камень» является местом размножения, нагула и зимовки крупных млекопитающих, а Шалово-Перечицкий также является территорией сохранения биологического разнообразия. Тропа соединит северо-восток Шалово-Перечицкого заказника с северо-западом заказника «Белый камень». Тропа, которая должна пролегать по лесным массивам для безопасности и удобства животных, на своем пути встречает две серьезные преграды, одна из которых Октябрьская железная дорога Витебского направления в районе 133-го километра, а также трасса А-41. Для безопасного передвижения животных в этом участке предлагается постройка двух виадуков. Однако это только часть проблемы. ГИС-анализ обеспеченности ООПТ различных природных территориальных комплексов регионов показывает, что в структуре ООПТ имеется серьезный дисбаланс.
В принципе, положение в системе ООПТ Ленинградской области напоминает положение с ООПТ в мире: сравнительно легко и охотно выделяются угодья, не представляющие серьезной ценности для пользователей природными (в том числе - лесными) ресурсами. Однако организация ООПТ и ограничение хозяйственной деятельности, связанной с эксплуатацией природных (и лесных) ресурсов, всегда вызывает большое сопротивление на всех уровнях общества. Более того, организации таких форм территорий высшей защиты как заповедники и заказники наиболее активно противодействует именно местное население, опасающееся потерять источники существования.
Список литературы
1. Вампилова Л. Б., Баличева С. А., Жаворонкова И. А., Смелков М. Ю. Анализ природных и историко-культурных составляющих для оценки туристско-рекреационного потенциала Ленинградской области / Проблемы биологии, экологии, географии, образования: история и современность. Материалы второй международной научно-практической конференции. 3-5 июня 2008 г. / под общ. ред. профессора В. Н. Скворцова. - СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2008. -С. 336-342.
2. Сергиенко В. Г. Состояние и проблемы охраны биологически ценных и малонарушенных лесных территорий Европейского Севера / В. Г. Сергиенко // Псковский регионологический журнал. 2014. - № 18. - С. 45-55.
Л. Б. Вампилова, Б. З. Нанзатов
Эвенкийский период освоения ландшафтов Баргузинской котловины
До эвенкийского периода освоения ландшафтов Баргузинской котловины нами был выделен раннесредневековый (курыканско-баргутский) (Вампилова, Нанзатов, 2016). В послеюаньский период
295
истории Центральной Азии Прибайкалье, как ее северная периферия монгольских владений, также претерпело некоторые подвижки населения. Баргузинская котловина, как окраинный субрегион Прибайкалья, в большей степени пострадала от миграционных потоков. Так, после откочевки части баргутского населения, в большей степени, покинутой оказалась долина Баргузина. Часть баргутов, оказавшаяся вовлеченной в ойратские миграции, ушла на юго-запад до Тянь-Шаня. Другая часть осталась в районе Монгольского Алтая, откуда в течение двух столетий постепенно продвигалась в сторону Хингана переходя от одного монгольского правителя к другому (Бу-яндэлгэр, 2012). Эта группа впоследствии стала называться хуучин-барга или старо-баргутами. Не исключено, что в составе старо-баргутов могли оказаться и другие группы баргутов, прошедших другой путь, например, через Ципикан и Приононье в район Буир-Нура.
Причины такого переселения могли быть социальными (войны, колонизация) или объективными природными и связаны, например, с активизацией тектонических процессов в долине реки Баргузин, как части Байкальской рифтовой зоны.
Эвенкийский период освоения ландшафтов Баргузинской котловины охватывает период, предположительно, с Х1У-ХУ веков до первой половины XVII в. и связан с заселением территории представителями эвенкийских племен. Характеристика этого этапа дается нами по результатам исследований С. Ремезова (1882), И. Г. Георги (1779), К. Риттера (1879), А. П. Окладникова (1951), Доржи Банзарова (1955), Г. Н. Румянцева (1956), Г. Н. Василевич (1969), Л. Б. Вампиловой (1980, 1982), Б. З. Нанзатова (2003, 2011, 2016) и скудным данным рукописных монгольских летописей XVIII в.
К середине XV в. эвенкийские племена, населяющие самую северную часть котловины, таежные ландшафты среднегорий Баргу-зинского, Северо- и Южно-Муйского и Икатского хребтов, начали продвигаться вниз по течению реки Баргузин и осваивать южную часть котловины. До настоящего времени сохранились эвенкийские названия населенных пунктов и топонимы, при помощи которых
V V п
удалось установить местонахождение эвенкийских поселений. В период XVI—XVII вв. главенствующие позиции в регионе заняли тунгусские племена. Расположение поселений позволяет предполагать, что территория котловины была полностью освоена древними эвенками. В местности Подгорного шлейфа Баргузинского хребта это населенный пункт и река Алла, названия которых произошло от эвенкийского олова - олло, что означает рыба (по этой реке поднимался на нерест хариус). Слово "курумкан" (поселок и река) в переводе с эвенкийского означает место справления свадеб, сюда эвенки собирались на празднества, связанные со свадебными обрядами. Онкули (Инско-Баргузинская террасовая местность) - уро-
чище в устье р. Ины, в переводе с эвенкийского означает пастбища (Мельхеев, 1969). Здесь когда-то жили эвенки-скотоводы, основу которых составляли отунгушенные буряты и монголы (хамниганы) племен асивагат, галзогир и чонголир. Их называли беловодскими эвенками, так как для этого урочища характерны «белые воды» -солончаки. Теперь их потомки живут на севере котловины в сс. Ягдаг и Алла. В Икатском склоновом ландшафте словом эвенкийского происхождения является название реки Икат. В ее долине имеется обширное лугово-болотное расширение, называемое эвенками - Икоат (место остановки для кормления оленей) (Мельхеев, 1969). Подобных примеров можно привести множество, однако имеющихся топонимических сведений явно недостаточно для полного освещения истории заселения ландшафтов Баргузинской котловины на эвенкийском периоде освоения. Наиболее достоверные и полные сведения об эвенках получены нами из дневников путешественников ХVШ-XIX вв. И.Г. Георги (1772) в своей работе «Описание всех обитающих в Российском государстве народов» подразделяет эвенков (называя их тунгусами) на оленных лесных, занимающихся охотой и рыболовством, и степных и конных, не имеющих большого количества скота. Природные условия Баргузинской котловины с изобилием промысловых животных и рыбы позволяли существовать коллективам пеших охотников и рыболовов.
А. П. Окладников (1951) пишет, что в 1643 г. десятник Семен Скороход обложил ясаком верхоленских эвенков, пошел затем по реке Баргузин. Здесь жили в то время степные эвенки, занимающиеся охотой, рыболовством и разведением оленей; были конные эвенки-скотоводы и даже эвенки-земледельцы. В 1766 году в Баун-товском, Баргузинском и Верхне-Ангарском острогах обитало шесть родов эвенков численностью 1025 душ. Доржи Банзаров (1955) пишет об объединенном названии всех лесных народов - ойратах, проживающих в стране Баргуджин-Тукум (кэрэмучины - ловцы белок, булугачины - ловцы соболей).
Два рода оленных эвенков (30 киндыгиров и 5 чильчагиров), приписанных к Баргузинскому острогу, занимались оленеводством, охотой и кочевали по верховьям р. Баргузин, его притокам и р. Витим (Бураева, 2000).
Культура эвенков северного Прибайкалья различается в зависимости от местонахождения, в частности, эвенки Баунта и северобайкальского Качуга имеют традиционный и самобытный фольклор, включающий песни-импровизации, песни с устойчивым текстом, икэвун (песни-пляски) и др. Здесь имеются классические произведения устно-поэтического творчества следующих жанров: сказки, предания, песни, загадки, пословицы и поговорки, шаманские песнопения, заговоры, заклинания. Бытуют десятки традиционных пе-
сенных мелодий, которые напевают на рыбалке, охоте, во время переездов, за выполнением домашней работы. Довольно распространен животный эпос (описывается производственная деятельность, связанная с охотой, отражены некоторые мифологические представления эвенков о происхождении, внешнем облике животных). Можно рассматривать это как попытку человека объяснить явления окружающей природы. Здесь проявляется тонкая наблюдательность исконных обитателей тайги, знания повадок животных и птиц.
В эпических произведениях встречаются упоминания о том, что эвенки охотились на нерпу, жившую в р. Баргузин, а шкуры и жир продавали русским (Воскобойников, 1967). Возникает вопрос: действительно ли нерпа обитала в водах Баргузинской котловины? В таком случае, ее исчезновение могло быть связано с промыслом. Или же эвенки охотились на нерпу на Байкале? Хотя, возможно, речь идет о шамагирах, расселенных в XIX веке в низовьях Баргузина и по северо-восточному побережью Байкала.
В Баргузинской котловине из-за малой продолжительности проживания эвенков (немногим более 200 лет), в связи с вытеснением их на север, не сформировался свой культурный след. На основании данных вышеперечисленных авторов, а также "Чертежной книги" С. Ремезова (1701), нами установлено, что поселения эвенков на начало XVIII века располагались: в устье р. Джирги в Ягдагской террасовой местности, п. Улюн в местности Подгорного шлейфа Баргу-зинского хребта, урочища Икат, Разгон, Гарга, Сувокан в Икатском склоновом ландшафте, а также Епишка, Сухая, Алла, Курумкан в Баргузинском Склоновом ландшафте. Все эвенкийское население Баргузинской котловины в зависимости от видов деятельности можно разделить на две группы: кочевых оленных, занимавших северную и среднюю части котловины, имевших традиционный тип хозяйствования, и конных эвенков с полукочевым образом жизни в южной части котловины (Бураева, 2000).
В этнической истории Баргузинской долины период XVII-XVIII вв. характеризуется тем, что преимущественные позиции в регионе заняли тунгусы после ухода баргутов. Они расселяются с Северо-запада и востока, из Приленья и Приамурья. Этнический состав баргузинских эвенков в XVII в. был представлен такими родами как лимагир, баликагир, намегир (намясинцы), почегор, кинды-гир, чильчагир и някугир. В 1669 г. ясакоплательщиков числилось по родам: лимагиров - 75, баликагиров - 63, намясинцев - 4, киндыги-ров - 30, чильчагиров - 5, някугиров 23 человека (Шубин, 1973).
Общая численность тунгусского населения Баргузинской долины, по мнению А.С. Шубина, составляла около 800-1000 человек. Часть баргузинских конных тунгусов в XVII в. покинула Баргузинскую
долину и влилась в состав нерчинских конных тунгусов, в их числе были баликагиры, намегиры и почегоры (Шубин, 1973). Представители рода намегир, в русских документах известные как намясинцы, практически полностью покинули Баргузинскую долину в середине XVII в. Н. Спафарий встречал их представителей на реке Ган, за Ар-гунью, в 1675-1676 гг. А. С. Шубин считал, что именно намегиры, расселявшиеся в низовьях Баргузин, под руководством С. Скорохода уничтожили отряд русских казаков, вторгшихся в Баргузинскую долину с целью покорения местного населения (Шубин, 1973).
По преданиям представителей нанайского рода самар, предки их бежали с Байкала, откуда их согнали буряты1. Поскольку нанайское самар является производным от западно-тунгусского шама-гир/самагир, вполне вероятно, что часть шамагиров - широко известного тунгусского племени, впоследствии распространившегося и вошедшего в состав различных народов на огромных пространствах Сибири от Подкаменной Тунгуски до Охотского моря, также приняла участие и в этнической истории Баргузинской долины.
Кроме того, судить об этническом составе тунгусов того времени можно по сохранившимся этнонимам эвенков Баргузинской долины начала XX в. К тому времени были известны такие административные роды как Мунгальский, Лимагир и Чильчагир. В составе Лимагир известны этнические роды лимагир и тепкагир, в состав Чильчагир входили этнические подразделения якал и чал-кагир, в состав мунгальского рода - асивагат, гальдзогир и цонго-лир. Также был известен род Баликагир - выходцы из Нерчинска (Патканов, 1906).
Среди представленных этнонимов интерес представляют такие подразделения как якал, асивагат, гальдзогир и цонголир. Этноним якал - буквально «якуты», очевидно указывает на прежнюю этническую принадлежность его носителей и главное отличие от остальных тунгусов, легшее в основу этнонима как этномаркер. Этнонимы асивагат, гальдзогир и цонголир однозначно указывают на их происхождение из среды протобурят-баргу.
До наших дней ашибагаты представляют одно из крупнейших племен в составе племенного объединения булагатов. Ашибагаты расселены и известны в составе таких этнонтерриториальных групп как нижнеудинские, балаганские, кудинские, селенгинские буряты. Кроме того, в XVII в. ашибагаты упоминаются в военных столкновениях почти по всей Западной Бурятии от Братского острога на севере, Нижнеудинского острога на западе и Иркутского острога на юго-востоке. Доказательством баргутского происхождения тунгусских
1 Архив одного из автора (Нанзатова Б. З.), информант - нанаец (самар), Владивосток, 2002.
асивагатов может служить и наличие племени ашибагат в составе баргутов (Нямбуу, 1992).
Этноним гальдзогир, как справедливо отметил Г.Н. Румянцев, является эвенкийской формой бурятского этнонима галзууд/галзут (Румянцев, 1949), известного не только среди хори и западных бурят, а также и в составе баргутов и большинства ойратских народов.
Что касается чонголиров - цонголов, время их проникновения в регион остается загадкой. Бурятские цонголы сами пришли в Бурятию довольно поздно - в XVII в. из района Шилин-гола Внутренней Монголии. Однако вполне допустимо, что часть цонголов могла прийти намного раньше, еще в Минское время, так как небольшая группа цонголов присутствует среди кудинских бурят, судя по их преданиям, оказалась там еще до прихода русских в Бурятию. Так как этот этноним встречается и среди баргутов, допустимо и баргут-ское происхождение его носителей (Нанзатов, 2016).
Таким образом, этническая картина Баргузинской долины в по-слебаргутский период представляет расселившиеся на этой территории племена шамагир, лимагир, тепкагир, чильчагир, чалкагир, баликагир, а также ассимилированные ими племена якал, асивагат, гальдзогир, цонголир.
Эвенкийский период этнической истории Баргузинской долины начинается, когда после ухода баргутов в долину расселяются тунгусы с севера и востока, из долин Верхней Ангары и Витима. По преданиям представителей нанайского рода самар, предки их бежали с Байкала, откуда их согнали буряты. Так как нанайское самар является производным от западно-тунгусского шамагир, вполне вероятно, что часть шамагиров широко известного тунгусского племени, впоследствии распространившихся и вошедших в состав различных народов на огромных пространствах Сибири от Подка-менной Тунгуски до Охотского моря, также приняла участие и в этнической истории Баргузинской долины.
Пришлым населением, являющимся по преимуществу номадами, из наиболее благоприятных речных долин было вытеснено местное охотничье население, принадлежащее, по-видимому, к тунгусам. Тунгусы частично были покорены и расселены в пределах страны Уч-курыкан - Баргу для обеспечения пришлого населения мехами, добычей, стрелами и прочими необходимыми предметами. Впоследствии часть этих покоренных и расселенных среди завоевателей была ассимилирована и вошла в состав будущих этнических общностей Западного Прибайкалья как органическая монголоязыч-ная составляющая.
Следует отметить, что и до нашего времени сохранилась архаичная форма этнонима - баргуджин (bargйdzm), носители его про-
живают на северо-востоке Хэнтэйского аймака Монголии [Этнолингвистический, 1979, л. 64].
Эвенкийский период освоения Баргузинской котловины характеризуется меньшим воздействием человека на ландшафт по сравнению с предыдущим. Осваивались большей частью лесные урочища Баргузинского и Икатского Склоновых ландшафтов, ландшафта Подгорного шлейфа и Долинного ландшафта. Большинство поселений древнейшего и баргутского этапов освоения посещаются эвенками, но в течение двух веков поля, распаханные баргутами, не использовались, происходило восстановление первичных лесных геокомплексов в Долинном и Куйтунном ландшафтах и ландшафте Подгорного шлейфа.
Список литературы
1. Банзаров Доржи Собрание сочинений / отв. ред. Г. Д. Санжиев. - М.: изд-во АН СССР, 1955. - 375 с.
2. Бураева О. В. Хозяйственные и этно-культурные связи русских, бурят и эвенков в XVII - середине XIX в. - Улан-Удэ, 2000. - С. 61.
3. Буяндэлгэр Дж. Этническая история баргутов (XV-XVII вв.) / Дж. Бу-яндэлгэр // Культурное наследие народов Центральной Азии. Вып. 3. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2012 - С. 183-205.
4. Вампилова Л.Б. О методике исследования антропогенных изменений природных комплексов Баргузинской котловины / Л. Б. Вампилова // Развитие и преобразование природной среды. - Л., 1980 а, С. 56-67.
5. Вампилова Л.Б. Исследование прошлого и современного природопользования на примере Баргузинской котловины / Л.Б. Вампилова // Географические исследования для целей социалистического природопользования / Тезисы докладов секции II VII съезда Географического Общества СССР. - Л., 1980 б, С. 197-199.
6. Вампилова Л.Б. Освоение ландшафтов Баргузинской котловины (пространственно-временная дифференциация): автореф. дис. ... канд. геогр. наук.
- Л., 1982. - 21 с.
7. Вампилова Л. Б., Нанзатов Б. З. Раннесредневековый (курыканско-баргутский) период освоения ландшафтов Баргузинской котловины // Экологическое равновесие: структура географического пространства: материалы VII междунар. науч.-практ. конф., 11 нояб. 2016 г. / отв. ред. Т. С. Комиссарова.
- СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2016. - С. 107-116.
8. Василевич Г.М. Эвенки: Историко-этнографические очерки (XVIII -начало XX в.) / Г.М. Василевич; АН СССР. Ин-т этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая; [отв. ред. Н.А. Кисляков и В.Н. Чернецов]. - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1969. - 304 с.
9. Василевич Г.М. Эвенкийско-русский словарь в двух частях: - М., 1958. 2 ч. Н-Я, - 240 с.
10. Мельхееву М.Н. Топонимика Бурятии. - Улан-Удэ, 1969. - 197 с.
11. Воскобойников М. Г. Фольклор эвенков Прибайкалья. - Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство, 1967. - 182 с.
12. Георги, И. Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. - СПб., 1799. - 560 с.
13. Нанзатов Б.З. Племенной состав бурят в XIX веке // Народы и культуры Сибири. Взаимодействие как фактор формирования и модернизации - Иркутск: Оттиск, 2003. - С. 15-27.
14. Нанзатов Б.З. Расселение бурят и их соседей в конце XVI - первой половине XVII вв. // Вестн. Бурятского науч. центра СО РАН, 2011. - № 2. - С. 32-37.
15. Нанзатов Б.З. К вопросу о ранней этнической истории баргу-бурятской общности // Вестн. КИГИ РАН, 2016, № 1. - С. 99-106.
16. Нямбуу X. Хундуэлхийн дээд хох монголын торийн ёслол чингисийн та-хилга. - Ондорхаан, 1992. - 154 с.
17. Окладников Д. П. История Бурят-Монгольской АССР / Д. П. Окладников. - Улан-Удэ: Бурмонгиз, 1951. - Т. 1. - Ч. II. - 574 с.
18. Патканов С. К. Опыт географии и статистики тунгусских племен Сибири на основании данных переписи населения 1897 г. и других источников. Ч. I: Тунгусы собственно. - Вып. 1. - СПб., 1906. - 175 с.
19. Ремезов С. У. Чертежная книга Сибири (начало XVIII века), составленная Тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 г. - СПб.: Археологическая комиссия, 1882. - 436 с.
20. Риттер Карл. Землеведение Азии / Карл Риттер. - СПб., 1878. - Вып. 1. - 1010 с.
21. Румянцев Г.Н. Баргузинские буряты / Г. Н. Румянцев // Труды Кяхтин-ского краеведческого музея им. акад. В.А. Обручева и Кяхтинского отделения Всесоюзного Географического общества. - Улан-Удэ, 1949. - С. 38-39.
22. Румянцев Г. Н. Баргузинские летописи / Г. Н. Румянцев. - Улан-Удэ: ВМНИИК, 1956. - 150 с.
23. Румянцев Г.Н. Происхождение хоринских бурят. - Улан-Удэ, 1962.
24. Шубин А. С. Краткий очерк этнической истории эвенков Забайкалья (XVII-XX вв.). - Улан-Удэ, 1973. - 108 с.
25. Этнолингвистический атлас МНР. - Улаанбаатар, 1979.
П. А. Вишняков
Опыт «зеленого» управления в городах Финляндии и России
Экологические условия развития современных городов в последние годы вызывают все большие опасения со стороны экспер-
V V п
тов, представителей власти и жителей. В частности, пристальное внимание уделяется различного рода загрязнениям: шумовому, атмосферному, твёрдым бытовым отходам. Город в этом случае предстает неким механизмом, вытягивающим из округи все доступные ресурсы и возвращающим обратно лишь шум, грязь и мусор. Несмотря на это, именно компактное проживание и работа на ограниченной территории с преимущественным использованием общественного транспорта позволяет считать город наиболее экологичным и энергоэффективным видом поселения даже с учетом его «экологического следа» [4]. Экологические условия города лишь концентрируют особенности взаимодействия человека и природы в современных условиях, причем в расчете на душу населения эколо-