ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВОЙ АКСИОЛОГИИ
УДК 34 (091) (470) ББК 67.0
В. А. Возчиков
ЭТИЧЕСКИЙ ФАКТОР СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ («КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС» В РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА)
В статье проанализированы мнения ряда общественных деятелей России XVIIIстолетия по «крестьянскому вопросу». Автор приходит к выводу, что крепостное право в годы правления Екатерины IIвоспринималось как экономическая система, адекватная общественно-политическим задачам того времени, нуждающаяся в совершенствовании и гуманизации, но не вызывающая принципиального отторжения у общественных групп.
Ключевые слова: крепостное право, злоупотребления помещиков, собственность крестьянина, совершенствование экономической системы, гуманизация нравов.
ETHICAL FACTOR OF IMPROVING OF THE STATE SYSTEM («PEASENT QUESTION
IN RUSSIA OF THE SECOND DECADE OF THE XVIII CENTURY
The views of a number of Russian public leaders of XVIII century on the «peasant question» were analyzed. This makes it possible to draw a conclusion that during the reign of Ekaterina II the serfdom was considered as economic system, as adequate social and political problem of that time, requiring improvement and humanization but calling no principal rejection ofsocial groups.
Keywords: serfdom, abuse landlords, property of the peasant, economic system improvement, humanization of manners.
Крепостное право в России во второй половине XVIII века воспринималось как экономическая система, нуждающаяся, как и всякая управленческая конструкция, в совершенствовании, однако соответствующая государственным задачам, социальным и моральным потребностям тогдашних общественных групп. Значение крестьянина как непосредственного защитника отечества (в качестве воина), производителя товаров, источника благосостояния для «высшего» класса признавалось наряду с обязанностью государства обеспечивать «кормильцу» должные условия существования. Удел крестьянина как трудовой силы под сомнение не ставился - таков естественный социальный статус «непросвещенного» человека, соответствующий запросам последнего. При этом пренебрежительное, «барское» отношение власть предержащих к работнику вызывало искреннее негодование как показатель невежества, культурной отсталости, рецидив жестокой «старины», несовместимый с духовными достижениями просвещенного века.
Крестьянская тема активно осваивалась ученой публицистикой (Поленов, Новиков, Голицын, Радищев и другие), сложился, как нам кажется, даже специальный стиль, в рамках которого рассуждать о крестьянских проблемах считалось и «приличным», и современным. Смысловой доминантой такого стиля стало сочетание «смелого» сетования по поводу тяжелой участи «кормильца» (в советские времена таких публицистов с легкостью признавали «антикрепостниками») с разъяснением тех материальных и нравственных перспектив, которые обещают выстраивание взаимодействия в модели «власть - подчиненный» по цивилизационным нормам.
Таким образом, отрицание, например, А. Я. Поленовым, «конечного угнетения» людей исходит отнюдь не из признания самоценности человека. Эмоционально, совсем «по-радищевски» высказавшись, что «мы... не делая ни малой разности между неодушевленными вещами и человеком, продаем наших ближних, как кусок дерева, и больше жалеем наш скот, нежели людей»,
он тут же, по существу, дезавуирует гуманистический смысл, который можно вывести из данного высказывания. Не во имя достоинства человека, сотворенного по образу Божьему, следует остановить бесчестный торг, но потому что «благосостояние общества того требует» и «земледелие в ужасный приходит упадок». Продажа людей, на наш взгляд, вполне допустима, если организована на разумных началах, не наносит ущерба государству, которое дозволяет своим гражданам пользоваться «правами человечества» в той мере, которая не противоречит принципам нерушимости устоев и государственной выгоды. «Я не разумею здесь конечное запрещение, - поясняет А. Я. Поленов свою позицию, которую уместно назвать просвещенным крепостничеством, - но кто намерен продавать, тот должен продавать все вместе - и землю, и людей, а не разлучать родителей с детьми, братьев с сестрами, приятелей с приятелями, ибо, не упоминая о прочих несходствах, от сей продажи порознь переводится народ и земледелие в ужасный приходит упадок» [7, с. 15].
Аналогично мыслил и А. Н. Радищев. Разошедшаяся по хрестоматиям фраза Екатерины II о том, что Радищев - «бунтовщик, хуже Пугачева», связана, по остроумной догадке А. А. Бушкова [2, с. 305-307], отнюдь не с «антикрепостническим» содержанием книги, а с довольно легкомысленным «разрешением» автора реализовывать свое «естественное право», если «закон» не обеспечивает безопасного существования, иными словами, оправданием той самой «крови по совести», возможность которой с великой художественной убедительностью осуждена Ф. М. Достоевским. Нервное потрясение писателя, его искреннее покаяние во время судебного процесса косвенно (психологически) подтверждают, что в действительности Радищев не мыслил себя «ниспровергателем устоев», его мировоззренческая позиция не выходила за рамки «осуждения злоупотреблений» (порой преувеличенно эмоционально). Кажется, негодование Радищева против жестокосердия помещиков не знает пределов, однако это не более, чем «разрешенная» смелость, вписывающаяся в русло либеральной государственной идеологии. А вот едва ли не единственное реальное требование публициста - замена барщины на оброк [11, с. 32-33; 72; 123] - не содержало ни остроты, ни новизны: «на оброке» в то время была значительная часть крестьян (но не «половина», конечно, как написала государыня в «Наказе», беспокоясь за состояние земледелия), и эта тема широко обсуждалась в обществе.
Крестьяне в прозе Радищева (следователь-
но, и сам автор) осуждают не государственную систему (то есть монарха как олицетворение крепостничества), но конкретного помещика: «Мы на Бога надеемся: Бог и государь до нас милостивы, а кабы да Григорей Терентьевич также нас миловал, так бы мы жили как в раю» [10, с. 196]. В «Путешествии из Петербурга в Москву» представлены как опустившиеся крестьяне, так и красавица Анюта [11, с. 102-110] со своим женихом Иваном, который, не раздумывая, отказался от предлагаемых ста рублей, говоря: «У меня, барин, есть две руки, я ими дом и заведу» [11, с. 107]; как немилосердные, так и вполне просвещенные помещики (например, «крестицкий дворянин», напутствующий на службу своих сынов) [11, с. 82-97].
Истинные умеренные задачи, которые в действительности ставил перед собой А. Н. Радищев, видятся в следующих строчках: «Труд сего писателя бесполезен не будет, ибо, обнажая шествие наших мыслей к истине и заблуждению, устранит хотя некоторых от пагубныя стези и заградит полет невежества; блажен писатель, если творением своим мог просветить хотя единого, блажен, если в едином хотя сердце посеял добродетель» [11, с. 61]. Типичная точка зрения законопослушного умеренного либерала.
Можно ли было облегчить положение крестьян административным образом? Например, принятием некоего закона, наподобие Манифеста о трехдневной барщине, подписанного Павлом I? Указ самодержавной власти издать нетрудно, но эффективность его была бы сомнительна, поскольку весьма проблематично в документе, содержание которого должно быть универсальным, учесть все российские особенности, обусловленные географией, климатом, сложившимися обычаями и т. п.
Так, об изначальной предпочтительности оброка по сравнению с барщиной мы привыкли судить по знаменитым строчкам Пушкина из «Евгения Онегина»:
В своей глуши мудрец пустынный,
Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Однако, во-первых, как мы уже отметили, на оброчной системе было довольно много хозяйств, а во-вторых, отнюдь не все крестьяне стремились перейти на оброк. Смекалка и житейская практика подсказывали, что оброк - это реальная отдача чего-то бесспорно своего, о деньгах ли вести речь или о продукции. Выгоднее отработать барщину, особенно если барин «добрый», не при-
Философия права, 2015, № 3 (70)
дирается к качеству, снисходителен к иным нарушениям или же вообще в имении появляется редко? В одном из писем Анненкову И. С. Тургенев рассуждал именно об этой мужицкой хитрости: «Они даже на оброк не переходят, чтобы, во-первых, не "обвязываться", во-вторых, не лишить себя возможности прескверно справлять трехдневную барщину» [1, с. 458].
Отметим, что Манифест Павла I от 5 апреля 1797 года [8, с. 587] носил скорее рекомендательный, чем декларативный, характер, во всяком случае в самом тексте документа требование именно трехдневной работы на помещика четко не прописано как обязательная к исполнению норма, что опять же можно объяснить зависимостью российского сельского хозяйства от погодных условий в том или ином регионе, от традиций, сложившихся в конкретном поместье, практикуемых методов управления и проч. Потому широкое обсуждение во второй половине XVIII века «крестьянского вопроса», обличение злоупотреблений отдельных помещиков имели действительно большое значение как адекватный для того времени способ решения проблемы повышения жизненного уровня земледельцев.
Вместе с тем и дворянин Г. С. Коробьин [4, с. 51, 53, 54], и крестьянские депутаты И. Жеребцов [5, с. 69-70], И. Чупров [6, с. 76], и представитель однодворцев Белгородской губернии А. Маслов [3, с. 78-83] с полным пониманием и одобрением ссылаются в своих выступлениях на заседаниях Уложенной комиссии на положения Наказа Екатерины II, направленные на преобразования разнообразные, но в границах существующей системы. Не было никакой необходимости в «революционной» ломке государственных устоев, а потому никто и не ратовал за радикальные изменения, критикуя при этом конкретные - «местные» - злоупотребления смело и пафосно (последнее даже приветствовалось властью, примером чему может служить благосклонное отношение императрицы к Н. И. Новикову, выразившееся в денежном поощрении, после публикации «Отрывка путешествия в*** и***Т***», который в недавнем прошлом интерпретировался как направленное против института самодержавия антикрепостническое обличение) [9, с. 20-23].
Признаваемое право крестьян на недвижимую собственность оговаривается многими условиями. Противоречие между необходимостью улучшения благосостояния непосредственных работников и принципиальной неизменностью государственной системы либеральная мысль пытается решить в формате некоего соглашения
сторон, замешанного на моральных постулатах и взаимных экономических выгодах. «Примера с других здесь брать не нужно», - предостерегает А. Я. Поленов [7, с. 21], далее поясняя, словно умиротворяя одних и обнадеживая других, что «правила человеколюбия» не должны перевешивать соображения государственной пользы. Иначе говоря, идеи европейских просветителей в чистом виде изначально признаются неприемлемыми, по крайней мере в российских условиях (собственно в своем «идеальном» варианте они не «работали» никогда и нигде). Разумеется, абстрактная «добрая воля» - не тот аргумент, который способен стать главной скрепой какого-либо «соглашения», однако именно к моральному аспекту проблемы обращались мыслители второй половины XVIII века, поскольку иного пути решения «крестьянского вопроса» в логике действовавшей административно-экономической системы не было. Мировоззрением в действии в широком смысле такой «рациональный гуманизм» стать не мог, однако было бы неоправданным высокомерием считать его бесполезным: во-первых, им подготавливались решения уже на уровне государственного законодательства, а, во-вторых, апелляция «к сердцу» помещика находила немало адресатов, подтверждением тому является добровольное и бескорыстное, организованное многими дворянами обучение крестьян, совершенствование ведения хозяйства и так далее.
В русском фольклоре мудреные, как представлялось, задачки некоего «правителя», от успешности ответа на которые порой зависела жизнь опрашиваемого решались находчивыми молодцами и девицами «из народа» весьма легко. Например, пожелание царя прийти к нему в гости «с подарком и без подарочка» было исполнено так: государю подарили живую перепелку, которая сразу же улетела на свободу. Примерно такой же подход использовался при разрешении противоречия между признанием необходимости для каждого человека свободы и собственности (почтительный реверанс в сторону европейских просветителей) и опасением эту самую собственность крестьянам в реальности предоставить, поскольку такое деяние чревато ослаблением либо разрушением сложившейся политико-экономической системы. В модели А. Я. Поленова крестьянин хотя и наделяется землей, но в действительности последняя не становилась его собственностью, поскольку этот «дар» при определенных обстоятельствах можно и «отнять». К тому же право собственности в российском «крестьян-
ском» варианте не включает в себя возможность «личную» землю продать, завещать, подарить и проч.
Итак, «.. .каждый крестьянин должен иметь довольно земли для сеяния хлеба и паствы скота и владеть оною наследственным образом так, чтобы помещик ни малой не имел власти угнетать каким-нибудь образом или совсем оную отнимать». Однако данную вполне либеральную посылку завершает не «точка», которая могла бы фиксировать однозначную позицию, а оговорка, по существу, дезавуирующая сказанное: «.то есть пока крестьянин исправно будет наблюдать все свои должности, ибо иначе можно его в наказание лишить сих выгод, как недостойного, и снабдить оными другого» [7, с. 22]. Но если у господина остается право лишать своего работника «сих выгод», значит, земля фактически остается помещичьей, он лишь своею «доброю волей» (явно или скрытно, но в условия решения задачи вводятся и личные - безусловно, гуманные - качества дворянина) поощряет крестьянина земельным наделом, чтобы тот, будучи «обустроенным» и потому заинтересованным в дальнейшей эффективной работе, обеспечил поступление солидного дохода. Таков подарок, которого в действительности нет. Предложение, что помещик может и «отнять» землю не просто так, а лишь после решения «приличного суда», воспринимается не более, чем политический антураж: квазиправо крестьян на владение землей «перекрывается» реальным правом помещика лишать земледельца его надела.
Но рассмотренная оговорка является не единственной в решении «крестьянского вопроса». Так называемому «собственнику» не позволяется, «.под каким бы видом он ни хотел сие сделать, продавать свою землю или дарить, или закладывать, или разделять между многими детьми»; благодаря такому ограничению «.помещик всегда удержит свое право, а крестьянин свободно будет пользоваться дозволенными ему выгодами» [7, с. 22].
Нельзя сказать, что в идеях А. Я. Поленова не было разумных оснований, более того, нами рассмотрен вполне заслуживающий внимания вариант совершенствования государственной системы, не нарушающий ее оснований. Единственным и обсуждаемым «маршрутом» к всеобщему благоденствию признавалась гуманизация нравов, что объясняет повышенное внимание администрации Екатерины II к вопросам воспитания и образования, однако анализ этой специальной меры не входит в задачи данной статьи.
Литература
1. Анненков П. В. Шесть лет переписки с И. С. Тургеневым. 1856-1862 // Литературные воспоминания / вступ. ст-я В. И. Кулешова; коммент. А. М. Долотовой, Г. Г. Елизаветиной, Ю. В. Манна, И. Б. Павловой. М., 1983.
2. Бушков А. А. Екатерина II: алмазная Золушка. М., 2006.
3. Выступление депутата А. Маслова от 2 7 мая 1768 года на заседании Комиссии о сочинении проекта нового уложения // Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века: в 2-х т. / общ. ред. и вступит. ст-я И. Я. Щипанова. М., 1952. Т. II.
4. Выступление депутата Г. Коробьина от 5 мая 1768 года о правах крепостных крестьян на заседании Комиссии о сочинении проекта нового уложения // Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века: в 2-х т. / общ. ред. и вступит. ст-я И. Я. Щипанова. М., 1952. Т. II.
5. Выступление депутата И. Жеребцова от 20 мая 1768 года на заседании Комиссии о сочинении проекта нового уложения // Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века: в 2-х т. / общ. ред. и вступит. ст-я И. Я. Щипанова. М., 1952. Т. II.
6. Выступление депутата И. Чупрова от 2 7 мая 1768 года на заседании Комиссии о сочинении проекта нового уложения // Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века: в 2-х т. / общ. ред. и вступит. ст-я И. Я. Щипанова. М., 1952. Т. II.
7. Поленов А. Я. О крепостном состоянии крестьян в России. Исследование заданной от Вольного экономического общества задачи: «Что полезнее для общества - чтоб крестьянин имел в собственности землю или токмо движимое имение, и сколь далеко его права на то или другое имение простираться должны?» // Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века: в 2-х т. / общ. ред. и вступит. ст-я И. Я. Щипанова. М., 1952. Т. II.
8. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Т. XXIV. С 6 ноября 1796 по 1798 год. СПб., 1830.
9. Пугачев В. В. А. Н. Радищев (эволюция общественно-политических взглядов). Горький, 1960.
10. Радищев А. Н. Отрывок путешествия в*** И***Т*** // Сочинения / вступит. ст-я, сост. и коммент. В. Западова. М., 1988.
11. Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву // Сочинения / вступит. ст-я, сост. и коммент. В. Западова. М., 1988.