CC BY
6DOI 10.31250/2618-8600-2023-3(21)-143-168
УДК 39( = 512.221) _
Музей антропологии и этнографии
С. В. Березницкий им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН
Санкт-Петербург, Российская Федерация ORCID: 0000-0001-6235-5542 E-mail: svbereznitsky@yandex.ru
I Этнокультурные проекции идентичности нанайцев: использование символов родовой принадлежности*
АННОТАЦИЯ. В настоящее время нанайцы, относящиеся к тунгусо-маньчжурам, проживающие в Амуро-Сахалинском регионе на Дальнем Востоке России, сохраняют и обогащают новациями свои традиционные ментальные установки, связанные с интерпретацией этнической истории, контактами с соседними народами Маньчжурии и Китая, воздействием мифов, легенд, фольклорных верований. Большую роль в процессе самоидентификации играют мировоззренческие проекции сущности особых образцов декоративного искусства, символов родовой принадлежности, именуемых гербами, флагами, знаменами, тамгами. Представляется актуальным проследить процесс осмысления нанайцами этих символов, а через них механизм конструирования родовой и этнической идентичности. Сложный, многокомпонентный этногенез нанайцев включает представителей тунгусов, монголов, тюрок, маньчжуров, палеоазиатов, автохтонного населения. В соответствии с особенностями традиционного хозяйственно-культурного типа нанайцев, спецификой этнической картины мира, культурных стереотипов на тамгах, гербах и других носителях изображаются символы сверхъестественных прародителей; знаки, обладающие особым смыслом в системе жизнедеятельности, промыслах, охоте, рыбной ловле, собирательстве, оленеводстве; стилизованные схемы ландшафтов, считающихся прародиной. В качестве легендарных основателей родов, тотемных предков, чаще всего выступают хищные животные: тигр, медведь, коршун, а также мифические драконы и драконообразные существа. Другие представители нанайского этноса, используя в этнокультурных проекциях образы реальных и мифических животных, различные символы материальной и духовной культуры, имеющиеся на предметах декоративно-прикладного искусства, проводят прямую этнокультурную линию к чжурчжэням как к своим предкам, настаивают на участии нанайских воинов в маньчжурской восьмизнаменной армии. Для сбора информации использовались основные эмпирические методы полевой этнографии: наблюдение, опрос, фиксация информации в виде записей в полевой дневник, на цифровые (аудио- и фотоносители). Сбор этнографических материалов осуществлялся в личных беседах с респондентами, при работе в центрах этнической культуры, краеведческих и этнографических музеях нанайцев Хабаровского и Приморского краев, в поселках Троицкое, Найхин, Даерга, Нижняя Манома, Сикачи-Алян, Нижняя Тамбовка, Кондон, Улика-Национальное, Красный Яр и др.
* Статья подготовлена в рамках Программы научных исследований, связанных с изучением этнокультурного многообразия российского общества и направленных на укрепление общероссийской идентичности 2023-2025 гг., проект «Коренные малочисленные народы: обновление этничности» (рук. А. В. Головнёв).
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Березницкий С. В.
этнокультурные проекции, Этнокультурные проекции идентичности
идентичность, историческая память, нанайцев: использование символов родовой
родовые тамги, нанайцы Амура принадлежности. Этнография. 2023. 3 (21): 143-168.
doi 10.31250/2618-8600-2023-3(21)-143-168
S. Bereznitsky Peter the Great Museum of Anthropology
and Ethnography (Kunstkamera) of the Russian Academy of Sciences St. Petersburg, Russian Federation ORCID: 0000-0001-6235-5542 E-mail: svbereznitsky@yandex.ru
IEthnocultural Projections of Nanai Identity: The Use of Symbols of Ancestral Belonging
ABSTRACT. Currently, the Nanai people, who belong to the Tunguso-Manchurians and live in the Amur-Sakhalin region in the Russian Far East, not only preserve but also enrich their traditional mental attitudes linked to their interpretation of their ethnic history, their contacts with neighboring peoples of Manchuria and China, and their myths, legends, and beliefs. Particular samples of decorative art, called by the Nanai people clan coats of arms, flags, banners, and tamgas, play a significant role in their self-identification and worldview. The article explores how the Nanai interpret these symbols and how these symbols contribute to constructing tribal and ethnic identities. The ethnic composition of the Nanai people is complex and multi-component; their ethnogenesis could be traced back to the representatives of the Tungus, Mongols, Turks, Manchurians, Paleo-Asians, and various groups of the autochthonous population. Depending on the peculiarities of their economy, worldview, and cultural patterns, various groups of Nanai people use different tamgas, coats of arms, and banners. The latter depict symbols of supernatural forebears and signs with special meaning referring to activities such as hunting, fishing, gathering, and deer breeding; they also contain stylized schemes of landscapes considered an ancestral home. Predatory animals, including tigers, bears, kites, mythical dragons, and dragon-like creatures, are shown as legendary founders of clans and totem ancestors. Modern Nanai people self-identify with Jurchens as their Medieval ancestors based on arrow and bow images found on their ceramic vessels, which resembled similar images on the Jurchen tamgas. Some representatives of the Nanai people draw a direct ethnocultural line to the Jurchens as their ancestors and argue that the Nanai soldiers had participated in the Manchu eight-branded army. The study used the methods of field ethnography, including participant observation, interviewing, and information recording in the forms of field diaries and digital (audio and photo) media. Ethnographic materials were collected through personal
conversations with respondents, during the author's work at ethnic cultural centers, and at several ethnographic museums, and the museums of local history organized by the Nanai peoples of Khabarovsk region who live in Troitskoe, Naikhin, Daerga, Low Manoma, Sikachi-Alan, Low Tambovka, and Kondon villages. The study draws on the following theoretical concepts: 1) the concept of ethno-cultural heritage as a worldview basis of identity, 2) the notion of ethno-cultural projections, and 3) the idea that a person can transfer real or mythical events to the present in order to strengthen the authority of their clan or ethnos.
KEYWORDS: ethnocultural projections, FOR CITATION: Bereznitsky S. identity, historical memory, clan tamgas, Ethnocultural Projections of Nanai Identity:
the Nanais people of the Amur The Use of Symbols of Ancestral Belonging.
Etnografia. 2023. 3 (21): 143-168. (In Russian).
doi 10.31250/2618-8600-2023-3(21)-143-168
ВВЕДЕНИЕ
Этническая идентичность как осознание человеком сопричастности конкретной общности, генетического родства с нею конструируется под влиянием многих факторов: субъективных и объективных, территориальных, ментальных, языковых, конфессиональных, семейных, родовых, социальных механизмов, культурных ценностей, реальных и мифологических вариантов исторической памяти, реакций на процессы глобализации (Эриксон 2006: 31-32; Карлов 2011: 469-473; Малыгина 2015: 219-224; Репина 2016: 9-15; Идентичность 2017; Этническое и религиозное многообразие России 2018; Абрамова 2019: 86-89; Попков 2019: 9-17; Ирисме-тов 2020: 20-24; Красовская 2020: 75-81; Головнёв, Киссер 2021: 80-89; Дробижева 2021: 243-244). Чаще всего индивид подсознательно стремится идентифицировать себя с окружающим его этнокультурным миром, инте-грируясь в специфическое культурно-символическое (Малыгина 2011: 3-4, 9) и информационное пространство (Абрамова 2019: 86-89). В процессе этнической идентификации человек отождествляет себя с родным для него этносом и обособляется от другого, чужого народа.
Одним из мощных факторов процесса идентификации является историческая память этноса, не только реальная, подтверждаемая проверяемой информацией, фактами, документами, но и предполагаемая, символическая, мифологическая, используемая в качестве культурного стереотипа для самоидентификации и интеграции. Интенсификация информационных потоков нередко ситуативно приводит к трансформации исторического сознания. Реконструируемая память на основе памяти о переломных событиях, с помощью массовых средств информации, литературы, искусства превращается в критерий идентичности (Рикёр 2004: 118-119; Рюзен 2005: 49; Эксле 2012: 85; Репина 2020: 11-12; 2021: 361-363). П. Бурдьё назвал подобный переход реконструированием прошлого в интересах настоящего (Бурдьё 1994: 199). Отдельные события этнической истории сакрализуются, наполняются новым содержанием, становятся символами «великого» прошлого и используются этническими лидерами для различных вариантов конструирования будущего. Историческая память этноса обеспечивает не только трансляцию культурного наследия, но и адаптацию к условиям современных социокультурных реалий, наполняет жизнь новыми смыслами, формирует новые культурные модели (Фарахутдинов 2022: 167).
Важными структурными составляющими родовой идентичности являются жизненные девизы, связанные с особенностями профессиональной деятельности сородичей, с родовыми и семейными ценностями, устоями, династиями, стабильностью человека в социальной или этнической иерархии, со статусом этноса в международном окружении (Кондратенко 2017: 71; Фарахутдинов 2022: 163).
Представляется актуальным рассмотреть процесс конструирования современными нанайцами родовой и этнической идентичности,
этапов этнической истории на основе этнокультурных проекций, показателей, признаков и компонентов этничности. Исследование проводится с опорой на теоретическую концепцию анализа этнокультурного наследия в качестве мировоззренческой основы идентичности (Голов-нёв, Киссер 2021: 80). Отдельными важными задачами для достижения общей цели исследования можно назвать выявление сущности и роли в родовой и современной социальной организации нанайцев различных видов живых и сакральных существ, частей ландшафтов, орудий труда и промысла; анализ взаимоотношений нанайцев и животных с учетом биологической и социальной эволюции, а также особенностей культурной, этнической, социальной, родовой идентичности; описание и анализ отдельных родовых символов, включающих образ мифического дракона, считающегося сверхъестественным сакральным предком, и играющих роль медиатора между социальным статусом рода и отдельного человека (что проявляется в одежде, посуде, украшениях с драконьей символикой, выступающих в качестве не только родовых, семейных реликвий, но и подтверждения княжеских корней рода, наличия в числе предков чиновников, назначенных на должности до второй половины XIX в. маньчжурами).
Не менее важным представляется методологический подход, связанный с реконструкцией символической, мифологической, исторической памяти этноса через механизм этнокультурных проекций (Репина 2020: 11-12; 2021: 361-363). Под этнокультурной проекцией понимается сложный процесс перенесения свойств внешнего объекта на мировоззрение людей. Человек использует культурные стереотипы конкретной этнической общности как доминирующие ценности для осознания родства, моделирования идентичности, для того чтобы сплотить свою этническую общность (Березницкий 2021а: 211, 214). В данном случае внешними объектами служат явления окружающей природы, части ландшафта, реальные и мифические животные, птицы, земноводные, пресмыкающиеся, предметы промысла, образы которых перенесены в виде символов, тамг на матерчатые флаги/знамена, изображены на керамике.
ОСНОВНЫЕ СИМВОЛЫ РОДОВОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ НАНАЙЦЕВ
Термин тамга означает знак родовой или семейной собственности, печать, пошлину, тавро и т. п. (Фасмер 1987: 18). Универсальными прототипами для тамги являются геометрические фигуры, стилизованные образы фауны, предметы быта и т. п. Наиболее важным аспектом для раскрытия указанной темы в культуре нанайцев представляется тотемный характер животных, птиц или частей их тел, изображаемых на тамгах, — символы, ярко характеризующие особенности промысловой или оленеводческой культуры (Фетисова 2020: 36-37; Березницкий 2021б: 32-35). К. Леви-Стросс при классификации тотемических табуи-рованных животных соотнес их с культом священных предков, поведение
которых было непредсказуемым, так как они обладали наполовину звериной и наполовину человеческой природой, были амбивалентны, могли наносить вред, агрессивно вмешиваться в человеческие дела, но при этом сохранять социальный порядок конкретной тотемической группы (Стросс 1994: 86-87, 179). Сходные воззрения о необходимости поддержания института родовых охранителей, ритуалы угощения статуэток, воплощающих этих духов-охранителей, сохраняются сегодня не только у нанайцев, но и у нивхов, орочей (Архив МАЭ РАН. Ф. К1. Оп. 2. Д. 2355. Л. 45; Ф. К1. Оп. 2. Д. 2312. Л. 212-213). То, каким мыслился образ предков, отчасти зависело от распространенности того или иного животного (насекомого, ракообразного), обитающего в данной местности.
Представители нанайского этноса особой разницы в терминах герб, флаг, знамя, тамга не видят и употребляют их в разговоре в качестве синонимов. Однако разница есть, причем существенная. Фамилия в общепринятом понимании в тунгусо-маньчжурских языках обозначается термином хала, что раньше соответствовало понятию род у всех тунгусо-маньчжуров. Родовое имя у нанайцев называется гэрбу; тамга, печать, штамп обозначаются терминами саирма, дорон. Одним из символов родословной линии является фамильный герб, флаг килтан, игдаха, алха тун (Бельды 2009: 57; Самар 2003: 132; Кубанова 2002: 125-126). Матерчатый нанайский флаг алха тун состоит из трех цветных горизонтальных полос. Голубая (или синяя) полоса символизирует небо, Вселенную, наполненную сверхъестественными существами, водную стихию; зеленая означает землю, весь растительный мир; красная — человека, его разум и потомство (Киле 2004: 48). Главное предназначение этого флага, который вывешивается в почетном месте жилища, заключается в его защитной функции, это «стерегущий флаг». Во время празднования Нового года по лунному календарю этот флаг выступает обязательным атрибутом при приношении духам в жертву кабана черной масти (Куба-нова 1997: 66; 2002: 125-126; Самар 2003: 118-119; 2016: 286; Латушко и др. 2019: 119). В традиционной культуре небольшой флаг втыкали также в могильный холм сородича (Шимкевич 1896: 20). П. П. Шимке-вич не описывал и не анализировал подробно этот ритуал, однако можно предположить, что данный флаг также имел родовой характер.
Родовой флаг, изготавливаемый из подручных материалов, используется в наши дни горинскими нанайцами при совершении семейного ритуала жертвоприношения свиньи кэси гэлэури («просить счастья и удачи» всей семье, роду у божества Мё Эндури). Свинью приносят в жертву возле священной березы, отрезают голову и затем «угощают» ее кашей и водкой. Для коллективной ритуальной трапезы отваривают сердце, почки и печень принесенного в жертву животного. Главным блюдом является хала — срезанный с шеи круговой пласт мяса с салом. Свиные пятачок, копыта, хвост заворачивают в полиэтиленовый пакет и вешают на березу. Пакет нужен для того, чтобы жертвенные дары сохранились на дереве как можно дольше. Эндури благодарят за помощь,
привязывают для него на дерево красные тряпочки мё. У подножия березы устанавливают небольшой колышек, на который прикрепляют в качестве родового флага ту лист бумаги, его смазывают кровью жертвенной свиньи. Затем все кланяются и просят помощи у божеств. Такие семейные ритуалы устраивают в случае болезни домочадцев, перед началом охотничьего сезона, после завершения ловли нерестовой рыбы, перед отправлением новобранцев на службу (Архив ИИАЭ (Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН) Ф. 1. Оп. 2. Д. 585. Л. 664-665).
В наши дни флаги, знамена, тамги нанайцев чаще всего рисуют на бумаге, картоне, на небольших камнях, вышивают на тканях красного и синего цветов (рис. 1-7). Матерчатые тамги, они же гербы, используются практически во всех современных фольклорных праздниках в каждом нанайском поселении в качестве родовых знамен, флагов. Например, во время праздника осенней кеты, при праздновании юбилеев сел и районов, при чествовании ветеранов, во время фестивалей, в момент посещения села православными священниками. При этом прослеживается следующая ментальная цепочка: тамга — герб — знамя — флаг. На таких праздниках колонны участников обычно возглавляют люди, которые несут транспаранты с изображениями, символизирующими родовые тамги.
Рис. 1. Нанайские тамги. Центр нанайской культуры с. Джари, Нанайский р-н, Хабаровский край. Июнь 2021 г. Фото С. В. Березницкого
Fig. 1. Nanai tamgas at Nanai си1Шга1 се^ег т Ше viИage of Dzari, Nanai district, ИаЬагс^к кга^ Photo Ьу S. V. Bereznitsky, 2021
ТАМГА РОДА
САМАР
/ Самар, Самагир, Саманде. Как известно, / нанайские Самары имеют вместе с эвенками / Самагирами, маньчжурами Саманде почти / одних предков, которые смешались с I монголами. Их священный шаманский герб ;л стилизованное изображение коршуна, мирового дерева и эмеечерепахи.
Ходжер
Хэдэр, Хэдзэр. РодХэдэр имеет одинаковое происхождение с маньчжурским племенем хэдзэ (хэсхэ). В прошлом их якобы называли хэ-чжэньр, то есть мирные чжэньцы (чжэнь -это название государства Бохай)
Рис. 2. Тамги нанайских родов Самар и Ходжер. Центр нанайской культуры с. Джари,
Нанайский р-н, Хабаровский край. Июнь 2021 г. Фото С. В. Березницкого Fig. 2. Tamgas of Nanai's clans Samar and Khodzher. The village of Dzari, Nanai district, Khabarovsk krai. Photo by S. V. Bereznitsky, 2021
Рис. 3. Нанайские тамги на празднике осенней кеты в сентябре 2020 г. С. Троицкое, Нанайский р-н, Хабаровский край. URL: http://dk.kultnan.ru/2020/09/23/prazdnik-bolo-davani-anya/ (дата обращения: 23.08.2022) Fig. 3. Nanai tamgas at the autumn chum salmon festival (2020). The village of Troitskoe, Nanai district, Khabarovsk krai. [online image]. URL: http://dk.kultnan.ru/2020/09/23/prazdnik-bolo-davani-anya/ (accessed: 23.08.2022)
Рис. 4. Нанайские тамги на фольклорном празднике. С. Найхин. Август 2012 г. URL: http:// blogs.pravostok.ru/aborigens/2013/07/16/najxin-tunguso-manchzhursko-keltskie-svyazi/ (дата обращения: 25.05.2020).
Fig. 4. Nanai tamgas at the folklore festival (2012). The village of Naikhin, Nanai district, Khabarovsk krai. [online image]. URL: http://blogs.pravostok.ru/aborigens/2013/07/16/najxin-tunguso-manchzhursko-keltskie-svyazi/ (accessed: 25.05.2020).
"АЗЯЛ 1
ГЕРБ frEPE РОДЯ РОДЯ яктяцкпн БЕЛЬДЫ
6
ггол
\
о)
, ГЕРБ X». юдв «КОМЗЯН
■ь»
>5с
ГЕРБ
РОДЯ 1
ПЭРМЭЦКЗН 1
л
•9-
?(s>
I
Рис. 5. Гербы нанайских родов // Лепешев Никанор (иеромонах). На праздники — в Сикачи Алян: концерт и литургия. URL: http://blogs.pravostok.ru/aborigens/2012/11/11/ na-prazdniki-v-sikachi-alyan/s-31/ (дата обращения: 12.03.2022) Fig. 5. Coats of arms of Nanai clans. Lepeshev Nikanor (2012). To Sikachi-Alyan for the holidays: a concert and a liturgy. [web blog post]. URL: http://blogs.pravostok.ru/aborigens/2012/11/11/ na-prazdniki-v-sikachi-alyan/s-31/ (accessed: 12.03.2022)
ГЕРБ РОДЯ ПВССЙР
ГЕРБ РОДА 1 ХОДЖЕР 1
ГЕРБ РОДИ
ДОЧКИЙ
ГЕРБ РОДП 1 ГЕЙКЕР
ГЕРБ i РОДА \ УДИНКЯ*
Рис. 6. Гербы нанайских родов // Лепешев Никанор (иеромонах). На праздники — в Сикачи Алян: концерт и литургия: URL: http://blogs.pravostok.ru/aborigens/2012/11/11/ na-prazdniki-v-sikachi-alyan/s-32/ (дата обращения 12.03.2022)
Fig. 6. Coats of arms of Nanai clans. Lepeshev Nikanor (2012).To Sikachi-Alyan for the holidays: a concert and a liturgy." [web blog post]. URL: http://blogs.pravostok.ru/aborigens/2012/11/11/ na-prazdniki-v-sikachi-alyan/s-32/ (accessed 12.03.2022)
Рис. 7. Нанайские тамги на камнях. URL: https://ok.ru/mbudotsen/topic/67269065487726 (дата обращения: 29.07. 2022)
Fig. 7. Nanai tamgas on rocks. [online image]. URL: https://ok.ru/mbudotsen/topic/67269065487726
(accessed: 29.07. 2022)
РЕКОНСТРУКЦИЯ РОДОВОЙ СИМВОЛИКИ
Главным побудительным мотивом к широкому распространению в современной нанайской культуре орнаментальных изображений, тамг, гербов, связанных с родовыми предками, с разными этапами этнической истории, стали публикации талантливого нанайского писателя Николая Николаевича Бельды (2007, 2009). Он представил свое выстраданное, самобытное видение истории нанайцев, их культурных и ментальных связей с предками и окружающей природой. Переработав сведения, услышанные от стариков, информацию, прочитанную в книгах (в том числе в трудах археологов и этнографов), почерпнутую из кинофильмов и телевизионных передач и из других источников, Н. Н. Бельды проецировал особое видение родовой и этнической истории нанайцев, воплотил его в схемах гербов, тамг нанайских родов и современных фамилий. Именно со страниц его книг стали копировать на матерчатые и другие носители эти изображения под названиями тамга, герб, знамя, флаг. Нанайский писатель сумел представить эволюцию этих символов, подчеркнув, что сначала нанайцы вырезали их на крышках гробов, стенах и дверях родовых усыпальниц — кэрэнов, затем на амулетах и флагах восьмизнаменной армии, в которой в XVII в. служили тунгусо-мань-чжуры Амура. Каждый отряд оснащался знаменами, вымпелами с родовыми гербами, которые перед боем освящались шаманами (Бельды 2009: 54-55).
Некоторое подтверждение этим размышлениям и реконструкциям можно найти в фундаментальном шестнадцатитомном труде «Баци тун-чжи» (в русском переводе — «Обстоятельное описание происхождения
и состояния Манджурского народа и войска, в осми знаменах состоящего») (Баци тунчжи 1784). Это произведение было привезено в Россию из Пекина в 1756 г. казенным торговым караваном А. М. Владыкина. Выдающиеся российские востоковеды Иларион Калинович Россохин (1717-1761) и Алексей Леонтьевич Леонтьев (1716-1786) перевели его на русский язык. В нем имеется описание структуры и функций восьмизнаменного войска маньчжуров, приведены географические и исторические данные о Маньчжурии и соседних землях, есть материалы об обучении детей коренных народов Амура в маньчжурских школах (Стренина 1950: 170-177; Мелихов 1967: 54-62; Березницкий 2017: 44-45, 176-185). В XVII-XVIII вв. из каждой роты отбирали наиболее подходящих к обучению детей амурских этносов (тунгусов, дауров, солонов и др.). Маньчжуры использовали природные качества будущих воинов, которые вырабатывались в рыболовных и охотничьих промыслах: ловкость, быстроту реакции, наблюдательность, умение ориентироваться в горной тайге, в бассейнах рек (Баци тунчжи 1784, т. 1: 17, 109-110; т. 2: 322-323; т. 3: 51; т. 9: 374-379; т. 17: 71). Большой интерес представляет материал об изготовлении амурскими народами муки из жареной рыбы (Баци тунчжи 1784, т. 2: 286-287). Описанная технология, посуда и инструменты (котлы, ковши, плетеные черпалки) полностью соответствуют традиционному производству этого блюда коренными народами Амура — нанайцами, ульчами, бытующему и в настоящее время. В Баци тунчжи упоминаются люди из местности Индахунь Такурара Голо («Местечко, где вместо лошадей собак употребляют»), которых маньчжуры привели в свое подданство. Некоторое объяснение можно найти в статье японского этнографа С. Сасаки, который рассмотрел систему межэтнических браков коренных народов Амура в XVII-XIX вв. (Сасаки 2008: 64-74). Для анализа Сасаки использовал труды российских этнографов XIX-XX вв., но самое главное — официальную хронику династии Цин, источники маньчжурских архивов (Секретная хроника маньчжурской династии — «Тонгки фука синдаха хэргэн и дангсэ»), известную в Японии и Китае под названием «Мань вэнь лао дан». Согласно этим материалам, Ендахун такурара гургун — это «люди, которые ездили на собачьих нартах и жили на Амуре». Они встречались в 1618 г. с Нурхаци1 для демонстрации своей лояльности. За это им были предоставлены жены, подарки, лошади, крупный рогатый скот, семена культурных злаков, дома. Маньчжурская династия и народы Амура имели общий интерес, связанный с укреплением политических и экономических отношений, в том числе и для противодействия отрядам русских первопроходцев, проникшим на Амур в XVII в. Окончательно
1 Нурхаци (1559-1626), полководец лунху цзянцзюнь — подобный дракону и тигру, основатель (1616) чжурчжэньского/маньчжурского государства Поздняя Цзинь в Китае. Роду Нурхаци принадлежало владение Маньчжоу. В начале XVII в. Нурхаци создал восьмизнаменную армию. Сын Нурхаци Абахай (Тай-цзун) в 1635 г. сменил наименование «чжурчжэни» на «маньчжуры» (от места проживания), а в 1636 г. дал маньчжурской династии новое название — Цин (Кузнецов 1985; Непомнин 2005: 31 и др.).
эта система сложилась лишь к 1750 г., когда плательщиками дани маньчжурам стали более двух тысяч хозяйств народов Нижнего Амура и полторы сотни с Сахалина. Маньчжуры собирали дань собольими мехами, структурировали людей в роды хала, села и деревни гашан. Коренные народы Амура и Сахалина были разделены на четыре класса: старшина рода хала и да, старшины деревни гашан да, братья или сыновья старшины дэотэ джу се, плательщики дани баи ниялма (Сасаки 2008: 64-74). Маньчжуры для приведения в подданство амурских народов старались убедить их в своем миролюбии, напоминали об общности крови, языка и культуры. Единственное отличие маньчжуры видели в отсутствии у народов Амура письменности. Несмотря на декларируемое родство, маньчжуры захватывали на Амуре людей в плен, конфисковывали их собак, продукты охотничьего промысла (Баци тунчжи 1784, т. 10: 99-102; т. 11: 55). Кроме солонов, дауров в летописи упоминались другие коренные народы амурского бассейна: орочоны, хеджецы (Баци тунчжи 1784, т. 10: 134, 138). Таким образом, в этом источнике вполне могли упоминаться и предки современных нанайцев. Хэчжэ, хэчжэнь, ходзен — то есть «люди, живущие в нижнем течении реки», так традиционно назывались нанайские племена на Амуре (Тураев 2003: 4; Латушко, Ставров 2013: 155-179; Березницкий 2022: 321-333).
СТРУКТУРА РОДОВЫХ СИМВОЛОВ
В своей основе нанайские тамги, гербы конца XX — первой четверти XXI в., изображенные на бумаге, ткани, камне, имеют трехчаст-ную композицию, отличающуюся у каждого конкретного родового подразделения. Верхняя часть представлена символизированным, стилизованным изображением реального или мифического животного: оленя или его рогов, ворона, коршуна, лебедя, ястреба, петуха, тигра, медведя, змеи, черепахи, земного, водного или небесного драконов. Выбор того или иного животного основан на верованиях о происхождении рода от этого представителя природного или мифического мира. Людей всегда восхищали красота и мощь реальных или вымышленных животных: медведя, тигра, а особенно — мифического дракона, обитающего, в соответствии с верованиями, в небесном, земном и водном пространствах. Особенности этих миров проявлялись в терминологии, внешнем виде, в сущности и функциях этих существ: небесный дракон сиймур обладает ослепительно блестящей чешуей, земной — мудур — огненной, красной чешуей, в результате его движения появляются просеки в тайге, глубокие борозды на болотах, водный — пуймур — часто ассоциируется с огромным сомом (Мельникова 2003: 38-39; Мартынова, Слипецкая 2020: 100). Археологические находки на российском Дальнем Востоке показывают, что образы дракона и тигра в архитектуре, посуде, одежде, тканях чжурчжэней были престижными, приоритетными, так как они демонстрировали высокий
социальный статус владельца (Асташенкова 2019: 214-217). Впоследствии происходила их трансмиссия в культуру тунгусо-маньчжуров.
Узоры средней и нижней частей тамг/гербов символизируют промысловую деятельность, нередко представленную луком и стрелами, максимально стилизованной фигурой бегущего на лыжах охотника, ландшафты и родовые угодья, части вселенной, различные стихии, сезоны года и названия месяцев, места прародины и этнокультурных контактов. В процессе конструирования родового герба нанайцы представляют реальных и мифических животных в качестве родовых тотемов, эмблем сегментов своего общества, регуляторов социальных отношений, по известному выражению К. Леви-Стросса. При этом тотемные символы играют важную роль структурных единиц мышления, выступая в качестве специфического связующего звена между чувственными образами и абстрактными понятиями, регуляторов индивидуальных, групповых, половых, культовых, ритуальных, других социальных отношений (Стросс 1994: 12, 17, 78).
«Раскодировка» родовых символов как идентификация своего рода с реальными и мифическими животными, символические значения того или иного образа и т. п. даны в таблице 1. Эта таблица составлена на основе анализа информации, собранной автором в этнографических экспедициях, по опубликованным материалам (Бельды 2009: 50-63 и др.; Богунов и др. 2018; Самар 2003: 11-13,17-19, 132 и др.). Следует подчеркнуть, что для отдельных нанайских родов/фамилий приводятся все части тамги, а для других только одна. Это связано с отсутствием необходимых сведений.
Таблица 1. Соотношение генезиса нанайских родов с символикой тамг/гербов
Название нанайского родового подразделения Вид животного, который считается предком и играет важную роль в этнической культуре / сакральные ландшафты / особенности хозяйственно-культурного типа
Актанко Тигр
Бельды, Бельдай Тигр Лодка с парусом
Гаер, Гайер, Гахил Ворон
Гейкер, Гэйкэр Тигр. Верхняя часть герба: черные головни в костре. Средняя часть: спираль — река предков Уссури
Джаксур, Заксор Тигр Кипарис
Дигор Медведь
Донкан Живущие внутри озера
Дючэр Лук со стрелой
Окончание таб. 1.
Киле Дракон мудур Олень Герб: рога оленя; речная протока; ландшафт Средняя часть: лыжник
Наймука Медведь
Одзял, Оджал, Узала, Уза Тигр Дракон В средней и нижней частях герба: река предков Одзялов и Нат-ков. Промысловые угодья, богатые пушными зверями и рыбой
Оненко Всадник Лук со стрелой
Пассар, Поссар, Посхар, Фусхар Дракон Ястреб Орел Тигр Красный волк
Сайгор, Сойгор Медведь
Самар, Сама-гир, Самандё Коршун Тигр Мировое древо Драконочерепаха Кайласон. Речная черепаха Кайла, дракон Мудур. Раньше надгробья князей рода Самар изготавливали в виде черепах
Тумали Морж
Удинкан, Удинкэн Медведь
Ходжер Водяной дракон пуймур. Ср. следующий рассказ: девушка забеременела без мужа и выбросила новорожденного в реку, младенца проглотил дракон пуймур. Мальчик вырос внутри дракона, стал хозяином реки и основателем рода Ходжер
Юкомин-кан, Юкомзан Танцующий шаман с бубном
Наиболее часто используется в разных родовых подразделениях нанайцев образ тигра как тотемного животного. Во многом этот феномен объясняется тем, что в процессе этнической истории, в условиях тесных этнокультурных контактов в бассейне Амура неизбежно происходили межкультурные взаимодействия. Образ тигра является результатом такого рода контактов, взаимодействия. Кроме того, большую роль играют качества тигра: умение бесшумно передвигаться по тайге,
огромная физическая сила, захват и удержание своей территории и т. п. Отдельного рассмотрения требует проекция этих качеств на мировоззрение нанайцев, связанное с мифологическими напластованиями, ролью тигра как священного прародителя и культурного героя. Поэтому неудивительно, что представители практически всех нанайских родов считают своим тотемом тигра, образ которого приоритетен в качестве родового символа.
НАНАЙЦЫ И ЧЖУРЧЖЭНИ: ПРОБЛЕМЫ ИДЕНТИЧНОСТИ
Вслед за Н. Н. Бельды отдельные представители нанайского этноса стараются провести прямую этнокультурную линию к чжурчжэням как к своим потенциальным предкам, активно привлекая в качестве «аргументов» образы тотемных предков на предметах декоративно-прикладного искусства.
Предыдущие исследователи уже отметили некоторое семантическое сходство чжурчжэньских тамг с нанайскими, ульчскими, удэгейскими, зафиксированными в архивных документах, коллекциях предметов промысла и в других видах этнографических источников.
В документах ХУИ-Х1Х вв. сохранились подписи нанайцев, неги-дальцев, нивхов, ороков/уйльта, орочей, удэгейцев в виде своеобразных расписок-рисунков. Своей письменности у них до X в. не было, поэтому эти подписи можно считать знаком собственности конкретного человека (Сем, Шавкунов 1974: 196-197). На основе анализа тамг чжурчжэней и коренных народов Амуро-Сахалинского региона ученые попробовали соотнести культуры этих этнических общностей (Шавку-нов 1972: 128-130; Сем, Шавкунов 1974: 196-204; Сем 1992: 35). Тамги амурские чжурчжэни наносили на сырые и обожженные керамические изделия, вдавливали штампы, царапали в виде граффити геометрические и антропоморфные знаки и узоры (крест, наконечник стрелы, спираль), которые трактуются исследователями как клейма мастеров, символы собственности, обереги (Васильева 1981: 89, 90; Шаповалова 2018: 125). Однако в основе тамги вполне мог лежать и смысл родового знака, поэтому символы личных и родовых тамг могли быть идентичными. Впоследствии чжурчжэньские тамги транслировались в культуру коренных народов Амуро-Сахалинского региона этнографического времени (Сем, Шавкунов, 1974: 197, 200-201), в том числе и в культуру нанайцев.
На основе анализа архивных материалов XIX в. ученые выявили наиболее часто употребляющийся нанайцами Киле, Онинка, Пассар и другими (удэгейцами, ульчами) символ тамги в виде лука и стрелы в различных комбинациях. Эти символы имеют сходство с подобными чжурчжэньскими (Сем, Шавкунов 1974: 201-202). Эти и другие тамги (стрела, лыжная палка пешего охотника) связаны с охотничьим промыслом. Тамга в виде самострела зафиксирована также в культуре киндигир-ских эвенков (Симченко 1965: 181).
Следующий вид тамг коренных народов Амуро-Сахалинского региона связан с водным миром, рыболовным промыслом. Тамги нанайцев, нивхов, орочей в виде трех- и двузубой остроги зафиксированы в ритуалах, а также в качестве своеобразных подписей. Тамги в виде креста на керамических грузилах имеют аналогии с чжурчжэньскими тамгами (Сем, Шавкунов 1974: 202-203). Ученые выдвинули предположение, что на ритуальных ложках, используемых на медвежьем празднике, аборигены вырезали кружочки с точкой в центре. Установить их родовую принадлежность пока не удалось. Тамги на ритуальных ложках в виде двойных крестов имеют аналоги в культуре чжурчжэней (Сем, Шавкунов 1974: 202-203). Нанайские мастерицы использовали набор штампов из рога или кости оленя, которыми они пробивали знаки собственности на берестяных изделиях, тканях с помощью краски (Сем, Шавкунов 1974: 203).
В целом Ю. А. Сем и Э. В. Шавкунов убеждены в том, что можно говорить об определенном культурном родстве чжурчжэней и народов Амура на основе семантики тамг, особенно в сфере охоты и рыбной ловли. Самым главным отличием является использование чжурчжэнями отдельных знаков своего письма. У коренных народов Амуро-Саха-линского региона своей письменности не было, но во второй половине XIX в. на личных печатях нанайских, нивхских, орочских, удэгейских, ульчских старшин уже имелись изображения начальных букв их фамилий и имен на основе кириллицы (Сем, Шавкунов 1974: 204). Кроме того, тамги народов Амура, зафиксированные в XIX в., были не общеродовыми знаками, а знаками личной собственности или клеймом конкретного мастера. В первой четверти XXI в. на основе ментального проецирования опубликованных Н. Н. Бельды в своих монографиях символов, нанайцы уже не исключают наличия пиктографической письменности в своей культуре, сходства некоторых тамг со знаками маньчжурского письма.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, через механизм этнокультурных проекций современные нанайцы конструируют посредством тамг/флагов/знамен определенные этапы своей истории, культуры, показатели и признаки этнич-ности и идентичности. Этнокультурные проекции символов орнамента, декоративного искусства, схем на керамических сосудах позволяют части нанайцев считать возможным потенциальное культурное родство с чжурчжэнями. При этом некоторые нанайцы убеждены и в генетическом родстве с этой средневековой общностью. Такой вариант этнической идентичности характерен для наиболее активных представителей нанайской интеллигенции, сотрудников культурных учреждений, этнокультурных центров, музеев. Подобное осмысление взаимосвязи культурных артефактов и истории в целом соответствует структурной сущности этнической идентичности как культурного института. Один
из его компонентов включает в себя рациональные знания об основных этапах этнической истории своего рода, этноса, осведомленность о самоназвании, основных критериях этнической идентификации, этнодифференцирующих и этноидентифицирующих признаках, необходимых для механизма этнического отождествления и обособления. Другой компонент является эмоционально-ценностным, включает реакции на государственную систему обучения и нередко приводит к самовосхвалению, завышенной оценке общественной значимости родного этнического окружения (Эриксон 2006: 40-41; Нечаев 2020: 7-15; Мышкина 2020: 60-69). Однако даже гиперболизированные этнические чувства, гордость за свой род и его мифических прародителей необходимы для солидарности людей, создания культурного единства, ментальной сплоченности, осознания единства языка, культурных ценностей, исторической памяти, представлений о мифических и реальных границах родной земли, для укрепления стабильности этнической общности в целом.
Вполне можно говорить о том, что в целом этнокультурная линия «чжурчжени — тунгусо-маньчжуры — нанайцы» на основе анализа тамг на керамике ХП-ХШ вв. и предметах этнографического времени, прослеживается. Этот вывод дает основание современным нанайцам считать себя возможными потомками чжурчжэней (на основе историко-культурных, но не генетических показателей). Конечно же, современные тамги нанайцев, о которых шла речь в статье, в большинстве своем кардинально отличаются от рисунков на чжурчжэньской керамике по своей орнаментике и семантике. Тамги, тотемные гербы, знамена, флаги разрисованы стилизованными, символичными образами животных и птиц, имеющих важное значение в мифологии, верованиях о происхождении отдельных конкретных родов от священных животных и птиц: медведя, тигра, коршуна. Различные виды живых и сакральных существ, части ландшафтов, орудия труда и промысла, осмысление их сущности и роли в родовой и современной социальной организации нанайцев показывают не только сложные взаимоотношения человека и животных, но и аспекты биологической, социальной, культурной, этнической и родовой эволюции. Здесь любопытно представление о сакральности такого существа, как дракон. Одежда, посуда, украшения с драконьей символикой осмысляются в качестве привилегий конкретного родового подразделения этноса. Даже остатки тканей с изображениями драконов считаются весомым доказательством княжеских корней рода либо свидетельством наличия в числе предков старшин разного уровня, назначаемых до второй половины XIX в. административными органами маньчжурской династии Цин.
Во время демонстрации тамг на праздниках и фестивалях осознание генетического родства со средневековыми этническими обществами разделяется в той или иной степени многими представителями нанайского этноса. Формированию таких взглядов помогают и межэтнические
контакты с окружающими народами. Часть этих представлений является результатом осознания общей этнической истории, культуры, традиций, возможной общей государственности. Люди соглашаются с подобными идеями, с механизмами этнокультурных проекций, даже если в их основу положены мифы и легендарные повествования. Главное заключается в том, что эти формы мышления определяют алгоритм поведения, усиливают родовую и этническую солидарность, служащую основой этнокультурной специфики.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
Архив ИИАЭ ДВО РАН. Ф. 1. Оп. 2. Д. 585. Березницкий С. В. Материалы по культуре хоккайдских айнов, амгуньских негидальцев и эвенков, горинских нанайцев. Этнографические исследования 2005 г. Владивосток, 2006.
Архив МАЭ РАН. Ф. Ю. Оп. 2. Д. 2355. Березницкий С. В. Материалы по культуре коренных народов Сахалина: нивхов, уйльта, эвенков. 2019 г. Санкт-Петербург, 2022.
Архив МАЭ РАН. Ф. К! Оп. 2. Д. 2312. Березницкий С. В. Материалы по культуре туминских орочей (экспедиция на территории Хабаровского края, Ванинского и Советско-Гаванского районов, г. Советская Гавань, пгт Ванино, пп. Уська-Орочская, Датта. Ванино-Сортировочная). 2018 г. Санкт-Петербург, 2022.
Абрамова М. А. Информационное пространство как детерминанта формирования этнокультурной идентичности индивида // Этнокультурная идентичность народов Сибири и сопредельных территорий: сб. тр. Международ. конф. Новосибирск, 25-27 октября 2018 года / Ред. Е. Ф. Фурсова. Новосибирск: ИАЭ СО РАН, 2019. С. 86-89.
Асташенкова Е. В. Символы богатства и власти в искусстве бохайцев и чжурчжэней // Труды ИИАЭ ДВО РАН. 2019. № 4. С. 189-222.
Баци тунчжи. Обстоятельное описание происхождения и состояния Манджурского народа и войска, в осми знаменах состоящего / Пер. с маньчжур. А. Л. Леонтьева, И. К. Россохина. СПб.: ИАН, 1784. Т. 1-17.
БельдыН. Н. Сокровища края сильной воды. Амурск: Амур. гор. краевед. музей, 2007. 103 с.
Бельды Н. Н. Сокровища края сильной воды: нанайские мифы, легенды, стихи, орнаментально-декоративное творчество / Ред.-сост. Л. Ф. Синицына; ред. текста на нанайс. яз. А. С. Киле; ил. И. Чупиной. Хабаровск: РИОТИП, 2009. 112 с.
Березницкий С. В. Караванная торговля России с Китаем и отечественная наука XVIII века. СПб.: МАЭ РАН, 2017. 266 с.
Березницкий С. В. Этнокультурные проекции сакральных ландшафтов у коренных народов Амура и Сахалина // Этнография. 2021а. № 4 (14). С. 211-231.
Березницкий С. В. Этнокультурные проекции образов реальных и мифических животных на современных тамгах нанайцев как основа конструирования родовой идентичности // Люди и животные: парадоксы взаимоотношений: материалы Международной конференции / Отв. ред. Ф. Лульи, В. Н. Давыдов, В. А. Беляева-Сачук. СПб.: МАЭ РАН, 2021б. С. 32-35.
Березницкий С. В. Хэчжэ // Тунгусо-маньчжурские народы Сибири и Дальнего Востока: Эвенки. Эвены. Негидальцы. Уильта. Нанайцы. Ульчи. Удэгейцы. Орочи. Тазы / Отв. ред. Л. И. Миссонова, А. А. Сирина; ИЭА РАН. М., 2022. С. 321-333.
Богунов Ю. В., Жабагин М. К., Богунова А. А., Каменщикова Е. Н., Мальцева О. В., Беленикин М. С., Короткова Н. А., Дамба Л. Д., Юсупов Ю. М., Янковский Н .К., Балановский О. П., Балановская Е. В. Генофонд коренных народов Дальнего Востока: генетическая реконструкция происхождения нанайских родов (Бельды и Самар) // Генетика. 2018. Т. 54. Приложение. С. 99-102.
БурдьёП. Начала / Пер. Н. А. Шматко. М.: Socio-Logos, 1994. 288 с.
Васильева Т. А. Тамгообразные знаки на керамике могильника Луданникова сопка // Материалы по археологии Дальнего Востока СССР. Владивосток: ИИАЭ ДВО РАН, 1981. С. 84-92.
Головнёв А. В., Киссер Т. С. Проекции этничности коренных малочисленных народов России (по данным веб-опроса) // Уральский исторический вестник. 2021. № 2 (71). С. 80-89.
Дробижева Л. М. Смыслы общероссийской гражданской идентичности в массовом сознании россиян // Антропология и этнология: современный взгляд / Отв. ред. А. В. Головнёв. М.: Политическая энциклопедия, 2021. С. 242-257.
Идентичность: Личность, общество, политика. Энциклопедическое издание / Отв. ред. И. С. Семененко. М.: Весь мир, 2017. 992 с.
Ирисметов Б. М. Культурная память как основа этнокультурной идентичности // Культура в евразийском пространстве: традиции и новации. 2020. № 1 (4). С. 20-24.
Карлов В. В. Этническая идентификация в системе идентичностей глобального мира: тенденции изменений // Феномен идентичности в современном гуманитарном знании: к 70-летию акад. В. А. Тишкова / Сост. М. Н. Губогло, Н. А. Дубова. М.: Наука, 2011. С. 469-473.
Киле А. С. Искусство нанайцев: вышивка, орнамент. Традиции и новации. Хабаровск: Российский Медиа-Альянс, 2004. 136 с.
Кондратенко Ю. А. Определение родовой идентичности как важной составляющей изучения истории своего рода // Весна науки — 2017: материалы Межвузовской науч. практ. конф., Санкт-Петербург, 27-28 апреля 2017 г. СПб.: СПбИВСЭП, 2017. С. 69-77.
Красовская Н. Р. Этнокультурная идентичность // Власть. 2020. № 3. С. 75-81.
Кубанова Т. А. Модель мира и нанайский флаг алха тун (к проблеме интерпретации) // Этническое единство и специфика культур: материалы первых Санкт-Петербургских этнографических чтений. СПб., 2002. С. 125-126.
Кубанова Т. А. Нанайская ритуальная скульптура конца XIX — начала ХХ в. как выражение духовного опыта народов Амура: дис. ... канд. культурологии. СПб.: СПбГУ, 1997. 260 с.
Кузнецов В. С. Нурхаци. Новосибирск: Наука, 1985. 189 с.
Латушко Ю. В., Самар А. П., Белая Е. Г., Левченко А. В. Историко-культурные ландшафты Амура в современной нанайской культуре (по материалам полевого исследования 2019 г.) // Ойкумена. Регионоведческие исследования. 2019. № 4 (51). С. 106-121.
Латушко Ю. В., Ставров И. В. Сравнительное изучение социально-экономического развития хэчжэ КНР и коренных малочисленных народов юга Дальнего Востока России // Россия и АТР. 2013. № 4. C. 155-170.
Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994. 384 с.
Малыгина И. В. Грани и границы этнокультурной идентичности в современном мире // Проблемы формирования национально-культурной идентичности в современной России. М.: Изд-во Московского гуманитарного ун-та, 2011. С. 3-13.
Малыгина И. В. Методологические дискурсы этнокультурной идентичности: ресурс взаимодополнительности // Ярославский педагогический вестник. 2015. № 5. С. 219-224.
МартыноваН. В., Слипецкая Д. Р. Феномен мифических образов драконов реки Амур в декоративно-прикладном искусстве и традиционной культуре нанайцев // Актуальные исследования. Культурология, искусствоведение, дизайн. 2020. № 9 (12). С. 99-104.
Мелихов Г. В. «Баци тунчжи» как основной источник по военной организации маньчжуров // Страны Дальнего Востока и Юго-восточной Азии (история и экономика). М.: Наука, 1967. С. 54-62.
Мельникова Т. В. Ненастоящий дракон пуймур // Словесница искусств. 2003. № 12. С. 38-39.
Мышкина М. С. Эмоциональный и когнитивный компоненты идентичности // Социальные явления. 2020. Т. 10. № 1. С. 60-69.
Непомнин О. Е. История Китая: Эпоха Цин. XVII — начало ХХ века. М.: Вост. лит., 2005. 712 с.
Нечаев А. В. Метафизика идентичности // Социальные явления. 2020. Т. 10. № 1. С. 7-15.
Попков Ю. В. Глобальный контекст актуализации темы идентичности и ее место в проблемном поле государственной национальной политики России // Этнокультурная идентичность народов Сибири и сопредельных территорий: сб. тр. Международ. конф. Новосибирск, 25-27 октября 2018 года / Ред. Е. Ф. Фурсова. Новосибирск: ИАЭ СО РАН, 2019. С. 9-17.
Репина Л. П. История-память и нарративы национальной идентичности «практика истории на службе памяти» // Прошлое для настоящего: История-память и нарративы национальной идентичности / Ред. Л. П. Репина. М.: Аквилон, 2020. С. 11-12.
Репина Л. П. Историческая память и национальная идентичность: подходы и методы исследования // Диалог со временем. 2016. Вып. 54. С. 9-15.
Репина Л. П. Символы прошлого и «встреча культур» в парадигме истории памяти // Антропология и этнология: современный взгляд / Отв. ред. А. В. Головнёв. М.: Политическая энциклопедия, 2021. С. 361-363.
Рикёр П. Память, история, забвение / пер. с фр. М.: Изд-во гуманит. лит-ры, 2004. 728 с.
Рюзен Й. Кризис, травма и идентичность // Цепь времен: проблемы исторического сознания / Отв. ред. Л. П. Репина. М.: ИВИ РАН, 2005. С. 36-82.
Самар Е. Д. Под сенью родового древа: записки об этнокультуре и воззрениях гэрин-ских нанайцев рода Самандё-Моха-Моцгол (рода Самар): легенды, предания, священные места, священные объекты, сэвэны и амулеты гэринского этноса нанайцев. Хабаровск: Кн. изд-во, 2003. 210 с.
Самар Е. Д. Под сенью Родового Древа. Книга вторая. Записки об этнокультуре и воззрениях гэринских нанайцев Самандё-Моха-Монгол. Хабаровск: Рыбак Хабаровского края, 2016. 310 с.
Сасаки С. Межэтнические браки коренных народов Нижнего Амура и Сахалина // Россия и АТР. 2008. № 2. С. 64-74.
Сем Ю. А. Тамги // Северные просторы. 1992. № 1-2. С. 35.
Сем Ю. А., Шавкунов Э. В. Тамги народов южной части Советского Дальнего Востока и некоторые проблемы этногенетических связей (XII-XIX вв.) // Древняя Сибирь. Вып. 4: Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск: Наука, 1974. С. 196-204.
Симченко Ю. Б. Тамги народов Сибири XVII века. М.: Наука, 1965. 227 с.
Стренина А. В. У истоков русского и мирового китаеведения // Советская этнография. 1950. № 1. С. 170-177.
Тураев В. А. Введение // История и культура нанайцев: историко-этнографические очерки / Отв. ред. В. А. Тураев. СПб.: Наука, 2003. С. 4.
Фарахутдинов Ш. Ф., Клюева В. П. Этническая идентичность населения Тюменской // Социология. 2022. № 1. С. 163-172.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т. 4 (т-ящур) / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. 2-е изд. М.: Прогресс, 1987. 864 с.
Фетисова Л. Е. Между мирами. Традиционный фольклор коренных народов Амура // Словесница искусств. 2020. № 2. С. 35-39.
Шавкунов Э. В. О семантике тамгообразных знаков и некоторых видах орнамента на керамике с Шайгинского городища // Советская этнография. 1972. № 3. С. 128-133.
Шаповалова Е. А. О средневековых сосудах с тамгообразными знаками из коллекции Хабаровского краеведческого музея им. Н. И. Гродекова // Мультидисциплинарные исследования в археологии. 2018. № 1. С. 125-132.
Шимкевич П. П. Материалы для изучения шаманство у гольдов Хабаровск: Типография канцелярии Приамурского генерал-губернатора, 1896. 168 с. (Записки Приамурского отдела Императорского Русского географического общества. Том 1. Вып. 2).
Эксле О. Г. «История памяти» — новая парадигма исторической науки // Историческая наука сегодня: теории, методы, перспективы / Под ред. Л. П. Репиной. М.: ЛКИ. 2012. С. 75-90.
Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис: пер. с англ. / Общ. ред. А. В. Толстых. М.: Флинта; МПСИ; Прогресс, 2006. 561 с.
Этническое и религиозное многообразие России / Под ред. В. А. Тишкова, В. В. Степанова. 2-е изд., испр. и доп. М.: ИЭА РАН, 2018. 561 с.
REFERENCES
Abramova M. A. [Information space as a determinant of the formation of ethno-cultural identity of the individual]. Etnokul'turnaya identichnost'narodov Sibiri i sopredel'nyh terri-torij [Ethno-cultural identity of the peoples of Siberia and adjacent territories]. Novosibirsk, October 25-27, 2018. Ed. by E. F. Fursova. Novosibirsk: IAE SB RAS Publ., 2019, pp. 86-89. (In Russian).
Astashenkova E. V. [Symbols of wealth and power in the art of Bohai and Chzhurchens]. Trudy IIAEDVORAN [Proceedings of the Institute of IIAE FEB RAS], 2019, no. 4, pp. 189222. (In Russian).
Beldy N. N. Sokrovischa kraya sil'noj vody [Treasures of the region of strong water]. Amursk: Amur. Municipal Museum of Local Lore Publ., 2007. (In Russian).
Beldy N. N. Sokrovischa kraya sil 'noj vody: nanajskie mify, legendy, stihi, ornamental 'no-dekorativnoe tvorchestvo [The treasures of the land of strong water: the Nanai myths, legends, poems, ornamental-decorative art]. Eds by F. Sinitsyn, ed. in Nanai languages A. S. Kile, ill. I. Chupina. Khabarovsk: RIOTIP Publ., 2009. (In Russian).
Bereznitsky S. V. [Ethnocultural projections of sacral landscapes among the indigenous peoples of the Amur and Sakhalin]. Etnografia [Ethnografia], 2021a. no. 4 (14), pp. 211-231. (In Russian).
Bereznitsky S. V. [Ethnocultural projections of the images of real and mythical animals on modern tamgas of the Nanai people as the basis of constructing a tribal identity]. Lyudi izhi-votnye: paradoksy vzaimootnoshenij [People and Animals: the paradox of the relationship]: the materials of the international conference. Eds by F. Lulli, V. N. Davydov, V. A. Belyaeva-Sachuk. St. Petersburg: MAE RAS Publ., 2021, pp. 32-35. (In Russian).
Bereznitsky S. V. [Hezhe] Tunguso-man'chzhurskie narody Sibiri iDal'nego Vostoka: Evenki. *Eveny. Negidalcy. Uilta. Nanajcy. Ul'chi. Ud'egejcy. Orochi. Tazy [Tunguso-Manchzhurian peoples of Siberia and the Far East: Evenki. Evenks. Negidalsky. Uilta. Nanaitsy. Ulchi. Udege. Orochi. Tazy]. Eds by L.I. Missonova, A. A. Sirina; IEA RAS. Moscow, 2022, pp. 321-333. (In Russian).
Bereznitsky S. V. Karavannaya torgovlya Rossii s Kitaem i otechestvennaya nauka 18 veka [Caravan trade of Russia with China and the domestic science of the 18th century]. St. Petersburg: MAE RAS Publ., 2017. (In Russian).
Bogunov Y. V., Zhabagin M. K., Bogunova A. A., Kamenshchikova E. N., Maltseva O. V., Belenikin M. S., Korotkova N. A., Damba L. D., Yusupov Y M., Yankovsky N. K., Balanovsky O. P., Balanovskaya E. V. [The gene pool of indigenous peoples in the Far East: Genetic reconstruction of the origin of Nanai clans (Beldy and Samar)]. Genetica [Genetics], 2018, vol. 54, Appendix, pp. 99-102. (In Russian).
Bourdieu P. Nachala [Beginnings. Choses dites]: Translated from French. Pierre Bourdieu. Choses dites. Paris: Minuit, 1987. Transl. by Shmatko N. A. Moscow: Socio-Logos Publ., 1994. (In Russian).
Drobizheva L. M. [Meanings of All-Russian Civic Identity in the Mass Consciousness of Russians]. Anthropology and Ethnology: Modern View [Antropologiya i etnologiya: sovremen-nyy vzglyad]. Ed. by A. V. Golovnev. Moscow: Political Encyclopedia Publ., 2021, pp. 242-257. (In Russian).
Erickson E. Identichnost': yunost'i krizis [Identity: Adolescence and Crisis]. Ed. by A. V. Tolstykh. Moscow: Flinta-MPSI-Progress Publ., 2006. (In Russian).
Etnicheskoe i religioznoe mnogoobrazie Rossii [Ethnic and Religious Diversity of Russia]. Ed. by V. A. Tishkov. In Russian Ethnic and Religious Diversity. Ed. 2nd edition, revised and extended. Moscow: IEA RAS Publ., 2018. (In Russian).
Exle O. G. ["History of memory" — a new paradigm of historical science]. Historical science today: theories, methods, prospects [Istoricheskaya nauka segodnya: teorii, metody, perspektivy]. Moscow: LKI Publ., 2012, pp. 75-90. (In Russian).
Farakhutdinov Sh. F., Klyueva V. P. [Ethnic identity of the population of Tyumen]. Sociologiya [Sociology], 2022, no. 1, pp. 163-172. (In Russian).
Fasmer M. 'Etimologicheskij slovar' russkogo yazyka [Etymological Dictionary of the Russian Language]. 4 vols. Vol. 4. (t-yashur). Transl. from German and supplemented by O. N. Trubachev. Ed. 2. Moscow: Progress Publ., 1987. (In Russian).
Fetisova L. E. [Between the worlds. Traditional folklore of the indigenous peoples of the Amur]. SlovesnicaIscusstv [Glossary of Arts], 2020, no 2, pp. 35-39. (In Russian).
Golovnev A. V., Kisser T. S. [Projections of ethnicity of small indigenous peoples of Russia (according to a web survey)]. Ural'skij istoricheskij vestnik [Ural Historical Journal], 2021, no. 2 (71), pp. 80-89. (In Russian).
Identichnost': Lichnost', obschestvo, politika. Enciklopedicheskoe izdanie [Identity: The Personality, Society, Politics. Encyclopedic edition]. Ed. by I. S. Semenenko. Moscow: The Whole World Publ., 2017. (In Russian).
Irismetov B. M. [Cultural memory as the basis of ethno-cultural identity]. Kul'tura v evrazij-skomprostranstve: tradicii i novacii [Culture in the Eurasian space: traditions and innovations], 2020, no. 1 (4), pp. 20-24. (In Russian).
Karlov V. V. [Ethnic Identification in the Identity System of the Global World: Trends of Change]. Phenomenon of Identity in Modern Humanitarian Knowledge: to the 70th anniversary of Acad. Tishkov V. A. [Fenomen identichnosti v sovremennom gumanitarnom znanii: k 70-letiyu akad. V. A. Tishkova]. Eds by M. N. Guboglo, N. A. Dubova. Moscow: Nauka Publ., 2011, pp. 469-473. (In Russian).
Kile A. S. Iskusstvo nanajcev: vyshivka, ornament. Tradicii i novacii [The art of the Nanai people: embroidery, ornament. Traditions and innovations]. Khabarovsk: Russian Media Alliance Publ., 2004. (In Russian).
Kondratenko Y. A. [Determination of tribal identity as an important component of the study of the history of his family]. Vesna nauki — 2017 [Spring of Science — 2017]: materials of the inter-university scientific and practical conference, St. Petersburg, April 27-28, 2017. St. Petersburg, 2017, pp. 69-77. (In Russian).
Krasovskaya N. R. [Ethnocultural identity]. Vlast' [Power], 2020, no. 3, pp. 75-81. (In Russian).
Kubanova T. A. [The model of the world and the Nanai flag alkha tun (to the problem of interpretation)]. Etnicheskoe edinstvo i specifika kul'tur [Ethnic unity and the specificity of cultures]. Materials of the First St. Petersburg Ethnographic Readings. St.-Petersburg, 2002, pp. 125-126. (In Russian).
Kubanova T. A. Nanajskaya ritual'naya skul'ptura konca 19 — nachala 20 vv. kak vyrazhenie duhovnogo opyta narodov Amura [Nanai ritual sculpture of the late 19 — the beginning of 20 centuries as an expression of spiritual experience of the Amur people]. D. thesis for the degree of Ph. St. Petersburg: SPbSU Publ., 1997. (In Russian).
Kuznetsov V. S. Nurhaci [Nurkhatsi]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1985. (In Russian).
Latushko Y. V., Samar A. P., Belaya E. G., Levchenko A. V. [Historical and Cultural Landscapes of the Amur River in Modern Nanai Culture (based on field research in 2019)]. Ojkumena. Regionovedcheskie issledovaniya [Oikumen. Regional Studies], 2019, no. 4 (51), pp. 106-121. (In Russian).
Latushko Y. V., Stavrov I. V. [Comparative Study of Socio-Economic Development of Heze of the PRC and Indigenous Peoples of the South of the Russian Far East] Rossiya i ATR [Russia and the Asia-Pacific Region], 2013, no. 4, pp. 155-170. (In Russian).
Levi-Strauss K. Pervobytnoe myshlenie [Primal thinking]. Moscow: Respublika Publ., 1994. (In Russian).
Malygina I. V. [Borders and boundaries of ethno-cultural identity in the modern world]. Problemy formirovaniya natsional 'no-kul 'turnoy identichnosti v sovremennoy Rossii [Problems of formation of national-cultural identity in modern Russia]. Moscow: Publishing house of the Moscow Humanities University, 2011, pp. 3-13. (In Russian).
Malygina I. V. [Methodological discourses of ethno-cultural identity: the resource of complementarity] Yaroslavskijpedagogicheskij vestnik [Yaroslavl Pedagogical Herald], 2015, no. 5, pp. 219-224. (In Russian).
Martynova N. V., Slipetskaya D. R. [The phenomenon of mythical images of the Amur River dragons in the arts and crafts and traditional culture of the Nanai people]. Aktual'nye issledo-vaniya. Kul 'turologiya, iskusstvovedenie, dizajn [Current Studies. Kulturology, art criticism, design], 2020, no. 9 (12), pp. 99-104. (In Russian).
Melikhov G. V. ["Batsi tunzhi" as the main source of military organization of the Manchus]. Strany Dal'nego Vostoka i Yugo-Vostochnoy Azii (istoriya i ekonomika) [The Far East and Southeast Asian countries (history and economy)]. Moscow: Nauka Publ., 1967, pp. 54-62. (In Russian).
Melnikova T. V. [The fake dragon poimur]. Slovesnica Iscusstv [The Word of Art], 2003, no. 12, pp. 38-39.
Myshkina M. S. [Emotional and cognitive components of identity]. Social'nye yavleniya [Social phenomena], 2020, vol. 10, no. 1, pp. 60-69. (In Russian).
Nechaev A. V. [Metaphysics of Identity]. Social'nye yavleniya [Social Phenomena], 2020, vol. 10, no. 1, pp. 7-15.
Nepomnin O. E. Istoriya Kitaya: 'Epoha Cin. 17 — nachalo 20 veka [History of China: The Qing Dynasty. 17 — the beginning of the twentieth century]. Moscow: Oriental lit. Publ., 2005. (In Russian).
Popkov Y. V. [Global context of actualization of the identity theme and its place in the problem field of the state national policy of Russia]. Etnokul'turnaya identichnost'narodov Sibiri i sopredel'nyh territory [Ethno-cultural identity of peoples of Siberia and adjacent territories]. Sb. tr. of International conf. Novosibirsk, October 25-27, 2018. Ed. by E. F. Fursova. Novosibirsk: IAE SB RAS Publ., 2019, pp. 9-17. (In Russian).
Repina L. P. [Historical memory and national identity: approaches and research methods]. Dialog so vremenem [Dialogue with Time], 2016, vol. 54, pp. 9-15. (In Russian).
Repina L. P. [History-memory and narratives of national identity "practice of history in the service of memory"]. Proshloye dlya nastoyashchego: Istoriya-pamyat'i narrativy nat-sional'noy identichnosti [Past for present: History-memory and narratives of national identity]. Ed. by L. P. Repina. Moscow: Aquilon Publ., 2020, pp. 11-12. (In Russian).
Repina L. P. [Symbols of the Past and the "Meeting of Cultures" in the Paradigm of Memory History]. Antropologiya i etnologiya: sovremennyy vzglyad [Anthropology and Ethnology: Modern View]. Ed. by A. V. Golovnev. Moscow: Political Encyclopedia Publ., 2021, pp. 361363. (In Russian).
Ricoeur P. Pamyat', istoriya, zabvenie [Memory, History, Forgetting]. Moscow: izd-vo gumanit. lit-ry Publ., 2004. (In Russian).
Ruesen J. [Crisis, Trauma and Identity]. Tsep 'vremen: problemy istoricheskogo sostoyaniya [The Chain of Times: Problems of Historical Consciousness]. Moscow: IVYA RAS Publ., 2005, pp. 36-82. (In Russian).
Samar E. D. Pod sen'yu Rodovogo Dreva. Kniga vtoraya. Zapiski ob 'etnokul 'ture i vozzreni-yah g'erinskih nanajcev Samande-Moha-Mongol [Under the Shadow of the Clan Tree. Book Two. Notes on the ethnoculture and beliefs of the Samandyo-Mokha-Mongol Geryn Nanais]. Khabarovsk: Fisherman of Khabarovsk Krai Publ., 2016. (In Russian).
Samar E. D. Pod sen'yu rodovogo dreva: zapiski ob 'etnokul'ture i vozzreniyah g'erinskih nanajcev roda Samande-Moha-Moqgol (roda Samar): legendy, predaniya, svyaschennye mesta, svyaschennye ob'ekty, s ev eny i amulety g erinskogo 'etnosa nanajcev [Under the Shadow of the Clan Tree: notes about ethnoculture and beliefs of the Gerin Nanai people of the Samandyo-
Moha-Morjgol (Samar family): legends, legends, sacred places, sacred objects, sevans and amulets of the Gerin Nanai ethnos]. Khabarovsk: Publishing House, 2003. (In Russian).
Sasaki S. [Interethnic marriages of the indigenous peoples of the Lower Amur and Sakhalin]. Rossiya iATR [Russia and the APR], 2008, no. 2, pp. 64-74. (In Russian).
Sem Y. A. [Tamgi]. Severnye prostory [Severniye prostranstory], 1992, no. 1-2, p. 35. (In Russian).
Sem Y. A., Shavkunov E. V. [Tamga peoples of the southern part of the Soviet Far East and some problems of ethnogenetic relations (12-19th centuries)]. Drevnyaya Sibir '. Vyp. 4: Bronzovyy i zheleznyy vekSibiri [Ancient Siberia. 4: Bronze and Iron Age of Siberia]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1974, pp. 196-204. (In Russian).
Shapovalova E. A. [On medieval vessels with tamga signs from the collection of the Khabarovsk Museum of Regional Studies. N. I. Grodekov]. Mul 'tidisciplinarnye issledovaniya v arheologii [Multidisciplinary Studies in Archaeology], 2018, no. 1, pp. 125-132. (In Russian).
Shavkunov E. V. [On the semantics of tamgo-like signs and some types of ornaments on the ceramics from the Shaiga settlement]. Sovetskaya 'etnografiya [Soviet Ethnography], 1972, no. 3, pp. 128-133. (In Russian).
Simchenko Y. B. Tamgi narodov Sibiri 17 veka [Tamgas of the Siberian peoples of the 17th century]. Moscow: Nauka Publ., 1965. (In Russian).
Strenina A. V. [At the origins of Russian and world Chinese studies]. Sovetskaya 'etnografiya [Soviet Ethnography], 1950, no. 1, pp. 170-177. (In Russian).
Vasilyeva T. A. Tamgo-like signs on the ceramics of the Ludannikova Sopka burial ground. Materialy po arkheologii Dal'nego Vostoka SSSR [Materials on the archaeology of the Far East of the USSR]. Vladivostok: IIAE FEB RAS Publ., 1981, pp. 84-92. (In Russian).
Submitted: 31.08.2022 Accepted: 05.12.2022 Article published: 01.10.2023
