CC BY
123
УДК 316.1
ЯКИМОВА Е.В.* ЭТИКА НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ: СПЕЦИФИКА ЭТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ В СОЦИАЛЬНЫХ НАУКАХ. (Обзор). DOI: 10.31249/rsoc/2022.02.04
Аннотация. В обзоре рассматриваются актуальные вопросы этики научных исследований с участием человека, в том числе -деятельность комитетов по этике в европейских странах, а также полемика, касающаяся целесообразности этической экспертизы качественных социально-исследовательских проектов.
Ключевые слова: этическая экспертиза; комитеты по этике; философия образования; исследовательский университет; академическая свобода; социология медицины; качественные социальные исследования; этика образовательных исследований; этика заботы; социальные элиты.
YAKIMOVA E.V. Ethics of scientific research: peculiarity of ethical expertise in the social sciences. (Literature review).
Abstract. The review explores topical issues of ethics in scientific research with human participation, including the activities of ethics committees in European countries, as well as debates regarding the appropriateness of ethical expertise of qualitative research projects in the social sciences.
Keywords: ethical expertise; ethics committees; philosophy of education; research university; academic freedom; medical sociology; qualitative research in the social sciences; ethics of educational research; ethics of care; social elites.
*
Якимова Екатерина Витальевна - кандидат философских наук, ведущий научный сотрудник отдела социологии и социальной психологии Института научной информации по общественным наукам РАН. E-mail: e.yakimova2011@yandex.ru
Для цитирования: Якимова Е.В. Этика научных исследований: специфика этической экспертизы в социальных науках. (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 11: Социология. - 2022. - № 2. - С. 41-62. Б01: 10.31249/геое/2022.02.04
Обзор знакомит с современной проблематикой этики социальных исследований в Европе, а также с историей становления европейских комитетов по этике и формирования базовых этических кодексов, принципами которых сегодня руководствуются университетские и прочие инстанции, осуществляющие предварительную проверку этической безопасности социальных проектов с участием людей. Статьи, вошедшие в обзор, дают представление о дискуссиях двух последних десятилетий, которые касаются целесообразности этической экспертизы качественных социальных проектов (с учетом их методологической специфики и способов осуществления) на стадии подачи заявки соискателем, а также -реализации полученных результатов в социальной политике. В ряде статей затрагиваются вопросы эпистемологии этической экспертизы научных проектов социальной направленности и возможной теоретической трансформации деонтологических и утилитаристских этических моделей, которыми сегодня руководствуются комитеты по этике в сфере социального знания.
В статье специалиста в области философии образования П. Згаги (Люблянский университет, Словения) обсуждается трансформация этики научных исследований как экспертной деятельности на протяжении первых десятилетий XXI в. [Zgaga, 2020]. Основное внимание уделяется дилемме легитимности / легальности этической оценки научных проектов и сохранению баланса между признанием необходимости этической экспертизы со стороны академического сообщества и широкой публики, с одной стороны, и осуществлением такой экспертизы в соответствии с формальными требованиями и бюрократической процедурой - с другой. В соответствии с научными интересами автора, фокусом статьи является ситуация в европейском образовании, включая социокультурные и историко-философские предпосылки новейших трендов в интерпретации назначения и целей этической «атрибуции» научных исследований.
Несмотря на то что история профессиональной этики восходит ко временам Гиппократа, именно наше время (середина прошлого - начало нынешнего столетий) отмечено серьезной озабоченностью общества этическими аспектами и последствиями научных исследований, подчеркивает Згага. Эта озабоченность подкрепляется ажиотажным вниманием СМИ и желтой прессы к научным и околонаучным скандалам, затрагивающим тему безопасности людей и живой природы как объектов биомедицинских, образовательных и прочих экспериментальных исследований, что полностью лишило академическую профессию былой сакрально-сти и «флера невинности» [Zgaga, 2020, р. 44].
На этом фоне вполне закономерен интерес к этическим составляющим профессиональных научных разработок со стороны созданной в 1991 г. Европейской ассоциации образовательных исследований (ЕЕЯА). В 2016 г. ЕЕЯЛ инициировала масштабное эмпирическое изучение деятельности комитетов по этике в ряде европейских стран. В ходе реализации проекта с использованием методов опроса и интервью был собран внушительный массив данных, которые позволили судить не только о специфике работы таких комитетов в конкретных странах, но и об отношении самих ученых к процедуре этической экспертизы. П. Згага участвовал в проекте ЕЕЯА в качестве приглашенного эксперта, что позволило ему использовать полученные сведения как отправную точку размышлений о тенденциях развития этики научных исследований в Европе и их возможной корректировки.
Оценивая отношение участников опросов ЕЕЯА к деятельности комитетов по этике, автор констатирует, что большинство из них имели достаточный опыт этической атрибуции проектов в качестве экспертов и / или соискателей и характеризовали эту процедуру в целом как необходимую. Однако не более 10% респондентов были согласны с тем, что этическая оценка научных проектов протекает гладко и быстро; большинство указывали на препоны и барьеры, которые затягивают процесс принятия решений и тормозят реализацию проектов. С учетом этого Згага делает вывод об «амбивалентном» отношении академического сообщества к процедуре этической экспертизы исследовательской деятельности: признавая ее целесообразность, ученые демонстрируют
недовольство нюансами процедуры, которая снижает эффективность научных исследований [Zgaga, 2020, p. 45].
На основании ответов респондентов автор выделяет три группы проблем, касающихся работы этических комитетов: а) засилье «сектантского», узко профессионального рассмотрения проектов в ущерб более комплексному, междисциплинарному подходу; б) недооценка значения «академического мультикультурализма» в вопросах методологии и эпистемологии; в) увлечение формальными, техническими и нормативно-бюрократическими составляющими этического кодекса, ограничивающими академическую свободу и институциональную автономию исследователей [ibid., p. 46-47].
Последнее критическое замечание участников опроса, проведенного EERA, имеет непосредственное отношение к специфике академической деятельности как современной профессии, продолжает Згага. Профессия ученого-исследователя - это относительно молодая сфера занятий, становление которой в современном ее понимании связано с превращением средневекового классического университета в исследовательский. Обращаясь к работе И. Канта «Спор факультетов», автор напоминает, что вплоть до XIX столетия в рамках классического университета существовали три высших факультета (богословский, юридический и медицинский), которые готовили специалистов (людей определенных профессий, чьи знания были полезны государству и обществу), и низший, философский факультет. Привилегией последнего было право судить о том, какие именно знания и каким образом преподаются в университете. Таким образом, бесполезный в практическом смысле слова низший факультет, где подвизались «ученые люди», пользовался академической свободой и институциональной автономией. С наступлением XX столетия вопрос об академической свободе профессиональных ученых стал едва ли не самым актуальным в повестке дня западного научного сообщества. Подтверждением этого могут служить документы, принятые в разные годы в США и в Европе, которые, по мнению П. Згаги, очерчивают контуры современной парадигмы профессиональной научной деятельности, акцентируя принципы академической свободы и независимости исследований [The 1940 statement ..., 1940; The Belmont report, 1979; Code of ethics ..., 2021]. Начиная с 1960-х годов, эта пара-
дигма включает в себя кодексы профессиональной этики научных исследований, которые с того времени постоянно дополняются и совершенствуются.
Характеризуя тренды этики научных исследований в XXI столетии, Згага акцентирует ужесточение моральных требований к проектам с участием людей, связывая эту тенденцию с атмосферой моральной паники, которая характерна для современного западного общества риска, а также - с инструментализацией и коммерциализацией знания и научных исследований [Zgaga, 2020, p. 49-50]. В новой социокультурной ситуации, где знание является товаром, а не гарантией всеобщего благоденствия, вопрос об академической свободе становится едва ли не провокационным, тогда как институциональная независимость науки все чаще трактуется в качестве корпоративной автономии ученых-исследователей, удовлетворяющих нужды государства и частного капитала. Первой вехой, ознаменовавшей пересмотр принципа академической свободы, автор считает Нюрнбергский кодекс 1947 г. - как результат разоблачения чудовищных медицинских опытов нацистов. Именно этот кодекс причислил биомедицинские научные исследования к разряду опасных видов профессиональной деятельности; там же были сформулированы требования обязательных (юридических и моральных) гарантий безопасности людей как объектов экспериментов и добровольного (позднее - информированного) согласия участников. Таким образом, подчеркивает Згага, критическая рефлексия по поводу академической свободы и ее нравственных основ была инициирована не изнутри западного научного сообщества, а извне - как результат моральной паники в послевоенной Европе.
Аналогичным проявлением моральной паники по другую сторону Атлантики автор считает знаменитый Отчет Бельмонта, подготовленный Национальной комиссией по защите людей в рамках биомедицинских и поведенческих исследований в США [The Belmont report, 1979]1. В этом документе были сформулиро-
1 Отчет Бельмонта (The Belmont Report) - документ Министерства здравоохранения, образования и социальной защиты США (опубликован 30 сентября 1979 г.), где сформулированы этические и руководящие принципы защиты человека как объекта научных исследований. Этот документ поставил точку в громком скандале, который разразился в американской прессе после того, как стали
ваны три базовых принципа научных исследований с участием людей (которые впоследствии регулярно дополнялись и конкретизировались) и обозначены сферы их применения: уважение к людям, милосердие, справедливость, что подразумевает информированное согласие участника, просчет и минимизацию потенциальных рисков, равные права добровольцев с точки зрения конечных выгод исследования. Начиная с 2000-х годов тренд к ужесточению моральных требований в сфере научных исследований постоянно набирает силу; расширяются его география и дисциплинарный охват (медицина и биомедицинские исследования; науки о жизни; поведенческие науки; социальные и гуманитарные исследования), этические рекомендации принимают все более ригористическую форму, превращаясь в разновидность юридических предписаний, подчеркивает Згага.
В завершение своей статьи он анализирует философские (точнее - эпистемологические) аспекты современных этических кодексов, считая их не менее существенными причинами трансформации этики науки, чем социокультурные и институциональные ее предпосылки. С эпистемологической точки зрения этика научных исследований двух последних десятилетий переживает постепенный переход от позитивизма к герменевтике. Этот переход, по мнению тех, кто его поддерживает, свидетельствует о неэффективности и даже бесполезности общих базовых принципов этики научных исследований. На смену ограничениям и нормам, подобным тем, что перечислены в Отчете Бельмонта, приходят более гибкие варианты этических рекомендаций, например - феминистская теория заботы [Noddings, 1984]. Так, в области образовательных исследований эмпатия и забота, сменяющие объективистский, позитивистский подход ученого как стороннего
известны подробности лонгитюдного изучения сифилиса в г. Таскиги (штат Алабама, 1932-1972 гг.). К исследованию было привлечено 600 жителей-афроамери-канцев (400 - больных сифилисом). Пользуясь неграмотностью «добровольцев», организаторы эксперимента предлагали им заведомо недейственную медицинскую помощь и «достойное погребение», скрывая возможность быстрого излечения после появления пенициллина в 1947 г. Цель исследования заключалась в изучении течения сифилиса без лечения, а также специфики его протекания у людей с темной кожей. К 1972 г. 28 больных умерли, более 100 имели проблемы со здоровьем, 40 женщин-партнерш заболели, родились 19 инфицированных детей.
наблюдателя, означает смену приоритетов и фокуса: вместо интеллектуального любопытства исследователем движет стремление к спонтанной заботе обо всех участниках его проекта (учителя, ученики, родители и сам исследователь).
Згага не согласен с такой эпистемологической позицией, поскольку она граничит с философским и моральным релятивизмом. Однако он видит в ней рациональное зерно - перемещение дискуссии о научной этике в плоскость «осуществления этики научных исследований на деле» [Zgaga, 2020, p. 51]. Этот акцент отчетливо прозвучал в тех гипотезах, где постулируется новое прочтение эпистемологической объективности [Callahan, 1982; Small, 2001]. В частности, автору импонирует идея легитимности этических требований к научному исследованию не в форме априорного свода правил и предписаний, а в качестве систематических дискуссий в рамках образовательных учреждений с привлечением профессоров, исследователей-соискателей и широкой публики. Такая практика, по мнению Згаги, будет способствовать демократизации дискуссий об академической свободе и конкретизации границ ее применения. Альтернативой этическим запретам и ограничениям, особенно тем, которым руководствуются специальные комитеты, станет акцент на процедуре и стратегиях выработки конкретных решений, так что «моральное научение станет важнее морального обучения» [Zgaga, 2020, p. 52].
Эпистемологический «сдвиг» в сфере этики научных исследований, пишет в заключение П. Згага, поможет преодолеть нынешний дисбаланс легитимного и легального применительно к этическому регулированию исследований с участием людей. В настоящее время этические рекомендации по преимуществу являются институциональными и юридическими ограничениям, из сферы легитимного (общепризнанного) они окончательно переместились в сферу легального (закрепленного на уровне норм права). Несмотря на то что ученые-исследователи, как правило, не намерены причинить заведомое зло участникам своих проектов, действующие этические кодексы имеют в основном негативную ориентацию: они служат средством предотвращения вреда и обеспечения «этического благополучия людей в обществе риска». Таким образом, академическая свобода и защита людей - участников научных исследований взаимно исключают друг друга. Сло-
жившийся дисбаланс морали и права толкает ученых на путь конформизма, в ущерб приросту знания, тогда как этика науки призвана стимулировать ее прогресс [Zgaga, 2020, p. 53].
Принципиально иная интерпретация современной этики научных исследований и оценка деятельности этических комитетов содержатся в статье А. Хеджкоу [Hedgecoe, 2008]. Автор, специалист в области социологии науки и технологий (Университет Сассекса, Великобритания), анализирует обоснованность претензий социальных исследователей, чья работа связана с медициной и фармакологией, на эксклюзивность их качественных проектов, которые не должны подлежать обязательной этической экспертизе наравне с прочими проектами релевантной тематики (в частности -биомедицинскими). В середине 2000-х годов Хеджкоу возглавлял Европейскую комиссию, курировавшую финансирование и экспертную деятельность комитетов по этике научных исследований (далее - REC) в ряде стран Европы [Research ethics committees ..., 2006]. В данной статье автор использует этнографические данные, собранные им лично в качестве наблюдателя за работой четырех британских комитетов по этике (июнь 2005 - август 2006 г.).
Рассматривая предпосылки нынешних дебатов, направленных против этической экспертизы социально-исследовательских проектов и применения к ним методов упреждающей оценки, Хеджкоу уделяет много внимания становлению комитетов по этике в Великобритании. Первые REC появились в стране в конце 1960-х годов, их деятельность была связана с этической оценкой научных исследований в таких областях, как клинические испытания лекарственных средств, трансплантационная хирургия, медицинский протокол и т.п. Сегодня в Великобритании насчитывается около 150 REC в рамках Национальной системы здравоохранения (NHS), не считая аналогичных комитетов в британских университетах, подчиняющихся администрации учебных заведений. REC могут иметь локальный либо межрегиональный характер, быть связанными с конкретными медицинскими или фармакологическими организациями; их численность обычно составляет 1218 человек, из которых не менее двух не являются профессионалами (не имеют профильного медицинского образования); заседания комитетов по этике проходят не менее одного раза в месяц.
Протесты британских социологов, связанных по роду своей деятельности с медициной и фармакологией, против «этической цензуры» набирают силу с середины 1990-х годов; заметным социальным явлением эти протесты стали в XXI в. - в связи с принятием перечня нормативных этических требований в сфере научных исследований (Research ethics framework, REF), который был утвержден британским Советом по экономике и социальным исследованиям в 2005 г. и с тех пор регулярно обновляется [Framework for research ethics, 2015]. Суть социологической критики этих требований состоит в том, что REC осложняют отношения между социальными аналитиками и участниками качественных социальных проектов, регулируя и опосредуя эти отношения решениями комитетов по этике, которые в принципе нелояльны к качественным методам в науке [Hedgecoe, 2008, p. 874].
Характеризуя свою роль как объективного (но не включенного) наблюдателя за работой REC (их названия и местоположение изменены), Хеджкоу неоднократно подчеркивает свой статус «постоянного соглядатая», который ведет подробные записи происходящего на заседаниях, но не вмешивается в процесс работы. Статус автора был доведен до сведения всех членов четырех комитетов, тогда как для соискателей, подававших заявки на упреждающее согласие, он являлся рядовым членом REC. Общее число членов REC в этнографическом проекте Хеджкоу составило 33 человека, включая непрофессионалов (от двух до пяти человек в разных комитетах) и представителей администрации. Помимо протоколов автор вел в перерывах между заседаниями неформальные беседы с экспертами и соискателями, на базе которых он разработал вопросы для итоговых глубинных интервью. Информантами стали участники, которые имели большой опыт экспертной работы, являлись администраторами комитетов либо имели непосредственное отношение к профильному учреждению (госпиталь, больница). Примечательно, что качественный этнографический проект Хеджкоу также прошел процедуру предварительной этической экспертизы и получил одобрение соответствующего REC, равно как и тех комитетов, за работой которых он вел наблюдение.
Цель своей статьи автор видит в том, чтобы проследить фактические процессы этической оценки поданных заявок и принятия итогового решения в соответствии с REF (речь идет только о рабо-
те комитетов по этике в рамках NHS). Тем самым предполагалось выяснить, насколько справедливы протесты социологов против включения их проектов в программу REF и каковы перспективы деятельности британских комитетов по этике в целом. Главный аргумент противников этической цензуры состоит в том, что биомедицинская оценочно-экспертная модель и ее критерии не годятся для осмысления ценности социальных исследовательских проектов вследствие формального характера таких критериев. Более того, оппоненты REC из числа социологов полагают, что этические комитеты уже в момент своего возникновения в Великобритании были предубеждены против качественных исследовательских методов и до сих пор не считают социальную этнографию наукой.
Автор тем не менее убежден, что «дискуссии вокруг REC неверно интерпретируют их деятельность и искажают картину вмешательства комитетов по этике в структуру отношений между субъектами и объектами исследований» [Hedgecoe, 2008, p. 874875]. Требования социологов, отстаивающих эксклюзивность своей качественной работы, обусловлены в том числе методологической ошибкой, которую допускают оппоненты в оценке лояльности этической экспертизы, замечает автор. Как правило, критики сопоставляют напрямую информацию «на входе» (заявку соискателя) и «на выходе» (решение REC). Хеджкоу в свою очередь намерен провести этнографический анализ процессов обсуждения и принятия решений комитетами по этике в отношении конкретных социальных проектов. Такая этнография поможет разобраться в том, насколько обоснованны возражения социологов против этической экспертизы их работы.
На основе протоколов заседаний REC и данных интервью Хеджкоу выделяет три группы проблем, касающихся правомерности опосредования работы социологов решениями комитетов по этике. В первую очередь речь идет о недостаточной профессиональной компетентности членов REC, которые не обладают знаниями, необходимыми для суждения о дозволенности / недозволенности того или иного качественного социального исследования и упреждающей оценки возможных рисков для участников. Как это ни парадоксально, замечает Хеджкоу, многие члены комитетов в приватных беседах с автором сетовали именно на то, что иногда
они не могут разобраться в терминологии или понять суть поставленной в проекте задачи в целом, так как не являются профессионалами - социологами, фармакологами, медиками и т.п. Тем не менее во всех подобных случаях, очевидцем которых был Хедж-коу, обязательно находился человек из числа присутствующих, который мог ввести коллег в курс дела, разъяснить технические детали заявленного проекта и специальную терминологию; нередко таким гидом становился сам соискатель, которому предоставлялась возможность посвятить экспертов в тонкости своего проекта (например, именно так обстояло дело с этической экспертизой проекта, касавшегося методик медицинских манипуляций в отношении душевнобольных).
Как показали наблюдения, сами участники ЯЕС не делали принципиального различия между традиционными биомедицинскими проектами и социальной этнографией; в любой ситуации сомнения разрешались путем привлечения специалиста. Более того, во всех случаях, включая спорные, ЯЕС демонстрировали свою готовность способствовать продвижению и реализации заявленных социальных проектов, что, по замечанию одного из участников, является их главной задачей после компетентной оценки рисков и обеспечения гарантий безопасности [Hedgecoe, 2008, р. 878]. Так, благодаря поискам компромиссного решения со стороны одного из этических комитетов, было получено одобрение качественного социального проекта, который изначально не удовлетворял всем требованиям REF вследствие несоблюдения бюрократической процедуры. Следовательно, резюмирует свою позицию автор, первое, что предстоит сделать социологии, - это открыто признать тот факт, что качественные социальные проекты имеют для REC не меньшую ценность, чем биомедицинские и иные релевантные естественно-научные исследования [Hedgecoe, 2008, р. 883].
Вторая острая тема для социологов, использующих качественные методы, - это завышенная оценка рисков со стороны комитетов по этике как препятствие к реализации проекта. Как показывает опыт, замечает в связи с этим Хеджкоу, не только социальные аналитики, но и другие исследователи, работающие в сферах, связанных с медициной и фармакологией, склонны преуменьшать потенциальную опасность своих проектов для их участников, недооценивать возможные негативные последствия и
преувеличивать свою компетентность в отношении вероятных рисков. В любом случае необходим внешний, объективный, незаинтересованный контроль за исследовательской ситуацией, который могут заранее обеспечить сторонние эксперты, в том числе непрофессионалы, настаивает автор. Так, один из REC, за работой которого наблюдал Хеджкоу, настоятельно советовал соискательнице (старшей медицинской сестре отделения больницы) сменить команду участников своего проекта, с тем чтобы она не соединяла в одном лице роли независимого исследователя и руководителя, который по должности имеет право принуждать своих подчиненных (медсестер и санитарок отделения) к определенным действиям.
Третий аспект недовольства социологов этической цензурой связан с тезисом о подвижной, изменчивой природе этнографии как приоритетного метода качественных исследований. Как заметил в связи с этим один из соискателей, дизайн проекта и его фокус не всегда понятны в деталях самому автору до тех пор, пока «этнография не начала работать»; и то и другое может конкретизироваться и меняться по мере реализации исходного замысла. По этой причине соискатель-социолог не всегда может предоставить комитету по этике всю информацию, которая необходима для положительного решения вопроса. Хеджкоу, однако, не считает данный аргумент убедительным по той причине, что аналогичные трудности возникают и тогда, когда решается вопрос о финансировании подобных «аморфных» замыслов. Разница состоит в том, что REC скорее готовы одобрить такие проекты, не настаивая на предварительном информационном согласии всех участников поголовно, чем отказать соискателю (например, в исследовании, связанном с эффективностью действий парамедиков, согласие потребовалось только от медицинского персонала, но не от пациентов, с которыми имели дело парамедики) [Hedgecoe, 2008, p. 880].
В заключение Хеджкоу еще раз подчеркивает необоснованность претензий социальных аналитиков к этической цензуре со стороны нелояльных REC. Социологам следует не столько протестовать против иллюзорных этических барьеров в рамках NHS, сколько обратить внимание на деятельность университетских комитетов по этике, которые нередко стоят на страже моральной чистоты учебных заведений, препятствуя реализации «щекотливых» проектов (педофилия; вовлеченность студентов в секс-индустрию
и т.п.). Таким образом, британским социологам в ближайшем будущем предстоит озаботиться не проблемой этических комитетов в принципе, а их специфической институциональной формой [Hedgecoe, 2008, p. 883].
Позицию А. Хеджкоу разделяет Дж. Хед из Университета Глазго (Великобритания), который полагает, что «необходимость предварительной процедуры этического одобрения исследовательского проекта <...> помогает его автору глубже вникнуть в свою работу» [Head, 2020, p. 73]. Вместе с тем аргументы Хеда в защиту целесообразности комитетов по этике как предварительного этапа в реализации научных исследований носят менее общий характер по сравнению с заявлениями его коллеги из Сассекса, а рекомендации основываются на конкретном анализе таких этических аспектов работы соискателей, которые выходят за рамки бюрократических циркуляров по заполнению соответствующих форм, не отвечают стандартам обсуждения проектов на заседаниях комитетов и чаще всего не очевидны даже для самого автора заявки. Хед сосредоточивается на деятельности исключительно университетских комитетов по этике, причем применительно к сфере научных исследований в сфере образования; он также анализирует перспективы расширения концептуальных рамок этической экспертизы образовательных проектов за счет этики заботы, о которой говорилось выше.
Среди общеизвестных критических замечаний в адрес деятельности комитетов по этике автор статьи упоминает бюрократизацию процесса оформления заявки в строгом соответствии с установленными правилами и дефицит специальных и этических знаний у экспертов, которые не всегда способны вынести справедливое решение. Сомнения также вызывает распространенная эпистемологическая модель оценки заявленного проекта в качестве «единичного события», когда он рассматривается в отрыве от текущей исследовательской ситуации в той или иной сфере научного знания. Все это не только сковывает научную инициативу исследователей, в особенности молодых, но нередко толкает их на неэтичные действия в процессе реализации проекта, о чем они могут даже не подозревать, констатирует Хед.
Ключевой тезис автора состоит в том, что «этика образовательных исследований представляет собой нечто большее, чем
следование набору строгих правил; она касается разрешения этических дилемм, которые находятся за пределами оценки в терминах "единичного события". <...> Этика образовательных исследований - часть непрерывного процесса обучения и развития самого исследователя в процессе осуществления им своего проекта и потому - часть педагогики» [Head, 2020, p. 73]. В статье последовательно обсуждаются следующие этические измерения образовательных научных исследований: а) модели оценки исследовательских проектов (утилитаризм, деонтология, этика ценностей, этика заботы); б) развитие исследователя в рамках его проекта; в) отношения власти как вариант взаимодействия между автором проекта и его участниками.
Организационной предпосылкой пересмотра правил и кодексов, которыми руководствуются европейские комитеты и комиссии по этике научных исследований (с учетом положений REF), стал протокол рабочего заседания Ассоциации научных организаций Европы (Science Europe)1, состоявшегося в июле 2015 г. [Workshop report, 2015]. В этом документе отмечалось, что схемы и принципы этической оценки научных проектов, заимствованные из биомедицинских наук и наук о жизни, не могут быть признаны адекватными инструментами интерпретации и оценки этических аспектов и последствий исследований социальной направленности -в силу дисциплинарной и методологической специфики последних. Социальным аналитикам и практикам предлагалось взять в свои руки разработку этических рекомендаций, которые будут учитывать эту специфику, а также соответствовать новым эпистемологическим, методологическим, социокультурным и междисциплинарным трендам социального знания (качественные исследования; big data; защита личного пространства и т.п.). Этическим комитетам было рекомендовано включать в свой состав экспертов, обладающих достаточными общими и специальными знаниями для вынесения аргументированных решений в отношении подан-
1 Science Europe - ассоциация крупных научных и исследовательских организаций Европы, созданная в Брюсселе в 2011 г. для содействия сотрудничеству национальных исследовательских институтов и центров во всех сферах современной науки и расширения ее национальных границ; является политической и финансовой платформой для продвижения перспективных научных разработок и обмена идеями между европейскими учеными.
ных заявок. Эти рекомендации, заключает Хед, были призваны поднять на новый уровень осмысление и решение ключевой задачи этической экспертизы в социальных науках - осуществления сбалансированной, взвешенной оценки вероятных рисков и выгод исследовательского проекта с учетом интересов науки, общества и рядовых участников.
Таким образом, «отчет содержал в себе призыв к выработке новых руководящих принципов для решения этических проблем социальных исследований в самых разных дисциплинах», - резюмирует автор [Head, 2020, p. 75]. В качестве ответа на прозвучавший призыв он обращается к этическим нюансам социально -образовательных исследований, на которых, по его мнению, должны сосредоточить свое внимание университетские инстанции, отвечающие за этическую благонадежность науки. Определяющим моментом исследований в сфере образования Хед считает соучастие в проекте всех «действующих лиц» - автора, членов его команды, добровольцев (преподаватель, учащиеся, родители, члены попечительских советов), научного сообщества (коллеги и представители смежных дисциплин), академических журналов, СМИ, широкой публики. Связующим звеном между всеми категориями участников служит «забота, включающая беспокойство за людей, вовлеченных в проект, за членов этического комитета и за автора проекта, - забота о том, как проводится исследование и каким образом становятся публичными полученные результаты» [Head, 2020, p. 78]. Здесь имеется в виду моральная готовность автора проекта «озаботиться» такими проблемами, как цель исследования, его целесообразность и задачи, вероятная аудитория участников и реципиентов, их права и автономия, конфиденциальность предоставленной личной информации, физическое и психическое здоровье респондентов, безопасность исследовательских методов, репрезентативность полученных данных, доступность результатов научному сообществу и широкой публике. Кроме этого перечня «забот» исследователь должен обеспокоиться процессом благополучной организации хода самого исследования, а также своей личной безопасностью в качестве включенного или, по крайней мере, вовлеченного наблюдателя; он также обязан помнить, что в социально-образовательной сфере всякое изучение неотделимо от процесса обучения и профессионального развития.
Принципы этики заботы, поясняет свою мысль автор, показывают явную недостаточность традиционных постулатов утилитаризма (этично то, что полезно) и деонтологии (этично то, что должно) как критериев этической экспертизы в сфере образования. Помимо соображений заботы, комитеты по этике обязаны также принимать во внимание вероятность увеличения эмоционально-психологических рисков деятельности автора проекта для него самого и гарантии его автономии. Еще одним важным аспектом, который не должны сбрасывать со счетов подобные инстанции, являются отношения власти внутри диады «исследователь -участник / респондент», где последний в большинстве случаев является зависимой стороной. Идеальный вариант отношений в рамках социально-образовательного исследовательского проекта - это «отношения взаимной ответственности, которые исключают следование предложенному заранее набору этических правил общения»; значительная часть таких проектов конституируется по мере их практической реализации, так что их этические составляющие не могут быть зафиксированы в виде априорных правил и требований [Head, 2020, p. 79]. В заключение Дж. Хед подчеркивает, что этическая экспертиза научно-образовательных и иных качественных социальных проектов - это не административное, а моральное предприятие, а сами проекты такого рода являются вкладом в копилку социального знания, и одновременно - в педагогическую практику [Head, 2020, p. 81].
Тему отношений власти в контексте качественных социальных исследований продолжают британские специалисты в области социологии образования П. Эйлинг (Университет Суффолка) и К. Лилли (Лондонский университетский колледж) [Lillie, Ayling, 2021]. Статья представляет собой «исповедь исследователей», которые делятся своими психоэмоциональными переживаниями во время работы в частных элитных школах (Нигерия, Великобритания, Швейцария). На основе личного опыта в качестве штатных преподавателей и независимых социальных аналитиков Лилли и Эйлинг излагают свое видение перспектив изучения международного элитарного образования с точки зрения этических составляющих, которые опосредуют процессы сбора, анализа, интерпретации и распространения эмпирических данных. Ключевыми предпосылками этики научных исследований авторы считают
«чувство ответственности и заботу о субъектах научного проекта». Этот аспект представляется более важным, чем вопросы безопасности и благополучия самого аналитика, поскольку последний занимает доминирующую властную позицию в отношении субъектов своего исследования, что «может обернуться маргинализацией и даже виктимизацией участников» [ЬИНе, АуН^, 2021, р. 891].
Однако сказанное справедливо только по отношению к рядовым добровольцам, согласившимся принять участие в исследовательском социальном проекте; представители элит изначально защищены от вероятных рисков благодаря обладанию специфическими ресурсами, привилегиями, полномочиями и статусами. В таких случаях асимметрия власти в диаде «исследователь -субъект» смещается в пользу элитарных участников, которые имеют возможность диктовать свои правила игры. Это обстоятельство тем более существенно, что социальный анализ элит чаще всего подразумевает не только осмысление сложившейся ситуации с их участием, но и ее трансформацию с точки зрения понятия социальной справедливости, т.е. изменение социального порядка, который обеспечивает благополучие одних социальных слоев за счет других. Как отмечают социальные исследователи элит, последние пользуются своими возможностями для блокировки доступа к компрометирующей информации, искажения итоговых данных и выводов, создания препятствий для публикации этих данных в СМИ и использования в текущей социальной политике. Очевидно, что в таких случаях традиционная «расстановка сил» в отношениях исследователя и субъекта его исследований кардинально меняется, что не может не затрагивать этических вопросов реализации проекта, в частности - поведения самого автора, который оказывается более уязвимым, чем субъект его научного интереса. В связи с этим закономерным становится вопрос о том, в какой мере социальный аналитик связан обязательствами, которые выдвигают комитеты по этике, и предписаниями «заботы» о благополучии участников, если последние принадлежат к социальной элите.
Среди ответов на этот вопрос в современной социологической литературе Лилли и Эйлинг выделяют точку зрения Р. Газтамбиде-Фернандеса, который предложил модель «другой этики» для оценки проектов с участием социальных элит [Gaztambide-
Fernandez, 2015]. По мнению Газтамбиде-Фернандеса, в исследовании социальных элит (в том числе - элитарного образования) приоритет должен отдаваться соображениям равенства и социальной, а не этической справедливости. Автор защищает принципы (не) этичной (un/ethical) исследовательской позиции в отношении тех социальных слоев, которые защищены от критики со стороны общества своим статусом, ресурсами и привилегиями; для исследователя элит на первом месте должна быть задача «разоблачения» скрытой динамики власти и полномочий сильных мира сего. Существующие этические кодексы научных исследований и просто соображения здравого смысла, которые положены в основу таких кодексов, априори защищают интересы представителей элитарных слоев общества, включая ученых, считает автор «другой этики». Поэтому «радикально не/этичный ученый» скорее обнародует то, что он обязан скрывать по этическим соображениям, чем утаит это знание в угоду комитетам по этике и своим обязательствам по отношению к общественным институтам [Gaztambide-Fernandez, 2015, p. 1140-1141]. Именно так и поступил в свое время автор неэтичной этики, опубликовав отчет об одной ритуальной вечеринке в элитной школе-интернате, где он присутствовал в силу своих служебных обязанностей (статья смогла увидеть свет только через 10 лет после описанного в ней события).
Таким образом, поясняют позицию Газтамбиде-Фернандеса авторы настоящей статьи, неэтичная этика предполагает, что исследователь элит будет больше озабочен социальными разоблачениями, чем приращением социального знания [Lillie, Ayling, 2021, p. 891]. В методологическом плане «этика вне этики» допускает нарушение некоторых прав участников в тех случаях, когда они представляют элиты, в частности - права отзывать предоставленную интервьюеру конфиденциальную информацию и накладывать вето на публикацию материалов интервью. Иначе говоря, «в интересах социальной справедливости исследователь элит может вставлять на всеобщее обозрение привилегии власти участников, игнорируя их согласие» [ibid., p. 892-893].
Анализируя эвристический потенциал «неэтичной этики» на основании собственного опыта в качестве аналитиков образования, Лилли и Эйлин приходят к заключению, что краткосрочные преимущества разоблачительной политики менее существенны
для социальных исследований с участием элит, чем долгосрочные негативные последствия, затрудняющие продолжение исследовательской работы и в конечном счете возможность изменения существующего социального порядка. Свой вывод авторы подкрепляют примерами из личной практики, связанной с изучением системы образования в элитных школах Европы. П. Эйлинг, по происхождению чернокожая нигерийка, делится своими наблюдениями за поведением и стилем общения состоятельных высокостатусных соотечественников, которые отправляют своих детей-школьников на учебу в Великобританию либо в Международную британскую школу на родине [Ailing, 2019]. Собирая материал для докторской диссертации, посвященной ценностям международного образования, автор на протяжении 2019 г. провела серию бесед и интервью с представителями нигерийской элиты, с тем чтобы выяснить, каковы представления статусных родителей из развивающейся страны о качественном образовании, которое гарантирует их детям достойное место в современном мире. Цель проекта Эй-линг состояла в том, чтобы наполнить «местным» содержанием образ британского образования как «лучшего в мире». Выборка формировалась методом снежного кома, в проекте согласились участвовать 11 отцов и 15 матерей, принадлежавших к элите.
К. Лилли, будучи студенткой британского университета, работала в одной из самых дорогих частных школ Европы, которая находится в Швейцарии. На протяжении 2019 г. она являлась штатным сотрудником и выполняла функции педагога-организатора. В силу служебных обязанностей Лилли имела доступ к некоторым официальным документам школы (ежегодники, сайт, программы и методики, рекомендации, отчеты); кроме того, автор получила разрешение на проведение серии интервью с учениками и преподавателями в рамках свой исследовательской преддипломной работы (были опрошены 19 школьников и двое представителей администрации; автору также удалось завязать тесные дружеские контакты с директором школы).
В данной статье этот опыт интересует авторов главным образом с точки зрения этики научных исследований: Эйлинг и Лил-ли комментируют не факты и данные, которые им удалось собрать, а приемы и тактики, обеспечившие им доступ к этим фактам и право их публикации. Так, Эйлинг иллюстрирует трудности сбора
информации, ссылаясь на статусные социальные предрассудки, которые изначально затрудняли ее контакты с представителями национальной элиты Нигерии (респонденты отвечали односложно, заставляли себя ждать, отказывались собственноручно заполнять опросные листы). Ситуация менялась, как только становилось известно, что «соискательница» имеет то самое престижное образование, которое респонденты хотели дать своим детям, и, более того, представляет уважаемый британский университет. Как поясняет Эйлинг, в этих случаях ее личный статус многократно повышался вследствие того, что в сознании респондентов исследовательница выступала ретранслятором британской системы образования. В итоге процедура интервью превращалась в способ тиражирования расового неравенства (превосходства западного образования). Этот прием, которым она успешно пользовалась в работе, Эйлинг назвала «тактикой управления доверием»: для того чтобы расположить к себе собеседника, представляющего социальную элиту, автор избрала этическое дистанцирование - вместо обличительной, но малопродуктивной позиции неэтичной этики. Эта тактика позволяла собрать необходимый материал, не посягая на приватность и личное пространство статусных респондентов и гарантируя им соблюдение требования анонимности [Lillie, Ayling, 2021, p. 895].
В практической работе К. Лилли камнем преткновения стал ее невысокий на тот момент академический статус (при относительном равенстве социально-экономического статуса в среде преподавателей). Администрация школы неоднократно давала понять молодой сотруднице, что доступ к документам школы дается ей авансом; кроме того, директор подчеркивал, что рассчитывает на «классовую солидарность» соискательницы при использовании ею полученных данных в своей дипломной работе. Это предупреждение вступало в противоречие с требованиями этического комитета, поэтому Лилли, по ее словам, иной раз все же «приходилось делать явным то, что следовало скрыть» [ibid., p. 900].
Как замечают в заключение К. Лилли и П. Эйлинг, общими чертами их непростой в этическом и психоэмоциональном плане исследовательской деятельности оказались двойственный имидж «инсайдера-аутсайдера» в соответствующем социальном сегменте, а также необходимость соединения нескольких статусных иден-
тичностей в ходе реализации проекта. Выбор этической поведенческой тактики в каждом конкретном случае требовал более взвешенного подхода, чем демонстративное неприятие своего vis-a-vis вследствие его принадлежности к социальным элитам. С учетом сказанного, резюмируют свой вывод авторы, развитие социальных исследований элит, включая этические аспекты, будет более плодотворным на пути теоретического обобщения данных вместо обличительной демонстрации неблаговидных явлений сложившегося социального порядка.
Завершая обзор современных европейских исследований, касающихся проблем этики социальной науки, можно сделать вывод о наличии тенденции возрастания внимания к конкретным аспектам работы комитетов по этике на фоне признания такой работы неотъемлемой частью осуществления научных проектов с участием людей, целесообразность которой не подлежит сомнению. На первый план выходит задача разработки новой парадигмы научной этики социального знания, которая призвана аккумулировать полувековой опыт работы университетских и прочих этических комитетов в Европе, обратив самое пристальное внимание на новые теоретические и социальные тренды в трактовке этики науки, специфику качественных социальных исследований и социальной этнографии как их метода, отношения между исследователем и объектами его деятельности, и не в последнюю очередь - на практическую сторону этической экспертизы, в которой нормативно-административное регулирование моральных обязательств ученого не должно препятствовать академической свободе и сдерживать прирост научных знаний.
Список литературы
Ailing P. Distinction, exclusivity and whiteness : elite Nigerian parents and the international education market. - Singapore : Springer, 2019. - XIX, 143 p.
Callahan D. Should there be an academic code of ethics? // J. of higher education. - 1982. - Vol. 53, N 3. - P. 335-344.
Code of ethics in academic research / European university institute. - San Domenico, 2021. - URL: https://www.eui.eu/documents/servicesadmin/deanofstudies/ codeofethicsinacademicresearch.pdf (accessed: 01.03.2022).
Framework for research ethics / UK research and innovation. - 2015. - URL: https://www.ukri.org/councils/esrc/guidance-for-applicants/research-ethics-guidance/ framework-for-research-ethics/#contents-list (accessed: 01.03.2022).
Gaztambide-Fernandez R. Elite entanglements and the demand for a radically un/ethical position : the case of wienie night // International j. of qualitative studies in education. - 2015. - Vol. 28, N 9. - P. 1129-1147.
Head G. Ethics in educational research : review boards, ethical issues and researcher development // European educational research j. - 2020 - Vol. 19, N 1. -P. 72-83.
Hedgecoe A. Research ethics review and the sociological research relationships // Sociology. - 2008. - Vol. 42, N 5. - P. 873-886.
Lillie K., Ayling P. Revisiting the un/ethical : the complex ethics of elite studies research // Qualitative research. - 2021. - Vol. 21, N 6. - P. 890-905.
Noddings N. Caring : a feminine approach to ethics and moral education. -Berkeley : Univ. of California press, 1984. - XI, 216 p.
Research ethics committees in Europe : implementing the directive, respecting diversity / Hedgecoe A., Carvalho F., Lobmayer P., Rakar F. // J. of medical ethics. -2006. - Vol. 32, N 2. - P. 483-486.
Small R. Codes are not enough : what philosophy can contribute to the ethics of educational research // J. of philosophy of education. - 2001. - Vol. 35, N 3 - P. 387406.
The 1940 statement of principles on academic freedom and tenure with 1970 interpretive comments / American association of university professors. - 1940. - URL: https://www.aaup.org/report/1940-statement-principles-academic-freedom-and-tenure (accessed: 01.03.2022).
The Belmont report : ethical principles and guidelines for the protection of human subjects of research / The national commission for the protection of human subjects of biomedical and behavioral research. - 1979. - URL: https://www.hhs.gov/ ohrp/sites/default/files/the-belmont-report-508c_FINAL.pdf (accessed: 01.03.2022).
Workshop report : ethical protocols and standards for research in social sciences today / Science Europe social sciences committee. - 2015. - URL: https://www.resear chgate.net/publication/281811710_Ethical_Protocols_and_Standards_for_Research_in_ Social_Sciences_Today (accessed: 01.03.2022).
Zgaga P. Researchers and research ethics : between fears of the expansion of controversial practices and the strengthening of ethical awareness // European educational research j. - 2020 - Vol. 19, N 1. - P 43-55.
