CC BY
18
социология
Т. А. Семилет
Этнокультурная обусловленность социологического знания
Возможно ли в социогуманитарной сфере существование общечеловеческой идеи, концепции или науки в «чистом» общечеловеческом виде без этнокультурной адаптированности, своеобразия, без специфических для каждого народа «уклонов», интерпретаций, акцентировок, своего угла зрения? История развития социального и гуманитарного знания дает на этот вопрос отрицательный ответ. даже христианство приобрело конфессиональное своеобразие у разных народов. Еще апостол Павел в послании к коринфянам писал: «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы вы все говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях. Ибо от домашних Хлои-ных сделалось мне известным о вас, братия мои, что между вами есть споры. Я разумею то, что у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Ки-фин»; «а я Христов». Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились?» (I Коринф. 1, 10-13) . От апостола не укрылся тот факт, что истина вселенская усваивается разными народами по-своему, а в дальнейшем мы видим христианство католическое, христианство православное, христианство протестантское (Петрово, Иоаново, Павлово).
Такая же диалектика общечеловеческого и национального характерна и для науки. Социология - явление прежде всего европейское (в широком, культурологическом значении этого слова) и проявляется в трех ликах, трех культурно-региональных и культурно-этнических формах: социология западноевропейская, американская и российская. Отчего происходит такое разделение, такая объективная спецификация?
Общенародное - это не значит безнародное, безнациональное. В общекультурном процессе у каждого народа - свой лик, в культурном диалоге
- свой голос, и его духовная особенность - национальная и культурная - вносит свой вклад в культуру человечества. По выражению нашего отечественного мыслителя, «народность, национальность суть органы человечества, посредством которых заключающаяся в нем идея достигает, в пространстве и во времени, возможного разнообразии, возможной многосторонности осуществления [1, с. 222].
В отношении каждого народа можно поставить вопросы, сформулированные нашими отечественными мыслителями В. Соловьевым, Н. Данилевским, Н. Бердяевым:
- какова та идея, которую данный народ открывает?
- каков идеальный принцип, одушевляющий это социальное тело?
- что предназначено этому народу сделать в истории человечества?
- какое новое слово скажет этот народ в истории?
- в чем же его всемирное (созидательное или разрушительное) предназначение?
Религиозные мыслители определяли предназначение и призвание как некое нравственное задание Бога моральной личности - нации. «Призвание, или та особая идея, которую мысль Бога полагает для каждого морального существа - индивида или нации - и которая открывается сознанию этого существа как его верховный долг, - эта идея действует во всех случаях как реальная мощь, она определяет во всех случаях бытие морального существа, но делает это двумя противоположными способами: она проявляется как закон жизни, когда долг вьшолнен, и как закон смерти, когда это не имеет места. Моральное существо никогда не может освободиться от власти божественной идеи, являющейся смыслом его бытия, но от него самого зависит носить ее в сердце своем или в судьбах своих как благословение или как проклятие», - пишет В. Соловьев [2, с. 313] . Да, каждая нация богоизбранна, каждой дан харизматический дар, у каждой - свое призвание, свои задача и предназначение.
Тайна «промысла Божьего» о том или ином народе, призвание и предопределение последнего приоткрываются в его специфическом складе ума, чувств и воли, в национальном характере, в духе народа, в его национальном менталитете. Этим по-разному определяемым понятием выражается особенный умственный, психический и нравственный строй этноса, сложившийся под воздействием исторических условий развития народа и наследуемый от поколения к поколению. Эта определенная психическая и интеллектуальная склонность, заданность, равно как и ориентированность на те или иные ценности проявляется как социальный генетический код общности и воспроизводится с устойчивостью физических расовых признаков.
Отдельный человек и народ в целом не могут произвольно изменить менталитет, не могут и победить его: подавление определенных сущностных для народа черт, противоречие им может привести лишь к тому, что они проявятся, «вылезут»- в другом месте, в искривленном виде или отрицательном значении. Менталитет - живая, действующая, функционирующая структура духа. Он накладывает свой отпечаток на все сферы человеческой
жизни, проявляется в хозяйственной, политической, правовой, нравственной, религиозной, художественной и научной деятельности.
«Наука наравне с прочими сторонами цивилизации необходимо должна носить на себе печать национальности, несмотря на то, что в научном отношении влияние народа на народ и влияние прошедшего на настоящее сильнее, чем в прочих сторонах культурно-исторической жизни», - читаем мы совершенно справедливое замечание Н. Данилевского и полностью разделяем его аргументацию этого тезиса: «Причины эти суть: 1) предпочтение, оказываемое разными народами разным отраслям знания; 2) естественная односторонность способностей и мировоззрения, отличающая каждый народ и заставляющая его смотреть на действительность со своей особой точки зрения; 3) некоторая примесь субъективных индивидуальных особенностей к объективной истине,
- особенностей, которые (как и все прочие нравственные качества и свойства) не случайно и безразлично разделены между всеми людьми, а сгруппированы по народностям и в своей совокупности составляют то, что мы называем народным харак-терем» [1, с. 135].
Социология - составная часть духовной жизни народа, и она с неизбежностью несет печать общих черт менталитета, типических свойств мыслительного и душевного строя этноса или суперэтноса, тех «исторических индивидуальностей», которые являются субъектами и носителями культуры.
Каковы же особенности русской научной со-циогуманитарной мысли? Эта проблема достаточно широко обсуждалась русскими мыслителями Х1Х-начала XX в. Общий знаменатель их суждений можно сформулировать следующим образом: она не такая, как в Европе, отлична от нее и даже противоположна по качественным характеристикам. Наиболее часто отмечаются такие ее черты, как сознательное преодоление западноевропейской «рационалистической рассеченности» целостной религиозной философией как высшей органической формой мудрости жизни, ее знания, видения, понимания; мистицизм, интуитивизм, символизм, религиозная основа, слитность, недифферен-цированность «цельного знания»- и «цельного творчества», ярко выраженная нравственная доминанта религиозно-философских систем и всех рассматриваемых в них вопросов; поиск абсолютных, конечных оснований всего сущего.
С точки зрения характерных особенностей европейская социология - рационалистическая, теоретическая, фундаментальная; американская - прагматичная, утилитаристская, эмпирическая, технологшная. А какова же российская социология?
Возникла она под сильным, определяющим влиянием западной социологии, что совершенно закономерно, и развивалась в рамках двух теоретикометодологических тенденций - натурализма и субъективизма. К началу XX в. в ней сформировался весь спектр социологических направлений. В первой четверти XX в. (третий этап развития российской социологии по общепринятой периодизации) явно просматриваются парадигмальная дифференциация и поляризация направлений. Одну крайнюю позицию представляет неопозитивизм с его эмпиризмом, рационализмом, бихевиоризмом, однозначной «посюсторонностью» и приземленно-стью, прагматически-утилитаристской направленностью. Другой полюс - новохристианская социология с синтезом разума и веры, соотнесением действительности с религиозными метафизическими ценностями, нравственной доминантой, символизмом. Между ними - марксизм, сочетающий позитивистский натурализм с провиденционализ-мом, и русское неокантианство, сочетающее бихевиоризм с нормативизмом, априоризмом, методом типизации.
А между тем, несмотря на столь большую значимость и влиятельность идей русского религиозного ренессанса в исследованиях и учебных пособиях по истории российской социологии, как правило, не выделяется социология новохристиан-ства. И[ли если выделяется, то не называется таковой. В коллективной монографии (1978) «Социологическая мысль в России. Очерки истории немарксистской социологии последней трети XIX-начала XX века» под редакцией Б.А. Чагина глава, посвященная мыслителям этого направления, называется «Философия истории русского религиозного идеализма». В учебном пособии Е.И. Кукушкиной «Русская социология XIX-начала XX века» (1993) в разделе «Направления русской социологической мысли» выделена глава «Религиозная философия». Другие исследования и пособия по российской социологии вообще не включают в сферу своего рассмотрения идеи представителей русского религиозного ренессанса. Такое положение вещей можно объяснить двумя причинами: представлением о том, что религия и социология (вернее, теология и социология) - вещи несовместимые; и, во-вторых, тем, что в произведениях представителей русского неохристианства философия, социология, художественная литература, эстетика, публицистика и богословие существуют слитно, и собственно социология в этом синкретизме как самостоятельная область самими мыслителями не выделяется. Но значит ли это, что в их учениях социологии нет?
Представители русского религиозного ренессанса - не просто богословы, это интеллектуалы, про-
СОЦИОЛОГИЯ
шедшие через рационализм, позитивизм, нигилизм, марксизм и повернувшие в сторону религиозноидеалистического мировоззрения. Это их сознательный выбор, результат поиска подлинной методологии миропостижения и социального познания.
Они преодолевают чуждые русскому духу, его строю направления восхождением к высшей органической форме знания - мудрости. Представители русского религиозного ренессанса исходят из положения, что истина открывается человеку не как отвлеченно мыслящему субъекту, а как духовной цельной личности. Они - апологеты и носители ментальности «положительного всеединства», основанной на синтезе знания и веры, рационализма и интуитивизма, натурализма и символизма. И очевидно, что на этом пути будет создана собственно российская социология как действенное и адекватное социокультурным условиям и национальным особенностям научной мысли орудие сканирования, диагностирования общественного состояния, его рецептуры и прогностики.
Это полноценная и полноправная социология, самостоятельное и ведущее направление в русской социологической мысли. В .М. Зверев в коллективной монографии (1978) отмечал: «"Обновленческая" историософия и социософия русских "светских богословов" рассматривается сегодня рядом мыслителей Запада как величайшая духовная ценность, ей давно присвоен ранг первенства в истории общественной мысли в России» [3, с. 307].
Представляется, что настало время признать этот ранг и у нас в стране и прежде всего в системе социального образования. Ведь в силу исторических условий развитие российской социологии было прервано, и сейчас она возрождается на чужой, западной основе. Но если какая-то идея или реформа соответствуют менталитету общества, они воплощаются быстро и безболезненно, как бы естественно «врастают» в общественную жизнь или «произрастают» из нее, а не конструируются или насаждаются искусственно. Если же идея или реформа противоречат ментальным ориентациям общества, то они обречены на провал, на искажение и деформацию до неузнаваемости или полной своей противоположности.
Не в этом ли секрет «сизифовой» модели социокультурного развития России? Не оттого ли оно регулярно прерывается и каждый раз начинается с нуля, что живое социальное тело, выросшее на своей почве и приспособленное к ней, безжалостно кромсается и уродуется для того только, чтобы быть втиснутым в логически стройную и рационально целесообразную схему, перенесенную с чужой почвы, где она показала свою социальноорганизационную эффективность?
Верные парадигмальные основания социально-
теоретических построений и социально-практических преобразований должны отражать уклад и строй народного духа, его направленность и устремленность, специфику его понятий, образов и ценностей. Кто же уловит, выразит и предложит эти адекватные, соответствующие России и духу ее народа парадигмальные основания социального познания, пути и способы социальной реорганизации? Ответ очевиден - духовная элита общества. Но специфика нашего социокультурного развития обусловила двойственный источник формирования российской интеллигенции: собственно российские культурные традиции и европейская культура, философия. Русская духовная элита получала западноевропейское образование, усваивала строй мыслей, понятийный аппарат и исследовательский инструментарий, выработанные чужой культурой, соответствующие другому менталитету и другим культурным основаниям. И уже в рамках, заданных образованием, в сформированных мыслитель -ных матрицах осуществляла свои научные построения. Этим во многом определяются противоречивость и непоследовательность развития России.
«Свое-чужое» - извечное проблемное поле поиска русской интеллигенции, перманентно воспроизводящаяся гносеологическая и онтологическая оппозиция, свидетельствующая о перманентности кризиса социокультурной аутентичности и самоидентификации. Этим определяется поиск русской идеи, Промысла Божьего о России, «формулы прогресса», путей реформирования и направленности российского развития.
Столкновение почвенничества и западничества, отстаивание своего, естественного, по жизни сложившегося или же общеевропейского, искусственно сконструированного определяют историю России на всем ее протяжении. Это две социальные парадигмы реформирования России: рационалистическая, механическая формовка, с одной стороны, и ценностно-гуманистическое «выращивание кристалла», с другой. В их рамках решаются два кардинальных вопроса.
Первый - это вопрос о цели и средствах. Рациональное хозяйство, бытовой комфорт, позитивное право, «организованная техника жизни» (выражение Н. Бердяева), схема идеально отлаженного устроения жизни - это цель или средство? И следует ли добиваться их осуществления путем обездоливания, унижения, принуждения большинства населения, и оправдано ли безжалостное разрушение наличных форм социального бытия? Еще в начале века С. Франк высказал свое мнение (с которым трудно не согласиться) в отношении морально-общественного идеализма: «...как ни несовершенна реальная жизнь .она имеет уже то
огромное, безмерное преимущество перед всяким отвлеченным идеалом жизни, что она как-то уж фактически сложилась, органически выросла, приспособилась к реальной человеческой природе и выражает ее, идеал же есть только то, что должно быть, что предписано к осуществлению, но что не имеет реальных корней в самой жизни и ради чего реальная жизнь разрушается и калечится» [4, с. 159].
Второй не менее существенный вопрос - о социальной организации: она, эта организация, суть механизм или организм? И это вопрос не только умозрительный, но и прагматический, в нем проявляется смысл противостояния и борьбы сторонников двух моделей реформирования современной России.
Если социальная организация - это механизм, то можно взять готовые детали и агрегаты, выработанные западной цивилизацией, в частности, рынок, правовую систему, стратификационную и управленческую модели и «запустить» их в России, «переналадив» тем самым ее социальную организацию.
Если же социальная организация рассматривается и понимается как организм, живое социальное тело, вырастающее из собственных неповторимых оснований и развивающееся по законам своей уникальной целесообразности, то и хозяйственный уклад, и право, и вся формальная организационная техника должны строиться как выражение, проявление и развертывание народного духа, его кристаллизация.
В этом отношении российские западники не
правы, а почвенники правы, так как исходят из необходимости адекватного понимания менталитета каждого народа, каждой нации, их особенностей, предрасположенностей и призвания.
Свое призвание легко не угадать или пренебречь им и утратить самобытность, сущностную определенность, потеряв тем самым субъектность социального и культурного творчества, обратившись в плохую репродукцию чужого оригинала, в подражателей, обреченных на вечное «догоняющее» развитие, на бесплодное и бессильное существование.
Успешное органическое реформирование возможно лишь в том случае, когда социальные формы являются онтологизацией исходных духовных ценностей, их проявлением и воплощением, когда они не вступают в противоречие с менталитетом общества, а соответствуют его сущностной направленности. Для этого необходимо инструментарий и сценарии общественной реорганизации разрабатывать на адекватной теоретической базе исходя из аутентичных социологических оснований, максимально развивая свою исконную социологическую традицию, в частности, идеи русского религиозного ренессанса, так как именно в нем, в неохристианстве рубежа веков, выражаются национальная и регионально-культурная специфика российской социологии, своеобразие внутреннего строения русского социально-гуманитарного мышления, в этой социологии реализуется исконно русский тип ментальности «цельного знания» и «цельного творчества», основанный на органической полноте духа.
Литература
1. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. рии немарксистской социологии последней трети XIX-
2. Соловьев В.С. Русская идея // Россия глазами начала XX века. Л., 1978.
русского. М., 1991. 4. Франк С.Л. Сочинения. М., 1990.
3. Социологическая мысль в России. Очерки исто-
