CC BY
340
нии частного предпринимательства в России. Понятие «дикий капитализм», возможно, имеет эмоциональный оттенок, но он вполне применим к развитию капитализма в России. Нарождающийся капитализм в действительности был более «диким», чем государство, которое А.С. Пушкин называл «единственным европейцем в России».
Главнейшим недостатком российских железных дорог, на который не обратил внимания упоминаемый Совет съездов ... в 1913 г., была их неспособность обслуживать интересы народного хозяйства в условиях широкомасштабных и длительных военных действий. В России приходилось на 100 верст пути в 1,5 раза меньше паровозов и в 1,4 раза меньше товарных вагонов, чем в других странах — участницах Первой мировой войны. Густота железнодорожной сети, даже в развитой европейской части, значительно отставала не только от Германии и Австрии, но и от Венгрии и Румынии. По всей линии западной границы в России было только 13 дорог с 18 колеями, в то время как противная сторона располагала 32 дорогами с 36 колеями17.
В соответствии с планами мобилизации железных дорог на случай войны в России предусматривалось: переброска 1300 паровозов и 47 тыс. вагонов из восточных районов страны, открытие новых разъездов, усиление густоты полотна на железнодорожных станциях, определенных в качестве пунктов сосредоточения войск и войскового имущества. Указанные мероприятия требовали от 5 до 11 суток. В то же время в союзной Франции железные дороги находились в состоянии, не требую-
щем дополнительных мер мобилизации, а в Германии, воюющей на два фронта, срок мобилизации был определен в двое-трое суток18. Планы мобилизации были разработаны Генштабом России с учетом реальной оценки низкой готовности железнодорожного транспорта к военным действиям по всему западному фронту. И они не были рассчитаны на продолжительную войну в условиях недостатка дорог и подвижного состава для всего народного хозяйства в целом. С конца 1915 г. железнодорожное хозяйство превратилось в катализатор экономического кризиса, который, раскручиваясь по спирали, охватывал все новые сферы, начиная от топливного голода и заканчивая голодом продовольственным19.
В начале 1916 г. задержки грузов на железных дорогах достигали 150 тыс. вагонов, из них 50 тыс. внеочередных, т.е. военных и продовольственных. Чтобы ликвидировать «закупорку» магистральных железных дорог Особое совещание по перевозкам вынесло решение о закрытии 575 станций под погрузку. Между тем, особенностью продовольственного дела в России являлась его опора на мелкого скупщика, «прочесывающего» глубинку и по низким ценам скупающего крестьянские «излишки». Вместе с закрытием указанных станций, а также полустанков, разъездов и тупиков в интересах движения «литерных» поездов, продовольственное снабжение всего городского населения страны стало опираться только на государственное снабжение, рассчитанное лишь на обеспечение продовольствием армии (по условиям мирного времени)20
1 Лейберов И.П., Рудаченко С.Д. Революция и хлеб. — М., 1990. — С.15.
2 ЦГВИА. ф.369. Оп.2. Д.78.
3 Доклад Председателя Совета съездов представителей промышленности и торговли Н.С.Авдакова. 9 мая 1913 г. ЦГВИА. Ф.369. Оп.2. Д.78. Л.36.
4 Там же, л.37.
5 Там же, лл.38-39.
6 Там же, л.37.
7 Гриневицкий В.И. Послевоенные перспективы русской промышленности. — М., 1919. — С.110.
8 Михайлов И.Д. Эволюция русского транспорта. 1913-1925 гг. — М.;Л., 1925. — С.64.
9 Солов В.В. Исследование финансовых результатов эксплуатации железных дорог России. — СПб., 1912. — С.36.
10 Предпринимательство и предприниматели России: от истоков до начала ХХ века. — М., 1997. — С.88.
11 Чупров А.И. Железнодорожное хозяйство. — Т.1. — СПб., 1899. — С.391.
12 Концессия на Курско-Киевскую железную дорогу. — М., 1877. — С.3.
13 Полвека русской жизни. Воспоминания А.И.Дельвига. 1820-1870. — М.-Л., 1930. — Т.Н. — С.409.
14 Известное высказывание В.И.Ленина о том, что можно превратить народное хозяйство в «единую фабрику», работающую с точностью часового механизма, было следствием, вытекающим из политэкономии капитализма. Как убеждение, оно постепенно формировалось со времен европейских буржуазных революций и было свойственно, в том числе, российской буржуазии. В какой-то мере оно сохранилось и в современной российской либерально-демократической среде, не проводящей глубоких различий между микро и макроэкономикой.
15 ЦГВИА. Ф.369. Оп.2. Д.78. Л.40.
16 Промышленность и торговля. — 1912. — № 6.
17 Фельдт В.К. Военно-железнодорожное дело (история и администрация). — Ковель, 1912. — С.37.
18 Материалы по истории франко-русских отношений за 1910-1914 гг. — М., 1922. — С.710.
19 Елютин О.Н. «Золотой век» железнодорожного строительства в России и его последствия // Вопросы истории. — 2004. — № 2. — С.57.
20 Шаров Н.К. Влияние экономики на исход мировой войны. — М., 1928. — С.17.
эволюция российской крестьянской общины как неформального экономического института
В.С. Сопин,
доцент кафедры экономической теории и социальной политики экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета, кандидат экономических наук
В статье предпринимается попытка рассмотреть российскую крестьянскую общину как неформальный экономический институт, отношения собственности, сложившиеся в общине во второй половине XIX века под воздействием традиций, ментальных представлений крестьянства и норм обычного права.
Ключевые слова: российская крестьянская община, собственность, земельный передел, неформальный экономический институт.
Современный экономический кризис спровоцировал мно- озные, психологические, культурно-исторические аспекты. Крес-гочисленные дискуссии о характере и факторах эволюции тьянская община была реальным экономическим институтом, в национальных экономик вообще и экономических институтов котором на определенном этапе исторического развития России в частности, о соотношении частной и государственной форм в концентрированном виде отражались исторические особен-собственности. Вопрос об эволюции форм земельной собс- ности ее хозяйственного и земельного устройства. Отношение твенности приобретает особую актуальность, поскольку в нем к общине сконцентрировало оба противоположных воззрения переплетаются экономические, социальные, этические, религи- на Русь и на весь русский исторический процесс.
Общинное начало не является специфическим российским явлением. Этот родовой признак в том или ином выражении свойственен крестьянству вообще. Община — явление всемирного масштаба, зародившееся на заре человеческой истории и продолжающее существовать во многих странах и в настоящее время. Изучением этого явления на разных его стадиях и во всех разновидностях заняты сотни ученых во всем мире.
Теоретические представления о ходе эволюции сельской общины, бесспорно, нуждаются в дополнительной разработке. Конечно, переход от общинного владения землей к частному, индивидуальному имеет в качестве материальной предпосылки такой уровень производительности труда, который уже позволял производить в одиночку, силами семьи, своими индивидуальными орудиями труда и с помощью приобретенных навыков необходимое для проживания количество продуктов. Однако, всестороннее влияние на общину природных, демографических, экономических, социальных, правовых, этнических факторов нередко приводило к смене тенденции разложения тенденцией усиления общины и расширения ее деятельности. При этом община могла приобретать новые, неизвестные ей прежде функции или же распространяться на группы сельского населения и территорий, ранее общиной не охваченные. Территориально-этнические варианты сельских соседских общин могли принципиально отличаться друг от друга происхождением, социальной структурой, направлением эволюции. Как отмечал М.М. Ковалевский: «... распадение общинной собственности всюду низводимо было на степень частного факта, имевшее место самое большое в пределах той или другой расы и потому легко объяснимого прирожденными ей психическими особенностями. Учение о творческой роли «народного духа» по отношению к юридическим институтам ни в одном вопросе не нашло такого широкого применения, как в вопросе о преемстве видов поземельного владения»1.
Русской общине посвящено огромное количество исследований. В 1877-1880 гг. по инициативе Третьего отделения Вольного экономического общества и при участии членов Русского географического общества было организовано обследование сельской поземельной общины в России. Это было первое специальное обследование общин, проведенное научным обществом в научных целях. В 1878 г. Вольном экономическим обществом была издана «Программа для собирания сведений о сельской поземельной общине». «Программа» преследовала цель собрать как можно больше фактов об общинном землевладении и содержала 155 вопросов, разбитых на 11 параграфов2.
При всей важности этого источника для исследования общины необходимо учитывать его особенности и, в первую очередь, замкнутость таких описаний пределами одной общины. Ввиду этого приходится ограничивать обобщения только такими явлениями, о которых говорится в нескольких исследованиях или которые находят подтверждение в других источниках.
Таким источником является «Доклад Высочайше Учрежденной Комиссии для исследования нынешнего положения сельского хозяйства и сельской производительности в России» (так называемая Валуевская Комиссия). Комиссия была открыта 21 ноября 1872 года, закрыта 28 апреля 1873 года. Комиссией были получены разные сведения, заявления и показания из разных источников, а именно: от губернаторов, предводителей дворянства, председателей и членов земских управ, от губернских по крестьянским делам присутствий и мировых посредников, землевладельцев, управляющих частными имениями, арендаторов имений, сельскохозяйственных обществ, волостных правлений и старшин, крестьян-домохозяев, хлебных торговцев, сельских священников, разных лиц и учреждений.
Вопрос о происхождении крестьянской общины был поставлен во второй половине XIX века. Сразу определились два направления: одни видели истоки крестьянской общины в родовой организации славян, другие отстаивали ее сравнительно позднее, фискальное, крепостническое происхождение. Славянофилов в этом споре представлял И.Д. Беляев, западников — Б.Н. Чичерин. Спор И.Д. Беляева и Б.Н. Чичерина о происхождении крестьянской общины оказал большое влияние на дальнейшую разработку вопроса. Обе точки зрения укрепились в исторической науке. Общая постановка вопроса о родовом и фискальном, естественном и искусственном происхождении общины осталась. Сторонники полярных точек зрения собрали богатейший фактический материал по истории русской общины
и выдвинули ряд интересных положений о возможных путях ее возникновения и развития.
В результате дискуссии определилось само понятие общины. От представления об общине как о высшем начале и нравственном союзе историография пришла к определению ее как конкретной формы общественной организации крестьянства. Укрепилось мнение, что крестьянская община не была исключительной особенностью истории России, а была присуща также и другим народам на определенной ступени их развития. Появление общинного землевладения перестали связывать только с уравнительным землепользованием. Большинство исследователей согласились с тем, что община существовала задолго до земельных переделов.
М.М. Ковалевский, следуя своей общинной теории происхождения земельной собственности, полагал, что в России община эволюционировала от родовой к сельской через семейную или домашнюю общину. Он утверждал, что периодическим переделам земли в русской крестьянской общине предшествовал долгий период заимочного землепользования в пределах общины. По его мнению, коллективное землепользование может выступать в самых разных формах, и выбор конкретной формы зависит от комплекса условий: социально-политических, агрокультурных и географических, а также демографических (в первую очередь плотности населения). М.М. Ковалевский считал поземельную общину исконным устоем русского крестьянского быта.
Дореволюционная историография много сделала для выделения типов общины, их связи и эволюции. Большие успехи были достигнуты в изучении формирования общинного землевладения на окраинах русского государства, где развитие общины проходило под непосредственным влиянием колонизационного процесса. Однако вопрос о происхождении крестьянской общины остался нерешенным.3
К. Маркс и Ф. Энгельс полагали, что исторической предпосылкой русской общины является естественно сложившийся общинный коллектив, который (как и у других народов) претерпел ряд метаморфоз (пройдя этапы родовой и домашней общины) и на высшей фазе своего развития, в форме сельской общины, вышел на историческую арену. К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивали типологическое сходство «мира» с первобытной общиной других времен4. Однако вопрос о том, каким путем исторически образовалась в России общинная собственность, является, по мнению К. Маркса, вопросом «второстепенным и не имеет ничего общего с вопросом о значении этого института»5. Вероятно, поэтому вопрос о происхождении общины не был предметом дискуссий в советское время.
Оценивая с позиции свершившейся истории споры о происхождении общины, можно сказать, что, совершая переделы, община преследовала свою главную цель — коллективное выживание в суровых условиях борьбы за существование. Государство в своих интересах использовало общину, но она не была навязана крестьянам извне, а выступала той социальной организацией, которая отражала объективные условия существования крестьянства и соответствовала вековым его традициям и огромному накопленному опыту борьбы за свое выживание в неблагоприятных условиях.
Данный компромисс между крестьянством и правительством подтверждает история распространения общинно-передельного землевладения в поселениях казенных и дворцовых, или удельных крестьян Севера, Урала и южных районов. В начале XVIII в. у казенных крестьян Севера и Урала не было передельной общины. Земля находилась в свободном обороте, крестьяне продавали и покупали землю, среди землевладельцев были лица различных состояний. Однако, несмотря на фактическое распоряжение крестьянами землей, ее верховным собственником выступало государство, которое до поры до времени не заявляло о своих правах на землю, как бы временно делегировало их крестьянам. В силу свободного оборота земли существовало большое имущественное неравенство между крестьянами. Неимущие и малоимущие крестьяне часто добивались от правительства запрещения на владение землей некрестьянами и введение переделов. Правительство пошло навстречу этим пожеланиям, тем более что это соответствовало его интересам. В 1754 г. последовал указ о запрещении продажи крестьянских земель лицам других состояний и о конфискации имеющейся у них земли в пользу крестьян. В 1766 г. был запрещен свободный оборот земель
также и между самими крестьянами, что лишило крестьян права распоряжаться своими участками.
В течение второй половины XVIII — первой трети XIX в. с помощью правительства средние и малоимущие государственные и удельные крестьяне превратили подворную общину, т.е. общину без коллективной формы собственности и переделов, в передельную общину. Они добились консолидации всех земель, находившихся в частном владении в общинную собственность и затем уравнительно переделили ее между всеми. Аналогичное произошло с землями мелких собственников — однодворцев на юге страны.
Таким образом, община как экономический институт выступала как результат традиций, ментальных представлений крестьянства, а не была навязана крестьянством извне. По мнению Б.Н.Миронова, «в течение XVIII в. в Европейской России произошла унификация земельных прав и отношений у всех категорий российского крестьянства по модели передельной общины, с круговой порукой, принудительным севооборотом и чересполосицей»6.
Этому в большой степени способствовало комплексное действие долговременных факторов природно-климатического и социально-экономического порядка на территории исторического центра России, которые в течение многих веков создали условия, крайне неблагоприятные для деятельности индивидуального крестьянского хозяйства. Слабость и крайняя неустойчивость положения земледельца, постоянный риск разорения и гибели вызвали к жизни такой мощный инструмент экономической и социальной поддержки крестьянина-земледельца, каким была община, сыгравшая решающую институциональную роль в историческом устройстве российской экономики. И как следствие — традиционно слабое развитие института частной земельной собственности. Этот фундаментальный факт по сути своей составляет главную особенность эволюции отношений собственности в России.
Суровые природно-климатические условия сделали процесс разложения первобытного общества у восточных славян необычайно длительным, растянутым на многие столетия. «Из этого периода натурального хозяйства в муках выходит русский народ, и процесс этот болезнен и мучителен»7. Многовековая борьба за выживание оставалась главной даже в XX веке. При всей очевидной архаичности общины в России по сравнению с западом Европы она была абсолютно неизбежной, закономерной чертой русского исторического процесса и отнюдь не зависела от чьей-то злой воли или недомыслия наших предков.
В России вопрос о вещественной собственности обсуждался на перекрестке трех измерений: «Божье», «свое» и «чужое»8. Хорошо известно, что в отличие от Центральной и Западной Европы, в России не получило юридического закрепления римское право собственности, опирающееся на хорошо организованную базу юридических уложений. Именно там многовековая культура частной собственности развила такое качество экономической личности, как хозяйственный индивидуализм и экономический рационализм. В России же на протяжении многих веков хозяйство было основано не на частной собственности, а на своеобразном сочетании общинного пользования землей и власти государства, выступающего в роли высшего собственника. Как писал Н.А. Бердяев, — «Русскому народу всегда были чужды римские понятия о собственности. Абсолютный характер частной собственности всегда отрицался. Для русского сознания важно не отношение к принципу собственности, а отношение к живому человеку»9. Это оказало существенное влияние на отношение к институту частной собственности, наложив на него соответствующий нравственно-этический отпечаток.
Вся история русского народа и специфичность ведения земледельческого хозяйства не способствовали вызреванию сколько-нибудь твердых традиций частной собственности на землю. Наоборот, у подавляющей массы населения всегда были особенно живучи традиции коллективизма и взаимопомощи, хотя у любого крестьянина одновременно никогда не исчезала и естественная тяга к личному, частному способу ведения хозяйства. В крестьянской психологии в России во все времена идея принадлежности земли Богу, а стало быть, обществу в целом, была ведущей, основной идеей. Основы политического и социального строя, сложившиеся в предреволюционный период, в определенной мере сохранились и в советский период. «Большевизм воспользовался всем для своего торжества. Он соответствовал отсутствию в русском народе римских понятий
о собственности и буржуазных добродетелях, соответствовал русскому коллективизму, имевшему религиозные корни»10.
Как отмечает В.Т. Рязанов, хрестоматийное рациональноэкономическое объяснение того, как западная экономическая мысль обосновывала возникновение частной собственности таково: когда какого-то блага (ресурса) не хватает, тогда экономически наилучшим условием его использования становится частная собственность. Приложив данную посылку к российским условиям, не трудно прийти к заключению, что сравнительное изобилие земли в России (речь идет лишь об изобилии в сравнении с Западной Европой, а не в абсолютном его выражении) не могла не привести к своеобразию отношений собственности на данный ресурс, который выступает в качестве исторически основополагающего звена всей системы собственнических отношений. Во всяком случае, относительное изобилие земли объективно предопределяло разную степень насущности формирования полноценного института частной собственности в той его зрелости, которая присуща западноевропейскому региону11. Изобилие русской земли отображено в научной и художественной литературе самыми различными эпитетами: «экономическое чудовище», «бесформенность», «опухлость», «необъятность», «бесконечность», «безграничность» и др. «То, что Россия так огромна, есть не только удача и благо русского народа в истории, но также и источник трагизма судьбы русского народа»12.
К тому же, по мнению Л.В. Милова, важнейшей особенностью сельского хозяйства большей части Российского государства всегда был необычайно короткий для земледельческих обществ рабочий сезон. Он длился с половины апреля до половины сентября (по новому стилю с начала мая до начала октября). В то же время на западе Европы на полях не работали лишь декабрь и январь. Столь большая разница в производственных условиях и открывавшихся для человека возможностях радикальным образом влияла на экономическое, политическое, культурное развитие запада и востока Европы. Причем эти различия носили и носят основополагающий характер13.
В силу различия природно-географических условий на протяжении тысячи лет одно и то же для Западной и Восточной Европы количество труда всегда удовлетворяло не одно и то же количество «естественных потребностей индивида». В Восточной Европе на протяжении тысячелетий совокупность этих самых необходимых потребностей индивида была значительно больше, чем на Западе Европы, а условия для их удовлетворения гораздо хуже. Следовательно, меньшим оказывался и тот избыток труда, который мог идти на потребности «других» индивидов, по сравнению с массой труда, идущего на потребности «самого себя»14.
Таким образом, хозяйствование русского крестьянина на основной территории России определялось крайне неблагоприятными природно-климатическими условиями. Вместе с тем господство на большей части территории Российского государства неблагоприятных климатических условий, нередко сводящих на нет результаты тяжелого крестьянского труда, закономерно порождали в сознании русского крестьянина идею божественного всемогущества в его крестьянской жизни. В конечном счете, именно христианское православие отвечало духовным потребностям социума с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта, социума с общинной структурой консолидации в противостоянии природе и внешним врагам15.
Многие исследователи отмечают большую предприимчивость и организованность крестьян-старообрядцев по сравнению с православным населением. По мере эволюции экономической системы России и заимствования новых технологий и идей, которые изменили внешние условия хозяйственного взаимодействия, традиционные старообрядцы в силу отличия своих норм оказывались более адаптивными и восприимчивыми к инновациям, чем большинство населения16. Однако русское общество так и не испытало чего-либо подобного Реформации ни одновременно с западноевропейскими странами, ни позже. Хотя и предпринимались попытки «окультурить» русскую христианскую душу, результаты этих усилий до сих пор остаются неясными.
Религиозность, которой исполнена бесформенность русской равнины, есть основа того почвенного противления культуры, приведшего П.Б. Струве к следующему заключению: «...Привить этому строю культуру — значит его разрушить»17. Россия остается страной православной нравственности, православной политики и экономики.
Русскую крестьянскую общину, в особенности XVIII — первой половины XIX века, можно описать в понятиях «нравственная экономика», «моральная экономика», «моральный крестьянин». Кодекс общины воплощал христианские заповеди, обязательные для всех. «Вера» рассматривалась как, своего рода, религиозный сублимат собственности. В целом, в течение XVIII в. — первой половины XIX в. община удовлетворяла интересам крестьян и государства.
Община в России являлась экономическим объединением и низшей административной единицей. Экономическую сторону общины составляли мероприятия по распределению и эксплуатации земельного надела. В качестве административной единицы община должна была исполнять фискальные и полицейские обязанности. Регулирование внутриобщинных отношений производилось на основании накопленного опыта, нашедшего отражение в неписаном обычном праве. На его основании строилась деятельность общинных институтов, совокупность которых составлял крестьянский «мир».
При этом русская крестьянская община имела двойственную природу. Хотя земля разверстывалась и периодически перераспределялась на принципах уравнительного землепользования, но обрабатывалась она, как правило, самостоятельно. Орудия труда, инвентарь, скот и результаты труда находились в полной собственности владельца участка. Хотя данная форма собственности не могла не отличаться от более классических ее разновидностей, преобладавших, в частности, в российских городах, тем не менее по многим своим параметрам она выступала как частная. Право владения было коллективным, а право пользования и присвоения результатов труда — строго индивидуальным. Общественные запашки или другие формы коллективного труда вызывали резкое противодействие общины.
Использование принципа уравнительности подразумевало создание равных стартовых условий хозяйствования. Уравнительность в отношении к земле соответствовала жизненному опыту и мировоззрению крестьянства, для которого земля есть, прежде всего, естественное богатство («Божья по своему происхождению»), а потому она не должна принадлежать тем, кто ее не обрабатывает. Забота не только о сегодняшнем выживании, но и о создании равных условий для будущих поколений крестьянства объясняет причины, по которым земля выводилась из сферы купли-продажи, поскольку главный мотив передела земель был связан с появлением новых крестьянских семей, которые, будучи членами данной общины, имели право на получение земельного надела. «Экономический принцип общины, — отмечал А.И. Герцен, — полная противоположность знаменитому положению Мальтуса: она предоставляет каждому без исключения место за своим столом».
Таким образом, в мысленных конструкциях русских общинников, в особенности XVIII — первой половины XIX века, имелся принципиально неподвижный элемент, противостоящий любым институциональным изменениям. Однако, вывод о том, что община сопротивлялась всяким шагам нарушения соотношения частнособственнических тенденций с элементами общественного землепользования нельзя абсолютизировать. Необходимо учитывать действие множества факторов, которые вносили коррективы в структуру отношений собственности и побуждали крестьян менять сложившуюся систему отношений собственности.
Изменения, которые происходили в общинном строе, были разноплановыми и противоречивыми и приводили к тому, что некоторые общинные функции и принципы слабели и деградировали. Проанализированные материалы обследования общин свидетельствуют о том, что во второй половине XIX века община далеко не всегда выполняла важнейшую свою функцию — систематическое уравнительное перераспределение земли между крестьянами путем переделов. Крестьяне были далеки от идеализации как собственнического, так и общинного уклада крестьянской жизни — и в том и в другом они видели преимущества и недостатки.
Выгоды подворного владения землей крестьяне видели в том, что: 1) была возможность удобрить свою землю, в уверенности, что земля эта не отойдет другому, применять с выгодой усовершенствованные земледельческие орудия и машины; 2) во всякое время имелась возможность изменить систему своего хозяйства и идти вперед, сообразно с условиями времени; 3) в любое время можно было начать пахать свою землю, что, для удобства пастьбы запрещалось при общинном пользовании;
4) при расположении полей вблизи усадьбы для хозяина сокращались время и труд, облегчался надзор, меньше опасность и меньше убытков от пожара; 5) наконец, при таком пользовании землей собственник пользовался большим кредитом, т.к. имел возможность заложить землю. Неизбежность общинного землевладения объяснялась: 1) неблагоприятными почвенно-климатическими условиями; 2) невозможностью уравнять участки по качеству земли; 3) повсеместным ведением трехпольного хозяйства. Выгоды общинного землевладения: 1) в исправном отбывании повинностей; 2) в удобстве пастьбы общественного скота на толоке; 3) в том, что вновь подрастающее поколение не так страдало от нерадения своих родителей.
Изменение экономических условий жизни (рост малоземелья, увеличение цен на землю, падение доходов на душу населения и др.) существенно сказалось на хозяйственной деятельности общин, причем степень этого воздействия зависела от земледельческой или промысловой ориентации общины. Для крестьян, получавших основной доход от неземледельческих промыслов, общинная земля, обремененная выкупными платежами, становилась обузой, и они проявляли к ней меньше интереса. Напротив, крестьяне, получавшие главный доход от сельского хозяйства, стали больше, чем прежде, ценить общинную форму собственности, которая гарантировала всем хоть какой-то прожиточный минимум. Здесь значение переделов и хозяйственной функции в целом повышалось. Современники отмечали, что в разверстке земли и платежей крестьяне достигли виртуозности. В зависимости от экономических условий, применялись различные системы разверстки земли между хозяйствами: по числу семейных пар, рабочих рук, работников-мужчин, мужских душ или едоков. Выбиралась та система, которая наилучшим образом обеспечивала всех членов общины средствами к жизни18. Наиболее распространенным критерием разверстки земли, как и податей, стал человек, будь то едок, душа, работник, а не хозяйство или семья, как было до реформы19.
По мере усиления малоземелья и приближения окончания выкупной операции община стала ограничивать число своих членов, имеющих право на землю, теми, кто имел с ней прямую связь по отцовской линии. В результате права на землю лишались: а) внебрачные дети; б) мужчины, взятые в дом со стороны; в) лица, перешедшие в другие сословия; г) приписанные к общине крестьяне, но сами на земле не работавшие вследствие того, что жили в городе, занимались промыслами, сдавали надельную землю в аренду, нанимали наемных рабочих. Эта политика усилилась с 1907 г., после отмены выкупных платежей, когда земля перешла в полную собственность общины.
В ряде черноземных губерний исследователи зафиксировали случаи перехода от подворной общины к передельной20, а в некоторых промышленных губерниях, где значительную или большую часть дохода крестьяне получали от неземледельческих занятий, наблюдался обратный процесс: интерес к земле падал, переделы земли прекращались, и происходил переход от передельной к фактической подворной общине. Переделы нередко прекращались и тогда, когда выкупные платежи были досрочно уплачены21. Особенно много случаев перехода от передельной к беспередельной общине было зафиксировано в западных и южных русских губерниях, граничивших с белорусскими и украинскими землями, где существовали подворные общины без переделов22, а в некоторых из них — в Витебской, Волынской, Могилевской, Смоленской, Псковской и С.-Петербургской губерниях еще до столыпинской реформы отмечены массовые расселения на хутора.
В результате между белорусскими и украинскими губерниями, где преобладала подворная община, и центральными великорусскими губерниями, где господствовала передельная община, к 1905 г. образовалась зона беспередельных общин. Иногда целые общины хотели перейти к подворному владению, но природные условия препятствовали этому, например, неудачное расположение общинной земли в виде длинной полосы, из-за чего нельзя было размежевать землю с соблюдением полного равенства. От переделов чаще всего отказывались помещичьи крестьяне, чей мирской дух был выражен слабее.
Что касается временности владения наделом, то это, конечно, являлось препятствием для улучшения земельной культуры. Ожидания близкого раздела помещичьих земель также снижали ценность информации о совершенствовании приемов земледелия. Крестьяне неохотно вводили агротехнические новшес-
тва, однако община не была совсем чужда агротехническому прогрессу. Разрешение противоречия между традиционными общинными порядками и требованиями агрокультуры стали искать на путях «прогрессивной общины». Сходы начинают удлинять сроки переделов или же выделяют особые полосы, «навозники», и исключают их из переделов23, что, естественно, способствовало формированию среди крестьян взглядов на землю как на объект частной собственности. Это поддерживалось и законодательно24.
От века к веку благодаря совершенствованию агротехники крестьянин повышал производительность труда на земледельческих работах. К концу XIX века крестьянин уже справлялся при соблюдении требований агрокультуры не с двумя, а тремя и более десятинами посева. К тому же в 20-х гг. XX века довольно широко велись научные дискуссии по «усовершенствованию общины». В многочисленных статьях и брошюрах агрономов и экономистов-аграрников рассматривался первый опыт организации земской агрономической деятельности. В 1914 г. был издан труд В.В. Морачевского «Агрономическая помощь в России», в 1918 г. — книга А.В. Чаянова «Основные идеи и методы работы общественной агрономии».
Таким образом, природно-климатический фактор действительно со временем играл все меньшую роль в сохранении общинных традиций, что дало основание для понимания «той истины, что общество и народ двигается»25, что «общество ... быстро и прогрессивно изменялось»26, что «процесс преодоления общинности ... зашел достаточно далеко»27. И как следствие — уверенности для преобразований либерально настроенным политикам.
Рассмотренные материалы обследования общин показали ограниченность крестьянского самоуправления в области регулирования землепользования и его обусловленность экономическими условиями развития поземельной общины и государственной системы налогообложения. В этих условиях земельные ресурсы общины играли первостепенную роль. Анализ двух основных форм регулирования земельного обращения — передельной и нераздельной — показал, что регулирование земельного обращения в передельной форме проводилось на добровольной и принудительной основе. Обязательность, принудительность регулированного мирами земельного распределения (периодические «свалки-навалки») в значительной степени была обусловлена податной государственной политикой
пореформенного двадцатилетия, которая фактически нивелировала региональные и локальные особенности экономического развития пореформенной деревни. В нечерноземной полосе миры использовали передельную форму землепользования (систематические частные переделы) для максимального уравнительного распределения тягот общины между ее членами. В губерниях черноземной полосы принудительная функция поземельной общины имела ограниченное применение, ибо земельная рента была выше платежей за надел общины. Нераздельная форма землепользования также была в значительной степени вынужденной, обусловленной общим крестьянским малоземельем и особенно острым недостатком отдельных видов угодий (выгонов, сенокосов, лесов) в общинах помещичьих крестьян, не вошедших в крестьянские наделы по условиям реформы 1861 года. Однако нераздельная форма землепользования свидетельствовала и о приспособлении поземельных миров к капиталистическому характеру земельных отношений. Перспектива выкупа земли вносила новую тенденцию в практику общинного землепользования, а именно, отказ крестьянских дворов (прежде всего зажиточных) от перераспределительных угодий.
Анализ эволюции российской крестьянской общины как неформального экономического института показал, что, во-первых, эту эволюцию нельзя понять, исходя из одной только идеи неуклонного распада и разложения общины, и, во-вторых, имели место различные типы общинной эволюции в зависимости от конкретных условий. Всестороннее влияние окружающей среды на общину нередко приводило к смене тенденции разложения тенденцией усиления общины и расширения ее деятельности — то община поглощала мелкую частную собственность, то мелкие собственники вынуждали общину прекращать периодические переделы и признавать свободу отчуждения надельных участков. Невзирая на то, что в пореформенное время уже развился процесс стремительного вовлечения крестьянства в русло капиталистических отношений и законы капитализма сильнейшим образом стимулировали расслоение общинного крестьянства, в целом создавалась сложная и противоречивая ситуация. Существование рядом двух разных форм владения землей неизбежно должно было вызвать переходные формы. Действительная община нередко была очень близка к подворью. Сложность трансформации общинного устройства была напрямую связана с поиском оптимального пути реформирования сельского хозяйства, т.е. соотношения формальных и неформальных рамок.
1 Ковалевский М.М. Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения. — М. 1879. — С. 3.
2 См.: Сборник материалов для изучения сельской поземельной общины. Издание Вольного экономического и географического обществ / Под ред. Ф.Л. Барыкова, А.В. Половцева, П.А. Соколовского. — СПб, 1880.
3 См.: Вдовина Л.Н. Вопрос о происхождении крестьянской общины в русской дореволюционной историографии // Вестник Моск. ун-та. — 1973. — Сер. 9. История. — № 4. — С. 49-50.
4 См.: Зак С.Д. Русская поземельная община второй половины XIX в. в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. — 1971. Вильнюс, 1974. — С.373.
5 Маркс К. Николаю Францевичу Даниельсону // Маркс К., Энгельс Ф. Полн. собр. соч. — Изд.2. — М., 1961. — Т. 33. — С. 482.
6 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи. — СПб., 1999. — Т.1. — С. 369.
7 Бердяев Н.А. Душа России. — Л., 1990. — С. 25.
8 Русская философия собственности (ХVIII-ХХ вв.). — СПб., 1993. — С.5-6.
9 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. — М., 1994. — С. 364.
10 Там же. — С. 368.
11 Рязанов В.Т. Экономическое развитие России (Х!Х-ХХ вв.). — СПб., 1998. — С. 352-353.
12 Бердяев Н.А. Русская идея // Вопросы философии. — 1990. — № 2. — С. 134.
13 Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. — М., 1998. — С. 570.
14 Там же. — С. 572.
15 Там же. — С. 569-570.
16 См. Расков Д.Е. Хозяйственная жизнь русского старообрядчества: Новаторство в рамках традиций // Вестник С.Петерб. ун-та. — 1999. — №3. — С. 61-71.
17 Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. — СПб. 1894. — С. 286.
18 Качоровский К.Р. Русская община: Возможно ли, желательно ли ее сохранение и развитие? (опыт цифрового и фактического исследования). — СПб., 1906. — С. 216-269.
19 Орлов В.А. Формы крестьянского землевладения в Московской губернии // Сборник статистических сведений по Московской губернии. — М., 1879. — Т.4. — Вып. 1. — С. 21.
20 Карелин Ап.А. Общинное владение в России. — СПб., 1893. — С. 160-165.
21 Ермолинский К. Выкупные платежи и коренные переделы мирской земли // Слово. — 1881. — №4. — С. 23-52.
22 Качоровский К.Р. Указ. соч. — С. 270-315.
23 Сборник материалов для изучения сельской поземельной общины. Издание Вольного Экономического и Географического обществ // Под ред. Ф.Л.Барыкова, А.В.Половцева, П.А.Соколовского. — СПб., 1880. — Т.1. — С. 202, 361.
24 Об утверждении правил о переделах мирской земли // ПСЗРИ, собр.3-е. — т.XIII. — 1893 г. — №9754; СПб., 1897 г. — С. 425- 427.
25 Витте С.Ю. Воспоминания: В 3-х т. — Таллин; М., 1994. — Т.2. — С. 471.
26 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи. — СПб., 1999. — Т.2. — С. 284.
27 Там же. — Т.1. — С. 527.
4 1 8
