CC BY
43НАЦИОНАЛИЗМ В ПАРТИЙНОМ ПОЛЕ
вдсилий молодяков
вопросы национализма 2016 № 4 (28)
«Это люди короля, мама!»:
«Штурмовые отряды» «Action française»
Поставить насилие на службу разуму!
Люсьен Лакур, монархист
I.
66
Зимой 1908/09 года улицы Парижа впервые огласила задорная песня:
Это люди короля, мама!
Это люди короля!
Нам плевать на все законы, мама!
Содрогается земля!..
Последнюю строчку я присочинил для рифмы, но от духа оригинала не удалился:
C'est les Camelots du Roi, ma mère,
C'est les Camelots du Roi,
Ce sont des gens qui s'foutent des lois;
C'est les Camelots du Roi...
Слово «^melot» означает уличного газетчика или разносчика. Выражение «camelots du Roi» — «королевские газетчики» или «королевские разносчики» — появилось в марте 1908 г. с появлением газеты «Action française ».
Для превращения в силу национального масштаба движению «Action française» была нужна ежедневная газета, «независимая от любых финансовых интересов, твердо и открыто монархическая» (LDS, 181). «Главным рычагом любого политического предприятия нашего времени является пресса, значение которой исключительно, — напоминал опытный Леон Доде. — У истоков и во главе каждого движения, хорошего или дурного, стоит журналист или писатель. У антисемитов это был Дрюмон, у дрейфуса-
ров Золя, у монархистов Моррас. Без трибуна и ежедневного издания никакая идея не воодушевит общественное мнение, не будет ни жизненной, ни успешной» (LDS, 20).
Отказавшись от планов купить одну из националистических газет, лидеры движения предпочли начать с нуля. 21 марта 1908 г. вышел первый номер ежедневной «Action française», на которую удалось собрать триста тысяч франков, включая наследство, полученное женой Доде. Примкнувший к движению в конце 1904 г. Леон Доде стал ее главным редактором, Анри Во-жуа — директором, Пюжо руководил газетной «машиной». «Моррас был душой всего предприятия» (LDS, 207), хотя на первых афишах его фамилия терялась в числе прочих сотрудников; после смерти Вожуа в 1916 г. он разделил с Доде руководство. Жак Бен-виль, пополнивший команду «Action française» в 1900 г., с первого номера и до смерти в феврале 1936 г. вел обзор международной политики, что было редкостью для тогдашней ежедневной прессы, более развлекательной, нежели аналитической.
Девизом газета выбрала слова герцога Орлеанского «Все национальное — наше» (Tout ce qui est national est nôtre), т.е. все национальные силы — с нами.
Номер открывался программной статьей «Интегральный национализм» за подписями всех руководителей движения, но в которой легко узнается рука Морраса. Этот принципиально важный документ следует привести полностью.
Год за годом «Action française » работало без шума, но терпеливо, с упорством страсти, не уставая напоминать, что обращается ко всему французскому народу.
Оно писало об этом в своем журнале, учило в своем Институте, провозглашало на митингах и в плакатах. На первой странице газеты, предназначенной для ежедневной пропаганды своих идей, «Action française » должно повторить, что никогда не обращалось к отдельным партиям. Вы чувствуете себя французом? Тогда займемся делами Франции, исходя исключительно из интересов страны! Вот единственный язык, на котором мы говорим и будем говорить всегда. Речь не о наших личных предпочтениях, симпатиях или антипатиях, склонностях или прихотях. Мы исходим из того, что есть общего у всех нас, — родина и историческая раса, — и призываем читателя встать на ту же братскую точку зрения.
Нам не важны ни общественные ранги, ни политические тонкости. Правда должна распространяться везде. Мы знаем, что патриотизм существует повсюду и что голос разума может раздаваться повсеместно. Каковы бы ни были различия в средствах и идеях, существуют высшие принципы, существует более глубокая общность чувств: благодаря им исчезнет идея классовой или партийной борьбы. Все наши политические выводы исходят из основополагающего принципа: наша Франция должна жить! — и из вопроса, поставленного не нами, но обстоятельствами: как уберечь ее силы от смерти?
Разумеется, как и наши товарищи из националистической и консервативной прессы, мы всеми силами будем сражаться против анархии. Каждый французский патриот — наш друг, любая серьезная идея представляется нам достойной рассмотрения и обсуждения, но у нас нет места ни для идей, ни для людей, ни для партий, враждеб-
ных интересам страны. Да здравствует национальное единство! Долой всех, кто подрывает его! Мы не пощадим ни парламентскую анархию, которая уничтожает власть, разделяя ее, ни экономическую анархию, главной жертвой которой является французский рабочий, ни буржуазную анархию, которая называет себя «либеральной» и приносит больше несчастий, чем бомбы радикалов.
Как и раньше, мы продолжим сражаться против космополитической анархии, вручившей управление Францией иностранцам по рождению и по сердцу, против университетской анархии, отдавшей образование юных французов в руки учителей-варваров, евреев и протестантов, которые, прежде чем учить нас, сами должны научиться цивилизации, духу и вкусу Франции. Ко всеобщему стыду мы обнажим язвы семейной анархии, уничтожающей авторитет отцов и союз супругов, и самой опасной — религиозной анархии, пытающейся разрушить католическое единство или противопоставить церкви моральное объединение, основанное на химерах.
Теперь о главном: поскольку нас больше всего разобщает республиканский режим, поскольку это начало, разлагающее по своей природе, организует, управляет и усиливает эксплуатацию страны, которую разобщило, «Action française» призывает всех добрых граждан против Республики.
Говорят, кое-кто еще верит в республику. Возможно, но их всё меньше. Последние адепты быстро потеряют веру, если уделят нам хоть немного внимания и подумают, как избиратель обязан думать об общественных делах. Даже не тратя на это по восемь часов в день, подобно Людовику XIV, каждый умный француз поймет, что лучше не быть сувереном самому, а предоставить государственные заботы людям более способным и сведущим. Он сам скажет, как сказал один из ближайших друзей «Action française»: «Я содрога-
67
68
юсь от мысли о том, что был республиканцем».
Это благородное сожаление принадлежит старому радикалу, который боролся против Второй империи и политики маршала (Мак-Магона. — В.М. ). Мы можем привести подобные сетования, исходящие от бывших либералов, бывших коллективистов и бывших сторонников плебисцитарной демократии. Не называйте их неофитами «Action française »: они неофиты французского здравого смысла. Наши политические истины порождены не какими-то личными фантазиями. Они живут в душах наших слушателей и читателей. Единственное, что мы обязаны сделать, — помочь каждому читателю-патриоту открыть в собственных мыслях и чувствах высшую правду. О чем? О необходимости возвращения Короля.
Когда очень хочешь что-то получить, надо помнить, на каких условиях это возможно. Предварительным условием восстановления уважения к религии, мира в общества или возвращения Франции французам является Король. Нет Короля — нет национальной власти, нет гарантий национальной независимости. Нет Короля — нет действенного противостояния масонам, нет сопротивления проникшим в страну иностранцам, нет серьезно и правильно проводимых реформ.
Именно в этом состоит интегральный национализм. Он расставляет по порядку стоящие перед Францией проблемы и позволяет понять их суть. С ним отлично согласуется то, что без него кажется противоречием: например, сильная центральная власть и полностью свободные (а не гибнущие, как при республике) города, провинции и корпорации взаимно поддерживают и укрепляют друг друга в монархической системе.
Это факт, и мы сделаем его очевидным. Один из фактов, изумляющих столь многих. Фактом является и то, что наши принцы, находясь в изгна-
нии, не раз заявляли о согласии с данным принципом и заносили его в свои программы, написанные отнюдь не для полемики образца 1908 года. Нынешние споры легко разрешить с помощью принципа, изложенного десять, двадцать или сорок лет назад в посланиях графа де Шамбора, графа Парижского или монсеньора герцога Орлеанского.
Осознавшие это французы могут гордиться жизненностью духа своей расы. Мы сделали великую глупость, скажут они, лишив себя наших Королей. Поскольку без них нельзя сделать ничего серьезного, проще всего поспешить позвать их назад и скорее приняться за работу.
Этому языку здравого смысла могут возражать лишь робкие души, боящиеся, что «для народа» монархия обернется господством аристократов и кюре (заурядная глупость), или менее робкие и невежественные, знающие, насколько лживо это предубеждение, но верящие в его силу. Мы же не верим ни в какую силу лжи. Наш долг — рассеивать одну ложь за другой, опровергая ее. И в нашу пользу говорит рост рядов «Action française ».
Те, кого объединяет интегральный национализм, пришли к нам из всех классов и сословий. Люди, годами дружно трудившиеся над общим делом национального возрождения, вышли из таких разных сред, как иезуиты и Сорбонна, адвокатура и армия, «Союз за моральное действие» (объединение дрейфусаров. — В.М.) и «Gazette de France» (официальный орган Орлеанского дома. — В.М.). Можно сказать, что они ни в чем не согласны друг с другом, кроме политики, зато в политике они согласны во всем. Они едины не только в экономической или военной политике, но в политике моральной и религиозной. В наших рядах есть люди, чуждые католической вере. Но не видно ни одного, кто бы тысячу раз не утверждал, что религиозная политика нашей Франции по необходимости должна быть католической и
что французский католицизм не может быть подчинен режиму банального уравнивания, а, напротив, должен занимать возвышенное и привилегированное положение. Настолько, что интеллектуальное и моральное единство, заданное интегральным национализмом «Action française», может рассматриваться как последнее слово веротерпимости и как торжество «Силла-буса».
Одно не противоречит другому. Мы принесем Франции монархию. Монархия есть условие гражданского мира. Монархия есть условие любого возрождения традиции и единства нашей страны. Из любви к этому единству и порядку мы начинаем ежедневную войну против принципа противостояния и зла, против принципа смуты и разобщения, против республиканского принципа.
Долой Республику! Да здравствует Король чтобы здравствовала Франция!
Анри Вожуа, Леон Додэ, Шарль Моррас, Леон де Монтескье, Люсьен Моро, Жак Бенвиль, Луи Димье, Бернар де Везен, Робер де Буафлёри, Поль Робэн, Фредерик Дельбек, Морис Пюжо
«Моррас берется за перо лишь тогда, когда хочет сказать нечто важное, — восклицал Доде, — то есть ежедневно и на общезначимую тему»1. С 24 марта 1908 г. он печатался в «Action française» почти ежедневно, зачастую несколько раз в номере: передовица на первой полосе плюс обзор печати (новинка для того времени!) за подписью «Кри-тон» на третьей, где «извлекал из каждого издания, дружественного, нейтрального или враждебного, хорошее и плохое, ничего не упуская. <...> Он отвечал всем и на всё» (LDS, 285-286). Однажды Морраса укусила собака. На совет немедленно сделать прививку против бешенства он шутя ответил:
1 Léon Daudet. Charles Maunas et son temps. Paris, <1930>. P. 121.
«Полемисту стоит быть немного бешеным» (MNT, 223).
Ксавье Валла попытался подсчитать, «сколько бумаги измарал Мор-рас на протяжении жизни. Тринадцать тысяч статей в ежедневной "Action française", три тысячи в "Gazette de France", восемьсот в "Soleil", шестьсот в "Observateur français". Прибавив написанное для "Cocarde", "Энциклопедического обозрения" Ларусса и серого журнала, предшествовашего газете («Revue d'Action française». — В.М. ), получаем двадцать тысяч статей или примерно 800 томов по 250 страниц (французский стандарт в 16-ю долю листа — В.М.). Плюс полсотни книг, которые он опубликовал с 1891 по 1952 год» (GSC, 124). А «выход книги Мор-раса всегда становился настоящим литературным событием» (WAF, 165).
С началом издания газеты жизнь Морраса — за исключением месяца отдыха, который он проводил в родном Мартиге, — стала неотделима от нее, но и его личность наложила на предприятие сильный отпечаток. Проснувшись после полудня, Моррас читал прессу и делал заметки, встречался с друзьями, в семь часов вечера приходил в редакцию узнать, как идут дела, отдавал распоряжения, терпеливо принимал посетителей, затем шел в кафе писать передовицу и обзор прессы. Работать за пустым столиком, на котором — к молчаливому недовольству гарсонов — стояла только чашка кофе или бокал пива, было гораздо удобнее, чем в редакционном кабинете, до потолка заваленном книгами, журналами, газетами, рукописями и письмами, ориентироваться среди которых мог только хозяин. Когда Моррас приносил рукописи в типографию, завтрашний номер был почти сверстан. а другие парижские газеты уже печатались.
С точки зрения бизнеса это был кошмар, но все попытки повлиять на ритм жизни мэтра, даже при его согласии, оказывались безрезультатными. В чем причина? Продуктивность Мор-
69
70
раса удивляла даже современников-журналистов. «У него потребность писать, как у других писать», — каламбурил не стеснявшийся в выражениях Жорж Клемансо. Однако Массис видел у Морраса «физический ужас перед белым листом, на котором он должен писать» (MNT, 217), что заставляло его откладывать начало работы до последнего момента. В предисловии к «Внутренней музыке» он сетовал, что «ремесло ежедневной журналистики» не позволяет ему добиваться желаемой точности и совершенства выражений, но «обязывает подчиняться неумолимой необходимости», из-за чего «целый мир прекрасных и возвышенных мыслей остается забытым на дне чернильницы» (MMI, 50-52).
«Моррас никогда не довольствовался первым воплощением мысли. Он бы переписывал текст сто раз, но Пюжо вырывал у него "в печать" в тот час, когда газета должна была выйти, чтобы успеть на утренние поезда в провинцию» (GSC, 124). «Каббалистические знаки», которыми писал Мор-рас, разбирали только Пюжо и гордый этим умением бессменный метранпаж, диктовавший статью проворному линотиписту. «За этим следовала великая драма корректур, — вспоминал Люсьен Ребате, работавший в "Action française" в тридцатые годы, а после разрыва с Моррасом называвший ее "Inaction française" ("Французское бездействие"). — Три, четыре варианта гранок не могли исчерпать его страсть к поправкам. <...> Наконец, к пяти часам Моррас чаще всего возвращался к первоначальному тексту» (RMF, I, 122). Затем он просматривал в гранках весь номер и с чувством выполненного долга в шестом часу утра отправлялся домой, читая по дороге чужие стихи или сочиняя свои, которые не всегда записывал.
Газета часто выходила с опозданием и порой не попадала в киоски и на лотки. «Не говоря об упущенной выгоде, — утверждал Ребате, — насмар-
ку шло столько ресурсов и рабочего времени, что в сочетании с пеней за сорванный график доставки убытки составляли не менее трех тысяч франков за ночь. Моррас получал жалование мелкого репортера, но стоил газете немалую часть того знаменитого миллиона, который вечно требовался и все же находился» (RMF, I, 124). Ребате писал это в оккупированном Париже, порвав с бывшим патроном из-за его германофобии, но и он признавал, что газета держалась прежде всего на Моррасе, его идеях, авторитете и популярности.
Робер Бразийяк, многолетний литературный обозреватель «Action française», в годы оккупации порвавший с Моррасом по той же причине, рассказал занятный эпизод. Группа сотрудников и друзей газеты в очередной раз пожаловалась мэтру на создаваемые им трудности. «Склонив голову, Моррас со всей серьезностью выслушал их сетования, затем поднял лицо и с невозмутимой решимостью, как человек, оценивший все условия задачи и нашедший решение, произнес своим глухим голосом: "Если вы считаете, господа, что главным препятствием на пути развития «Action française» являюсь я." Никто не настаивал» (MNT, 224-225).
В конце первого года издания тираж «Action française » составил 15 тысяч экземпляров, в то время как у «Gazette de France», где Моррас тоже регулярно печатался, не превышал 6 тысяч. Редакционный архив газеты не сохранился, и у нас нет точных данных о тираже (он колебался между 50 тыс. и 100 тыс., хотя в нескольких спецвыпусках достигал полумиллиона) и финансовой стороне дела. Известно, что предприятие почти всегда было убыточным (в 1920-1930-е годы дефицит составлял до миллиона франков в год) и существовало на пожертвования. — имя Морраса привлекало спонсоров. Сотрудникам платили мало: в идейно мотивированном коллективе «добровольная бедность» нравилась не всем.
Даже друзья вроде Барреса полагали, что газета не продержится болeе полугода (MNT, 37). И никто не предвидел, что она прекратит существование лишь в августе 1944 г., в результате освобождения Франции. Кстати, в годы оккупации «Action française» была единственной газетой «свободной зоны», отказавшейся от субсидий правительства Виши. Немцы не только не предлагали ей деньги, но и преследовали после того, как в конце 1942 г. заняли «свободную зону».
Появление ежедневной газеты открыло новую эпоху французского национализма. «Историю "Action française" — полную, точную и беспристрастную — еще предстоит написать, — констатировал Ив Широн. — <...> Влияние "Action française" на всю интеллектуальную жизнь ХХ века пока не оценено должным образом» (VMB, 219). Посвящая воспоминания «Под знаком Флоры» тогдашнему главе Орлеанского дома герцогу де Гизу, Мор-рас мог с гордостью заявить, что руководимое им движение «изменило направление умов и сердец»: «Интеллектуальный и духовный авторитет перестали быть монополией левых учений и направлений» (ASF, XV).
«Среди всех газет, — вспоминал выросший на ее чтении Ксавье Валла, — она была самой богатой по содержанию и лучше всех написанной». И привел слова Анатоля Франса, сказанные им незадолго до смерти, когда старого скептика обхаживали коммунисты. «Читайте "Action française", — сказал он знакомому доктору. — Там пишут на французском языке». «Не думаете ли вы, мэтр, — спросил собеседник, привыкший к иной прессе, — что, читая статьи Доде, Морраса, Бенвиля, я не уверую в то, что они правы?». «А кто вам сказал, что они не правы», — заметил Франс (GSC, 122).
II.
Любое организованное политическое движение нуждается в «штур-
мовых отрядах» — для привлечения к себе внимания публики, для поддержания порядка на своих мероприятиях и срыва чужих, для распространения атрибутики и печатной продукции, для охраны вождей и защиты соратников. Это аксиома публичной политики, в которой насилие и готовность применить его продолжают играть не меньшую роль, чем сто и двести лет назад.
«На французской земле наконец-то появилось, хотя бы в зародыше, — писал Моррас, — подобие "Молодой Италии", которая за прошедшие полвека прогнала варваров со своей земли. Подобие "Молодой Германии", которая за то же время, снова обрела един-ство2. <...> Желаю "Молодой Франции" пойти как можно дальше по пути решения национальных задач. "Долой варваров!" — наш лозунг. Бисмарк и Кавур показали, что для его полного осуществления необходимо серьезное политическое действие. Какое? Можно узнать здесь. Только здесь. Во "Французском действии"» (ЗСБ, 69-70).
Газету надо было продавать на улицах, чтобы донести ее до потенциальных, а не только «обращенных» читателей. Требовались добровольцы. И они появились — люди всех сословий с громкими голосами, крепкими ногами. и кулаками, поскольку парижская улица давно отличалась политической активностью и ангажированностью.
«Молодые люди из рабочего и среднего класса пришли к нам, вдохновленные разумной и пылкой доктриной Морраса, — вспоминал Леон Доде. — Их количество росло, как снежный ком. Так началось широкое движение, которое должно было захватить большинство французской молодежи, не только студентов, но служащих, ремесленников, рабочих. Не могу сказать, что их рвение нас удивило. Мы рассчитывали на него, мы ждали его,
2 Редчайший для Морраса пример похвалы германскому единству!
72
нам было трудно поверить, что оно не возникнет. Но порыв оказался куда более живым и быстрым, чем мы могли вообразить. Отличным знаком явилось то, что он начался в Париже, а не где-то в провинции, где сохранялись монархические настроения. "Action française" стала популярной среди юношей от восемнадцати до двадцати пяти лет, сначала вызвавшихся распространять газету (отсюда название "королевские газетчики"), затем создавших организованную и дисциплинированную националистическую силу, ставшую общенациональной, на службе Порядка, Родины и того, на ком они держатся, — Короля Франции» (LDS, 239-240).
Первые группы «королевских газетчиков» (в советской литературе за ними закрепилось негативно окрашенное название «королевские молодчики») возникли спонтанно. Из их среды быстро выдвинулись три лидера: скульптор Максим Реаль дель Сарте, прирожденный организатор Марьюс Плато и краснодеревщик Люсьен Ла-кур, пустивший в ход крылатую фразу «Поставить насилие на службу разуму!» как формулировку задачи движения. Вожди «Action française» Мор-рас и Доде воодушевляли ревностную молодежь, но нужен был человек из «старших», кто встал бы с ними в один ряд. Им оказался Морис Пюжо (18721955).
Добровольно оставшийся в тени столпов «Action française », Пюжо вместе с Анри Вожуа был автором этого бренда. Одноименная статья, опубликованная 19 декабря 1898 г. за подписью Пюжо, побудила Морраса познакомиться с ним. Выяснилось, что еще 2 декабря 1887 г. они оба, совсем молодые, участвовали в демонстрации против президента Греви под лозунгом «Долой воров!». «У нас было одно стремление — к истине, — рассказывал Моррас Рене Бенджамену. — Одна любовь — к нашей родине. Одна дорога — прямой путь бескорыстного слу-
жения. Ничего больше»3. Так началась дружба, продолжавшаяся более полувека, до смерти Морраса. Пюжо следовал за ним всюду, включая суд и тюрьму.
В 1943 г. Моррас посвятил книгу «Стихийная контрреволюция», полную общих воспоминаний, «Морису Пюжо, чьи отвага, разум и мощный политический дух в наибольшей степени подходили для того, чтобы с 1899 по 1940 задумать и осуществить всё, что было настоящим действием в жизни "Action française", — запоздалая дань должного уважения в знак старой дружбы, благодарности и неизменного восхищения» (CRS).
Пюжо не придумал и не создал «королевских газетчиков», но оказался нужным человеком в нужном месте и в нужное время. Он не обладал ни блестящим диалектическим умом и литературным даром Морраса (хотя в написанных им книгах виден талант критика и публициста), ни ораторским и публицистическим даром Доде (к тому же он заикался!), ни феноменальной эрудицией Бенвиля. Зато Пюжо оказался гением организации. Среди его достоинств Доде выделил «дар и чувство действия» в сочетании с «холодным упорством» и «мудростью тем более мощной, чем больше риск, с которым он сталкивался» (LDS, 246-247).
Эти качества сделали Пюжо главным «техником» газеты «Action française», «появление которой означало переход от доктрины к действию» (PCR, XI), и наставником молодых — не полубогом, как Моррас, но руководителем повседневной работы «людей короля» и их главным пиарщиком. Здесь в полной мере реализовались сценические амбиции Пюжо — средней руки драматург оказался мастером политического театра, подмостками которого стала почти вся Франция. Пюжо сам рассказал историю дебюта «королев-
3 René Benjamin. Charles Maurras, ce fils de la mer. Paris, 1932. Р. 202.
ских газетчиков» в одноименной книге через четверть века после того, как они взбудоражили Париж.
Вожди «Action française» не скрывали, что их конечной целью является свержение республиканского строя и восстановление монархии, но мотивировали это господством национальных интересов над всем остальным. Борьба с режимом была объявлена открыто. В начале 1908 г. Моррас опубликовал цикл статей «Если переворот возможен», опиравшихся на богатый опыт смены власти в Париже и предвещавших знаменитое «телефон, телеграф, мосты». «Политические циклоны приходят издалека, но налетают так быстро, что не оставляют времени предупредить о них» (МЕМ, 561), — многозначительно заметил он. Напомню, что Филипп VIII жил в Брюсселе под наблюдением властей, не заинтересованных в конфликте с Францией. Но можно уйти от наблюдения и за считанные часы добраться до Парижа на автомобиле...
Понимая, что без общенационального кризиса реальных шансов на реставрацию ничтожно мало, монархисты сосредоточились на пропаганде своих идей и идеалов, вербовке сторонников и противодействии «антинациональной» политике властей — отсюда декларируемое презрение к их «законам». «Конечно, любое насилие есть беспорядок, но наше было разумным, поскольку временный беспорядок должен был положить конец беспорядку постоянному, против которого не было иных практических средств» (PCR, XVII). Это объяснение приведенных выше слов Лакура о «насилии на службе разума».
Еще одной целью вызывающих акций, с которых начали «люди короля», было стремление прорвать информационную блокаду республиканской печати и «попасть в новости». Круг читателей монархической периодики был узким и замкнутым, а «большая пресса» и агентства новостей их
игнорировали. «Именно это заставляло бить стекла, — пояснил Пюжо. — Единственным действенным способом заставить услышать нас было нарушение их "общественного порядка" — скандал на улице средь бела дня, который вынуждал газеты написать о нем» (PCR, XVI-XVII). Умение «выбирать темы, способные заинтересовать и взволновать публику», и «предвидеть последствия той или иной манифестации» (LDS, 246) были в числе его несомненных талантов.
Первой громкой акцией «людей короля», попавшей в прессу, стал шумный протест 16 октября 1908 г. на заседании кассационного суда, рассматривавшего дела нескольких монархистов. Эта дата считалась днем рождения движения. 2 декабря в Сорбонне они устроили обструкцию историку Амедею Талама, которого либеральный декан факультета словесности Альфред Круазе пригласил прочитать открытый курс лекций «Педагогика истории». Талама преподавал в лицее и не имел обязательной для университетских профессоров докторской степени, но причина возмущения была не в этом, а в его презрительных отзывах о Жанне д'Арк и «жаннопочитании». Монархисты не дали лектору сказать ни слова и вынудили его уйти, забросав на прощание яйцами. Досталось и «клаке таламистов», занявшей первые ряды и состоявшей — по утверждению присутствовавшего там Пюжо — из «людей с крючковатыми носами и курчавыми волосами, говоривших по-немецки и по-русски» (PCR, 38).
Явившийся на выручку декан не смог утихомирить разбушевавшихся патриотов, но не отменил курс, а сделал его доступным лишь для записавшихся заранее и получивших специальные пропуска, а также добился полицейской охраны помещения и здания, где проходили лекции, затем всего кампуса. С каждой неделей демонстрации, шум которых долетал до аудитории, становились все многолюднее и
73
заканчивались у статуи «Орлеанской Девы», которую «Action française » объявила своей покровительницей. Пюжо придумал эффектную акцию: в день и час одной из лекций Талама он занял другую университетскую аудиторию и объявил о начале открытого курса лекций о Жанне д'Арк. Перепуганное начальство вызвало военных. Лозунг «Да здравствует армия!» был боевым кличем монархистов со времени «дела Дрейфуса», поэтому Пюжо и его слушатели поприветствовали солдат и офицеров и дисциплинированно покинули помещение.
Новость попала в газеты. Неугомонный Пюжо с группой «газетчиков» еще дважды проделал этот трюк — сначала с деканом, потом с самим Талама, разработав целую спецоперацию по проникновению в тщательно охраняемую Сорбонну. Назвав ее «первым образцом решающего удара», Моррас заметил: «Мы не сможем успешнее пробраться в здание Министерства внутренних дел4, чем Пюжо со своим маленьким войском на лекцию Талама, охраняемую полицией и армией» (МЕМ, 579). Лекция закончились потасовкой, снятием штанов с профессора, арестом «людей короля» и судом над ними: Пюжо получил пять месяцев тюрьмы. Курс пришлось досрочно прекратить, но неожиданно прославившийся Талама в 1910 г. стал депутатом парламента от партии радикал-социалистов. Правда, всего на один срок, а потом канул в Лету.
Арест вожаков раздразнил «королевских молодчиков». «Дело Дрейфуса», кульминационный момент которого был всего десятью годами ранее, они считали незаконченным и принялись громить статуи покойных дрей-фусаров, воздвигнутые сторонника-
74
4 В телеграфный зал МВД, «куда сходятся и откуда расходятся все нити той сети, которой опутана наша страна» (МЕМ, 593). Моррас считал его захват залогом успеха переворота.
ми вскоре после их смерти. Карнавалы и праздники использовались для пародийного изображения врагов, особенно ненавистного министра юстиции Аристида Бриана. Во время одной официальной церемонии Лакур умудрился публично дать ему пощечину.
То, что ареной первой большой схватки «людей короля» стала Сорбонна, неудивительно — еще в 1905 г. были созданы группы «учащихся Action française» из числа студентов и лицеистов, сумевших закрепиться в либеральном, республиканском и космополитическом Латинском квартале. Вместе с другими националистами они в 1906 г. отметились шумным протестом против перенесения в Пантеон останков дрейфуса-ра Эмиля Золя (в этот день Пюжо был впервые арестован полицией). Другим полем боя стал театр: монархисты регулярно освистывали пьесы, в которых видели неуважение к нации, церкви или армии. В декабре 1908 г. поводом для выступлений стала четвертая годовщина смерти Габриэля Сиветона. Полиция применяла силу, «люди короля» не уступали, в результате чего многие оказывались за решеткой. Этой участи не избежали и Доде с Моррасом. Именно при таких обстоятельствах появилась задорная песня людей, которым «плевать на все законы».
Руководящий комитет «Action française» официально поручил Пюжо представлять движение в правлении Лиги королевских газетчиков, которая в 1909 г. оформились в самостоятельную организацию во главе с председателем Реаль дель Сарте и генеральным секретарем Плато. Для обеспечения идейного единства и поддержания дисциплины — это считалось залогом успеха — была проведена чистка рядов, в которых осталось от 300 до 400 человек. Каждый член организации приносил присягу:
«Француз по своему рождению и сердцу, по разуму и по воле, я буду выполнять все обязаности сознательного патриота.
Я обязуюсь бороться со всяким республиканским строем. Республика во Франции обозначает царство иностранцев. Республиканский дух дезорганизует национальную оборону и покровительствует религиозным влияниям, враждебным традиционному католицизму Франции. Надо вернуть Франции режим, который был бы французским.
Наше будущее заключается исключительно в монархии, как ее представляет монсиньор герцог Орлеанский, наследник сорока королей, которые в течение тысячи лет создали Францию. Только монархия обеспечивает общественное спасение и отвечает за правопорядок, предупреждая общественные бедствия, обличаемые антисемитизмом и национализмом. Необходимый орган защиты интересов общества, монархия подымает авторитет, благосостояние и честь.
Я присоединяюсь к делу монархической реставрации.
Я обязуюсь служить ему всеми средствами» (МЕМ, 585)5.
«Люди короля» стали силой, с которой приходилось считаться. Этому способствовала и кампания «черного пиара» со стороны противников. «С 1908 по 1914 г., шесть лет уличных потасовок и полицейских участков, шесть лет тюрем и триумфов восстановили национальный дух у всех сословий, — гордо заявил Моррас на суде в январе 1945 г., — поскольку молодых рабочих и служащих в наших рядах было, пожалуй, больше, чем молодых буржуа» (МРС, 81).
«Несанкционированные» демонстрации монархистов у памятника Жанне д'Арк в Париже до самой войны жестоко разгонялись полицией, а
5 Я использовал перевод (Корнев Н. Принцы и приказчики Марианны. С. 364), в котором вместо Филиппа VIII упомянут герцог де Гиз как следующий глава Орлеанского дома и выпущены слова «обличаемые антисемитизмом и национализмом».
их участники отправлялись под арест и получали тюремные сроки. Однако именно они послужили тому, что в годы войны, на волне патриотического подъема и «священного единения», власти решили придать почитанию «Орлеанской Девы» государственный характер. «За несколько месяцев и даже недель до войны, — напомнил Доде, — они неожиданно для всех сыграли первостатейную роль в борьбе за закон о трех годах» обязательной военной службы (ЕЭБ, 240). Значительное число «газетчиков», включая самого Пюжо, не подлежавшего призыву по возрасту, отправилось добровольцами на фронт уже в первые недели Великой войны. Многие отличились на полях сражений и отдали жизнь за Францию. Стоит упомянуть и о таком малоизвестном, но характерном эпизоде, как помощь «королевских газетчиков» простым парижанам, пострадавшим от сильного наводнения в начале 1910 г. «Хорошо известно, что монархисты — самые щедрые люди во Франции, — заметил все тот же Доде. — Когда у них есть деньги, они делятся деньгами. Когда денег нет, они отдают свой труд, свое рвение или свои молитвы, в зависимости от ситуации» (ЬББ, 244).
Мировая война унесла многих «людей короля». Максим Реаль дель Сарте потерял левую руку, но продолжал работу над скульптурами и стал «правой рукой» Морраса. Политические противники не останавливались перед насилием и убийствами. 22 января 1923 г. молодая анархистка Жермен Бертон средь бела дня хладнокровно застрелила генерального секретаря Лиги французского действия и «королевских газетчиков» Марьюса Плато, а на суде заявила, что предпочла бы Мор-раса или Доде, но не сумела добраться до них. Монархисты заявили о масштабном заговоре против них и потребовали тщательного расследования.
Убийство ветерана войны и любимца товарищей подняло волну гнева. «Га-
зетчики» вышли на улицы и разгромили редакции нескольких враждебных изданий, что заметно убавило симпатий к «Action française » в обществе. Похороны Плато, вылившиеся в массовую демонстрацию, прошли с «суровым и впечатляющим спокойствием» (WAF, 164), но оправдание Бертон судом вызвало новую бурю возмущения и насилия. 31 мая «королевские газетчики» напали на группу выходивших с собрания «левых» нотаблей и измазали их дегтем и типографской краской. Вожди движения спохватились и попытались умерить пыл молодежи, выходки которой, по мнению многих, стоили Моррасу места во Французской академии. В том же 1923 г., несмотря на очевидные литературные заслуги, он был забаллотирован на выборах в нее и смог присоединиться к «бессмертным» лишь через 15 лет.
К началу 1930-х годов противники оценивали численность «людей короля» в 16-17 тысяч человек, что превышало действительную едва ли не на порядок. Апофеозом монархистов стали беспрецедентные по накалу страстей националистические демонстрации 6 февраля 1934 г. — ровно через четверть века после первого публичного праздника «газетчиков», — сбросившие правительство Эдуара Даладье и едва не покончившие с Третьей Республикой (эти события требуют отдельного рассказа). Они же стали началом конца: власти перешли в наступление, закончившееся официальным запретом всех праворадикальных и националистических организаций в январе 1936 г. Реальный политический вес «газетчиков», как и всего движения «Action française », был невелик, но они
стали отличной школой для нескольких поколений монархистов и националистов, последние из которых умерли уже в новом веке.
Список сокращений
ASF — Charles Maurras. Au signe de Flore. Souvenirs de la vie politique. L'Affaire Dreyfus. La Fondation de L'Action Française. 1898-1900. Paris, 1933.
CRS — Charles Maurras. La contre-révolution spontanée. La recherche. La discussion. L'émeute. 1899-1939. Lyon, 1943.
GSC — Xavier Vallat. Le Grain de Sable de Cromwell. Souvenirs d'un Homme de Droite. Aubenas, 1972.
LDS — Léon Daudet. Souvenirs des milieux littéraires, politiques, artistiques et médicaux. [Vol. 2]. Au temps de Judas. Vers le Roi. Alphonse Daudet. Paris, 1926.
МЕМ — Charles Maurras. Enquête sur la monarchie, suivie de Une campagne royaliste au "Figaro" et Si le coup de force est possible. Versailles, 1928.
MMI — Charles Maurras. La musique intérieure. Paris, 1925.
MNT — Henri Massis. Maurras et notre temps. Entretiens et souvenirs. Paris, 1961.
MPC — Charles Maurras et Maurice Pujo devant la Cour de Justice du Rhône. N.p., 1945.
PCR — Maurice Pujo. Les Camelots du Roi. Paris, 1933.
SCF — Charles Maurras. Sur la cendre de nos foyers. Paris, 1931.
RMF — Lucien Rebatet. Les memoirs d'un fasciste. Vol. I. Les decombres. 19381940. Paris, 1976.
VMB — Yves Chiron. La vie de Barrès. Paris, 2000.
WAF — Eugen Weber. L'Action française. Paris, 1964.
