CC BY
218
Статины - препараты, применяемые с целью лечения и профилактики атеросклероза, - увеличивают риск развития сахарного диабета.
Адвербиальные компоненты намеренно, нарочно, умышленно, сознательно, специально, преднамеренно и целенаправленно связываются с активными действиями субъекта. Ср.: Нарочно пришел, чтобы говорить с вами. - Сирёнпе каладас тесе ятарласа килтём.
В русском и чувашском языках также представлены способы выражения, служащих для указания на отсутствие цели в действиях человека. Ср. такие слова, как вынужденно, волей-неволей, против воли, поневоле (ирёксёрех): все они применимы к описанию только целесообразной деятельности, которая предполагает желание, а смысл их состоит в указании на отсутствие желания.
Пассажиры вынужденно севшего в Новосибирске «Боинга» вылетели в Москву (Ведомости. 2012. 26 нояб).
Человек может совершить нечто, что он не хотел и не собирался совершать, потому, что временно утратил контроль над собой или над ситуацией. Этот случай обслуживается в русском языке большой группой слов: невольно, нечаянно, неумышленно, непреднамеренно, случайно, ненароком, невзначай, непроизвольно:
Услыхав шум платья и лёгких шагов уже в дверях, она оглянулась, и на измученном лице её невольно выразилось не радость, а удивление (Л. Толстой). - Унан дамал ура сассисене илтсен ун пичё динче ирёксёрех саванад мар, тёлённи паларчё; Друзья уходят как-то невзначай (В. Егоров). - Тус-сем темле кётмен дёртен пиртен каяддё уйралса.
Литература
1. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Языки русской культуры, 1999. 780 с.
2. Гайсина Р.М., Захарова И.А., Иванова Л.И. Категория отношения в языке. Уфа: Башк. ун-т, 1997. 174 с.
СУЧКОВА АЛЕНА ГЕННАДЬЕВНА - старший преподаватель кафедры иностранных языков № 1, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (AlexGubM@qmail.com).
SUCHKOVA ALENA GENNADYEVNA - senior teacher of Foreign Languages № 1 Chair, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
УДК 81'25
Е.А. ТРЕТЬЯКОВА ЭВОЛЮЦИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КРИТИКИ ПЕРЕВОДА
Ключевые слова: критика перевода, литературная критика, критерии оценки перевода, теория перевода.
Представлен обзор некоторых тенденций развития отечественной критики перевода: в частности, рассматривается эволюция критериев оценки качества перевода под воздействием доминирующих эстетических парадигм, а также характеризуется специфика социально-культурных условий взаимодействия критиков и переводчиков на каждом историческом этапе.
E.A. TRETYAKOVA EVOLUTION OF TRANSLATION CRITICISM IN RUSSIA
Key words: translation criticism, literary criticism, translation evaluation criteria, translation theory.
The article provides an overview of some tendencies in development of the Russian translation criticism from the viewpoint of evolution of translation evaluation criteria under the influence of prevailing aesthetic paradigms and also from the viewpoint of changes in social and cultural conditions of interaction between critics and translators at different historical stages.
Эволюция перевода как вида деятельности была бы невозможна без анализа и оценки уже имеющихся переводов. Каждый очередной этап в истории переводческой мысли связан с критическим осмыслением наследия преды-
дущего этапа. При этом можно сказать, что анализ конкретных переводов даже в настоящее время, как правило, основывается не на систематическом сопоставлении перевода с оригиналом с использованием методов лингвистики, литературоведения или переводоведения, а на субъективной оценке (перевод безапелляционно характеризуется как «хороший/плохой», «точный/неточный», «качественный/некачественный»).
«История художественного перевода показывает, что перевод являлся в прошлом и продолжает оставаться в настоящем объектом литературной критики, с присущими ей субъективностью и оценочностью» [4. С. 96]. Критика перевода есть «специфическая оригинальная творческая деятельность, отражающая субъективное восприятие, толкование и оценку критиком художественно-эстетических качеств оригинального текста и художественно-эстетической передачи его в новом языковом бытии его перевода» [8. С. 186].
Регулярно подчеркиваемая субъективность критиков, однако, на всех этапах истории развития перевода была обусловлена и до некоторой степени ограничена принципами актуальной художественной парадигмы. Оценивая переводы, критики, как правило, сопоставляли их с неким «идеальным переводом», представление о котором со временем подвергалось значительным изменениям. В связи с этим представляется целесообразным рассмотреть эволюцию отечественной критики перевода с точки зрения трансформации критериев оценки перевода под воздействием смены доминирующих культурно-эстетических канонов. Кроме того, интересно также охарактеризовать специфику социально-культурных условий взаимодействия критиков и переводчиков на каждом рассматриваемом этапе.
Как известно, вплоть до XVI в. письменные переводы в России были анонимными и по статусу часто приравнивались к оригинальным текстам - по крайней мере, свидетельств об их критике почти не сохранилось. К XVI в. относится творчество Максима Грека, который преимущественно занимался переводами религиозных произведений (хотя светские тексты в его переводческом наследии тоже присутствуют), а также вносил исправления в прежние переводы и сопровождал их комментариями. Исправляя старые переводы, он, по мнению московского духовенства, нередко нарушал устоявшиеся традиции, что навлекло на него обвинения в ереси и кощунстве. «Мысль Максима о неудовлетворительности славянских переводов богослужебных книг была признана ересью; подтверждением обвинения послужили найденные в его переводах отступления от текста, вполне объяснимые описками писцов и его недостаточным знакомством с русским языком. Слова Максима, что сидение Христа одесную Отца есть лишь минувшее, а не предвечное, с точки зрения православного вероучения имели действительно характер еретический, но они объяснялись тем, что Максим не понимал разницы между формами "сел" и "сидел"» [5. С. 178].
Примечательно, в данном случае, что поводом для критики и обвинений стали не собственные переводы Максима Грека, а его попытки исправить более ранние тексты, которые, по-видимому, считались раз и навсегда данными и не подлежали исправлению. Идея перевода абсолютного, объективного, внелично-го, как отмечает Е.Г. Эткинд, «получила дальнейшее развитие в эпоху классицизма и намного пережила классицизм как эстетическую концепцию» [12. С. 8].
В XVIII в. требования к качеству переводов были в буквальном смысле «узаконены»: Петр I издал специальный указ о переводах, требуя «внятной» передачи переводимого содержания (можем ли мы сейчас представить себе государственный закон подобного содержания?). В 1735 г. при Петербургской Академии Наук была создана «Русская ассамблея», по сути первая отече-
ственная профессиональная организация переводчиков. В ее работе принимали активное участие М.И. Ломоносов, В.К. Тредиаковский и др. Ассамблея занималась отбором книг для перевода, вырабатывала правила и принципы, которыми должны были руководствоваться переводчики, критически оценивала выполненную работу. Данный этап характеризовался, во-первых, централизацией усилий по совершенствованию качества переводов и компетенции переводчиков, во-вторых, почти полным отсутствием какой-либо теоретической базы для осуществления этой деятельности (в своих суждениях критики перевода того времени руководствовались преимущественно собственным вкусом и опытом либо идеями, заимствованными у зарубежных авторов) - кроме того, в этот период литературный русский язык еще не вполне сложился, и усилия переводчиков и критиков перевода во многом способствовали его формированию.
Для критики перевода на этом этапе характерна своего рода парадоксальность: с одной стороны, критика игнорировала личные черты и автора, и переводчика, настаивая на возможности воссоздания некоего объективно-идеального перевода, с другой стороны, представления об этом объективно-идеальном переводе строились на основе исключительно субъективных суждений, в результате чего неизбежно возникали споры и дискуссии, которые чаще всего заканчивались ничем - здесь уместно процитировать сетования В.К. Тредиа-ковского, который вступил в полемику с М.В. Ломоносовым и А.П. Сумароковым относительно свойств, якобы объективно присущих стихотворным размерам, но «сколько ни доказывал правду, что ни хорей не нежен, ни иамб не благороден сам по себе, но что та и другая стопа и благородна и нежна по словам, однако мало смотрели на мои доказательства: пребывали поныне в своем мнении, кому в том была нужда» [10. С. 442].
XIX век стал веком «культа художественной литературы»: в течение целого столетия интерес виднейших деятелей культуры и ученых был направлен на художественный перевод. Именно на этом этапе «был накоплен богатейший опыт переводческой техники и благодатный материал для теоретических обобщений» [1. С. 7], тогда же оформилась критика перевода как область творческой и исследовательской деятельности. На смену классицизму пришел романтизм, способствовавший осознанию индивидуальности субъекта творческой деятельности, а также осмыслению национальной специфики явлений культуры. Влияние государства и Академии наук в вопросах качества перевода в этот период ослабло, зато значительно усилился интерес к ним со стороны общества.
В отличие от настоящего времени, художественный перевод тогда не был отграничен от литературного творчества (большинство известных писателей и поэтов XIX в. занимались переводами), а критика перевода являлась неотъемлемой частью литературной критики. Широкое распространение на этом этапе получила практика подражаний и стилизаций, когда русский автор указывал лишь фамилию зарубежного, чье произведение вдохновило его на создание его собственного со сходной тематикой, структурой, поэтикой и т.п.
Интересной чертой критики перевода XIX в. была ее широкая полемичность, гораздо менее свойственная данному направлению критической мысли на предыдущем и последующем этапах. Критическими обсуждениями переводов активно занимались не только литературные критики, но и, в первую очередь, сами переводчики, активно дискутируя на собраниях различных обществ и кружков, а также на страницах литературных журналов. Часто подобного рода диспуты продолжались в течение длительного времени, вовлекая многочисленных переводчиков, критиков и читателей.
Основной проблемой для критических дискуссий этого периода стал поиск компромисса между буквальным и вольным переводом, а также между национально-культурной экзотизацией и адаптацией. С этой точки зрения показательна, например, позиция А.С. Пушкина, который в своей статье «О Мильтоне и шатобриановом переводе “Потерянного рая”» подверг резкой критике как «исправительные переводы», так и попытки переводить «слово в слово» и настаивал на необходимости передавать «дух, а не букву», показывая писателей «в их собственном виде, в их народной одежде» [9. С. 137].
В отличие от XVIII века, стремившегося к некоему «идеальному» переводу и отрицавшего индивидуальность переводчика, XIX век смирился с невозможностью совершенного перевода, предоставив переводчику свободу решать, что именно и как будет воспроизведено в его переводе, и признав за переводчиком право на собственную манеру и стиль. Именно проявления этого стиля и адекватность принятых решений подлежали обсуждению со стороны критиков. При этом постоянно подчеркивалась мысль о необходимости воспроизведения тех или иных элементов оригинального текста в переводе не только с целью создания конкретного произведения, которое было бы эквивалентно оригиналу, но и в гораздо более широкой перспективе - с целью развития русского языка и литературы. Через перевод широко заимствовалась лексика, элементы грамматики, а также поэтические размеры, литературные формы, жанры и т.п. Причем процессы заимствования шли одновременно из нескольких языков (преимущественно французского, немецкого и английского).
Пока большинство переводчиков искали компромисс между заимствованным и исконным, пословной передачей и свободным пересказом подлинника, находились отдельные экспериментаторы, которые в своих переводах последовательно реализовывали ту или иную «крайнюю» стратегию (см. переводы И.И. Введенского, А.А. Фета, В.С. Курочкина и др.). Разумеется, такие переводы подвергались критике: буквализм вызывал дискомфорт у читателей и критиковался за непривычность и необычность, в то время как излишняя адаптация негативно оценивалась по причине «обезличивания» исходного текста, утраты его национальной специфики в переводе. Интересно, что такие экспериментаторы не только не изменяли своей переводческой стратегии, вопреки нападкам критиков, но и старались в ответных статьях, в предисловиях к своим переводам, в письмах и очерках обосновать правильность своих действий, пояснить принятые решения, оправдать их необходимость теоретическими рассуждениями или прецедентами в истории перевода, имеющими достаточно авторитетный статус. Например, в 1830 г. буквалист П.А. Вяземский в предисловии к переводу «Адольфа» Б. Констана изложил свою переводческую программу, заявив о намерении «изучивать, ощупывать язык наш, производить над ним попытки, если не пытки, и выведывать, сколько может он приблизиться к языку иностранному, разумеется, опять, без увечья, без распятья на ложе Прокрустовом»; «не насильствуя природы нашей, сохранить в переселении запах, отзыв чужбины» [3. С. 90].
Кроме того, в XIX в. начала разрабатываться методология критического анализа переводного текста («последовательное рассмотрение специфики оригинала в сопоставлении с подлинником, указание на достоинства и недостатки перевода, определение значения вторичного текста для оригинальной русской поэзии» [2. С. 206]) и сформировался литературно-критический жанр рецензии. При этом критики чаще в оригинальной художественной манере описывали свои «впечатления» от переводного текста, чем пытались определить критерии оценки качества перевода и аргументировать свое мнение. Более или менее объективные требования к качеству перевода (форма пере-
вода должна соответствовать оригиналу (прозу следует переводить прозой, стихи стихами), перевод необходимо осуществлять с текста подлинника, а не с опосредующего перевода, перевод нужно ориентировать на воспроизведение жанровых, структурных, стилистических, ритмических и акустических особенностей подлинника) соседствовали с требованиями умозрительного характера («переводчик призван следовать специфике своего таланта и отбирать авторов и тексты, “родственные по духу”», «перевод должен производить на читателя то же впечатление, что и оригинал» и т.п.) [6. С. 283-286].
Как уже отмечалось, в течение XIX в. сформировался огромный корпус художественных переводов, как поэтических, так и прозаических, появилось множество повторных переводов для сопоставления, и в начале XX в. на основе этого богатейшего практического материала в сфере критики перевода стали предприниматься более активные попытки теоретических обобщений (см., например, работы К.И. Чуковского, Н.С. Гумилева, Ф.Д. Батюшкова и др.). Цель этих обобщений состояла не только в том, чтобы объективно оценить уже имеющиеся переводы, но и в том, чтобы выработать некоторые правила и нормы для переводчиков, которым они могли бы следовать в своей деятельности. Эти теоретические нормы основывались на достижениях лингвистики и литературоведения, а потому могли претендовать на большую универсальность и объективность, чем рассуждения критиков XIX в. Кроме того, сама идея «регламентации» перевода стала следствием сформировавшейся в эпоху серебряного века концепции «творческой деятельности как ремесла, которому надо учиться», в отличие от преобладавшей ранее концепции «чистого искусства, природа которого необъяснима» [7. С. 62].
Еще одной отличительной особенностью критики перевода в XX в. стало ее постепенное отмежевание от литературной критики как таковой: если в XIX в. проблемы переводческой критики рассматривались и писателями, и критиками, и переводчиками (см. работы Н.В. Гоголя, В.Г. Белинского, И.С. Тургенева, Н.А. Добролюбова, Н.Г. Чернышевского, М.Л. Михайлова, В.С. Курочкина), то в XX в. литературные критики достаточно редко уделяют внимание проблемам перевода, а авторами работ в области критики перевода в основном становятся сами переводчики (см. исследования К.И. Чуковского, А.В. Федорова, И.А. Кашкина, М.Л. Лозинского, В.В. Левика и др.). Именно на основе критических рецензий и рекомендаций для переводчиков художественной литературы начинает формироваться отечественная теория перевода. Первые монографии по теории перевода во многом напоминали развернутые критические очерки (ср. Федоров А.В. «Основы общей теории перевода»; Алексеев М.П. «Проблема художественного перевода» и т.п.).
В советский период свободное обсуждение качества переводов на страницах изданий массовой печати стало невозможным, и переводческая критика перестала быть открытой для широкого читателя: тематические дискуссии в рамках семинаров, секций и конференций, заседания профессиональных организаций и союзов, посвященные подобной проблематике, оказались доступны лишь ограниченному кругу специалистов. Теория перевода второй половины
XX в. с проблем художественного перевода переключилась на рассмотрение более широкого круга теоретических вопросов, вовлекая в сферу изучения все новые виды переводческой деятельности (машинный перевод, устный последовательный и синхронный перевод и т.д.). Отдельными исследователями предпринимались попытки восстановить связь между переводоведением и литературоведением (см., например, работы Е.Г. Эткинда, Ю.Д. Левина и др.), однако данное направление развития переводческой мысли уже явно не было приоритетным.
На нынешнем этапе переводческая критика как в нашей стране, так и за рубежом является областью переводоведения, методы и принципы которой до сих пор до конца не определены. Параллельно с научной критикой перевода развивается «популярная», общественная критика, поскольку с появлением интернет-технологий вновь появилась возможность сделать данную область критической мысли открытой и доступной для широкой публики (ведь теперь почти каждый может опубликовать собственный перевод и поучаствовать в обсуждении чужих переводов). Однако следствием долгой изолированности данной сферы, с одной стороны, и ее нынешней общедоступности, с другой, стало отмечаемое всеми специалистами снижение качества переводов и уровня критических дискуссий (мнениями о качестве переводов теперь часто обмениваются те, кто в принципе не имеют никакого отношения к литературно-переводческой деятельности).
Если же говорить об эволюции критериев оценки качества перевода, то формально они практически не изменились (переводчиков по-прежнему критикуют за смысловые ошибки, добавления, опущения, стилистические погрешности и т.п.), при этом, однако, продолжает развиваться общая тенденция к снижению осознания критиками и читателями «эволюционной» функции языка перевода и повышению требований к когнитивной и эстетической «комфортности» переводного текста [11. C. 258].
Литература
1. Алексеева И.С. Концепция полноценности перевода А.В. Федорова в современной теории и методике преподавания перевода // Федоровские чтения: материалы первой Всерос. науч. конф. СПб.: СПбГУ, 2000. С. 5-12.
2. Воронина И.П. К вопросу о принципах и методологии переводческой критики В.А. Жуковского // Филологические науки в России и за рубежом: материалы междунар. заоч. науч. конф. (г. Санкт-Петербург, февр. 2012 г.). СПб.: Реноме, 2012. С. 203-206.
3. Вяземский П.А. Адольф. Роман Бенжамен-Констана. От переводчика // Полное собрание сочинений. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1880. Т. 10. C. 10-11.
4. Гарбовский Н.К Теория перевода. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. 544 с.
5. Горнфельд А.Г. Максим Грек // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. М.: Русское слово, 1996. Т. 8. С. 176-183.
6. Жуковский В.А. Эстетика и критика. М.: Искусство, 1985. 431 с.
7. Иванова Е.В. Чуковский и Гумилев (К истории отношений) // Некалендарный ХХ век. М.: ИЦ «Азбуковник», 2011. C. 51-71.
8. Лилова А.А. Современная критика художественного перевода и некоторые нерешенные проблемы // Литература и перевод: Проблемы теории. Международная встреча учёных и писателей. 27 февраля - 1 марта 1991 года / сост. П.М. Топер, П.Х. Ганиев. М.: Прогресс; Литера, 1992. С. 186-191.
9. Пушкин А.С. О Мильтоне и Шатобриановом переводе «Потерянного рая» // Полное собрание сочинений: в 16 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. Т. 12. C.137-145.
10. Тредиаковский В.К. О древнем, среднем и новом стихотворении российском // Избранные произведения. М.; Л.: Сов. писатель, 1963. С. 442-444.
11. Третьякова Е.А. Критика перевода в XIX и XXI веках // STUDIA LINGÜISTICA: Язык в логике времени: наследие, традиции, перспективы: сб. науч. тр. СПб.: Политехника-сервис, 2011. С. 251-259.
12. Эткинд Е.Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина. Л.: Наука, 1973. 248 с.
ТРЕТЬЯКОВА ЕЛЕНА АЛЕКСАНДРОВНА - кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры английской филологии и перевода, Санкт-Петербургский государственный университет, Россия, Санкт-Петербург (tret81@gmail.com).
TRETYAKOVA ELENA ALEXANDROVNA - candidate of philological sciences, senior teacher of English Philology and Translation Chair, St. Petersburg State University, Russia, St. Petersburg.
