку и другой национальной культуре, представлен понятием «автономия», переходящим из одного европейского философского и юридического текста в другой. Такой культ автономного личного и национального эго вызвал критику со стороны русских философов. А. С. Хомяков заметил, что российскому принципу соборной организации жизни на Западе противостоит «дух индивидуализма», а затем оппозицию европейского «я» к русскому «мы» сформулировал С. Л. Франк: «Достаточно знать в общих чертах западную философскую литературу, — писал один из лучших отечественных знатоков европейской философии, — чтобы тотчас убедиться, что центральное место в ней занимает понятие «я». «Я» — индивидуальное сознание — есть либо единственный и последний фундамент всего остального вообще (как у Фихте, в известном смысле у Декарта, Беркли, Канта), либо хотя бы в некоторой степени самоуправляющаяся и самодостаточная, внутренне заключенная в себе и от всего прочего независимая сущность... Но возможно также совершенно иное духовное понимание, в котором не «я», а «мы» образует последнюю основу духовной жизни и духовного бытия. «Мы» мыслится не как внешний, лишь позднее образовавшийся синтез, объединение нескольких «я» или «я» и «ты», а как их первичное
неразложимое единство, из лона которого изначально произрастает «я» и благодаря которому оно только и возможно»26.
Противоположность евразийской «воли к родству» и европейской «автономной свободы» отметил Н. Ф. Федоров: «Новейшие лингвистические исследования показывают, что первыми отделившимися и забывшими своих отцов были нынешние западные народы. Напротив, славяне (хотя и забыли об общем происхождении) не чуждались общения даже и с не принадлежащими к арийскому племени народами, они роднились со всеми инородцами. В континентальной глуши совершалось великое явление сближения двух отдаленных по генеалогической таблице племен, арийского и чудского»27.
Итак, мы можем видеть, что евразийцы по-новому посмотрели на этническую историю России. Это выразилось в идее Н. С. Трубецкого о симфонической природе русских; он считал, что из двух этнических компонентов — арийско-славянского и туранского — появился уникальный синтез. По его мысли, трудно найти великоруса, в жилах которого так или иначе не текла бы и туранская кровь, отсюда следует, что для правильного национального самопознания русским необходимо учитывать наличность в нас туранского элемента. Русские позаимствовали у туранцев бытовое исповедничество, подчинение высшей идее и политической власти и идею государственности как таковую.
Евразийцы отмечали особое значение «братства народов» и ценность родства для России-Евразии. Евразийской «воли к родству» евразийцы противопоставляют европейскую «автономию свободы», индивидуализм.
Особое значение для формирования братства играла практика заключения межнациональных браков. Братство народов остается одной из самых значимых ценностей для российской цивилизации.
Библиография
1. Вернадский Г. В. Два подвига св. Александра Невского // Евразийский временник. Кн. 4. Прага, 1925. // http://gumilevica.kulichki.net/VGV/vgv02.htm (дата обращения: 20.04.17).
2. Вернадский Г. В. Начертание русской истории. СПб.: Лань, 2000. — 318 с.
3. Вернадский Г. В. Против солнца. Распространение русского государства к востоку // Русская мысль. № 35. М. — Пб.: Типолитография И. Н. Кушнерев и К., 1914. // http://krimea.info/lyudi-kryma/&atya-g-v-vernadskogo-protiv-solnca. html (дата обращения: 20.04.15).
4. Гуторов Ю. А. Евразийцы о взаимоотношении православия с иными конфессиями и религиями. Религии России: проблемы социального служения. Сборник материалов конференции. М — Н. Новгород: ИД «Медина», 2011. — 622 с.
5. Гуторов Ю. А. Отношение евразийцев к роли Востока в деле строительства русской государственности. VIII Международная научно-практическая конференция. Современные проблемы гуманитарных и естественных наук. Том 2. М.: Институт Стратегических Исследований, 2011. — 353 с.
6. Евразийская хроника. Париж, 1927. Вып. 7. // http://nevmenandr.net/eurasia/ index.php (дата обращения: 20.04.15).
7. Магаршак Ю. Москва — Петербург: два сердца России. Соперничество столиц должно смениться их сотрудничеством // Время новостей. 2007. 8 июня. // http://www.vremya.ru/2007/99/4/i79908.html (дата обращения: 22.07.16).
8. Мурзабулатов А. Тюрко-русское братство // https://zonakz.net/ articles/?artid=4530 (дата обращения: 22.07.16).
9. Пешков А. А. Вопросы философии истории в отечественной консервативной и либеральной мысли: избранные персоналии. Н. Новгород: Нижегородская духовная семинария, 20i6.
10. Плутарх. О судьбе и доблести Александра // http://ancientrome.ru/antlitr/ plutarch/moralia/alexanderi-f.htm (дата обращения: 22.07.16).
11. Пушкин С. Н. Евразийцы о государстве на евразийском пространстве // http://www.idmedina.ru/books/materials/faizhanov/4/pedagog_pushkin.htm (дата обращения: 22.07.i6).
12. Рыкин П. О. Монгольская концепция родства как фактор отношений с русскими князьями: социальные практики и культурный контекст // http:// hamagmongol.narod.ru/library/rykin_2003_r.htm (дата обращения: 22.07.16).
13. Савицкий П. Н. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997. — 461 с.
14. Савицкий П. Н. Евразийство. // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн / Ред. Л. И. Новикова, И. Н. Сиземская. М.: Наука, 1993. — 368 с.
15. Семикопов Д. В. Из истории русской религиозной мысли (философские эссе
и портреты). Н. Новгород: Нижегородская духовная семинария, 2013. — 320 с.
16. Трубецкой Н. С. О туранском элементе в русской культуре // История.
Культура. Язык. М.: Издательская группа «Прогресс», 1995. — 798 с.
17. Трубецкой Н. С. Общеевразийский национализм. // Россия между Европой
и Азией: Евразийский соблазн / Ред. Л. И. Новикова, И. Н. Сиземская. М.: Наука,
1993. — 368 с.
18. Федоров Н. Ф. Сочинения. М.: Раритет, 1994. — 416 с.
19. Франк С. Л. Духовные основы общества // Серия «Мыслители XX века».
М.: Республика, 1992. — 510 с.
Примечания и библиографические ссылки
1. Савицкий П. Н. Евразийство // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М., 1993. С. 105.
2. Гуторов Ю. А. Отношение евразийцев к роли Востока в деле строительства русской государственности // VIII Международная научно-практическая конференция. Современные проблемы гуманитарных и естественных наук. Том 2. М.: Институт Стратегических Исследований, 2011. С. 103.
3. Пушкин С. Н. Евразийцы о государстве на евразийском пространстве // http://www.idmedina.rU/books/materials/faizhanov/4/pedagog_pushkin.htm
4. Трубецкой Н. С. О туранском элементе в русской культуре // История. Культура. Язык. М.: «Прогресс», 1995. С. 141.
5. Гуторов Ю. А. Евразийцы о взаимоотношении православия с иными конфессиями и религиями // Религии России: проблемы социального служения. Сборник материалов конференции. М — Н. Новгород: ИД «Медина», 2011. С. 241.
6. Пешков А. А. Вопросы философии истории в отечественной консервативной и либеральной мысли: избранные персоналии. Н. Новгород, 2016. С. 216.
7. Вернадский Г. В. Против солнца. Распространение русского государства к востоку // Русская мысль. Т. 35. № 1. М. — Пб. 1914. С. 57-58.
8. Там же. 57-58.
9. Евразийская хроника. Париж, 1927. Вып. 7. С. 17. // Ь«р: //nevmenandr.net/ eurasia/index.php
10. Трубецкой Н. С. Общеевразийский национализм // Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн / Сост. Новикова Л. И., Сиземская И. Н. М., 1993. С. 59.
11. Там же. С. 127.
12. Вернадский Г. В. Два подвига св. Александра Невского // Русский узел евразийства: Восток в русской мысли. М., 1997. С. 237, 249.
13. Там же. С. 250.
14. Там же. С. 38.
15. Плутарх. Сочинения. М., 1999, С. 587.
16. Там же. С. 601.
17. Мурзабулатов А. Тюрко-русское братство. Казахстан. Интернет-газета. 2003. 29 сент. // Ьи:р://20пак2.пе1:/апк1е$/?аги<1=4530
18. Рыкин П. О. Монгольская концепция родства как фактор отношений с русскими князьями: социальные практики и культурный контекст // Мопдо11еа-У1. СПб., 2003. // hamagmongo1.narod.ru/1ibrary/rykin_r.htm
19. Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997, С. 302.
20. Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М.: «Прогресс», 1995. С. 425.
21. Там же. С. 248.
22. Там же. С. 262.
23. Магаршак Ю. Москва — Петербург: два сердца России. Соперничество столиц должно смениться их сотрудничеством // Время новостей. 2007. 8 июня. // http://www.vremya.rU/2007/99/4/179908.html
24. Вернадский Г. В. Начертание русской истории. СПб., 2000. С. 25.
25. Там же. С. 28.
26. Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1992. С. 486-487.
27. Федоров Н. Ф. Сочинения. М., 1994. С. 34.
