CC BY
48
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 2 (18). С. 86-91. УДК 39-571
Б01 10.25513/2312-1300.2018.2.86-91
А. А. Крих
ЭТНОСОЦИАЛЬНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ ШЛЯХТЫ ЗАПАДНОГО КРАЯ В СИБИРИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ XX в.*
Представители дворянского сословия оказывались в Сибири в первую очередь в связи с политической ссылкой, либо в результате назначения на службу, либо с начала XX в. в качестве добровольных переселенцев в рамках официального курса колонизации сибирских окраин. Численно заметной социальной группой дворянство в Сибири становится в результате ссылки участников Январского восстания 1863 г. Этносоциальная идентификация ссыльного шляхетства из Западного края в Сибири прослеживается по материалам административной переписки тобольского губернатора А. И. Деспот-Зеновича и енисейского губернатора П. Н. Замятнина, а также на основании оценок высшего российского чиновничества, возникших в ходе применения правил 22 июня 1900 г. о переселении в Сибирь дворян-землепашцев.
Ключевые слова: польские ссыльные; шляхта; сибирские чиновники; идентификация; Сибирь; Западный край.
A. A. Krikh
ETHNOSOCIAL IDENTIFICATION OF THE GENTRY OF THE WESTERN TERRITORY IN SIBERIA IN THE SECOND HALF OF THE 19th - EARLY 20th CENTURY
Representatives of the nobility fell into Siberia primarily due to political exile either as a result of the appointment to the service or (from the beginning of the 20th century) as a voluntary immigrants because of the official course to colonization of the Siberian outskirts. The nobility became in Siberia a numerically significant social group due to the exile of the participants of the January Uprising of 1863. The ethnosocial identification of the deported nobility from the Western Territory in Siberia is traceable from the materials of the administrative correspondence of the governor of Tobolsk province A. I. Des-pot-Zenovich and the governor of Yenisey province P. N. Zamyatnin, as well as on the basis of assessments of the highest Russian bureaucracy that arose during the elaboration and application of the rules of June 22, 1900, on the resettlement of landed nobility to Siberia.
Keywords: polish exiles; gentry; Siberian officials; identification; Siberia; Western provinces of the Russian Empire.
Польская шляхта представляла собой многочисленную, но при этом разнообразную в экономическом и этнокультурном отношении группу, которая в 1830-х гг. подвергалась со стороны российских властей социально-правовому разбору. Попытки подразделения шляхты на дворян, доказавших документально своё происхождение,
и всех остальных, которые не могли привести убедительных аргументов в пользу своего дворянства и на этом основании причислялись к непривилегированным сословиям, раз за разом проваливались, несмотря на периодическое продление сроков подачи документов в дворянские комиссии. Очередной разбор шляхты спровоцировал её активное
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках проекта № 17-21-01006 «Разделённые восстанием 1863 года: Сибирь в семейной истории шляхетства Западного края».
© Крих А. А., 2018
участие в Январском восстании 1863 г. и, как следствие, высылку её в качестве меры наказания во внутренние губернии России, в том числе в Сибирь.
По конфирмационным материалам Аудиториатского департамента, исследованным В. М. Зайцевым, из 20 629 привлекавшихся к судебной ответственности за участие в Январском восстании, 51,57 % принадлежали к привилегированным сословиями [1, с. 221], среди которых 71,1 % приходился на представителей дворянства и шляхты [Там же, с. 28]. Применительно к западносибирской ссылке участников восстания 1863 г. С. А. Мулина приводит данные о принадлежности 62,9 % ссыльных к привилегированным слоям населения [2, с. 66], отмечая, что Западная Сибирь отличалась таким составом ссыльных, поскольку в ней размещались лица, сосланные на жительство, среди которых большинство составляла шляхта [Там же]. Причём в Тобольской губернии отправленных на жительство ссыльных поляков было больше, чем в Томской [Там же].
Попавшие в ссылку на жительство концентрировались в сибирских городах, лишь 24,9 % поляков проживали в сельской местности. Наибольший процент лиц привилегированного сословия проживал в городах, имеющих окружной статус (Ишим, Курган, Тара и др.): к таким сословиям принадлежало 90,8 % ссыльных поляков. В малых городах эта группа ссыльных составляла 83,8 %, а в губернских - 79,1 % [Там же]. Именно польские ссыльные дворяне и шляхтичи, сосредоточенные в городах, являлись главными претендентами на получение казённых пособий. По подсчётам Л. П. Рощевской, в 1864 г. в Тобольской губернии почти 90 % всех получивших пособие от казны относились к привилегированным сословиям (493 человека) [3, с. 90-91].
Поскольку дворяне активно подавали прошения на получение пособий от властей (на домообзаводство, провоз в Сибирь родственников, помощь при отправке их на родину и т. п.), именно с ними в большей степени контактировало высшее чиновничество Сибири. Так, в марте 1864 г. бывший воспитанник Варшавской гимназии, сосланный на поселение в Анциферовскую волость Енисейской губернии, 20-летний дворянин Болеслав
Дашкевич добился при посредничестве штаб-офицера корпуса жандармов Енисейской губернии полковника Николая Игнатьевича Борка личной встречи с губернатором генерал-майором Павлом Николаевичем За-мятниным. После продолжительного разговора с Б. Дашкевичем енисейский губернатор пришёл к выводу, что «Дашкевич, как вероятно и большая часть присланных сюда поляков, ещё не оставил своей сладкой и обманчивой мечты, что они до сих пор есть польские панове, и, как происходящих из привилегированного сословия, правительство наше обязано, по их мнению, оказывать им всякое снисхождение» [4, л. 29].
Замятнин не скрывал своего резко негативного отношения к сосланным полякам. В письме к полковнику Н. И. Борку он рассуждал о том, что поляки сами виноваты в сложившихся обстоятельствах и «...они должны теперь вооружиться терпением и жить здесь не так, как бы им хотелось, а как Бог приведёт. а свой польский шляхетский гонор оставили бы за пределами Восточной Сибири» [Там же, л. 29 об.]. Можно увидеть в данной цитате намёк на то, что в западной части Сибири «шляхетским гонором» пользоваться можно, поскольку там сам губернатор поляк.
Не считая необходимым предпринимать какие-либо дополнительные усилия по хозяйственному устройству польских ссыльных в Енисейской губернии, П. Н. Замятнин рекомендовал Б. Дашкевичу подать прошение на выдачу пособия для представления к генерал-губернатору Восточной Сибири М. С. Корсакову [Там же, л. 31]. Енисейский губернатор был сторонником расселения поляков в сельской местности, считая, что «. отнюдь не надобно дозволять им проживать теперь в городах, в которых и без того уже довольно распространилось польского элемента» [Там же, л. 31 об.]. Отлучаться с места приписки допускалось лишь с разрешения исправника, в противном случае губернатор угрожал заключать в тюрьму любого, кто ослушается местного начальства [Там же].
Противоположную позицию занял полковник Н. И. Борк, с которым енисейский губернатор конфликтовал до такой степени, что за Борка был вынужден заступаться на-
чальник 8-го округа корпуса жандармов генерал-майор Николай Николаевич Политковский перед шефом жандармов Александром Львовичем Потаповым. Николай Игнатьевич Борк осуждал запрет на отлучки ссыльных поляков с мест причисления, поскольку многие из них не были привычны к крестьянскому труду и испытывали трудности в приобретении средств для своего содержания. Штаб-офицер корпуса жандармов предлагал разрешить ссыльным полякам наниматься на частные золотые прииски, что «... дало бы им возможность приобретать средства для жизни честным и полезным трудом, отвлекало бы их от праздности и её последствий» и облегчило бы надзор за поляками, который бы помогали осуществлять управляющие, приказчики, промысловая полиция и военная стража [4, л. 23 об .-24].
Н. Н. Политковский докладывал в апреле 1866 г. шефу жандармов, что «сами ссыльные поляки. разделились на два лагеря: один, преимущественно из простого класса, желает. спокойной жизни и скорейшего устройства; другой, из привилегированных классов, волнуется, шумит, безумствует, составляет сходки и придумывает разные безрассудные и неосуществимые проекты» [Там же, л. 159 об .-160]. Приведённая характеристика польских ссыльных появилась в связи с возникшим зимой 1865/66 г. подозрением на антиправительственный заговор поляков в союзе с татарами Тарского округа [5, л. 26 об.]. С целью ознакомиться с положением ссыльных поляков в южные округа Тобольской губернии выехал тобольский гражданский губернатор Александр Иванович Дес-пот-Зенович в сопровождении Юлия Олендз-ского. Свои наблюдения и суждения, вынесенные в результате трёхнедельного путешествия, тобольский губернатор изложил в феврале 1866 г. в записке, адресованной генерал-губернатору Западной Сибири Александру Осиповичу Дюгамелю.
Исходя из личных наблюдений А. И. Деспот-Зенович выделил четыре группы ссыльных: 1) дворяне, высланные на жительство без лишения прав; 2) дворяне, сосланные на жительство с ограничением прав; 3) лица простого звания, высланные на жительство или водворение и 4) ссыльно-посе-ленцы разных сословий, оставленные и посе-
лённые по дряхлости и увечью. По мнению тобольского губернатора, с точки зрения влияния на политическую ситуацию в Тобольской губернии «лица 3-й и 4-й категорий не заслуживали особого внимания, потому что первые, т. е. высланные на водворение и жительство, как люди исключительно простого звания и не получившие никакого образования, положительно теряются в большинстве местного населения и при этом они совершенно уже охвачены и поглощены интересами и условиями внешней материальной жизни на новых местах своего жительства, а вторые, т. е. ссыльнопоселенцы, составляют самую незначительную часть этого элемента и из-за крайне расстроенного здоровья не могут быть опасны для правительства» [5, л. 99].
Оставшиеся первая и вторая группы ссыльных были подразделены на «.людей высшего и низшего круга». А. И. Деспот-Зенович указывал, что при размещении ссыльных польских дворян по городам он старался «. людей высшего общественного положения по возможности оставлять в Тобольске или посылать в Омск и Курган, потому что местности эти представляют более удобств для полицейского надзора» [Там же, л. 99 об.]. Среди дворян первого разряда различались люди, получившие высшее образование, и те, «которые хотя и имеют состояние и происходят из хороших фамилий, но образование получили самое посредственное» [Там же]. «Между теми и другими можно заметить различие в том, что одни из них, получив домашнее. воспитание, бывали за границей, говорят на нескольких языках, что вместе взятое даёт им некоторый аристократический отпечаток; другие же. хотя и развиты интеллектуально, но не имеют наружного лоска и напитаны более демократическими идеями» [Там же]. Тобольскому губернатору более импонировали вторые, если судить по его кругу общения в Сибири.
В этнографическом отношении, которому А. И. Деспот-Зенович приписывал важное влияние, различались ссыльные поляки, происходившие из Царства Польского, северозападных и юго-западных губерний: «Эти весьма естественные и неизбежные разности, разъединявшие всегда польскую нацию, и в ссылке разделяют польское общество
в каждом городе на бесчисленное множество кругов и кружков, почти враждебных друг другу, и составляют для Правительства самую лучшую гарантию их общественного спокойствия и бессилия.» [5, л. 99 об.]. Этнографические наблюдения тобольского гражданского губернатора находят подтверждение в мемуарной литературе, оставленной ссыльными участниками Январского восстания 1863 г.
Изучая воспоминания польских ссыльных, М. Хростэк обратил внимание на выделение среди ссыльных трёх групп: «короня-жи» (прибывшие из губерний Царства Польского), «литвины» (из районов Вильно и Гродно) и «русины», или «волыняки» (из юго-западных губерний) [6, с. 71]. Среди ко-роняжей было больше всего ссыльных из непривилегированных сословий (мещан, ремесленников и немного крестьян), что предопределило презрительное отношение к ним со стороны других этнических групп поляков [Там же], среди которых преобладали представители шляхты.
А. И. Деспот-Зенович подметил, что поляки - «.народ по преимуществу дворянский и, соответственно, презиравший купечество». Поэтому поощрение ссыльных дворян «. к преследованию материальных интересов и торговли служит самым лучшим доказательством перерождения народного духа и отречения от политической жизни. В этом можно убедиться на каждом шагу в Сибири» [5, л. 103]. К 1877 г. дворяне и шляхта после череды промежуточных амнистий составляли 44,1 % от ссыльных участников восстания 1863 г., находившихся в Западной Сибири под полицейским надзором (подсчитано по: [3, с. 94, табл. 14]). Они зарабатывали на жизнь различными видами профессий: торговлей и ремеслом занимались 29,3 % дворян и шляхтичей, в сфере обслуживания (прислуга и извоз) было занято 19,5 % дворян, в сельском хозяйстве -9,8 %, один ссыльный дворянин находился на чиновничьей должности (подсчитано по: [Там же]).
Препятствием к аккультурации поляков в Сибири, с точки зрения Деспот-Зеновича, являлось то, что «. поляки крайне привязаны к своей родине, они живут лишь надеждою на возвращение.» [5, л. 103-103 об.].
Поэтому следовало ежегодно «. освобождать и возвращать на родину хотя бы самый ничтожный процент политических преступников разных категорий. которые отличным поведением и хорошим образом мысли заслужат монаршую милость» [5, л. 103 об.]. Исходя из данной установки, шляхтичи чаще других групп ссыльных попадали под действие амнистий и покидали Сибирь. К моменту проведения Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. польское население Сибири было представлено в основном крестьянами и лишь 13,4 % поляков являлись личными или потомственными дворянами и чиновниками [7, с. 172]. Среди поляков, проживающих в сибирских городах, процент дворян равнялся 28,8 %, в то время как среди всех горожан Сибири дворяне составляли 6,6 % [Там же, с. 173].
После окончательной амнистии участников Январского восстания польскую шляхту можно было встретить в сибирских деревнях. Связано это было с тем, что часть амнистированных и вернувшихся на родину поляков не смогла найти средств к существованию, предпочитая болезненному процессу реадаптации возвращение в Сибирь. Часть польских шляхтичей, оставшаяся в Сибири, и вернувшиеся сюда после побывки на родине постарались воспользоваться законом о дворянах-землепашцах от 22 июня 1900 г. В частности, 27 семей польских дворян, проживавших в Иркутской губернии, и 14 семей из Енисейской губернии [8, с. 115] попросили о своём землеустройстве на основании 5-й статьи этого закона, предусматривающей наделение дворян-землепашцев семейными участками от 60 до 100 десятин. Неудобство наделения землёй дворян-землепашцев по закону 1900 г. заключалось в необходимости переселения на специально отводимые дворянские переселенческие участки, чему сами польские дворяне активно сопротивлялись, считая подобные переезды разорительными для своего хозяйства. В итоге губернские власти предложили вариант решения сложившейся проблемы, требующий отступления от правил 22 июня 1900 г., который и был утверждён центральными властями. Было решено предоставить амнистированным дворянам земельные участки в тех населённых пунктах, где они проживали наравне
с крестьянами, исходя из нормы 15 десятин на душу мужского пола [8, с. 115] с обязательством нести все соответствующие повинности, причитающиеся крестьянам в данном сельском обществе [9, л. 36 об.].
В поземельном устройстве польских дворян в Сибири оказались заинтересованы не только сибирские власти, но и начальство Северо-Западного края. В частности, Вилен-ский, Ковенский и Гродненский генерал-губернатор кн. П. Д. Святополк-Мирский в своём письме к министру внутренних дел В. К. Плеве от 9 декабря 1903 г., рассуждая о земельной политике в отношении польского дворянства в вверенных ему губерниях, писал: «Допуская. стеснение шляхты в её землевладении в Северо-Западном крае, я не могу не остановиться на мысли о том, что это стеснение, производимое в видах достижения правительственных задач, должно было бы уравновешиваться предоставлением лицам шляхетского происхождения некоторых новых прав. Если лица этой категории и являются, ввиду их национальных традиций, нежелательными в Высочайше вверенном мне крае, то причисление их как трудоспособного землеобрабатывающего класса в другие местности России не только возможно, но во многих отношениях и желательно. Поэтому, по моему мнению, представлялось бы правильным распространить на шляхтичей все права, присвоенные крестьянам, о наделении их казённой землёю на правах переселенцев в пределах Азиатской России или иных местностей, отведённых под заселение. Эта мера, оправдывая известное стеснение шляхты на месте их родины, содействовала бы отливу значительного контингента шляхетских землевладельцев из пределов Северо-Западного края и способствовала бы расширению землевладения крестьян русского происхождения и православного вероисповедания» [10, л. 268-268 об.].
Исполняющий должность начальника Переселенческого управления МВД А. В. Кривошеин согласился с заключением кн. П. Д. Святополка-Мирского, заметив, что поскольку в Сибири переселенческих участков для дворян-землепашцев заготовлено ещё мало, то действует решение по ограничению переселения дворян из Европейской части России, за исключением некоторых
центральных губерний [10, л. 257-258]. Тем не менее А. В. Кривошеин допускал применение закона 22 июня 1900 г. к мелкой шляхте западных губерний в отдельно взятых случаях и с личного разрешения «Главного Начальника края» [Там же, л. 258].
В целом высшая бюрократия Сибири в официальной переписке демонстрировала распространённые идентификационные маркеры для характеристики польского этноса, такие как доминирование шляхетства в социальной структуре польского народа, приписывание ему деструктивного мятежного духа и постоянного ожидания привилегий, растиражированные публицистами в российских периодических изданиях 1860-х гг. На примере енисейского и тобольского губернаторов можно увидеть, как проговариваемые стереотипные суждения об этносоциальной группе используются в административной практике. Если енисейский губернатор П. Н. Замятнин, оставаясь в рамках шаблонного восприятия польской шляхты, использовал это в качестве оправдания своего административного бездействия в отношении польских ссыльных, то А. И. Деспот-Зенович старался использовать стереотипы, наряду с богатыми личными наблюдениями, в качестве аргументов, подтверждающих правильность выбранного им реформистского стиля управления. Однако центральное руководство оказалось недовольным как пренебрежением и попустительством П. Н. Замятни-на, так и активностью в решении насущных проблем польских ссыльных А. И. Деспота-Зеновича, что нашло выражение в «Политическом обозрении внутреннего состояния империи в 1866 г.» [11].
Разработка законопроекта о привлечении к государственной колонизации Сибири дворян-землепашцев как более передовых и культурных аграриев, по сравнению с общинным крестьянством, смягчила формы идентификации польской шляхты со стороны высоких чинов, но окончательно так и не сделала её образ положительным. В связи с этим целенаправленной организации переселения шляхетских семей из Западного края по закону от 22 июня 1900 г. не последовало и его преимуществами смогли воспользоваться лишь амнистированные участники Январского восстания 1863 г.
ЛИТЕРАТУРА
1. Зайцев В. М. Социально-сословный состав участников восстания 1863 г. (Опыт статистического анализа). - М. : Наука, 1973. - 232 с.
2. Мулина С. А. Мигранты поневоле: адаптация ссыльных участников Польского восстания 1863 года в Западной Сибири. - СПб. : Але-тейя, 2012. - 200 с.
3. Рощевская Л. П. История политической ссылки в Западной Сибири во второй половине XIX в. (60 - нач. 80-х годов) : учеб. пособ. для студентов истор. факультета по спецкурсу. - Тюмень : Тюм. гос. ун-т, 1976. - 137 с.
4. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 109. Оп. 38. Д. 1164.
5. Там же. Оп. 41. Д. 38. Ч. 3.
6. Хростэк М. Этика ссыльных в Сибирь поляков - участников Январского восстания // Ак-
Информация о статье
Дата поступления 30 января 2018 г.
Дата принятия в печать 14 мая 2018 г.
Сведения об авторе
Крих Анна Алексеевна - канд. ист. наук, доцент кафедры этнологии, антропологии, археологии и музеологии Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского (Омск, Россия)
Адрес для корреспонденции: 644077, Россия, Омск, пр. Мира, 55а E-mail: [email protected]
Для цитирования
Крих А. А. Этносоциальная идентификация шляхты Западного края в Сибири во второй половине XIX - начале XX в. // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 2 (18). С. 86-91. DOI: 10.25513/ 2312-1300.2018.2.86-91.
туальные вопросы истории ссылки участников Январского польского восстания 18631864 гг. : мат-лы междунар. науч. конф. -Иркутск : ООО «Мегапринт», 2008. - С. 6873.
7. Скубневский В. А. Польское население Сибири по материалам переписи 1897 года // Польская ссылка в России Х1Х-ХХ веков: региональные центры. - Казань : Мастер Лайн, 1998. - С. 170-175.
8. Островский И. В. Аграрная политика царизма в Сибири периода империализма. - Новосибирск : Изд-во Новосиб. ун-та, 1991. - 311 с.
9. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 391. Оп. 5. Д. 826.
10. Там же. Оп. 2. Д. 388.
11. ГА РФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 31.
Article info
Received
January 30, 2018
Accepted May 14, 2018
About the author
Krikh Anna Alekseevna - Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of Ethnology, Anthropology, Archeology and Museology of Dostoevsky Omsk State University (Omsk, Russia)
Postal address: 55a, Mira pr., Omsk, 644077, Russia
E-mail: [email protected] For citations
Krikh A. A. Ethnosocial Identification of the Gentry of the Western Territory in Siberia in the Second Half of the 19th - Early 20th Century. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2018, no. 2 (18), pp. 86-91. DOI: 10.25513/2312-1300.2018.2.86-91 (in Russian).
