CC BY
16
информационной работы и налаживания контактов основными задачами публичной дипломатии являются стратегическое планирование имиджевых кампаний и позиционирование собственной страны на международной арене. Для формирования позитивного международного имиджа России можно предложить комплекс мероприятий, среди которых выделяются: создание сети органов внешнеполитической пропаганды, широкое использование приемов и методов РЯ, а также устранение объективно существующих внутриполитических проблем, негативно влияющих на имидж государства. Другими словами, главная задача заключается не в том, как сформировать привлекательный образ России, а в том, как сделать саму Россию привлекательной.
«Власть», М, 2008 г., № 3, с. 83-84.
Н. Гришин,
кандидат политических наук (г. Астрахань) ЭТНОКОНФЕССИОНАЛЬНЫЙ ФАКТОР ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕДПОЧТЕНИЙ НАСЕЛЕНИЯ НА ПРИМЕРЕ ЮГА РОССИИ
Феномен территориальной дифференциации электоральных предпочтений населения привлекает большее внимание научного сообщества. Но осознание этого феномена пока не является всеобщим. Многие специалисты не признают устойчивость территориальной дифференциации электоральных предпочтений. Краснодарский политолог Е.Г. Морозова отмечает: в России «часть специалистов вообще полностью отрицает предсказуемость результатов выборов, многие же, наоборот, считают, что результаты абсолютно предсказуемы, ибо зависят от величины затраченных кандидатом средств». Таким образом, еще бытует мнение, что политический выбор избирателей носит случайный характер. Тем не менее устойчивость территориальных различий поддержки политических сил является экспериментально доказуемым фактом. Применение корреляционно-регрессивного и других статистических методов при обработке материалов, например, по Югу России, дает очень высокие показатели устойчивости территориальных различий поддержки партий как по субъектам Федерации, так и по районам.
В изучении факторов, обусловливающих различия в электоральной географии, ведущую роль играет использование опыта зарубежной политологии. Такие факторы изучаются западной политологией с конца 60-х годов. В западной науке основная дискуссия касается вопроса: зависит ли политический выбор в большей степени от объективных факторов (уровня жизни, образования, величины дохода и т.п.) или от субъективных факторов (восприятия человеком своего социального статуса). Сторонники «социологического подхода» утверждают, что выбор при голосовании обусловлен не сознательными политическими предпочтениями (каковых у большинства просто нет), а принадлежностью к большим социальным группам. Каждая из этих групп обеспечивает той или иной партии стабильную базу электоральной поддержки. Сам же акт голосования оказывается проявлением солидарности индивида с группой, а вовсе не свободным волеизъявлением. Такое поведение избирателей было названо экспрессивным. В классической модели Липсета-Роккана на выбор граждан влияет сочетание пяти обстоятельств: общественного положения, уровня доходов, места жительства, уровня образования и этноконфессиональной принадлежности. Как отмечают многие исследователи, в западном мире снижается взаимосвязь между политическими предпочтениями общества и устойчивыми социальными факторами. На Западе происходит процесс рационализации политического выбора, его индивидуализация. Как следствие, политология переносит акцент на изучение психологических факторов политического выбора, а объективным факторам уделяется меньшее внимание.
Исследование материалов Юга России подтверждает: в России электоральные предпочтения разнятся в соответствии с объективными социальными условиями. Если на Западе постепенно сглаживаются электоральные «расколы» между городом и сельской местностью, центром и периферией, этноконфессиональными группами, то в нашей стране такие «расколы» выражены гораздо ярче. Одним из таких факторов, оказывающих прямое влияние на различие политических предпочтений избирателей, является фактор этнической принадлежности.
В российском политическом процессе прослеживается различие политического поведения и политических предпочтений славянского населения и представителей восточных народов -тюркских и кавказских. По мнению некоторых исследователей, примерно 25% политического поведения общества предопределя-
ется этнической ментальностью. Объединенное общей ментально-стью этническое большинство А.С. Диамбеков называет «типичным электоратом». По отношению к Северной Осетии он выделяет следующие его характерные черты: консерватизм, крепкие сосед-ско-родственные связи, ориентацию на национальные интересы, эмоциональность восприятия, высокую скорость распространения слухов. Р.Ф. Туровский выделяет национальный фактор в числе пяти объективных основных факторов, определяющих политические предпочтения: в национальных республиках значительную роль играют местные власти, которые чаще всего контролируют местные СМИ и таким образом влияют на население, в первую очередь титульное, отличающееся довольно значительной подконтрольностью.
Влияние этнического фактора на политические предпочтения избирателей, безусловно, меньше, чем значение «урбанистического» фактора. Так, этнический фактор является более постоянным, чем даже «экономический» фактор.
Рассмотрим взаимосвязь между этническим составом населения территорий и электоральной поддержкой отдельных партий. В самой большой зависимости от этнического фактора состоит результат державно-патриотических политических сил. Например, по уровню поддержки ЛДПР на той или иной территории можно изучать национальный состав, а именно - выявить долю русского населения. Чем выше доля русского населения, тем большую поддержку получает партия Жириновского. Пять «русских» регионов Юга России всегда лидируют по уровню поддержки ЛДПР, а самый низкий уровень поддержки партия имеет в республиках с самой малой долей русского населения - Ингушетии и Дагестане. Коэффициент корреляции между долей русского населения и долей голосов за ЛДПР по регионам Юга России на выборах в Государственную думу в 2003 г. не оставляет сомнений - 0,96. Регрессионный анализ связи между степенью поддержки ЛДПР на выборах 2003 г. и долей русского населения по субъектам Федерации Юга определяет коэффициент регрессии 0,16. Рейтинг ЛДПР относительно велик в таких республиках, как Калмыкия, Северная Осетия, Адыгея и Карачаево-Черкесия, а в таких республиках, как Дагестан, Ингушетия, Чечня и Кабардино-Балкария, в несколько раз меньше. На территории Астраханской области среди 16 территориальных избирательных комиссий худший результат ЛДПР имеет в четырех сельских районах, где наиболее велика доля тюркского
населения. Это Володарский, Красноярский, Приволжский, Наримановский районы. Именно в Володарском и Красноярском районах, где доля тюркского населения самая большая, ЛДПР всегда имеет самую плохую поддержку.
От этнического состава территорий зависит поддержка левых партий. Для территорий с преобладанием нерусского населения характерно отрицательное отношение к новым «левым» партиям, альтернативным КПРФ. Например, блок «Родина» на выборах 2003 г. получил высокую поддержку, во-первых, на городских территориях, во-вторых, на территориях с максимальной долей русского населения. В пяти «русских» регионах Южного федерального округа средний результат блока «Родина» - 10,4%, в восьми северокавказских республиках - 3,5%. В Астраханской области самая плохая поддержка «Родины» на территории Володарского района (где доля русских самая малая). Помимо блока «Родина» неудачно вступают и другие левые, которые отнюдь не «заигрывают» с темой русского патриотизма и, напротив, занимают интернационалистическую позицию. В частности, для самого популярного левого политика Астраханской области О.В. Шеина Володарский район также является «неудобным» районом на территории региона.
Аграрная партия России на выборах 2003 г. самый низкий уровень поддержки среди сельских районов Астраханской области получила в Володарском районе. Среди субъектов Федерации Юга России Аграрная партия в пяти «русских» регионах получила большую поддержку, чем в национальных республиках (кроме Северной Осетии). Если в «русских» регионах рейтинг партии колебался в интервале от 3 до 5,6% (в среднем - 3,9%), то в большинстве национальных республик - от 0,25 до 2,8% (в среднем - 1,6%). Избирательное объединение «Российская партия пенсионеров -Партия социальной справедливости» в 2003 г. в «русских» регионах Юга России получило в среднем 3% (от 1,9% до 4,4%), в национальных республиках - 1,3% (от 0,3% до 2,3%). Избирательное объединение «Партия возрождения России - Российская партия жизни» также в «русских» регионах имело более высокий средний рейтинг, чем в национальных северокавказских республиках, -1,5% против 1,3%. При этом из общей логики выпадает результат этого объединения в Ингушетии: здесь ПВР-РПЖ получило самую высокую поддержку на Юге России! Если опустить этот результат
в Ингушетии, средний рейтинг блока в семи национальных республиках составит 1,1%.
С этноконфессиональным фактором связана электоральная результативность современной партии власти. Движение «Единство» в 1999 г. имело более высокую поддержку на территориях с наибольшей долей русских избирателей, и наименьшую - на территориях с преобладанием нерусского населения. Таким образом, его электоральная база во многом совпадала с электоральной базой ЛДПР. Межрегиональное движение «Единство» («Медведь») в 1999 г. в пяти «русских» регионах Юга России получило от 28 до 32% голосов, в среднем 30%. В национальных республиках Северного Кавказа - от 1% (Ингушетия) до 29% (Дагестан), в среднем 18%. Среди 16 районов Астраханской области «Единство» имело худший результат в «казахских» Володарском и Красноярском районах. К 2003 г. ситуация изменилась на противоположную. Сменив название на «Единую Россию», партия власти резко увеличила свои позиции именно в районах с нерусским населением. В 2003 г. партия «Единая Россия» получила в русских регионах ЮФО от 30 до 40% (в среднем - 35%). В национальных республиках Северного Кавказа она имела от 46 до 80% (в среднем - 60%). В Астраханской области «Единая Россия» получила самую высокую поддержку в тех «казахских» районах, где четыре года до этого «Единство» выступило хуже всего, - в Володарском и Красноярском. Изменение в электоральной базе партии власти между 1999 и 2003 гг. неудивительно. В 1999 г. движение «Единство» ассоциировалось с жесткой державной идеологией и было ближе к державно-патриотическому лагерю (поэтому неудивителен провал в 1999 г. партии Жириновского - в этот период львиная доля его электората временно перешла к партии Путина). В 2003 г. и идеология, и подбор лидеров «Единой России» стали более консервативными.
Территории с преобладанием нерусского населения также отличаются по уровню голосования в графе «против всех». Этот показатель на таких территориях самый низкий. В Астраханской области на всех выборах самый низкий уровень голосования «против всех» в Володарском районе. Среди субъектов Федерации ЮФО эта тенденция также подтверждается. В пяти «русских» субъектах Федерации уровень голосов «против всех» в несколько раз выше, чем в национальных республиках. Самым низким этот
уровень является в Дагестане, Чечне и Ингушетии, где доля русского населения самая малая.
На Юге России специфическое электоральное поведение прослеживается на территории Калмыкии. При очень малой доле русских (38%) электоральное поведение населения гораздо ближе именно к русским, а не тюркским территориям. Здесь нехарактерно высокий для национальных республик уровень голосов «против всех» (на уровне «русских» регионов). В Калмыкии относительно высок уровень поддержки ЛДПР (наряду с Адыгеей и Северной Осетией), в 2003 г. успешно выступили блок «Родина» и либералы.
Проблематика «специфического» электорального поведения нерусского населения уже нашла несколько вариантов объяснения. Известные исследователи В. Тикунов и Д. Орешкина определили, что «политические предпочтения "управляемых" территорий вертятся как флюгер (в середине 90-х годов в большинстве этих ТИК уверенно "побеждал", например, Геннадий Зюганов), но всегда показывают туда, куда целит местная власть». Таким образом, В. Тикунов и Д. Орешкина связывают электоральную специфику с послушностью населения региональной власти. Региональные бароны «отвернулись от Зюганова и уверенным шагом пошли на поклон к Путину, прихватив весь свой электоральный инструментарий». Национальные образования России отличаются особой электоральной культурой, в принципе наследующей базовые особенности советской модели голосования. Вероятно, сохранились и советские способы обеспечения нужных результатов.
Относительно теории «послушности» электората в национальных республиках можно возразить, приведя в пример Калмыкию. Авторитаризм политической жизни этого региона не вызывает сомнений и выражен ярче, чем в иных кавказских регионах. Но «электоральная странность» (и послушность электората) здесь не проявляется. Помимо этого, если «электоральная странность» проявляется не на уровне регионов, а на уровне ТИК, то объяснить это действиями региональной власти не так просто. В. Тикунов и Д. Орешкина сознательно обращают внимание на то, что зоны «электоральной странности» совпадают с границами регионов, что якобы доказывают действия именно региональной власти. Но факты не укладываются в эту схему. Например, в рамках Астраханской области только ряд ТИК (прежде всего, Володарский, Красноярский районы) обладают «электоральной странностью». То же и в Волгоградской области в районах, где проживают многочисленные
представители казахского этноса. Значит ли это, что эту «электоральную» странность нужно объяснять позицией муниципальных властей?
Таким образом, если и можно говорить об «управляемости электората» на национальных территориях, то эта управляемость связана не только и не столько с позицией региональных властей. Можно также предположить и влияние местных властей (в масштабах ТИК). Но вернее будет предположить зависимость политического выбора этого населения от «социальных сетей», мнения своего сообщества-корпорации, которое, в свою очередь, может испытывать влияние со стороны региональной и местной власти. В позиции В. Тикунова и Д. Орешкиной присутствует излишне «инструментарное» объяснение специфики электорального поведения на национальных территориях.
На сегодняшний день существуют попытки объяснить электоральную специфику национальных территорий особенностями культуры и мировоззрением представителей различных этнических групп. Это иной, неинструментальный подход к объяснению различия электорального поведения. Представители этого подхода пытаются выявить внутренние причины специфического политического поведения представителей восточных народов. По нашему мнению, этот подход более оправдан. Ведь противоположный ему, инструментальный, подход заставляет слишком много домысливать в поисках сложной комбинации в манипуляции общественным сознанием. В исследовании М.П. Мчедлова, Ю.А. Гаврилова и А.Г. Шевченко «Мировоззренческие предпочтения и национальные различия» изложены результаты социологического опроса, посвященного исследованию состояния российского общества накануне парламентских и президентских выборов 2003-2004 гг. Опрос проводился в июле 2003 г. Выявлен больший удельный вес государственников у православных (51 против 43% у неверующих и 36% у мусульман). В мусульманской группе наиболее приоритетной оказывается идея защиты прав и свобод (39 против 29% у православных и 24% у неверующих). Что же касается идеи защиты русского населения, то отношение к ней имеет ярко выраженную специфику в зависимости от мировоззренческой и конфессиональной принадлежности опрошенных. Если в православной группе ее поддерживает пятая часть респондентов (22%), причем неверующие и вне-конфессионально религиозные демонстрируют примерно сходные показатели, то среди мусульман сторонников данной идеи вообще
не нашлось. Среди мусульман самая большая доля голосов людей, заявивших об отсутствии симпатий к определенному партийно-идеологическому течению (56% при 51% в среднем). Респондентам предложено пять идеологических течений (радикально-рыночного, коммунистического, социал-демократического, русского национального возрождения и центристского). У мусульман более велика доля сторонников коммунистической идеологии (14% при 10% у других конфессиональных групп). Также велика доля сторонников радикальных рыночных реформ (8%), тогда как сторонниками центризма явились лишь 3% последователей ислама (у других конфессиональных групп 10%). Другим отличием мусульман от остальных групп респондентов стало полное отсутствие среди них сторонников идеологии русского национального возрождения, которому симпатизируют 6% православных, а также по 5% внекон-фессионально религиозных и неверующих.
Таким образом, в заключение данного исследования следует признать, что существует тесная взаимосвязь между этнической принадлежностью и электоральными предпочтениями. Этот феномен объясняется, по нашему мнению, в первую очередь особенностями духовной культуры и организации социальных связей у различных этносов.
«Актуальные проблемы современных социально-гуманитарных наук», Кострома, 2007г., с. 152-159.
А. Магомедов,
публицист
ВАРИАНТЫ ЛОКАЛЬНОЙ «МУСУЛЬМАНСКОЙ АЛЬТЕРНАТИВЫ» КАК РЕАКЦИЯ ГРАЖДАНСКОЙ КОНСОЛИДАЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Неоспоримой аксиомой современной социальной науки стало утверждение о том, что социальный капитал является необходимым условием создания здорового гражданского общества. В свою очередь, о гражданском обществе говорят как о решающем факторе успеха демократии. Однако на этом пути Россия столкнулась с очевидными парадоксами. 1990-е годы оказались периодом расходования социального капитала, накопленного в предшествующие десятилетия. Такие исторические события, как распад СССР в 1991 г., драма «шоковой терапии» в 1992 г. и сопровождавшие их
