CC BY
23
5. Zhulidov S.B. Sopostavitel'nyj analiz original'nogo i perevodnogo tekstov kak metodicheskij priem v obuchenii perevodu. Variativnost' i standartizaciya yazykovogo obrazovaniya v neyazykovom vuze: sbornik statej po materialam III Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii. Nizhnij Novgorod: Nizhegorodskij gosuniversitet imeni N.I. Lobachevskogo, 2020: 89 - 93.
6. Buckley C. Thank you for smoking. 1st Harper Perennial Ed. New York, 1995.
7. Bakli K. Zdes' kuryat. Roman. Perevod s anglijskogo S.B. Il'ina. Inostrannaya literatura. № 11 - 12, 1999.
8. Macmillan English Dictionary for Advanced Learners. International Student Edition. Bloomsbury Publishers Plc, 2002.
Статья поступила в редакцию 15.01.21
УДК 811
Izmailova T.S., postgraduate, Federal State Budgetary Scientific Institution "Federal Scientific Center Kabardino-Balkaar Scientific Center
of the Russian Academy of Sciences""; Head of Educational Department of Private Educational Institution "College of Economics and Law" (Nazran, Russia),
E-mail: tanzila-izm@ mail.ru
ETHNOGRAPHIC ESSAYS BY THE EDUCATOR CH.E. AKHRIEV. The article examines the scientific and educational heritage of Chakh Elmurzievich Akhriev, which is of great scientific and cultural significance today. His work was dedicated to the development of national self-awareness, overcoming ignorance in relation to the knowledge of one's national history and culture, enlightenment and upbringing, the discovery of the unknown, but so attractive, causing a thirst for knowledge, spiritual familiarization with what was so dear and sacred for its people. The research analyzes articles and essays of the educator on the material and spiritual culture of the Ingush people, notes the importance of his work, which laid the foundation for Russian-language Ingush journalism, and for the first time showed a wide range of readers the rich spiritual heritage of the mountaineers.
Key words: Ingush publicist, enlightenment, national character, ethno-mental characteristics, culture.
Т.С. Измайлова, аспирант, ФГБНУ «Федеральный научный центр «Кабардино-Балкарский научный центр РАН»,
зав. уч. отделом ЧПОУ «Колледж экономики и права», г. Назрань, E-mail: tanzila-izm@mail.ru
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ УЧЕНОГО-ПРОСВЕТИТЕЛЯ Ч.Э. АХРИЕВА
В статье рассматривается научно-просветительское наследие Чаха Эльмурзиевича Ахриева, имеющее большое научное и культурное значение и в современности. Оно было посвящено развитию национального самосознания, преодолению невежества в отношении знаний своей национальной истории и культуры, просвещения и воспитания, открытию неведомого, но такого притягательного, вызывающего жажду познания, духовного приобщения к тому, что было так дорого и свято народу. В работе анализируются статьи и очерки просветителя о материальной и духовной культуре ингушского народа, отмечается значение его творчества, положившее основу русскоязычной ингушской публицистики и впервые показавшее широкому кругу читателей богатое духовное наследие горцев.
Ключевые слова: ингушский публицист, просветительство, национальный характер, этноментальные особенности, культура.
Этнограф, ученый, просветитель Чах Эльмурзович Ахриев жил и творил в период интеграции народов Северного Кавказа в российское культурное пространство после окончания Кавказской войны.
Труды Ч. Ахриева содержат сведения по истории, фольклору, географии, этнографии, политике, экономике и религии; автора всегда интересовали вопросы происхождения ингушей, особенности их быта и древней культуры, далекое прошлое родного края.
Несмотря на то, что Ч. Ахриев - первый ингушский публицист и просветитель, о нем написано немного: это труды И. Дахкильгова [1], Т.Ш. Биттировой [2; 3], Х.А. Накостхоева [4], А.Д. Яндарова [5] и др.
Ч. Ахриев - автор ряда этнографических работ, посвященных ингушам: приложение к статье Грабовского «Экономический и домашний быт жителей Горского участка Ингушского округа»; «Несколько слов о героях в ингушских сказаниях»; «Ингушские праздники»; «Из чеченских сказаний»; «Об ингушских кашах (фамильные склепы знатных родов)»; «Присяга у ингушей»; «О характере ингушей»; «Об ингушских женщинах»; «Этнографический очерк ингушского народа с приложением его сказок и преданий»; «Ингуши. Их предания, верования и поверья». Эти работы были опубликованы в разных номерах «Сборника сведений о кавказских горцах» [6].
Описывая этноментальные особенности ингушского характера, Ахриев обращается к национальному фольклору, разграничивая нартов и орхустойцев: первые в народных преданиях изображаются как люди очень добрые, высоконравственные, так что само слово «нарт» стало в ингушском обществе нарицательным именем. Одна из причин - то, что нарты верили в Бога и были покорны Его воле, в отличие от орхустойцев («Орхустойцы и Ботоко-Ширтга»). Ч. Ахриев констатирует различие в сущностных чертах между горными и плоскостными жителями и связывает это обстоятельство с религиозными причинами:
«Плоскостные жители вполне сделались магометанами. Магометанство укрепило в их верованиях понятия о едином Боге, о бессмертии души и будущей жизни. Оно поспособствовало также уменьшению тех предрассудков, которые так мешают благосостоянию ингушей-горцев» [7, с. 67].
Обобщенный образ ингушей у Ч. Ахриева передан в очень выразительных и живых красках, причем отражает не только чужую оценку ингушского характера, но и самооценку этого народа:
«Несмотря на некоторые частные различия, общий характер горных и равнинных ингушей один и тот же: быстрая воспламеняемость, как следствие сангвинического темперамента, и впечатлительность. Постоянная же борьба с враждебными силами природы развила в нем, с одной стороны, грубость и дикость, с другой - выработала самостоятельность, энергию и самоуважение. Суровость
является продуктом той массы мнений, которые, долгое время тяготея над ингушом, сделали его нечувствительным к этим лишениям по отношению к себе и тем более - по отношению к другому» [7, с. 84].
Взгляды Ч. Ахриева формировались на основе горского национального самосознания, полученного с молоком матери, и классического российского образования, которое он получил в гимназии и лицее. Поначалу Ч. Ахриев горячо пропагандировал «русскую гражданственность» и верил в превосходство русской цивилизации, ее благотворное влияние на горцев. Его взгляды, однако, поменялись после подавления русскими властями восстания чеченцев и ингушей в 1877 г Если раньше ученый мечтал о будущем гражданском единении ингушского и русского народов, то, разочаровавшись в жестких мерах царской администрации, он отошел от прежней активной научной и общественно-политической деятельности.
Публикации Ч. Ахриева 1871 - 1872 гг, в частности в «Терских ведомостях», содержали ряд утверждений автора, которые нашли свое развитие и в последующих его трудах: провозглашение ценности самобытной национальной культуры, необходимость досконального изучения русскими горцев для практического применения властями этих знаний в политике на Кавказе, понимание жизненной необходимости в приобщении ингушей к русскому языку и культуре как проводнику современной цивилизации. В центре внимания Ч. Ахриева также предания и праздники ингушей, обряды, нормы обычного права, историческая динамика различных форм народной жизни и т.д. «Ч. Ахриев, как никто из его современников-просветителей, на историю, духовную культуру своего народа посмотрел с разных точек зрения. Поэтому в его мировоззрении наиболее полно выразилась сущность горского просветительства, его сильные и слабые стороны», - отмечает Х.В. Туркаев, описывая формы выражения просветительских идей в творчестве горских литераторов 60 - 80-х годов [8, с. 76].
Об укладе прошлой ингушской жизни Ч. Ахриев выносил свои суждения по сохранившимся ингушским сказкам и преданиям («Лял-Султан», «Черкес-Иса и чеченец-Иса», «Сказка о Султане», «Сказка о бедном человеке» и др.), а также по пословицам («У неимеющего сына - дочь пошла на войну. Плачущий от души - не слезами, а кровью плачет. Горячий (нетерпеливый) человек только и хорош при переправе вброд. Без зубов волк не будет. У рассудительного сына мать не будет плакать. У кого есть две жены - тому собаки не нужны») [7, с. 42].
Ч. Ахриев отмечает «отсутствие религиозного элемента» у ингушей, у которых если религиозность и присутствует, то только в виде внешних приличий [7, с. 90]. Христианство имело у них вид больше внешнего богослужения, не касаясь, по сути, их нравственного уклада. Верования ингушей - это смесь древних обрядов, языческих суеверий и предрассудков, а также религиозных верований
(«Ингушские праздники»). В качестве примера Ч. Ахриев приводит похоронный обряд ингушей, согласно которому умершего внутри склепа сажали на стул за столом с яствами и выпивкой, одетого наподобие жреца. Кроме того, место, на котором человек или животное были убиты молнией, являлось для ингушей священным, куда они регулярно отправлялись с жертвоприношениями («Орхустой-цы и Ботоко-ширтга»).
Уважая вековые традиции народной жизни и одновременно понимая пользу реформ, Ч. Ахриев с опасением относился к некоторым инициативам царской администрации, например к опрометчивому реформированию судебной системы в Ингушетии, стремлению полностью подменить горские адаты, на основе которых ингуши принимают решения в ключевых вопросах, европейским судопроизводством. «Для регулирования отношений внутри народов теперь на помощь приходят российские законы. Если по законам горцев разбирательство семейно-быто-вых вопросов проходило по адату, то теперь бракоразводные и наследственные дела разрешались по нормам шариата, а гражданские споры - по адату. Несомненно, эти разграничения вносили путаницу в сложившуюся и укрепившуюся за века юридическую систему. Более того, царская администрация устанавливала новое административно-территориальное управление в противовес местному самоуправлению», - пишет Т.Ш. Биттирова, давая оценку новым правовым нормам, по которым должны были жить народы Северного Кавказа [2, с. 14].
Ч. Ахриев отмечает, что адаты «рельефно рисуют характер ингушского народа». Таков, например, закон кровной мести: обычай за убийство расплачиваться убийством, который издревле бытовал в ингушском обществе, будучи причиной многих долгосрочных кровопролитных конфликтов между враждующими семействами. «Ближайший родственник убитого обязан был мстить за него убийством или же взять выкуп - 130 коров. Когда выполнялось то или другое, родственник убитого считал себя удовлетворенным; в противном же случае, по адату, на нем лежало пятно бесчестия, и он пользовался пренебрежением своих соплеменников» [7, с. 88].
По мнению публициста, русская экспансия способствовала «постепенному распространению среди ингушского народа цивилизации и гражданственности» [7, с. 96]. Но Ч. Ахриев прекрасно понимал и то, что часто авторитет правительственной власти зависит от ее конкретных представителей на местах, от характера их деятельности. Подчас их желание рубить с плеча сводило на нет все очевидные блага русского влияния.
Например, Ч. Ахриев критиковал систему идентификации горцев, которая препятствовала их свободному передвижению, особенно по русским поселениям, без предъявления властям особого билета по существенной для этого бедного народа цене: такая система была свидетельством недоверия к ингушам и признаком «оккупационного режима», но никак не дружественных контактов с местными жителями. Все эти размышления вылились, в конечном счете, в утверждение, ставшее лейтмотивом почти всех его работ и формулой благотворного прогресса, актуальной и в современном мире: «Если изменение общественных условий основано на принципе прогрессивного развития народа, и вводимые реформы вполне гармонируют с народным характером, то оно с течением времени незаметно изменяет и самый характер народа - в том направлении, какое дадут ему руководители народной жизни. Напротив того, введение условий жизни, несоответствующих народному характеру или неудовлетворяющих идее прогрессивного развития народной жизни, возбуждает в народном характере реакцию и антагонизм к нововводимым общественным порядкам» [7, с. 96].
Об этом же писал и публицист рубежа веков Басият Шаханов: «Не знаю, как объяснят этот факт те, которые в разбое видят профессию ингушей, для меня же, имеющего смелость думать, что разбой - занятие интернациональное, перемена на этот раз, точно так же как и самый характер кавказских разбоев - не непрерывно, а вспышками, загадки не составляет» [9, с. 142].
По мнению Ч. Ахриева, этнический облик народа должен обязательно сохраниться во имя исторической справедливости и стабильности на Кавказе. Вместе с тем европейское образование, полученное Ч. Ахриевым в России, помогало ему критически относиться к некоторым особенностям ингушей, подчас диким с точки зрения европейского права и европейской морали. Так, воровство в представлении ингушей, особенно в прежнее время, романтизировалось и считалось почти рыцарством, свидетельством воинской доблести. Поэтому Ч. Ахриев призывает правительство с пониманием отнестись к таким «странностям», хотя ингуши постепенно уже «начали усваивать русские юридические взгляды» [7, с. 88].
В статье «О положении ингушской женщины» Ч. Ахриев описывает тяжелый труд ингушек, его порой «безобразные» формы. При этом он прибегает к сравнению с традициями русской культуры, что стало со временем характерной чертой большинства его произведений. Ч. Ахриев возмущен долготерпением женщин своего народа, которое считает не достоинством, а ущербностью, и не может не сравнивать их с ментальными особенностями русских женщин.
Но эти параллели с русскими не всегда бывают в их пользу: так, Ч. Ахри-ев сопоставляет врожденное чувство собственного достоинства самого бедного, оборванного ингуша в его отношениях с посторонними, особенно с гостями, «сравнительно с простодушно-нецеремонным обращением русского мужика» [7, с. 95]. И это при том, что внешняя бедность ингушей, казалось бы, предрасполагала к развитию в них таких черт, как забитость и приниженность. Причину такого внутреннего аристократизма своих соотечественников автор видел в древнем «многосложном кодексе народных обычаев и приличий» [7, с. 95].
Вместе с тем Ч. Ахриев надеется на благотворное влияние русского общества, способное обогатить ингушский народ своим позитивным опытом и вывести его из косности и невежества, некоторых «перекосов» ингушского «домостроя»: «В настоящее время характер ингушей значительно изменился от влияния на него смягчающего, цивилизующего русского элемента. Это влияние сгладило шероховатости и неровности ингушского характера, а многим из них придало совершено иную форму, иное направление» [7, с. 84].
Ч. Ахриев понимает интерес ингушей к русской культуре и языку как признак их стремления к прогрессу и цивилизации [7, с. 69]. Такие изменения в отношении кавказцев к русским произошли благодаря некоторым усилиям новой власти: социально-экономическое положение ингушей значительно улучшилось; ингуши закрепились на равнинных территориях и частично освободились от своей зависимости от соседей; упорядочилось местное управление; началось строительство дорог в том числе и Военно-Галгаевской (Военно-Грузинской) дороги; заметно улучшилось их материальное положение. Даже ма-лорослость и худощавость телосложения ингушей были связаны с их крайней бедностью, причины которой Ч. Ахриев видел «в недостатке земли или в ее непроизводительности» [7, с. 79].
Ч. Ахриев предлагал для поддержания добрых чувств ингушей к русским, для развития в них духа русской гражданственности организовывать как можно больше учебных заведений, где местному населению предоставлялась бы возможность учиться русской грамоте. На тот момент на весь Ингушский округ была только одна начальная школа, что не могло удовлетворить имеющейся потребности в образовании. Стоит отметить, что одной из инициатив местного начальства стала организация в Ингушском округе заведения, служившего распространению среди ингушей столь ценных агрономических сведений. Ч. Ахриев призывал увеличить число подобных заведений и не только для общего развития горцев, но и ради долгосрочной перспективы: они должны были подготовить в них «способность не относиться враждебно к русскому влиянию» [7, с. 99] и воспитать в них дух верноподданных Российской империи. Однако новые школы еще долго не открывались, а действия царских чиновников в этом направлении оставались непродуктивными и непоследовательными, и Ч. Ахри-ев не мог этого не видеть.
Этногенетические предания в изложении Ч. Ахриева остаются примером глубокого и вместе с тем лаконичного повествования, а также важным источником постижения этнической истории ингушей и других кавказских народов, например восточных адыгов. Так, Ч. Ахриев одним из первых поднял вопрос об этнокультурном, социальном, бытовом взаимодействии ингушей и кабардинцев. Автор, помимо прочего, описал в своих публикациях следующие причины, по которым кабардинцы оставляли горы и предгорье Центрального Кавказа: желание заселить пригодную для земледелия равнину у реки Терек; стремление поставить преграду на пути русских на севере Кабарды; междоусобицы и др.
Рассказывал Ч. Ахриев и о взаимодействии ингушей и чеченцев, а также о кабардинских феодалах, которые в своих контактах с этими народами не могли не рассчитывать на таких же феодалов, как они сами. Все это привело к феодализации социального уклада в Чечне и Ингушетии, что отразилось в фольклоре и в документах, в том числе в трудах Ч. Ахриева.
Исследуемый автор описывал и отношения куначества, родственные и иные союзы, возникавшие благодаря аталычеству. Ярким примером таких отношений является изложенное Ч. Ахриевым предание «Черкес Иса и чеченец Иса» [7, с. 24 - 29], а также предание «Друзья ингуш и черкес» [3, с. 104]. В этих произведениях показан эталон высокой мужской дружбы, чуждой временных, национальных и иных барьеров.
Ч. Ахриев в своих трудах сумел передать переходное состояние (от родового уклада к феодальным отношениям) Ингушетии XIX в. Имело место, как пишет Ахриев, так называемое «первобытное равенство», при котором первостепенное значение принадлежало воинской доблести: только при ее наличии человек получал определенные преимущества перед другими своими сородичами, хотя его родственники при этом не разделяли его привилегий. Такое равенство соблюдалось почти во всех относительно новых ингушских обществах, в отличие от древних обществ, где была преимущественно наследственная передача власти. Ч. Ахриев писал также о важности для социальной организации ингушей родовых союзов, родовой солидарности, родовых религиозных праздников и святилищ, культа предков.
В качестве иллюстраций автор приводит примеры судебных и иных разбирательств, примеры решения важных для рода вопросов, происходивших у фамильных склепов в присутствии близких родственников - живых и умерших (захороненных в склепе) [7, с. 173 - 177].
Таким образом, проведенное нами исследование позволяет причислить Ч. Ахриева к приверженцам гуманистической философии, которая столь актуальна и сегодня, когда поиск эффективных путей взаимодействия и гармоничного сосуществования народов актуален как никогда. Писатель на примере соотечественников представил этнос в качестве ценной формы существования людей во всем их разнообразии, а также способа самоидентификации народов в многоликом мире. Ч. Ахриев свято верил в способность русской культуры вывести кавказские народы на новую ступень развития, отбросив патриархально-родовые условности и суеверия, но сохраняя при этом бережно-уважительное отношение к вековым устоям и традициям населения края.
Библиографический список
1. Дахкильгов И.А. Чечено-Ингушские предания об адыго-вайнахских связях. Актуальные вопросы Кабардино-Балкарской фольклористики и литературоведения. Нальчик, 198б.
2. Биттирова Т.Ш. Литература и фольклор карачаево-балкарского зарубежья. Нальчик, 2018.
3. Биттирова Т.Ш. Чах Ахриев и Абай Шаханов - у истоков духовного братства. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 150-летию Ахриева. Магас, 2000.
4. Накостхоев Х.А. К вопросу об аксиологических аспектах в творческом наследии Чаха Ахриева. Кавказ сквозь призму тысячелетий. Парадигмы культуры: материалы I Международной научно-практической конференции. Нальчик, 2004.
б. Яндаров А.Д. Ингушский просветитель - Чах Ахриев. Грозный, 19б8.
6. Грабовский Н.Ф. Ингуши (ихжизнь и обычаи). Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 187б; Выпуск IX, Отд. 1.
7. Ахриев Ч.Э. Избранное. Назрань, 2000.
8. Туркаев Х.В. Путь к художественной правде: становление реализма в чеченской и ингушской литературах. Грозный, 1987.
9. Биттирова Т.Ш. Басият Шаханов. Жизнь и творчество. Нальчик, 2018.
References
1. Dahkil'gov I.A. Checheno-Ingushskie predaniya ob adygo-vajnahskih svyazyah. Aktual'nye voprosy Kabardino-Balkarskoj fol'kloristiki iliteraturovedeniya. Nal'chik, 198б.
2. Bittirova T.Sh. Literatura i fol'klor karachaevo-balkarskogo zarubezh'ya. Nal'chik, 2018.
3. Bittirova T.Sh. Chah Ahriev i Abaj Shahanov - u istokov duhovnogo bratstva. Materialy Vserossijskoj nauchnoj konferencii, posvyaschennoj 150-letiyu Ahrieva. Magas, 2000.
4. Nakosthoev H.A. K voprosu ob aksiologicheskih aspektah v tvorcheskom nasledii Chaha Ahrieva. Kavkaz skvoz' prizmu tysyacheletij. Paradigmy kultury: materialy I Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii. Nal'chik, 2004.
б. Yandarov A.D. Ingushskij prosvetitel'- Chah Ahriev. Groznyj, 19б8.
6. Grabovskij N.F. Ingushi (ih zhizn' i obychai). Sbornik svedenij o kavkazskih gorcah. Tiflis, 187б; Vypusk IH, Otd. 1.
7. Ahriev Ch.'E. Izbrannoe. Nazran', 2000.
8. Turkaev H.V. Put' khudozhestvennojpravde: stanovlenie realizma v chechenskoj iingushskojliteraturah. Groznyj, 1987.
9. Bittirova T.Sh. Basiyat Shahanov. Zhizn' i tvorchestvo. Nal'chik, 2018.
Статья поступила в редакцию 08.01.21
УДК 81
Kartuzova M.V., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Literature and Russian, Kemerovo State University of Culture (Kemerovo, Russia),
E-mail: mistral-mariya@rambler. ru
A.P. CHEKHOV AND N.S. LESKOV: ON THE ISSUE OF CREATIVE RELATIONS. The article considers a problem of creative ties between A.P. Chekhov and N.S. Leskov. At the same time, attention is paid not only to the search for ideological-figurative cross-talk between the works of both authors and to clarifying their semantic significance, but also to the discovery of documentary evidence of A.P. Chekhov's worldview closeness to the senior contemporary writer. In this regard, the analysis involves notes, statements, epistolary heritage of writers. The author of the article gives examples of the author's appraisal word and self-assessments of the characters in Leskov's texts, noting this as a characteristic technique in Leskov's stories, in his novels "At Knives" and "Nowhere". In Chekhov's stories ("On the Way", "House with a Mezzanine"), gradually following more complex functions of this technique are traced, which becomes not only a description of the status of the heroes, but the theme of their dialogue, which is the subject of reflection of individual characters, as well as more widely included in the zone of the author's reflections. In the program works of Chekhov, the author's assessment of the status of heroes is differentiated, which can be both critical and sympathetic ("Lights", "In a Ravine", "Student", etc.).
Key words: Chekhov, Leskov, plot, novel, poetics, socio-psychological analysis, Christmas story.
М.В. Картузоеа, канд. филол. наук, доц., Кемеровский государственный институт культуры, г. Кемерово, E-mail: mistral-mariya@rambler.ru
А.П. ЧЕХОВ И Н.С. ЛЕСКОВ: К ВОПРОСУ О ТВОРЧЕСКИХ СВЯЗЯХ
Статья посвящена рассмотрению проблемы творческих связей А.П. Чехова и Н.С. Лескова. При этом внимание уделяется не только поиску идейно-образных перекличек между произведениями обоих авторов и прояснению их семантической значимости, но и обнаружению документальных свидетельств мировоззренческой близости А.П. Чехова к старшему писателю-современнику. В связи с этим к анализу привлекаются заметки, высказывания, эпистолярное наследие писателей. Автор статьи приводит примеры оценочного авторского слова и самооценок героев в текстах Лескова, отмечая это как характерный приём в его рассказах, романах «На ножах» и «Некуда». В рассказах Чехова («На пути», «Дом с мезонином») прослеживаются постепенно усложняющиеся функции данного приёма, который становится не только описанием статуса героев, но темой их диалога, выступающего предметом рефлексии отдельных персонажей, а также более широко входящих в зону авторских размышлений. В программных произведениях Чехова дифференцируется авторская оценка статуса героев, которая может быть и критической, и сочувственной («Огни», «В овраге», «Студент» и др.)
Ключевые слова: Чехов, Лесков, сюжет, роман, поэтика, социально-психологический анализ, святочный рассказ.
Постановка проблемы творческих взаимоотношений А.П. Чехова и Н.С. Лескова основывается на фактах личного общения писателей, их отзывах друг о друге и, конечно, на текстах их сочинений, где наблюдаются как стилистически сходные элементы, так и прямые ссылки Чехова на произведения Лескова [1; 2]. Событийно-хронологическая сторона знакомства писателей достаточно полно освещена А.Н. Лесковым [3, с. 240 - 252]. Ряд высказываний по существу проблемы, содержащихся в различных исследованиях, был обобщён И.П. Ви-дуэцкой в статье «Чехов и Лесков». Эта статья, по словам её автора, намечает «некоторые наиболее очевидные точки соприкосновения их (Чехова и Лескова) взглядов на русскую жизнь и перспективы её развития» [4, с. 101]. И.П. Видуэц-кая подчеркивает, что «творчество зрелого Чехова, его концепция русской жизни представляются в некоторых существенных чертах близкими творчеству, мировоззрению и концепции русской жизни Лескова» [4, с. 102 - 103]. Появление этой статьи тем более важно в связи с высказанным мнением, что «творческого воздействия на Чехова его «любимый писака» не оказал» [5, с. 9]. Выраженное в тезисной форме, это мнение, однако, должно быть принято во внимание.
Но дело в том, что можно говорить не только о творческом воздействии, но и о творческих взаимоотношениях, преемственной связи, художественных
решениях, осуществляемых в одну историческую эпоху и на основании одного творческого метода. П.М. Бицилли видел «ценность индивидуальности» в том, что «она переживает себя в своей связи с целым» [5, с. 131]. Поэтому, писал он, творческий гений «столько же творит историю, сколько и творится ею» [5, с. 132]. И далее: «...к внутренней необходимости творческого пути Чехова надо отнести и то, что он был человеком девятнадцатого столетия. Никакая другая пора не была столь проникнута духом «историзма», переживания реального времени... » [5, с. 132]. Сходное жанровое выражение духовных тенденций своей эпохи Лесковым и Чеховым даёт материал для осмысления жизни жанра в литературе, причин его подъёмов и «замораживания», показывает гибкость реалистической формы отражения жизни, её глубокую содержательность.
Следует обратить внимание на одну сентенцию Лескова, относящуюся к первой половине 1880-х годов, т.е. ко времени становления художественного сознания Чехова. В рассказе «Дикая фантазия» он писал: «Нам (то есть России) нужен народный человек правдивой души и прямого, ясного толка, не консерватор и не либерал, не самобытник и не западник, а просто человек с прямою, чистою натурою; человек, который бы не стремился бы ни к какой партии и не боялся бы где бы то ни было сказать в глаза увлекающейся толпе: осмотрись и
ЭЭ7
