CC BY
52
удк 327
И. В. Радиков
ЭТНИЧЕСКОЕ МНОГООБРАЗИЕ ВОЮЮЩИХ ГОСУДАРСТВ КАК ФАКТОР БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ ВОЙСК В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ
В статье рассматривается влияние этнического фактора на боевую готовность войск многонационального государства в годы Первой мировой войны. В таких государствах армия — один из важных инструментов национального строительства. Имперскому периоду России была свойственна ситуативность в национальном военном строительстве. Делается вывод о том, что для многонациональных и поликонфессиональных государств предпочтителен экстерриториальный принцип комплектования армии.
Ключевые слова: Первая мировая война, многонациональная армия, нация, этническая близость.
Военная история убедительно доказывает, что боевые качества войск измеряются не только уровнем оснащенности современными средствами ведения войны и подготовкой, но и сплоченностью воинских подразделений. При ее оценке часто используют слова Наполеона: «На войне все зависит от боевого духа: общественное мнение и боевой дух составляют лучшую часть бытия.... Победа на три четверти определяется боевым духом и лишь на одну четверть — численным соотношением противоборствующих сторон» (Энциклопедия военной мысли, 2002, с. 53-54). За сто лет до начала Первой мировой войны одной из главных причин сокрушительного военного поражения Великой Армии назвали ее много-национальность. Действительно, наличие в армии большого количества военнослужащих — не французов ослабило энергию наполеоновского войска. Но назвать национальное многообразие главной, а тем более определяющей причиной безоговорочного поражения французской армии в 1812 г. в России и в сражении под Ватерлоо было бы ошибочным. Понятно, что причины побед армий следует искать не только в талантах полководцев, не только в преимуществах их военной стратегии и тактики, вооружения, но и в боевой слаженности войск, их моральном состоянии. Высокий боевой дух базируется на традициях армии в целом и ее отдельных частей, в значительной степени зависит от национальной сплоченности воюющей армии, этнических характеристик солдат и офицеров.
Первая мировая война, уже почти забытая, исчезнувшая практически из национальной российской памяти, — одна из самых продолжительных, кровопролитных и значительных по последствиям войн в человеческой истории. Она продолжалась 1568 дней, в ней участвовали 33 страны из 59, обладавших в то время государственным суверенитетом. Для России Первая мировая война — не проигранная, а, скорее, незавершенная. Царская Россия, не потерпев военного поражения, пала. Страна перестала быть воюющей державой. При этом она потеряла часть своих территорий, а населявшие империю народы оказались разобщенными. Вызванный сегодняшним юбилеем интерес к Первой мировой войне в мире в целом и в России в частности позволяет по-новому взглянуть на
© И. В. Радиков, 2014
многие вопросы, поставленные ее ходом и итогами. Однако некоторые отечественные авторы излишне оптимистично заявляют о «реабилитации войны 19141918 гг.» в исторической памяти российского народа. Скорее всего, с завершением официальных юбилейных мероприятий интерес к этой войне, как обычно и происходит, затмится чем-то другим, модным, актуальным и злободневным.
Вместе с тем мы не можем отрицать, что именно это событие мировой истории уже в начале XX столетия вовлекло Россию в трагические перипетии мирового военного противостояния и сотрудничества. Данный широкомасштабный военный конфликт фактически разжег пламя социальной, гражданской войны в Европе. Это было качественно новое военное столкновение наступившей эпохи глобальных технологических, социально-экономических и политических трансформаций. Индустриализация войны, начавшаяся в 1840-х гг. отказом прусской армии, флотов Франции и Великобритании от традиционных вооружений, столь хорошо служивших европейским государствам, исподволь готовила радикальные перемены характера военных действий. Изменялись вооружение и методы управления вооруженными силами; извечная проблема их снабжения и развертывания была решена с появлением пароходов и паровозов — они доказали свою способность перевозить людей, вооружение и припасы в невиданных ранее объемах. Между 1870 и 1914 гг протяженность европейских железных дорог выросла со 105 до 290 тыс. км. Россия в 1914 г. могла двинуть в сторону Польши и Галиции 360 эшелонов в сутки, тогда как Австрия — чуть больше 150 (Журавлев, 2014, с. 40). Задействование таксомоторов с двигателем внутреннего сгорания для доставки солдат на поле боя, использование аэропланов и танков принципиально изменили сам характер войны. Это была война, где победа зависела не столько от личности полководца, сколько от эффективно выстроенной системы управления войсками в целом. Новой чертой войны становилось то, что господство артиллерии и пулеметов на поле боя уменьшало роль отдельного солдата, который в позиционный (окопный) период превращался в «пушечное мясо».
Миллионы людей призывались на военную службу и были вынуждены принимать новые, в корне отличавшиеся от прежних условия жизни и смерти. Другие миллионы шли на фабрики, в государственные учреждения или занимались другой, прежде всего незнакомой, трудовой деятельностью в военных целях. Эффективное распределение людских ресурсов вскоре стало основным фактором военных усилий каждого государства (Мак-Нил, 2008, с. 387). Конкурентность и технический прогресс — две определяющие черты капитализма — привели человечество к экстремальному опыту выживания и насилия.
Если до начала XX в. войны велись профессиональными и относительно небольшими по численности армиями, то теперь речь уже идет о масштабном военном противостоянии. Большая часть мужского населения европейских стран могла быть обучена военному делу и доставлена на поле боя. Так, в годы Первой мировой в ряды сражающихся армий было мобилизовано 73,5 млн чел., а численность действовавших армий к концу ее составляла около 37 млн чел. (Военный энциклопедический словарь, 2002, с. 1129).
Чуть более чем за три года (с 19 июля 1914 г. до 26 октября 1917 г) в военных действиях приняли участие примерно 15 млн российских солдат, около 5 млн
побывали в плену, безвозвратные боевые и небоевые потери русской армии превысили 2 млн (Россия и СССР в войнах XX в., 2001, табл. 52). Итоги Первой мировой войны привели к распаду огромных, казавшихся достаточно мощными многонациональных империй — Австро-Венгерской, Российской, Османской, увеличению числа независимых государств в мире. Практически одновременный их крах дал основания многим исследователям для предположений, что основной причиной этого явился подъем национализма в условиях становления нового мирового порядка, основополагающим принципом которого стало признание принципа национального самоопределения как основы государственного строительства.
История Первой мировой войны показала своеобразие не только комплектования, но и факторов, предопределяющих боевую способность имперских армий. Проявилась важнейшая закономерность: любое многонациональное государство, в котором существуют острые межэтнические, социальные и религиозные противоречия, не может создать единые, монолитные вооруженные силы даже в экстремальных ситуациях. В них непременно станут проявляться эти противоречия.
Аргументируем сформулированную закономерность, проанализировав способы комплектования и внутренние взаимоотношения в многонациональных армиях воюющих государств.
особенности комплектования австро-венгерской армии и ее боеспособность
В Австрии до 1866 г. проводился принцип национального обезличения армии, но затем, с целью поднятия духа войск, была принята территориальная система: воинские части формировались из призывников той местности, где они квартировали. Вся территория империи была разделена на «полковые округа». Это привело к тому, что накануне Первой мировой войны отличительной чертой австро-венгерской армии стал ее многонациональный характер. Общеимперская армия пополнялась из всех округов полиэтнического государственного образования, а ландвер (австрийский и венгерский) и босно-герцеговинские войска — из округов комплектования соответствующей половины империи и Боснии и Герцеговины.
Однако государство опиралось преимущественно на две основные этнические группы: австрийских немцев (швабов) и венгров. Австрийские и венгерские части составляли почти половину всей численности армии. Эти воинские части были самыми боеспособными. Но даже между двумя титульными нациями имелись противоречия и отчуждение, поскольку у немцев было больше привилегий по сравнению даже с венграми, не говоря уже о других народах «двуединой монархии» (Зайончковский, 2000, с. 213). Подчеркнем здесь, что предоставление привилегированных прав венграм способствовало пробуждению чувства национального самосознания в других славянских регионах — в австрийской части Польши, в Хорватии, Галиции, Словении.
Благодаря принятию территориальной системы комплектования многие отдельные части армии имели свой определенный национальный облик. Так,
из общего числа 102 пехотных полков было 35 славянских, 12 немецких, 12 венгерских и 3 румынских, остальные — смешанного состава. Многие из этих формирований были крайне ненадежны: немцы ненавидели чехов, чехи — немцев; галицийские украинцы с враждой относились к полякам, последние платили им тем же. Южные славяне внутренне тяготели к Сербии, русины сочувствовали русским. Известно, что в русский плен добровольно сдались несколько чешских полков практически в полном составе. Это вынудило австрийского императора вычеркнуть их из состава вооруженных сил Австро-Венгрии.
В армии остро стоял вопрос о языке. Для общеимперской армии и австрийского ландвера и ландштурма служебным и командным языком был немецкий, в венгерском ландвере (гонведе) — мадьярский и, наконец, в кроатском ландвере, входившем в состав гонведа, служебным и командным языком являлся кроатский. При обостренной национальной борьбе вопрос о языке был одним из пунктов спора. Неудовольствие со стороны народностей, язык которых не был признан служебным и командным, нарастало с каждым годом, служа поводом для углубления горевшей национальной вражды. Были признаны три привилегированных языка, и на них выходили уставы и наставления.
Связующим звеном этой «лоскутной» армии являлся командный состав. В общеимперской армии и австрийском ландвере унтер-офицерский состав комплектовался преимущественно из немцев, что давало известную спайку армии, но вместе с тем вызывало неудовольствие других национальностей. В венгерском и кроатском ландвере унтер-офицерский состав подбирался из соответствующих национальностей. Еще одним негативным моментом, определяющим причины слабости австро-венгерской армии, было большое количество австрийских офицеров в воинских частях. Их было до 75 %, что приводило к частым недоразумениям между немецкоязычными офицерами и солдатами других национальностей. В качестве примера приведем воспоминания Э. Лю-дендорфа о пребывании на позициях: «Однажды, будучи на рекогносцировке в лесистых горах, я повстречал часового. Он отрапортовал мне на каком-то чужом языке, я его не понял, не понял его и сопровождающий меня австро-венгерский офицер» (Людендорф, 2005, с. 116)
В этих условиях еще более показателен словарь-минимум, существовавший для солдат многонациональной армии. Был установлен особый военный язык — 80 немецких слов, которые должны были понимать солдаты многонациональной армии. В отдельных словацких частях говорили по-английски, иногда общепонятным для солдат австро-венгерской армии оказывался даже русский язык (Уткин, 2002, с. 108).
Кадровый командный состав испытывал ненависть не только со стороны стремящихся избавиться от гнета империи отдельных национальностей, но и со стороны армии чиновников и даже высшей власти страны (Шапошников, 1927, с. 43).
Из-за этнической неоднородности и по ряду других причин Австро-Венгрия на Восточном фронте была для русской армии не столь сильным противником, как Германия, имевшая эффективную военную машину, образцово обученную и подготовленную к условиям современной войны. В целом боевой дух австро-венгерской армии был весьма низок (Сенявская, 2009, с. 115).
особенности комплектования армии российской империи и ее боеспособность
Перед Первой мировой войной в большинстве европейских стран был изменен принцип комплектования вооруженных сил: вводился принцип всеобщей воинской повинности. Напомним, что не все государства сразу приняли этот принцип. Например, в Великобритании в начале Первой мировой войны вместо призыва правительство объявило кампанию по набору добровольцев под лозунгом «Твоя страна нуждается в тебе». На этот призыв откликнулись почти 2 млн чел. Но затяжной характер войны, большое количество потерь заставили Великобританию в 1916 г. перейти к принципу всеобщей воинской обязанности.
Всеобщая воинская повинность в России была введена в конце XIX в. К особенностям российской системы комплектования в этот период следует отнести несоответствие имперского устройства страны и принципа комплектования армии, дискриминацию ряда национальных и этнических групп.
Напомним, что русская императорская армия с момента ее создания представляла собой многонациональную вооруженную силу, которой командовал еще более космополитичный офицерский корпус. Численность, роль и место в политическом устройстве, авторитет и влияние армии делали ее основополагающим социальным институтом и инструментом не только социализации, но и возможной политической интеграции. Со второй половины XIX в. военная служба рассматривалась в России как важный компонент формирования нации. Полиэтничность населения России существенно ограничивала возможности для проведения назревших радикальных преобразований. Лояльность нерусских народов была базовым принципом в формировании воинского контингента.
Рекрутская повинность, на основе которой строилась русская армия с 1705 по 1874 г., в конце XIX в. стала тормозить развитие армии. Эта система комплектования обладала рядом недостатков. Во-первых, значительная часть населения была освобождена от исполнения рекрутской повинности «или вполне, или за определенный денежный взнос», что уменьшало мобилизационные ресурсы государства. Во-вторых, существовало большое количество льгот и «изъятий» от исполнения рекрутской повинности, дарованных населению «разновременно», — это затрудняло военное планирование. В-третьих, недостаток мобилизационных ресурсов усугублялся отсутствием достаточного запаса военно-обу-ченных людей, обусловленным длительными сроками службы в войсках.
Введение всеобщей воинской обязанности в России в 1874 г. позволило превратить русские вооруженные силы в современную массовую армию: увеличить численность, создать обученный резерв, необходимый для развертывания в военное время. Устав о воинской повинности обязывал служить в армии всех подданных Российской империи мужского пола всех сословий. Подданные других государств наниматься на службу в российскую армию не могли. Заметим здесь, что с 1874 г. российские немцы перестали считаться «инородцами», они были уравнены в правах с великороссами и подлежали призыву на службу. При этом немецкое население России практически не поддавалось этнической ассимиляции. Единственным направлением ассимиляции было «языковое при-
общение немцев». Большинство немцев, проживавших в России, в той или иной степени владели русским языком (Волынец, 2014).
Исходя из принципа лояльности (благонадежности), все население империи, как потенциальный источник пополнения армии, фактически было поделено на три группы: православные, славяне и «непризывные народы». Православные, славяне, за исключением фабрично-заводских рабочих, считались благонадежными. К неблагонадежным относили поляков, кавказцев, евреев, народы Средней Азии, немцев, латышей и финнов. Градиент благонадежности в Российской империи уменьшался от центра к ее окраинам. В военное время пехотные и артиллерийские воинские части комплектовались, соблюдая установленные правила: 75 % призывников поступали из внутренних губерний и лишь 25 % — из окраинных, пограничных районов. Для гвардии, кавалерии и флота был установлен экстерриториальный принцип.
Согласно Уставу 1874 г. полное освобождение от воинской службы предоставлялось всему инородческому населению Астраханской губернии, Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской областей, Закаспийского края, всех губерний и областей Сибири, за исключением жителей Бухтарминской волости Змеиногорского уезда Томской губернии, корейцев Приморской и Амурской областей, а также «самоедов», проживавших в Мензен-ском и Печорском уездах Архангельской губернии (Сборник правительственных распоряжений, 1874, с. 9-63).
До 1887 г. все население Закавказья и инородцы Северного Кавказа тоже были освобождены от воинской службы. Финляндия до 1901 г. отбывала воинскую повинность на основании особого положения. Но в 1901 г. из опасения за столицу империи Санкт-Петербург в случае войны с Германией российское правительство расформировало финские войска и освободило население Финляндии от воинской повинности.
Наконец, на основании особых казачьих уставов отбывало воинскую службу казачье население областей: Войска Донского, Кубанского, Терского, Астраханского, Оренбургского, Сибирского, Семиреченского, Забайкальского, Амурского и Уссурийского.
Перед Первой мировой войной в Военном министерстве, МВД был проведен ряд совещаний по вопросу освобождения от воинской повинности различных этнических групп. Ключевыми проблемами развернувшейся дискуссии были: возможность призыва национальных меньшинств на службу в специальные части, состоящие из представителей одной национальности; установление индивидуальных особенностей малых народов, делающих их годными к военной службе; определение национальных групп, которые с большей вероятностью будут верно служить самодержавию или же скорее всего будут представлять серьезный риск.
Была отклонена идея создания особых национальных частей, как «не соответствующая ни политическому, ни внутреннему положению России», поскольку «исторический опыт показал, что попытки формировать туземные части в пограничных областях вели к одному и тому же результату: как скоро национальный вопрос обострялся, части эти приходилось расформировывать» (Хаген, 2004,
с. 39). На окраинах империи — на Кавказе, в Туркестане существовали милиционные формирования, укомплектованные местными народностями.
Значительная часть нерусского населения Российской империи накануне войны была по-прежнему освобождена от военной службы. Политические мотивы и соображения безопасности не допускали в армию жителей востока Кавказа, Туркестана. Были освобождены от военной службы и киргизы, не знавшие русского языка (2,5 млн чел.). Должностные лица были убеждены, что три или четыре года службы в императорской армии не сделают из киргизов послушных солдат, но поскольку их научат обращаться с оружием, то скорее всего они пополнят ряды противников империи. Подобное же заключение было сделано относительно узбеков, таджиков и каракалпаков, так как предполагалось, что всем им недоставало «чувства общности русского Отечества» (Там же, с. 40).
Уровень обученности армии Российской империи в целом не уступал накануне войны уровню обученности германской армии. Но, как не раз впоследствии отмечали историки, русская императорская армия вступила в Первую мировую войну с отличными полками, посредственными дивизиями и плохо управляемыми корпусами. Если русская кавалерия и артиллерия по боевым способностям превосходили германскую, то германские пехотные части были более боеспособными. В значительной степени это объяснялось тем, что резервисты, пополнившие армию после потерь кадровой армии, были подготовлены плохо. Запасные пехотные батальоны из-за больших потерь в действующей армии не успевали обучать новобранцев.
В условиях массовой, индустриальной армии успех стал определяться не гением полководца-харизматика, а слаженностью действий всех начальствующих лиц, обладавших системным мышлением и выдающимися управленческими способностями, умением организовать эффективное исполнение принятых решений. В связи с этим представляет интерес характеристика состава офицерских чинов, в том числе этническая, накануне Первой мировой войны. Исходя из данных, приведенных в военно-статистическом ежегоднике армии за 1910-1912 гг., в пехоте офицерские чины не русской национальности в военных округах были представлены по-разному: от 9,6 % в Омском военном округе до 27,1 % в Кавказском военном округе, в артиллерии — от 6 % в Петербургском военном округе до 20,5 % в Кавказском военном округе. Речь идет о поляках, литовцах, латышах, немцах, представителях кавказских народностей, татарах (подсчитано нами по: Военно-статистический ежегодник армии за 1910 г; Военно-статистический ежегодник армии за 1911 г.; Военно-статистический ежегодник армии за 1912 г.). Несколько иная этническая структура наблюдается при анализе генералитета. Так, представителей не русской национальности среди генералов в 1912 г. было 13,52 % (немцев — 6,55; поляков — 3,33; татар — 1,39; кавказских народностей — 1,29; литовцев — 0,32; латышей — 0,21); среди штаб-офицеров — 14,16 %, а среди обер-офицеров — 13,3 % (также подсчитано нами по указанным источникам). Согласно данным известного русского историка А. М. Зайончковского, на 15 апреля 1914 г. среди 169 «полных генералов» было 48 немцев (28,4 %), среди 371 генерал-лейтенанта — 73 немца (19,7 %), среди 1034 генерал-майоров — 196 немцев (19 %). Примерно третью часть команд-
ных должностей в русской гвардии к 1914 г. занимали немцы (Меленберг, 1998, с. 128).
Одним из наименее исследованных вопросов истории Первой мировой войны остается изучение «культуры» войны. Одним из сегментов этой культуры является военная культура. Дискриминация национальных и этнических групп, фактически существовавшая в российской императорской армии, отражалась в устойчивых представлениях офицеров и солдат, а также в их отношениях друг к другу и к «этнически другим». Наиболее показательно в связи с этим постепенно сформированное в России отношение к «германскому засилию». Оно, безусловно, проникло и в армию. Как выражение накопленного российского «коллективного бессознательного» следует воспринимать переименование 31 августа 2014 г. по высочайшему повелению столицы Русской империи Санкт-Петербурга в «истинно русский» город Петроград. Известно также и то, что трагедия русского офицерства началась с убийства немцев-офицеров в Луге, в марте 1917 г. (Волков, 1999, с. 20).
Огромные потери регулярной армии, небывалый патриотический подъем в России, вызванный войной, затронули все национальности империи и привели к возрождению добровольческих национальных воинских частей. Уже к осени 1914 г. у российского руководства появилось понимание необходимости отказа от мобилизации исключительно православного славянского населения. Этого требовали масштабы потребностей армии для ведения войны новой эпохи. Огромный резерв представляло мусульманское население. Вместе с тем в первые годы войны уже бытовавшее недоверие к мусульманам усилилось — на стороне Германии выступила Османская империя, которая позиционировала себя в качестве основного защитника мусульман. Российское руководство опасалось, что призванные в российскую армию мусульмане могут перейти на сторону турок. Поэтому было принято решение направлять последователей ислама в части на европейском театре военных действий. На службу стали призывать в основном волжских татар. За 1914-1917 гг. на фронт было мобилизовано до 1,5 млн мусульман (Исхаков, 2004, с. 3).
Были образованы латышские, польские, чешские, армянские, грузинские, сербские части. Еще ранее, на основании высочайшего указа 23 августа 2014 г., на территории Северного Кавказа была создана Кавказская туземная дивизия, известная как «Дикая» дивизия, включившая в себя шесть полков: Кабардинский, 2-й Дагестанский, Чеченский, Татарский (из жителей Азербайджана), Черкесский и Ингушский.
этническая близость воюющих сторон как предпосылка стихийных солдатских перемирий и братания
Одним из феноменов войны, вызванных этническим фактором, явилось братание, получившее массовое распространение во второй половине 1916 г. и особенно в 1917 г. на Западном и на Восточном фронтах Первой мировой войны. Некоторые исследователи описывают это явление как «вид протеста солдат воюющих стран против войны, выражающийся во встречах на нейтральной по_ 109
ПОЛИТЭКС 2014. Том 10. № 2
лосе на основе взаимного отказа от ведения боевых действий» (Базанов, 2005, с. 287). Братания, происходившие на Восточном фронте, отличались от братаний на Западном фронте. В их основе были укоренившиеся представления о значимости православных праздников в социальных отношениях среди крестьян: так, во время Пасхи в русских деревнях богатые старались поддержать бедных, дарили пасху, куличи и т. п. То же происходило и между солдатами, когда те, «размягченные» приливом религиозных чувств, порою плача, раздавали свой хлеб бедным своим товарищам для разговления (Асташов, 2011, с. 34), а затем и противнику. Во время братания непременно происходило взаимное угощение. Но со стороны русских солдат это больше походило на народное гуляние, даже бражничество, когда представители сельского схода обходили все дворы, чтобы сделать праздник всеобщим (Максимов, 1998, с. 104-105). Русские солдаты давали подарки и приходящим австрийцам, угощали их хлебом и даже несли в австрийские окопы пасху, яйца, сало, колбасу (Асташов, 2011, с. 34). С. Н. Ба-занов утверждает, что причинами братания были национальный и религиозный факторы, а точнее, этническая и религиозная близость: «Как известно, в армиях Германии и особенно Австро-Венгрии служило огромное количество солдат славянского происхождения: поляки, чехи, словаки, украинцы и др. В своей массе они не видели в русских солдатах врагов. Нередки были среди солдат-славян и массовые сдачи в русский плен. Этому отношению к России способствовало и то обстоятельство, что царское правительство одной из главных целей Первой мировой войны провозгласило освобождение славянских народов от австро-венгерского и германского порабощения. Что же касается религиозного фактора, то... всплеск братания в годы войны приходился именно на Пасхальные дни, когда солдаты-христиане, а таких было абсолютное большинство, отмечали один из самых больших своих праздников. Именно в силу отсутствия этих двух факторов на Кавказском фронте не было братаний русских солдат с турецкими» (Базанов, 2005, с. 289-290).
Этническая близость не только с солдатами из окопов неприятеля, но и с гражданским населением на территории противника воздействовала на осознание русскими войсками свой миссии освобождения угнетенных братьев-славян. Российская власть проявляла избирательное отношение к различным этническим группам противника. Так, поддерживалось австро-венгерское националистическое движение. Известный русский генерал А. А. Брусилов в своих воспоминаниях отмечает, что после вступления русских войск во Львов им был выслан в Киев униатский митрополит граф Шептицкий — явный враг России, с давних пор неизменно агитировавший против русских. Он приказал осмотреть все места заключения и немедленно выпустить политических арестантов, взятых под стражу австрийским правительством за русофильство (Брусилов, 1983, с. 86).
Сразу после начала Первой мировой войны, принимая во внимание, что польские земли оказались в прифронтовой зоне, и желая завоевать симпатии и лояльность поляков в войне с Германией и Австро-Венгрией, российский император Николай II обнародовал Высочайший манифест, в котором пообещал предоставить Польше автономию. Но «польскую карту» пытались разыграть для ослабления Российской империи и центральные государства. В целях поощрения
сепаратизма российских окраин германский и австро-венгерский генеральные штабы разжигали пламя национализма на Украине, в Латвии, Литве, Эстонии, Финляндии и Польше. Это вело к тому, что представители одной национальности воевали по обе стороны фронта. Например, польские воинские части формировались немцами, создавшими легионы Ю. Пилсудского. Были они и в русской армии. О формировании польских национальных частей вспоминал А. И. Деникин. В «Очерках русской смуты» он с удивлением пишет, что поляки считали себя уже «иностранцами». О боеспособности этих национальных формирований А. И. Деникин однозначно заявляет: «Польские формирования для нас оказались совершенно бесполезными». Поляки брали русское оружие вовсе не для того, чтобы воевать за Российскую империю. Польская армия нужна была не для войны, не для борьбы, а, по единодушному решению войскового съезда поляков в июне 1917 г, для того «чтобы на будущей международной мирной конференции с нами считались, чтобы мы имели за собою силу» (Деникин, гл. XXVIII).
Проведенный исторический анализ системы комплектования многонациональных армий в годы Первой мировой войны и в предшествующий период позволил определить и сформулировать некоторые выводы.
Полиэтничность государства определяет необходимость учитывать этническую составляющую в военном строительстве. Особенности национального военного строительства задаются правящим политическим режимом. Имперскому периоду России была свойственна ситуативность в национальном военном строительстве: в принятии и реализации решений о привлечении в действующие армию и флот этнических меньшинств.
В многонациональных и поликонфессиональных государствах предпочтительнее иметь экстерриториальный принцип комплектования армии. В этом случае армия становится многофункциональной: как военная сила, она обеспечивает защиту государства, как социальный лифт — создает возможность для осуществления всех видов социальной мобильности. Армия становится одним из важных инструментов национального строительства, в ней за относительно короткий срок происходит сплочение большого числа граждан из разных уголков страны вокруг национальной истории, символов, идеи. В известном смысле армия — это «плавильный котел» нации.
Литература
Асташов А. Б. Братания на русском фронте Первой мировой войны // Новый исторический вестник. 2011. № 28 (2). С. 29-37 (Astashov A. B. Fraternization in the Russian Front of the First World War // New Historical Reporter. 2011. N 28 (2). Р. 29-37).
Базанов С. Н. Феномен братания в Первой мировой войне // Военно-историческая антропология. Ежегодник. 2003/2004. Новые научные направления. М., 2005. С. 287-301. (BazanovS. N. Phenomenon of Fraternization in the First World War. Military-Historical Anthropology. Annual Publication. 2003/2004. New Scientific Research Areas. M., 2005. P. 287-301).
Брусилов А. А. Мои воспоминания. М.: Воениздат, 1983. 256 с. (Brusilov A.A. My Memories. M.: Voenizdat, 1983. 256 p.).
Военный энциклопедический словарь. М.: Изд-во «РИПОЛ классик», 2002. 1664 с. (Military Encyclopedic Dictionary. M. : Publishing house: "RIPOL classic". 2002. 1664 p.).
Военно-статистический ежегодник армии за 1910 г. СПб.: Военная типография, 1911. 321 с. (Military-Statistical Annual Publication of Army for 1910 Year. SPb.: Military printing-house, 1911. 321 p.).
Военно-статистический ежегодник армии за 1911 г СПб.: Издание главного штаба, 1913. 339 с. (Military-Statistical Annual Publication of Army for 1911 Year. SPb: Publication of Main Headquarters. 1913. 339 p.).
Военно-статистический ежегодник армии за 1912 г СПб.: Военная типография, 1914. 520 с. (Military-Statistical Annual Publication of Army for 1912 Year. SPb.: Military printing-house, 1914. 520 p.).
Волынец А. Правительствующие немцы // Русская планета. 2014. 30 авг. http://rusplt.ru/ ww1/history/pravitelstvuyuschie-nemtsyi-12438.html (дата обращения: 18.09.2014) (Volynets A. The Ruling Germans // Russian Planet. 2014. August 30. http://rusplt.ru/ww1/history/ pravitelstvuyuschie-nemtsyi-12438.html (date of access: 19.09.2014)).
Волков С. Трагедия русского офицерства. М., 1999. 382 с. (VolkovS. The Tragedy of Russian Military Officers. M., 1999. 382 p.).
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 1. Гл. XXVIII (www.magister.msk.ru/library/history/xx/ denikin/denia001.htm (дата обращения: 18.09.2014)) (Denikin A. I. The Digest of Russian Chaos. Vol. 1. Ch. XXVIII (www.magister.msk.ru/library/history/xx/denikin/denia001.htm (date of access: 18.09.2014))).
Журавлев С. Бойня нового типа // Эксперт. 2014. № 31-33. С. 40-43 (Zhuravlev S. The Massacre of New Kind // Expert. 2014. N 31-33. P. 40-43).
Зайончковский А. М. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2000 . 878 с. (Zayonchkov-skyiA.M. The First World War. SPb.: Poligon, 2000. 878 p.).
Исхаков С. Вместе или порознь. Тюрки-мусульмане в российской армии в 19141918 гг. // Татарский мир. 2004. № 15. С. 3-6 (IshakovS. Together or Apart. Turkoman — Muslims in Russian Army in 1914-1918 // Tartar World. 2004. N 15. P. 3-6).
Людендорф Э. Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918 гг. Минск, 2005. 800 с. (Ludendorf E. My Memories of the War. The First World War in the Memoir of German Commander. 1914-1918. Minsk, 2005. 800 p.).
Мак-Нил У. В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в XI-XX веках. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2008. 455 с. (McNeil W. In Pursuit of Power. Technology, Armed Power and Society in XI-XX Centuries. M.: Publishing house "Territoriya budushchego", 2008. 455 p.).
Максимов С. В. Крестная сила. Нечистая сила. М., 1998. 350 с. (MaksimovS. V. God Power. Evil Power. M., 1998. 350 p.).
МеленбергА. А. Немцы в российской армии накануне Первой мировой войны // Вопросы истории. 1998. № 10. С. 127-130 (Melenberg A. A. Germans in the Russian Army on the Eve of the First World War // The Questions of History. 1998. N 10. P. 127-130).
Россия и СССР в войнах XX в. Потери вооруженных сил: статистическое исследование. М.: Олма-Пресс, 2001. 608 с. (Russia and the USSR in the Wars of XX century. The Loss of Armed Power. The Statistical Study. M.: Olma-Press, 2001. 608 p.).
Сенявская Е. С. Народы Австро-Венгрии в Первой мировой войне глазами русского противника // Вестник РУДН. Сер. «История». 2009. № 4. С. 111-127 (Senyavskaya E. S. The Nations of Austro-Hungary in the First World War through the Eyes of Russian Enemy // Vestnik RUDN. Ser. «History». 2009. N 4. P. 111-127).
Сборник правительственных распоряжений по введению общей воинской повинности. СПб., 1874. Т. 1. 168 c. (The Collection of Government Directions about Establishing the General Military Obligation. SPb., 1874. Vol. 1. 168 p.).
Уткин А. И. Первая мировая война. М.: Изд. дом «Эксмо», 2002. 592 с. (Utkin A. I. The First World War. M. : Publishing house "Eksmo", 2002. 592 p.).
Хаген фон М. Пределы реформы: национализм и русская императорская армия в 18741917 годы // Отечественная история. 2004. № 5. С. 37-49 (Hagen fon M. The Limits of the Reform: Nationalism and Russian Imperial Army in 1874-1917 Years // National History. 2004. N 5. P. 37-49).
Шапошников Б. М. Мозг армии. Кн. 1. Л.: Военный вестник, 1927. 259 с. (ShaposhnikovB. M. The Brain of Army. Book 1. L.: Military reporter, 1927. 259 p.).
Энциклопедия военной мысли. М.: Изд-во «Эксмо», 2002. 735 с. (Encyclopedia of Military Thought. M.: Publishing house "Eksmo", 2002. 735 p.).
