CC BY
49
Н. Е. Удалова
Российская академия народного хозяйства и государственной службы
ЭТИКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ДМИТРИЯ ВЕНЕВИТИНОВА
В статье рассматриваются этически воззрения Дмитрия Веневитинова, которые базируются на его антропологических представлениях. В большей степени они проявляются в его понимании человека как неприродного существа, в идеях о самопознании человека, в оригинальной трактовке памяти и бессмертия, в идеях о назначении человека.
Ключевые слова: русская философия, русская литература, Дмитрий Веневитинов, этика, антропология, искусство, человек.
N. E. Udalova
Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration
(Voronezh, Russia)
ETHICAL AND ANTHROPOLOGICAL VIEWS OF DMITRTY VENEVITINOV
The article deals with ethical views of Dmitry Venevitinov, which are based on his anthropological thoughts. For the most part they appear in his understanding of man as a non-natural substance, in the ideas about self-knowledge of man, in their original interpretation of memory and immortality, in the ideas of human purpose.
Keywords: Russian philosophy, Russian literature, Dmitry Venevitinov, ethics, anthropology, art, people.
В качестве основополагающих типологических особенностей русской философии, как правило, называют «этикоцентризм» и «антропоцентризм». Во многом это тождественные и синонимические понятия, поскольку в центре -человек. Этика в большей степени исследует нравственный мир человека, в то время как антропология стремится уловить сущностные (в том числе и нравственные) черты человека в его отличии от всех прочих видов сущего. Но в любом случае человек и его человеческие особенности в фокусе философских векторов.
Классическое выражение смысла этой идеи применительно к русской философии мы находим у В. В. Зеньковского, который в «Истории русской философии» раскрыл «антропоцентризм русских философских исканий», поскольку русская философия, с его точки зрения, «больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории. Прежде всего, это сказывается в том, насколько всюду доминирует (даже в отвлеченных проблемах) моральная установка: здесь лежит один из самых действенных и творческих истоков русского философствования» [1, с. 16].
Антропологическая тематика в русской философии как особый предмет философского дискурса отождествляется с появлением самостоятельного философского мышления, связанного, прежде всего, с русским шеллингианством. Как отмечает У. Д. Розенфельд: «...можно утверждать, что «антропологический поворот» в русском философствовании совершился в 20-
30-х гг. XIX в., когда так называемые «русские шеллингианцы» на основе творческого развития идей молодого Шеллинга начали разрабатывать собственные философские концепции» [2, с. 347].
При этом исследователь называет только три фигуры, связанные с «антропологически поворотом» в русском философствовании. Это А. И. Галич, А. В. Никитенко и А. А. Фишер. Признавая бесспорные заслуги данных авторов, мы считаем, что в этом ряду недостает фигуры Д. В. Веневитинова.
Исследование этико-антропологической традиции русской философии важно еще и потому, что «российское общество переживает сейчас антропологический кризис» [3, с. 4]. Это вполне справедливые слова, требующие серьезного внимания к традициям русской философской культуры, для которой эти вопросы имели первостепенное значение.
Обращение к Дмитрию Веневитинову в этом контексте представляет значительный интерес, поскольку, как отмечал И. В. Киреевский: «Веневитинов создан был действовать сильно на просвещение своего отечества, быть украшением его поэзии и, может быть, создателем его философии» [4; с. 69]. Нам представляется, что если Веневитинов и не был в полном смысле этого слова, как говорит Киреевский, «создателем русской философии», то он, во всяком случае, высказал ряд принципиальных идей, которые повлияли на дальнейшее развитие русской философии.
Этико-антропологические воззрения Дмитрия Веневитинова, прежде всего, проявляются в его отношении к природе, к осмыслению природы в системе философского знания. Он высказывал мысли о действенном влиянии философии на природу. Хотя природу он понимал далеко не натуралистически, но как «совокупность всех предметов». При этом роль философии видел в объяснении «согласия природы и ума», что есть суть знания [5, с. 225].
Более сильные идеи о «борьбе с природой», о противостоянии ей, что и составляет цель искусства и философии, Веневитинов высказывает в статье «О состоянии просвещения в России». Он пишет: «Художник одушевляет холст и мрамор для того только, чтобы осуществить свое чувство, чтоб убедиться в его силе; поэт искусственным образом переносит себя в борьбу с природою, с судьбою, чтоб в сем противоречии испытать дух свой и гордо провозгласить торжество ума. История убеждает нас, что сия цель человека есть цель всего человечества; а любомудрие ясно открывает в ней закон природы» [5, с. 226-227].
Подобные мысли Дмитрий Веневитинов высказывает и в статье «Утро, полдень, вечер и ночь», в которой он подчеркивает идею о «высоком предназначении человека». Здесь он раскрывает инаковостъ человека природе, показывая человеческую миссию, проявляющуюся, прежде всего, в искусстве и философии. Ведь «человек отделяется от природы и везде ищет самого себя», и что он, в конечном итоге, «ищет противоборника в природе» [5, с. 139]. Здесь выражена глубокая рефлексия относительно того, что природа нуждается в каком-то деятельном отношении со стороны человека, что она не для того, чтобы человек уподобился ей, поразившись ее гармонии и тому, как в ней «все явления, все причины и действия сливаются в одно целое, в один закон неизменный» [8, с. 138].
Д. Веневитинов выделяет мысль о преображении, в ней совершенно определенно явлено отношение к природе, требующего не только созерцательного, но и деятельного отношения со стороны человека. Эта идея явно антропологического свойства, поскольку предполагает сознательного действующего субъекта, дошедшего в своем развитии до идеи инаковости природы и необходимости ей противостоять.
В этом смысле «поиск самого себя» есть главный антропологический принцип, выраженный Веневитиновым с особой силой и ясностью. «Познание самого себя» является главной идеей диалога «Анаксагор», она связана с поисками счастья. Устами Платона автор говорит: «Что значит желание опытности? где причина всех его покушений, всех его действий, как не в идее счастия, как не в надежде достигнуть той степени, на которой человек познает самого себя?» [5, с. 209]. Этот принцип он применяет к самому себе, вернее, руководствуется им в познании эстетических явлений. И. В. Киреевский очень четко подметил данную особенность в следующих словах о Веневитинове: «.. .в познании самого себя находил он разрешение всех тайн искусства и в собственной душе прочел начертание высших законов и созерцал красоту создания. Оттого природа была ему доступною для ума и для сердца» [5, с. 69].
Таков персональный антропологический принцип Дмитрия Веневитинова. Принцип, во многом уникальный, соответствующий определенному философскому образу, которому следовал автор.
В этой же статье «Утро, полдень, вечер и ночь» высказаны важнейшие идеи этического характера о памяти. Приведем интересующий нас отрывок полностью: «Что нам настоящее? Оно ежеминутно пред нами исчезает, разрушая все надежды, на нем основанные. Между тем мысль о разрушении, об уничтожении так противоречит всем нашим чувствам, так убийственна для врожденной в нас любви к существованию, к устройству, что мы хоть памятью стараемся оживлять былое, вызываем из гроба тех героев человечества, в коих более отразилось чувство жизни и силы, и, с горестью собирая прах их, рассеянный крылами времени, образуем новый мир и обещаем ему бессмертие. С этим миром бессмертия, с этим лучшим из наших упований сливаем мы все понятия о будущем. Этой мысли посвящаем всю жизнь, в ней видим свою цель и награду. Что может быть утешительнее для поэта, который к ней направляет беспредельный полет свой? Что назидательнее для мыслителя, который в ней открывает желание бесконечного, всеобщей гармонии?» [5, с. 138].
В этом фрагменте глубоких философских идей этического характера. Во-первых, о разрушительном действии настоящего; во-вторых, о памяти как противодействии губительному действию настоящего; в-третьих, о бессмертии как главной цели и награде жизни. Тем самым образуется следующая логическая цепочка: настоящее - память - бессмертие. Но центральная идея - это, конечно, идея памяти, которая в дальнейшем будет с особой силой развита в философии общего дела Н. Ф. Федорова. Приведем один показательный фрагмент. «Наша история, - пишет Н. Ф. Федоров, - вместе и гражданская, и священная; как история борьбы, она гражданская; как история проповеди «не убий, не воюй, не борись», она не станет еще священною, не будет
христианскою, а останется древнею, человек не перестанет убивать, воевать, вести борьбу и будет, напротив, совершенствоваться в изобретении смертоносных орудий (изобретением пороха начинается новая история) для защиты скопляемых все более и более, благодаря прогрессу, богатств; история не станет священною, пока память, которая есть любовь, заменив излишнее необходимым, мануфактурное - кустарным, не заменит и смертоносное оружие орудием живоносным, соединяющим всех в одном деле» [6, с. 147-148].
Итак, для Федорова «память есть любовь», это нравственная основа, которая делает человеческое существование осмысленным и достойным. Это то, что противостоит разрушительному духу времени, о котором говорит и Веневитинов. В этом смысле можно сказать, что Веневитинов был предтечей одного из главных смысловых оснований «философии общего дела».
Однако, кульминация этико-антропологических воззрений Дмитрия Веневитинова, с нашей точки зрения, достигнута в его сочинении «Что написано пером, того не вырубишь топором». В нем, в частности, говорится следующее: «Каждый человек есть необходимое звено в цепи человечества - судьба бросила его на свет с тем, чтобы он, подвигаясь сам вперед, также содействовал ходу всего человеческого рода и был полезным органом сего всемирного тела. Человек рожден не для самого себя, а для человечества, цель его - польза человечества. Круг его действий - собственно или порожденные отношения, отношения семейственные, отношения к известному кругу общества, к сословию, отношения к народу, к государству, к целой системе многих государств и, наконец, несбыточное по сие время явление, существовавшее только в отвлеченности, чистый космополитизм. <...> Из этого можно заключить обязанность каждого человека по мере сил своих и своих способностей содействовать благу общему в том круге, который ему предназначен судьбою, - обязанность каждого мыслящего гражданина определенно действовать для пользы народа, которому он принадлежит. К несчастью, эгоизм слишком часто заглушает в человеке это чувство общности, и человек, расширяя круг своей деятельности по необоримому природному влечению, радуется тому влиянию, которое он приобретал и в упоении своем терял из виду или забывал закон своих действий и те условия, в силу коих он пользуется высокими правами человечества» [7, с. 609-610].
Это можно сказать, апофеоз этической мысли Д. В. Веневитинова. «Человек рожден не для себя, а для всего человечества» - таково этическое кредо Веневитинова, встроенное в нравственную топику русской философии. Здесь же употребляются такие этические категории как «польза человечества», «благо общее», «польза народа», «эгоизм», «чувство общности», «высокие права человечества». Важно то, что Дмитрий Веневитинов говорит об эгоизме как искажении «чувства общности» и об «общем благе» как антитезе эгоизма. Все эти понятия будут в центре этикоцентричной русской философии, для которой стремление к общему благу всегда было в центре нравственных исканий. Как отмечают исследователи: «Веневитинов рассуждал об «общем благе», без чего немыслима нравственная свобода человека» [8, с. 48].
Это несколько ослабляет широкораспространенный взгляд на Дмитрия Веневитинова как на выразителя, прежде всего, эстетических идей. В том числе и мысль В. В. Зеньковского о «примате эстетического начала», идущего от Шеллинга, который «был особенно по душе молодым русским философам» [1, с. 147]. В этом контексте более обоснованной выглядит мысль В. Ф. Пустарнакова: «В характерной либо «социоцентризмом», либо «этикоцентризмом», либо «антропоцентризмом» (или их комбинациями) неакадемической философии к Шеллингу подходили в конечном счете и главным образом аксиологически, взвешивали его на «весах» общественных и нравственных идеалов» [9, с. 7].
Таким образом, этико-антропологические воззрения Дмитрия Веневитинова играют в его философии центральную роль. Не умаляя значимость эстетических построений, необходимо видеть важность этических идей. Они проявляются в его рефлексии над неприродной сущностью человека, в идеях о самопознании человека, в глубокой трактовки памяти в ее связанности с бессмертием, и в идеях о неэгоистическом предназначении человека как служителя всего человечества. В этом смысле можно говорить об этико-эстетическом синтезе Д. В. Веневитинова как признаке всякой зрелой философии.
Литература
1. Зеньковский В. В. История русской философии. В 2 т. Л.: Эго, 1991. Т. 1, ч. 1. 222 с.
2. Розенфельд У. Д. Антропологическая философия в России: проблемы начального этапа традиции // Апология русской философии: сб. ст. к 70-летию проф. Б. В. Емельянова. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2005. С. 340-364.
3. Макаров Д. В. Идея преображения в русской духовной культуре. М.: ГАСК ; Ульяновск: УлГТУ, 2008. 279 с.
4. Киреевский И. В. Критика и эстетика. М.: Искусство, 1998. 439 с.
5. Веневитинов Д. С глаголом неба на земле. Воронеж: Центр духов. возрожд. Чернозем. края, 2003. 351 с.
6. Федоров Н. Ф. Собр. соч. В 4 т. М.: Прогресс, 1995. Т. 1. 518 с.
7. Веневитинов Д. В. Что написано пером, того не вырубишь топором // Русские эстетические трактаты первой трети XIX в. В 2 т. М.: Искусство, 1974. Т. 2. С. 193-195.
8. Ильин В. В., Солнцев Н. В., Чалов Н. М. Русская философия в лицах. М.: Юность, 1997. 192 с.
9. Философия Шеллинга в России XIX века / под ред. В. Ф. Пустарнакова. СПб.: РХГИ, 1998. 381 с.
Bibliography
1. Zenkovsky V. V. Istoriya russkoy filosofii [History of Russian philosophy]. In 2 vols. Leningrad: Ego, 1991. Vol. 1, p. 1. 222 p.
2. Rozenfel'd U. D. Antropologicheskaya filosofiya v Rossii: problemy nachal'nogo etapa traditsii [Anthropological philosophy in Russia: problems of the initial stage of the tradition of Russian philosophy // Apologia of Russian philosophy: collection of articles dedicated to the 70th anniversary of prof. B.V. Yemelyanov. Ekaterinburg: Publishing House of Ural Univ., 2005 P. 340-364.
3. Makarov D. V. Ideya preobrazheniya v russkoy dukhovnoy kul'ture [The idea of Transfiguration in Russian spiritual culture]. Moscow: GASK; Ulyanovsk: UlSTU, 2008. 279 p.
4. Kireyevsky I. V. Kritika i estetika [Criticism and aesthetics]. Moscow: Iskusstvo, 1998. 439 p.
5. Venevitinov D. S glagolom neba na zemle [With a word of heaven on Earth]. Voronezh: Tsentr dukhov. vozrozhd. Chernozem. kraya, 2003. 351 p.
6. Fedorov N. F. Coll. Op. In 4 vols. Moscow: Progress, 1995. Vol. 1. 518 p.
7. Venevitinov D.V. Chto napisano perom, togo ne vyrubish' toporom [What is written with a pen that will not be cut down with an ax] // Russkiye esteticheskiye traktaty pervoy treti XIX v. [Russian aesthetic treatises of the first third of the XIX century]. In 2 vols. Moscow: Iskusstvo, 1974. Vol. 2. P. 193-195.
8. Il'in V. V., Solntsev N.V., Chalov N.M. Russkaya filosofiya v litsakh [Russian philosophy in person]. Moscow: Yunost', 1997. 192 p.
9. Filosofiya Shellinga v Rossii XIX veka [Schelling's philosophy in Russia of the XIX century] / ed. by V. F. Pustarnakov. Saint-Petersburg: RKhGI, 1998. 381 p.
Статья поступила в редакцию - 07.08.2016 г.
Статья допущена к публикации - 30.01.2017 г.
