Ю. Г. Ершов
ЭТНИЧЕСКИЙ ФАКТОР И ПРОБЛЕМЫ РОССИЙСКОГО ФЕДЕРАЛИЗМА
Полиэтнический характер Российского государства в сочетании с традициями имперского прошлого и соответствующим отсутствием традиций федерализма делает интригующим вопрос о способе «вертикального» разделения власти в Российской Федерации. Проще — речь идет о национальной политике и состоянии межэтнических отношений в Российском государстве, переживающем болезненный переход к неопределенному будущему. Еще проще обращаться к повседневной монотонности индивидуального и коллективного существования — большинство российских (да и советских!) граждан даже в начале августа 1991 г. не могли представить столь внезапного краха «союза нерушимого», «схлопнувшегося» как карточный домик. Учитывая, что большинство людей предсказаний подобного исхода главную причину связывали с национальными противоречиями внутри советской империи, что сегодня может препятствовать постановке вопроса о будущем России как полиэтнического государства? Распад Советского Союза больно ударил по судьбам миллионов простых людей, кардинальным образом изменил — чаще всего в худшую сторону — их уровень и качество жизни, геополитическое положение их государств, возникших на обломках империи.
Речь идет не о возможности и желательности сохранения прежнего общественного строя, изжившего себя, — только лишь о недопустимости прежних ошибок и деструктивных последствий обострения межэтнических конфликтов, восстановления авторитарной унитарности государства в современной России. Тем более что, как показывают результаты социологических исследований, угрозы распространения ксенофобии и этнического экстремизма, конфессиональной и расовой розни в нашем обществе не ослабели, а разрешение конфликта в Чечне имеет, как минимум, весьма отдаленную перспективу.
Отечественные исследователи предлагают различные модели и сценарии развития федерализма и национальной политики государства. Ввиду чрезвычайной сложности проблемы ни один из них не получает безусловного признания, все они так или иначе критикуются по правовым, политическим и социокультурным основаниям. Дискуссии не утихают, умножая количество точек зрения, оттачивая аргументацию и привлекая все новые соображения обществоведов различного профиля. Характер споров порой вызывает в памяти известную шутку о встрече двух юристов и появлении трех точек зрения. В этой ситуации может быть небесполезным обращение к методологическому осмыслению существующих расхождений и теоретических альтернатив, определение социальнофилософских, аксиологических принципов подхода к решению поставленных проблем.
© Ю. Г. Ершов, 2006
ПОЛИтЭКС- 2006. Том 2. № 2
Целостность и стабильность любой федерации во взаимоотношениях с ее составными частями — факт, определяемый прежде всего содержательно, политически и социокультурно, хотя и нельзя отбрасывать позитивную или негативную роль конституционно-правовых норм, их самостоятельное значение. Кризис российского федерализма неотделим от общего кризисного состояния российского социума, являясь и его моментом, и результатом, и одной из причин. В этом смысле проблемы федерализма — составная часть более общей и глубокой проблемы укрепления государственности в целом, создания власти, легитимной морально и социально, имеющей внятную программу действий, четкие духовно-нравственные ориентиры, преследующей цели общего блага.
До тех пор, пока ценности права, свободы личности и общественных ассоциаций и союзов не станут доминирующими в обществе и сознании политических элит, противоречия федеральной и региональной властей не будут выходить за рамки неофеодаль-ного спора между сюзереном и его вассалами, который, правда, сегодня начинает решаться в пользу суверена укреплением пресловутой «вертикали власти», сопряженным с введением института полпредов и федеральных округов, отменой выборности президентов республик и глав областных (краевых) администраций. Содержанием же этой борьбы по сей день преимущественно является перераспределение между федеральной, региональной и местной властями государственной собственности, оставляющее в стороне вопросы эффективности ее использования и развития частнособственнической инициативы. Как отмечает А. Б. Габоев, «чиновничий произвол, беззаконие, безнаказанность отдельных должностных лиц на Северном Кавказе особенно очевидны... приходится констатировать, что и МВД, и прокуратуры, и суды во многих субъектах СевероКавказского региона не всегда защищают права человека, а иногда даже служат криминальному миру» (Габоев, 2005, с. 28).
Не случайно в некоторых источниках российский федерализм определяется в качестве «фиктивного», «имитационного» и т. д. Так, Н. М. Добрынин называет его «фантомным», подразумевая «такое состояние государственных и правовых институтов, при котором зафиксированная в нормах права конструкция федеративных отношений значительно отличается от реально сложившейся и существует системный разрыв между декларированным и действительным состоянием государственной системы» (Добрынин, 2003, с. 77). Правда, трудно согласиться с выведением «фантомности», да еще в качестве основного признака, из асимметрии федеративного устройства — политического, правового и экономического неравенства (там же, с. 78). Федеративное государство, как свидетельствует мировой опыт, может быть и асимметричным, и при этом вполне реальной, т. е., жизнеспособной и динамично развивающейся системой. «Фан-томность» же нашей Федерации — прямое порождение и продолжение главного качества российской политико-правовой системы, определяемого как «мнимый конституционализм». Суть этого феномена — в радикальном противоречии между политикой и правом, возникающем достаточно часто при переходе от традиционного общества к модернизации. Он представляет собой гибрид новых конституционных и политических норм, ценностей, институтов и прежнего политического класса, использующего конституцию
ПОЛИтЭКС- 2006. Том 2. № 2 не как средство социального контроля и управления, но как способ легитимации собственной власти по образцам развитых демократий. Такой политико-правовой «мутант» нацелен на стабилизацию общества в интересах политического режима, и именно из него следует выводить декларативность всей институционально-нормативной системы общества при сохранении авторитаризма и бюрократизма, прорастание тенденций монополизации власти и свертывания начатых реформ. Политическая система принятия решений, основанная на принудительном и централизованном распределении ресурсов любого рода в интересах узкой группы обладателей власти и аппарата принуждения — чиновников, принципиально несовместима с целями гражданского общества. Реально гражданское общество в России подмято как федеральными, так и региональными политическими элитами, точнее, учитывая их состав, — чиновничьей бюрократией.
Под современным гражданским обществом мы подразумеваем систему добровольных самоуправляющихся объединений людей, обладающих основными, признаваемыми в качестве естественных и неотъемлемых, правами и свободами. В соответствии с так понимаемой природой гражданского общества должны организовываться взаимоотношения между народами в государстве со сложным полиэтническим составом. Стабильность гражданского общества и его поступательное движение в значительной степени зависят от возможностей для самореализации и удовлетворения своих интересов различными социальными группами и общностями, в том числе и этническими. Опора на ценности гражданского общества с необходимостью влечет превращение государства в инструмент общественного согласия и компромисса, создания определенного баланса индивидуальных и групповых интересов, в средство достижения социального партнерства и гражданского мира. Именно на этом пути воплощается в жизнь единство сильного государства и правовой гарантированности статуса личности как свободного и автономного индивида.
Суть этого подхода исчерпывающе изложил Питирим Сорокин, считавший необходимым создание условий, «при которых различным народностям, входящим в состав одного государства, жилось бы свободно и хорошо. От этого порядка выиграли бы и государство в целом, и отдельные национальности. Раз в данном государстве каждой народности предоставлено полное самоуправление, раз каждая национальность ни в чем не ограничена, то в единстве и процветании такого государства будут заинтересованы все его народности. Прочность и благосостояние его будут им дороги. В таких условиях каждая национальность не только не будет желать отделенности от него, но, напротив, будет стремиться теснее сплотиться с другими народностями под крышей этого государства» (Сорокин, 1997, с. 95).
В самом общем виде решение проблем федерализма сопряжено с укреплением института частной собственности и рыночных механизмов гражданского общества, независимостью средств массовой информации, идеологическим и политическим плюрализмом, словом, движением по пути свободы. Движение к этой цели по необходимости не может не быть длительным, поэтапным, определяемым политической повесткой дня, закреплением достигнутого уровня межэтнического согласия и толерантности граждан,
ПОЛ^ТЭКС- 2006. Том 2. № 2
культурного плюрализма и освоения общечеловеческих ценностей. Объективно собственной природе федерализма присуще противоречие между центростремительными и центробежными тенденциями, подобное объективности противоречий между трудом и капиталом, управляющими и управляемыми. Все они присущи системе общественных отношений, создаваемых человеческой деятельностью, следовательно, и понимать их содержание, и разрешать их противоречия необходимо с учетом интересов, чувств и ценностей, определяющих эту деятельность. В этом плане жизнь федеративного государства представляет процесс постоянного согласования несовпадающих интересов различных социальных групп, в том числе этнических и территориальных.
Во многих источниках, обращающихся к истокам противоречий российского федерализма, его шаткому, неустойчивому состоянию, все зачастую сводится к пресловутому «параду суверенитетов», злой воле этнических элит, преследующих свои властные амбиции. Между тем сепаратизм в России — и этнический, и региональный — закономерность модернизационных циклов, вызываемая распадом государства, ростом дезорганизации и конфликтом составных частей государства, особенно когда оно громадно по размеру и количеству народов, составляющих его население.
Начиная с 70-х годов прошлого века этнологи фиксируют так называемый «этнический взрыв». Явившись закономерным ответом процессам глобализации и интернационализации общественных отношений на планете, он характеризует стремление этносов и этнических групп к обретению большей политической самостоятельности, в пределе — собственной государственности, как минимум — устранение этнической дискриминации. Угроза потери культурной самобытности в результате ассимиляции или вымирания вызывает реакцию своеобразного коллективного этнического инстинкта самосохранения. В частности, по одной из оценок, стремление Абхазии сохранить государственную независимость объясняется именно угрозой ассимиляции абхазского этноса. Отмена в 1989 г. автономии албанцев в Косово привела к радикализации их борьбы за более высокий политико-правовой статус. Беглый взгляд на политическую карту мира дает массу свидетельств против упрощенных представлений о природе, причинах и движущих силах этнических конфликтов.
Либерализация политического режима, начавшаяся вместе с перестройкой, обнаружила изрядное разномыслие в обществе прежнего «морально-политического единства», спектр самых разнообразных мировоззренческо-идеологических ориентаций. Стоит ли удивляться вспышкам чувств и эмоций, окрашенных этнически, по поводу ущемленного достоинства, дискриминации? Идеи демократии, равенства, естественных прав и свобод, сопряженные с правом народов на самоопределение, в контексте прежнего «ранжирования» народов в иерархии форм политической самостоятельности закономерно вызвали подъем этнического самосознания «второсортных» и «третьесортных» народов.
Созданные в советское время формы политической и культурной автономии для многих народов бывшей Российской империи оказали, особенно в первые десятилетия, ускоряющее воздействие на их социально-экономическое, политическое и культурное
ПОЛ^ТЭКС- 2006. Том 2. № 2
развитие. Этносы-народности перерастали в этнонации. Они укрепляли свое самосознание вопреки ограничениям «сверху» и потенциал противодействия против наднациональной диктатуры партийно-государственной бюрократии. Другое дело, что «карту национального государства» в условиях перестройки и кризиса союзного государства с успехом разыгрывали номенклатурные элиты республик и автономий, в том числе «активируя» претензии, действительные или мнимые, и к союзной бюрократии, и к другим народам. В борьбе посулов «суверенитета» Б. Ельцин одержал победу над М. Горбачевым, олицетворяя демократическое движение и ценности свободы, равноправия и справедливости. Принцип права народов на самоопределение активно использовался в борьбе за политическую власть с союзным «имперским» руководством, у нынешней политической «элиты» он явно не популярен. В этом плане цена демократизма и патриотизма нынешних федеральных и региональных политических лидеров примерно та же, что их недавняя преданность идеалам развитого социализма и интернационализма.
Но проблемы межэтнических отношений, в том числе русского этноса с другими народами — на бытовом, повседневном уровне, все равно остаются, в связи с появлением русских националистов даже обостряются, особенно в условиях затяжного кризиса либерально-демократической оппозиции и роста социального неравенства в обществе.
Негативное влияние прошлого может быть понято в рамках концепции «внутреннего колониализма», объясняющей межэтнические процессы в развивающихся странах, к которым многими чертами сегодня относится и Россия. Речь идет о ситуации, при которой прежнее расширение Российской империи, освоение новых территорий благодаря численному, военному и техническому превосходству русского этноса сопровождалось навязыванием его культурных ценностей, норм и моделей поведения аборигенному населению. Привилегированное положение русских закреплялось не только военной силой, но и системой стереотипов (расовых, языковых, религиозных и т. п.), оправдывающих это превосходство. Колонизация вообще происходит в различных формах — от почти полного истребления местного населения до ненасильственного присоединения по просьбе государства, спасающегося от угрозы жестокого порабощения. Помнить подобные вещи нужно хотя бы из-за спекуляций по поводу исключительно гуманного отношения в Российской империи к «добровольно» присоединяющимся народам, прямо или косвенно противопоставляемого иным — варварским вариантам геноцида. Далее возникает тема конфликта этноцентристских стереотипов, которая требует самостоятельного осмысления. Заметим, правда, что когда она выплескивается в СМИ и становится «разменной монетой» в политической полемике, то, как правило, обостряет межэтнические отношения.
Онтологическая заданность Мира человеку через принадлежность к определенному этносу делает сферу межэтнических отношений предельно хрупкой. Историческая память о прошлых войнах, победах и поражениях, враждебные этнические стереотипы, культурно-психологическая отчужденность и т. п., впитываемые с детства с усвоением родного языка, обычаев и традиций, создают почву для распространения этнических предрассудков, предубеждений, транслируемых от поколения к поколению. Приобретая
ПОЛИТЭКС- 2006. Том 2. № 2
самостоятельное существование на социально-психологическом уровне, они вызывают межэтническую напряженность. Типичен в этом смысле — для постимперских условий — психологический комплекс «общей травмы», выражающий достаточно болезненное привыкание русского большинства к своему новому, «сжавшемуся» после распада СССР, пространственному телу. Он вызвал потребность в психологической компенсации — самозащите от переживаний, связанных с внезапным изменением геополитического статуса страны, провоцирующих «великодержавное» отношение к другим народам России («Россия — для русских») (подробнее см.: Паин, 2002).
Между тем, как отмечает Л. М. Дробижева, «снижение чувства психологического неравенства по признаку этничности — значительный ресурс для адаптации людей к рыночной экономике и демократизации. Свобода самовыражения, социальный оптимизм — важный фактор не только психологического состояния, но и социальной деятельности» (Дробижева, 2005, с. 23-24). Интеграция гражданского общества может усиливаться (или, напротив, ослабляться) за счет самочувствия людей разной этничности, живущих в государстве. (В этом контексте трудно объясним рационально запрет перехода в Татарстане алфавита на латинскую графику; за ним просматривается скорее стремление «командным голосом» построить всех в одну шеренгу, унифицировать по единому образцу.) Когда сегодня призывают «очистить» российский федерализм от национальной основы или планируют избавиться от нее к определенному сроку, то тем самым предполагают, что по приказу те или иные народы будут готовы отказаться от своей бытийственности.
Такого рода «технократические» решения, даже оснащенные логико-математической аргументацией, совершенно не учитывают одного из первоначал человеческой жизни, его вне- и надрациональной природы. Этнологи определяют этнос как «суперсоциальную» общность, имея в виду восприятие человеком и самой общностью своего языка, обычаев и традиций, в целом культуры как безусловных «данных» самой природой, тем самым — как нечто сакральное. Именно поэтому стремление этносов к свободе, которая достижима в своей максимальной полноте в рамках собственного государства, несводима к соображениям выгоды или расчета, амбициям лидеров.
По этим причинам «концептуальная модель» нового российского федерализма, при всей ее фундаментальности, обоснованности применением математических методов оптимизации, плохо согласуется с неподдающейся формализации иррациональностью, присущей любому этническому бытию (см.: Добрынин, 2005).
При этом совершенно справедливо требование к политическим элитам республик по исключению явлений клановости и дискриминации по этническому признаку, пресечению попыток разжигания национальной розни, в том числе представителями интеллигенции, паразитирующими на создании антироссийского исторического мифотворчества. «Авторы некоторых публикаций, — пишет на страницах “Известий” Фаиль Ибятов, — нередко создают мифологические фантомы воистину колоссальной мощи, но совершенно оторванные и от реальной жизни, и от реальных проблем жизнеобеспечения татар». Пора признать, продолжает публицист, что за годы «суверенизации» «в политиче-
ПОЛИТЭКС- 2006. Том 2. № 2
ской элите Татарстана, в том числе в интеллектуальных кругах, укоренились своего рода реваншистсткие настроения, тесно связанные с нарочитым муссированием давно канувших в Лету фактов дискриминации татарского народа» (Ибятов, 2005). Случайно или нет, но вывод о том, что колоссальные пространства Евразии татары удерживают рука об руку с русским народом, совпал с тезисом Президента России В. Путина в речи, посвященной тысячелетию Казани: «Без Казани не было бы России!» Идея очень точная политически и верная по существу.
Исходя из приоритета ценностей гражданского общества, мы считаем, что «все народы, населяющие страну, признаются государственнообразующими, и ни одна этническая группа не может и не должна обладать преимущественным правом на контроль над территорией, институтами власти и природными ресурсами. Равенство прав и обязанностей обусловливает необходимость принятия скоординированных решений с учетом интересов различных национальных групп и при соблюдении демократических прав и свобод человека на всей территории страны» (Пляйс, 2002, с. 26). Отвечает духу и принципам гражданского общества развитие национально-культурных автономий, способных сочетаться и дополнять национально-территориальные автономии, выступая гибкой формой самоопределения народов, хотя и при этом следует помнить про возможность этнократического захвата национально-культурной автономии в целях, противоречащих ее исходным принципам.
Литература
Габоев А. Б. Защита прав и свобод человека — важнейший составной элемент при осуществлении государственной национальной политики // Государство и право. 2005. № 1.
Добрынин Н. М. Новый федерализм: Модель будущего государственного устройства Российской Федерации. Новосибирск, 2003.
Добрынин Н. М. Построение концептуальной модели нового российского федерализма и комплексный, системный подход в оптимизации федеральных отношений // Государство и право. 2005. № 2.
Дробижева Л. М. Завоевания демократии и этнонациональные проблемы России (что может и чего не может дать демократизация) // Общественные науки и современность. 2005. № 2.
Ибятов Ф. В поисках татарских корней // Известия. 2005. 30 авг.
Паин Э. Социально-культурные факторы и механизмы динамики ксенофобии и экстремизма // Казанский федералист. 2002. № 3(11).
Пляйс Я. На перекрестках модернизации российского федерализма // Власть. 2002. № 11.
Сорокин П. Автономия национальностей и единство государства // Государство и право. 1997. № 10.