CC BY
543
© В.Н. Щекотихин, 2008
ПОЛИТОЛОГИЯ
ЭТАТИЗМ И ЕГО РОЛЬ В УКРЕПЛЕНИИ СОВРЕМЕННОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ: ЗАРУБЕЖНЫЙ ОПЫТ И РОССИЙСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ
В.Н. Щекотихин
Взаимодействие государства и общества, характер и национальная специфика государственного воздействия на социальные процессы и отношения представляются практически значимыми проблемами, рассматриваемыми в современной политической литературе.
Сегодня такие исследователи, как В.П. Пугачев [12, с. 3-9], А.Ю. Мельвиль [5, с. 6-7], К. Поланьи [9], выделяют две основные тенденции в развитии взаимоотношений между государством и обществом.
Первая тенденция созвучна идеям радикального либерализма и представляет собой процесс так называемой деэтатизации, подразумевающей ограничение государственного регулирования вопросами обороны, защиты конституционных прав и свобод. Зрелое гражданское общество сокращает количество функций, закрепленных за государством, до минимума, оставляя лишь наиболее важные: обеспечение правопорядка, безопасности личности, охрана окружающей среды и т. д.
Вторая тенденция представляет собой процесс этатизации различных сфер общественной жизни, то есть, другими словами, процесс усиления государственного вмешательства в духовную, социальную, экономическую сферы и, как правило, связан с невозможностью для общества самостоятельно регулировать социальные отношения. Такого
рода тенденции присущи развивающимся обществам, которые характеризуются всепроникающей способностью государства контролировать все стороны жизнедеятельности человека. В таких странах фактически отсутствуют принцип разделения властей, сдержек и противовесов ветвей власти, специализация политических ролей и функций, верховенство права и т. д. [11, с. 3].
Этатизм (от фр. еtаt - государство) как термин начал использоваться первоначально во Франции в 80-е гг. XIX в., а этатистские основы политической мысли формировались в первой половине XIX в. в основном как ответная реакция на программу либерализма, изложенную в трудах представителей классической политэкономии. Мыслители этого периода противопоставили либерально-капиталистическому экономическому детерминизму следующие принципы этатизма:
- главенствующая роль государства в политических, духовных и экономических процессах [6, с. 65; 21], а также в области правотворчества [24, с. 231];
- государство есть источник развития [6, с. 65; 20, с. 236];
- необходимость активного влияния на все сферы общественного бытия, по причине отсутствия у общества способности к справедливому самоуправлению;
- патернализм;
- государственный интервенционизм - политика государственного регулирования социально-экономических процессов. В этой связи консервативно ориентированные мыслители обращаются к идее социализма, вкладывая в это понятие эта-тистски окрашенный смысл [4, с. 160; 13, с. 309; 23, с. 44; 25, с. 12-46]. Государство, по их мнению, должно взять на себя регулирование экономических процессов с целью смягчения социальных противоречий и недопущения революции.
Как политическая доктрина, взгляд на этатизм, сводившийся к признанию главенствующей и активной роли государства, сформировался в конце XIX века. В этом смысле идею этатизма взяли на вооружение такие политики, как Б. Дизраэли, О. фон Бисмарк и Кемаль Ататюрк [19, с. 34].
С 70-х гг., после «неоконсервативного ренессанса», термин «этатизм» применяется в большинстве случаев в критическом смысле (особенно в англосаксонских странах и в Японии) для обозначения доминирующей роли государства в отношении общества и в качестве синонима государственного социализма. Неконсервативная критика этатизма настаивает также на том, что последовательное претворение в жизнь этатистских установок ведет к сужению сферы индивидуальной деятельности и вступает в конфликт с принципами правового государства. На современном этапе этатизм, понимаемый в консервативном смысле, усматривает главную опасность для свободы в деструктивных импульсах эмансипации, исходящих от общества. Их преодоление связывается со способностью государства утвердить свою самостоятельность относительно общества.
Таким образом, под этатизацией мы понимаем процесс огосударствления общественных отношений, то есть процесс распространения экспансии государства, его учреждений на экономическую, политическую, социальную и нравственно-духовную сферы жизни общества.
В свою очередь, для того чтобы определить роль этатизма в построении государственности, необходимо обозначить роль государства в политической жизни общества. В реальности государство выступает как вла-
стно-политический центр, властно-политическая «столица» политической системы, всей политической жизни современного общества всех стран, в том числе и стран с классически демократическими системами государственности. Политические системы США, Великобритании и Франции, Финляндии и Скандинавии, то есть государств, где этатистские тенденции проявили себя в 30-60-е гг. ХХ в. и стали сущностным элементом современных моделей взаимодействия государства и общества, заслуживают особого внимания. Анализ опыта государственности этих стран отражает далеко не минимальное место и роль государства в общественных отношениях, особенно во взаимоотношении между исполнительной и законодательной ветвями власти, отношении государства к плюрализму, в сфере государственного регулирования социально-экономического развития.
Так, например, исследуя историю становления политической системы Англии, можно отметить компромиссный характер, которым пропитана эта система [7, с. 62]. Изначально Парламент не мог позволить какой-либо власти приобрести абсолютную самостоятельность, находящуюся вне контроля, для этого полномочия реальной власти были переданы кабинету министров. Парламент и кабинет стали двумя инструментами политической власти, где утрата одного из рычагов означала потерю всей власти. Таким образом, система стала работать на получение в одни «партийные» руки всей полноты власти, при этом оставляя право политической конкуренции и ненасильственной политической борьбы.
На деле в современную эпоху британский парламент не осуществляет действительного контроля над исполнительной властью. Английское правительство - основной инициатор политики, оно указывает на направление, в русле которого должно развиваться общество. Влияние парламента постоянно падает, и система эволюционирует в сторону усиления исполнительной власти, оставаясь монархией, в которой партия, доминирующая в парламенте, определяет политику государства [7, с. 64].
По силе политического влияния исполнительная ветвь власти Франции не имеет аналогов в Европе; в первые годы «Пятой республики» часто говорили, что Елисейский
дворец правит через высшие эшелоны чиновничества, зачастую практически игнорируя премьер-министра и кабинет, не говоря уже о законодательной власти. Даже в тех случаях, когда исполнительная власть оказывается разделена между президентом и премьер-министром, как это было в недавние периоды их (спокойного) сосуществования, конституция «Пятой республики» дает решительное преимущество этой двуглавой исполнительной власти перед законодателями и их комитетами. Дело в том, что до 1958 г. Национальное собрание обладало исключительными прерогативами в основополагающих областях: оно одно устанавливало законы и создавало правительство. Но конституционное изменение 1958 г. было направлено на всемерное усиление власти президента [22, с. 15]. Конституция «Пятой республики» возвращает президенту право роспуска нижней палаты парламента - Национального собрания (за период 1962-1988 гг. президент четыре раза срочно распускал Национальное собрание, и во всех досрочных выборах побеждали президентские политические силы) [22, с. 16]. Кроме того, президент и правительство могут принимать ордонансы, имеющие силу закона и не нуждающиеся в утверждении парламента. Многие политологи расценивают Французскую республику как «ультрапрезидентский режим» или «режим всемогущества исполнительной власти» [7, с. 75].
Несмотря на то что система формальных сдержек и противовесов, а также относительная открытость власти мало что меняют, французская система базируется на действии всеобщего избирательного права и гарантиях фундаментальных свобод и социально-политических прав.
В США взаимодействие исполнительной и законодательной ветвей власти на протяжении политического развития, так же как и во многих других странах, не было ровным и умеренным. Констатируется изменение соотношения сил в пользу исполнительной власти. Попытки доминирования одной власти над другой проявлялись в слишком частом использовании президентом конституционной возможности применения ограниченного законодательного права, которое стало традиционным явлением современной американской политической жизни [15, с. 17].
В странах Скандинавии взаимоотношения исполнительной и законодательной ветвей власти выглядят следующим образом. Финляндия, как известно, вместе с Исландией стоит особняком в ряду северных стран, поскольку вплоть до сегодняшнего дня уче-ные-государствоведы определяют ее форму правления как полупрезидентскую республику. Согласно форме правления 1919 г., президент обладает весьма большими полномочиями, анализ которых показывает, что если сравнивать положения президента Финляндии с положением монарха, то мы могли бы определить его именно как монарха, не делегировавшего свои правомочия в осуществлении исполнительной власти правительству, но реализующего их совместно со своими министрами при учете, разумеется, ответственности министров в конечном итоге перед парламентом [10, с. 279].
Как правило, правительство в Скандинавских странах рассматривается в конституционной доктрине как один из важнейших органов государственной власти, которому глава государства делегировал свои исполнительные полномочия. Однако роль правительства фактически только этим формальным предназначением не исчерпывается. Правительство в парламентарных демократиях давно уже превратилось в настоящий исполнительный комитет господствующей политической партии или коалиции нескольких партий. Именно через правительство партия реализует программные положения, которые получили поддержку у избирателей, через организованные правительством в лице его министров специальные комитеты. Происходит фактическое сращивание формальных государственных структур с организациями корпоративного сектора стран Северной Европы. Кроме того, притягательность именно правительства как центра власти и политического влияния обеспечивает ему весьма большую роль как субъекта политического процесса. Правительство фактически вносит большинство законопроектов в парламент (до 99 %), оно и только оно отвечает за исполнение уже существующих. Ему принадлежит последнее слово в деле распределения благ в обществе, сюда входят как официальное субсидирование субъектов политического процесса через государственный
бюджет, так и финансирование посредством широкой сети правительственных фондов все тех же субъектов политического общения и оказание им иных услуг. Наконец, согласно конституции, правительство страны, будучи ответственным за свою политику перед парламентом и тем самым от него зависимым же, сохраняет за собой набор необходимых рычагов воздействия на «непокорный» парламент. Имеется в виду угроза внесения вотума недоверия или применения права роспуска парламента с назначением новых парламентских выборов. Из всех Скандинавских стран только у норвежского правительства отсутствует такое правомочие. Автономность правительства тем самым получает необходимую интенсивность и стойкость форм [17].
Итак, мы находим сходство в развитии политических систем ведущих западных стран. Становление британской, американской и французской моделей происходило как в скрытом, так и в явном противостоянии исполнительной и законодательной ветвей власти. Этот процесс начался с зарождения представительных органов, имея целью ограничить произвол исполнительной власти, затем плавно перешел в доминирование законодательной власти и в конечном итоге в ХХ в. определенным преобладанием главы исполнительной власти над парламентом, что в свою очередь подтверждает и опыт стран Скандинавии. При этом, что особенно важно, скандинавская политическая теория рассматривает государство как необходимый элемент политического общения (процесса), причем как элемент, на базе которого создаются нормальные (относительно бесконфликтные) условия существования самого общения и который управляет процессами внутри самой политической системы. Модели северных государств добавляют к этому еще и то, что, будучи, по сути, жестким типом интервенционистского государства, они, эти государства, являются еще и механизмом централизованного перераспределения производимых в обществе благ.
Роль государства в социально-экономическом развитии стран Запада также выходит за рамки классических эталонов либерализма. Сложившаяся в 50-70-е гг. концепция государственного регулирования связывала поддержание «полной занятости» и дру-
гие цели экономической политики государства (антиинфляционные мероприятия, стимулирование экономического роста и равновесия платежного баланса) с усилием хозяйственных полномочий государства. Следствием социал-реформистского подхода стало прогрессирующее вмешательство государства в процессы воспроизводства. Наиболее наглядным индикатором этого процесса является рост масштабов перераспределения общественного продукта. Доля государства в этой сфере выросла в период 1960-1980-х гг. в США с 28,1 до 35,4 %, в ФРГ с 31,4 до 45,6 %, и т. д. [8, с. 48]. Рост государственных расходов происходил в основном за счет наращивания трансфертов (переводов) -средств, перераспределяемых государством от одних хозяйств, субъектов к другим. Наиболее динамичным компонентом трансфертов являются социальные расходы. В указанный период темпы их прироста опережали рост ВВП. В результате активной политики в западных странах было создано «государство благосостояния», обеспечивающее своих граждан широким спектром социальных программ. Масштабы участия государства в экономических процессах возросли также в связи с национализацией. В социал-реформистской модели «смешанной экономики» государственно-предпринимательский сектор стал занимать существенное место в хозяйстве по масштабам занятости, капиталовложений и производимого продукта. Значительно расширилась и сфера административноправового регулирования. Пропорции между государством и частным сектором были смещены в пользу 1-го.
Рассматривая непосредственно само устройство американской модели, можно выделить как минимум два этапа внутриполитических преобразований. «Новый курс» разделил историю США ХХ в. на два периода, радикально изменив форму и соотношение общественно-исторических тенденций. Если до 1933 г. американское общество развивалось по классическим канонам капитализма, то после 1933 г. начался процесс их трансформации. Определяло трансформацию активное вмешательство государства (или же общества посредством государства) в процессы частнокапиталистического производства, вызванное тем, что олигар-
хические тенденции в общественно-политической жизни США серьезно ослабили значение демократических институтов.
Программа «нового курса» привела к оформлению социального либерализма, который составил магистральную линию развития, и сводится к следующему моменту: модель «экономического спроса». Сущность модели сводится к стимулированию потребительского спроса населения посредством увеличения пособий, дотаций и т. п. В этот период был принят ряд законов, также направленных на регулирование социальной сферы: 1935 г. - закон «О социальном страховании», 1938 г. - «О справедливых условиях труда». В 1933 г. принят закон «О восстановлении промышленности», по которому предприниматели под контролем государства принимали кодекс «честной конкуренции» [7, с. 75]. Глубина и объем процессов этатиза-ции означала радикальную перестройку политической системы США.
На современном этапе следует отметить, что несмотря на многочисленные попытки реформ и прямые удары «государство благосостояния» в США выдержало испытание. Уцелели и модернизированы все основные социальные программы. Социальная стабильность в переломные годы не была нарушена, и не последнее место в этом сыграло умение правящей элиты США манипулировать общественным мнением посредством контролирования СМИ и внедрения в общественное сознание различных мифов. В частности, В.П. Пугачеву сложившаяся ситуация позволяет говорить о существовании в США информационно-финансового тоталитаризма [12, с. 3-9].
Великобритания в своей политической эволюции прошла в ХХ в. через два больших политических цикла. Первый, идеологической составляющей которого был «новый либерализм», а затем и этатистская социал-демократия, отражал рост коллективистских настроений в первой половине столетия. Эта тенденция объяснялась социальной перестройкой, произошедшей в результате складывания зрелых институтов индустриального общества. Данные процессы привели к модернизации партийно-политической системы, сопровождавшейся обострением партийной борьбы в межвоенный период, происходила переналадка экономического механизма, а затем уста-
новлением в середине столетия межпартийного консенсуса с участием, следуя терминологии «третьего пути», «старых левых» и «старых правых» [1, с. 24] и утверждением новой модели перераспределения. Таким образом, в послевоенный период сложилась британская модель, в которой государство стало более активно регулировать экономические и социальные отношения посредством государственных программ и перераспределения общественного национального продукта.
Такая последовательность событий повторилась в последней трети XX в., только на этот раз новый политический цикл, идейной составляющей которого стала концепция «свободной рыночной экономики», а затем и «третий путь», развивался на базе роста индивидуалистических настроений в условиях перехода британского общества к постиндустриальному типу развития. На первый план выдвинулись вопросы экономической эффективности. Реструктуризация социума привела к модернизации партийно-политической системы, начавшейся с обострения партийной борьбы в 1980-е гг. в условиях перестройки экономического механизма. Однако к концу 1990-х гг. на передний план вновь выдвинулись проблемы перераспределения и перехода постиндустриального общества на информационную стадию развития [1, с. 26].
Широкую поддержку получил тезис о том, что в теории и на практике приватизации в Великобритании в 1980-1990-е гг. было «слишком много». Например, в Соединенном Королевстве и в Нидерландах приватизация естественной монополии - железных дорог -повлекла многочисленные проблемы. В результате в обеих странах железные дороги, хотя и не подверглись ренационализации, были переданы некоммерческим организациям. Согласно традиционному социал-демократическому подходу, государство в Англии вмешивается в функционирование рынка в случае его недееспособности. Однако государственное вмешательство часто необходимо и для того, чтобы повысить эффективность работы рынка [8, с. 48].
Таким образом, социально-экономические кризисы, проблемы неравенства в распределении национального дохода способствовали усилению в 60-70-е гг. экономической эта-
тизации. Именно в этот период в большинстве стран Запада стала формироваться смешанная модель хозяйствования, значительно возросла доля государственного капитала, как правило, в отраслях общенационального значения (инфраструктура, медицина, образование), широко стали использоваться механизмы социальной поддержки населения.
В свою очередь, в странах Запада существует государственно-правовой механизм обеспечения плюрализма идеологии современного западного общества, который основывается на конституировании многообразия интересов. Не последнюю роль в обеспечении плюрализма идей играет принцип свободы совести, закрепленный в законодательстве стран Европы. Что касается гарантий общих прав и свобод человека, страны Скандинавии и Финляндия традиционно выделяются среди остальных государств Западной Европы. Именно Швеция является родиной такого института, как уполномоченный по правам человека, притом, что церковь в политической системе Скандинавских стран, согласно лютеранской схеме, продолжает оставаться частью государства, органично вписывающейся в структуру его органов [10, с. 284-286].
Характерно, что в последние десятилетия государство на Западе стало заметно расширять и более активно использовать именно во взаимосвязи свои социальные и экономические функции. Это особенно наглядно проявляется в странах Западной Европы, в ряде из которых положения о том, что государство является социальным, было записано в конституциях. Такого рода понимание назначения государства, так или иначе, выражается в его определенном, порой очень значительном вмешательстве в экономическую жизнь страны. Это проявляется во многих сферах, в особенности в налоговом законодательстве, страховом деле, банковском праве. Говорить о стихии полностью саморегулирующегося, абсолютно свободного рынка, отделенного китайской стеной от государства, в этих условиях не приходится. На таком фоне ошибочность недооценки роли государства в России особенно бросается в глаза.
Опыт прошедшего десятилетия реформ в России со всей очевидностью говорит об исключительной важности и неотложности
разработки четкого и научно обоснованного стратегического курса развития как страны в целом, так и государства в особенности. Более важно, однако, осознавать, что идеи этатизма выдвигаются сегодня отнюдь не под воздействием субъективистских факторов. Речь идет об объективной потребности современного этапа развития нашей страны, условии успешного решения сложнейших задач, стоящих перед ней. Данную потребность невозможно отменить, а ее игнорирование лишь нанесет ущерб обществу. Вместе с тем следует отдавать себе отчет в том, что процессы этатизации, принятие мер по повышению уровня управляемости делами общества обязательно предполагает полную и последовательную реализацию тезиса, согласно которому активное сильное государство обязательно должно быть правовым государством. Более того, укрепление государства должно идти таким образом, чтобы одновременно наполнялись содержанием и реализовывались все постулаты правового государства. Это - ведущий ориентир становления сильного государства.
В современных российских условиях именно государство является тем институтом, которому объективно под силу объединить усилия всего общества и осуществить на этой основе преобразования, ведущие к главной цели - сделать Россию страной свободы и демократии, современной экономики, передовой науки и культуры, занимающей достойное место в мировой политике. Эту свою роль государство и право смогут выполнить только при условии, что они сами будут олицетворением всего нового и прогрессивного в своей сфере функционирования. Иначе государство может превратиться лишь в нейтрального регистратора общественных изменений или, - что гибельно для судьбы страны, - в тормоз и барьер на пути прогресса, продвижения общества к новым, более высоким рубежам. Речь идет не только о главном назначении государства, сколько о содержании властных функций, формах и методах их осуществления [18, с. 11].
Надо отметить, что в последнее время государственная власть предприняла ряд энергичных мер, направленных на ее же укрепление. Созданы семь федеральных округов, введен институт полномочных представителей
Президента Российской Федерации в этих округах, скорректирован процесс избрания глав субъектов Федерации, приняты ряд законопроектов, касающихся деятельности политических партий и некоммерческих организаций. Возникают вопросы о степени демократичности предпринятых шагов, о том, приведут ли эти мероприятия к укреплению государства или же к излишнему огосударствлению общественной жизни, но очевидно, что удалось остановить начавшийся было процесс дезинтеграции федеративного государства, распада общефедерального правового пространства посредством активной позиции самого государства. Именно посредством этатизации политическая система в состоянии сконцентрировать в себе все многообразие политических интересов, урегулировать явления политической жизни посредством общеобязательных установлений. Тем самым этатизация играет особую роль в политической системе и политическом процессе общества. Придавая целостность и устойчивость политической системе, она делает государство способным выполнять основной объем работы по управлению обществом, пользуясь его ресурсами и упорядочивая его жизнедеятельность, о чем свидетельствует и зарубежный опыт.
Существование в странах Запада и Европы реально действующих смешанных моделей экономики, наличие тенденций к монополизации власти исполнительной ветвью, а также попытки манипулирования общественным мнением (в частности, США) подтверждают организующую и интегрирующую роль процессов этатизации, а сохранение в обществе основ демократии и плюрализма позволяет охарактеризовать указанные тенденции в этих странах, как этатистские тенденции демократического типа.
Сегодня в России речь, по сути дела, идет о поисках разумного соотношения между регулирующей ролью государства и саморегулирующими возможностями гражданского общества. Объективной потребностью для России является сильное государство, которое (во взаимодействии с личностью, дееспособным гражданским обществом и другими элементами государственности) выступает в качестве важнейшего условия успешной модернизации всего рос-
сийского общества, в обеспечении этого взаимодействия и проявляется интегрирующая, регулирующая роль процессов этати-зации общественных отношений.
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Громыко, А. А. Третий путь - что дальше? / А. А. Громыко // Современная Европа. - 2005. -№ 3. - С. 26.
2. Гильдебранд, Б. Политическая экономия настоящего и будущего / Б. Гильдебранд. - М., 1863.
3. Затонский, В. А. Роль государства в политической жизни общества / В. А. Затонский // Политика и общество. - 2003. - № 3.
4. Леонтьев, К. Н. Как надо понимать сближение с народом / К. Н. Леонтьев // Леонтьев, К. Н. Восток. Россия и славянство. - Т. 2. - М., 1886.
5. Мельвиль, А. Ю. Опыт теоретико-методологического синтеза структурного и процедурного подходов к демократическим транзитам / А. Ю. Мельвиль // Полис. - 1998. - № 2.
6. Мюллер, А. Элементы государственного искусства / А. Мюллер. - СПб., 1809.
7. Орлов, А. А. Проблема взаимодействия исполнительной и представительной ветвей власти в политической системе России [Электронный ресурс] / А. А. Орлов. - М., 2006.
8. Пирогов, Г. Г. Механизмы защиты социальной сферы / Г. Г. Пирогов, Ю. П. Лисовский. - М. : Наука, 1992.
9. Поланьи, К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени / К. Поланьи ; пер. с англ. А. А. Васильева. -СПб., 2002. - 302 с.
10. Политическая система стран Скандинавии и Финляндии. - М. : Рос. полит. энцикл. МГИМО МИД РФ, 2000.
11. Пугачев, В. П. Дестабилизация России: причины и пути преодоления / В. П. Пугачев // Вестник Моск. ун-та. Сер. 12, Социально-политические исследования. - 1994. - № 4.
12. Пугачев, В. П. Информационно-финансовый тоталитаризм: российский эксперимент по американскому сценарию / В. П. Пугачев // ВМУ. -Сер. 12. - 1999. - № 4.
13. Родбертус, К. Экономические сочинения / К. Родбертус. - М., 1936.
14. Рошер, В. Начала народного хозяйства / В. Рошер. - Т. 1. - М., 1860-1862.
15. Согрин, В. В. США в ХХ в. Тенденции и итоги общественно-исторического развития / В. В. Согрин // США - Канада. - 1999. - № 9.
16. Соколова, Р. И. Государство в современном мире / Р. И. Соколова, В. И. Спиридонова. - М., 2003.
17. Тарбер, Дж. Разделенная демократия. Сотрудничество и конфликт между Президентом и Конгрессом : пер. с англ. / Дж. Тарбер. - М. : Прогресс, 1994.
18. Топорнин, Б. Н. Сильное государство -объективная потребность времени / Б. Н. Топор-нин // Вопросы философии. - 2001. - № 7.
19. Чернавский, М. Ю. Этатизм, принцип автаркии в экономике и идея государственного социализма в консервативных концепциях XIX - начала XX в. / М. Ю. Чернавский // На рубеже веков. - 2004. - № 5.
20. Чичерин, Б. Н. История политических учений / Б. Н. Чичерин. - М., 1877. - Ч. 4.
21. Фихте, И. Г. Замкнутое торговое государство / И. Г Фихте. - М., 1923.
22. Увачев, В. А. Механизм разделения властей в правовом государстве / В. А. Увачев. -М., 2003.
23. Шеффле, А. Капитализм и социализм / А. Шеф-фле. - СПб., 1871. - Ч. 1.
24. Штаммлер, Р. Закономерность правового порядка и народного хозяйства / Р. Штаммлер. -Киев, 1904.
25. Штейн, Л. Социальный вопрос с философской точки зрения / Л. Штейн. - М., 1899.
