CC BY
27
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2010. № 4
П.С. Каневский, канд. полит. наук, ст. преп. кафедры политологии и социологии политических процессов социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова*
ПРОБЛЕМЫ РОССИЙСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ: ЭЛИТЫ, ОБЩЕСТВО, МИРОВОЙ КРИЗИС
В условиях кризиса российское общество столкнулось с абсолютно новыми вызовами времени. Вскрываются самые острые проблемы политической системы, экономики, которые в годы благоприятной внешнеэкономической ситуации были отодвинуты на второй план. Хотя властями был объявлен курс на модернизацию, институциональный и контекстуальный уровни развития государства не соответствуют заявленной цели. Российская политическая система нуждается в реформировании, а общество — в изменении социально-экономических практик. Мировой кризис, с одной стороны, затрудняет этот процесс, с другой — делает его неизбежным, если власти хотят сохранить стабильность системы, а общество — эволюционировать, а не деградировать.
Ключевые слова: модернизация, политическая система, гражданское общество, элиты, коррупция, идеология, кризис.
Under existing condition of world crisis, Russian society is facing new challenges. The most crucial problems of political system and economy, which were preferred not to be seen during the economic growth, now arise. Although government did set a clear aim of modernization, but institutional and contextual level of state's development do not correlate with this goal. Russian political system desperately needs reformation and society needs change in social and economic activities. On one hand, world crisis complicates this process, but on the other it makes in inevitable if government wants to keep political system stable, and society wants to evolve, not to degrade.
Key words: modernization, political system, civil society, corruption, ideology, crisis.
Российская политическая система перешла на новый этап своего развития, связанный с рядом изменений, которые условно можно разделить на три уровня: внутрисистемный, интрасоциетальный (связанный с внутренним окружением политической системы) и экстрасоциетальный (политическая система в рамках международного социального, политико-экономического, культурного сообщества). Каждый из данных уровней составляет центрические окружности вокруг политической системы. Иными словами, мы изначально помещаем политическую систему в центр данной ло-
* Каневский Павел Сергеевич, e-mail: [email protected]
гической схемы, потому что когда мы говорим о демократическом транзите, о модернизации, которые стали сегодня одними из самых популярных программных лозунгов Президента Д.М. Медведева, то должны отталкиваться именно от функционирования политической системы. В любом обществе политическая система играет важнейшую роль, однако в России это краеугольный камень, на который традиционно опирается весь социальный организм. Учитывая богатейшую традицию российского этатизма, именно от политической системы во многом зависят векторы не только политических, но и социальных, экономических, культурных изменений1.
Избрание президентом Д.А. Медведева ознаменовалось принятием целого ряда стратегических планов общественного развития, большинство из которых были неоднократно изложены в его программных речах и статьях. Основной их смысл сводится к тому, что в целях собственной стабилизации российская политическая система и все общество обязаны эволюционировать, причем эволюционировать не только с точки зрения экономического, промышленного, социального, но и с точки зрения политического развития.
В настоящее время в политической сфере России наблюдается множество опасных для стабильности политической системы факторов: системная коррупция, низкий уровень политического участия, невыполнение парламентом и прочими представительными органами своих функций репрезентации интересов всех слоев населения. Некоторые политики и эксперты говорят о том, что политическая система неспособна агрегировать реальное (а не абстрактное) множество интересов различных социальных общностей. Не в последнюю очередь это связано с тем, что в сегодняшней России образовались как никогда близкие, зачастую неформальные связи между правящей элитой и аффилированными с ней группами, прежде всего крупным бизнесом и теневыми структурами. Хотя в реальный политический процесс и включаются узкие социальные слои, это практически не сказывается на прочности позиций самой элиты и ее легитимности.
Если взглянуть на этот комплекс проблем, то мы увидим, что в своем развитии политическая система и ее социальная среда сталкиваются с проблемами, существующими на трех уровнях, которые были очерчены выше, — внутрисистемном, интрасоциетальном
1 Я бы хотел избежать позитивных или негативных трактовок слова "этатизм". С точки зрения философии Просвещения, демократических идеалов этатизм — отрицательный феномен. Однако это является частью российской истории, частью политической культуры, поэтому было бы нелогично сбрасывать его со счетов. Этатизм сегодня — это заложенная неизбежность системы, от которой мы вынуждены отталкиваться и строить свои рассуждения.
(развитие гражданского общества, гражданских ассоциаций, проблема бизнес-сообщества и трудовых союзов) и экстрасоциеталь-ном (внешнеэкономическое и внешнеполитическое воздействие, мировой экономический кризис). Попытаемся рассмотреть их в совокупности.
Уже одного взгляда на морфологию политической системы достаточно, чтобы понять, что внутрисистемный уровень полон множества противоречий. Мы будем рассматривать политическую систему в русле классического функционализма, через призму взаимодействия трех ее уровней — системно-нормативного, институционального и статусно-ролевого. Системно-нормативный уровень — это уровень, задающий системе стратегию развития, его общую направленность, он определяет рамки дозволенного и зоны ответственности, структурирует все элементы политической системы. Это тот уровень, который очерчен наиболее четко, так как он воплощен в основных нормах права, в Конституции страны. Однако, определяя основные принципы политического устройства, системно-нормативный уровень не дает реального представления о функционировании политической системы, потому что даже высший нормативный акт — это абстракция, действенность которой обеспечивается конкретными институтами. Точнее, системно-нормативный уровень существует для того, чтобы регулировать институциональный уровень, однако качество институтов в свою очередь определяет системно-нормативный уровень. Конституция, как и вся система права, достаточно часто вступает в очевидное противоречие с институциональным уровнем и особенно со статусно-ролевым.
Наблюдаемые в современной России слабость парламента, а также слабость и зависимость судебной системы обесценивают нормы права, отдаляют системно-нормативный уровень от реальной жизни, нарушая логические связи в политической системе. Высказывания Президента о ключевых политических проблемах звучат как раз на системно-нормативном уровне, и это вполне закономерно: согласно возложенным на него функциям, Президент должен задавать алгоритмы развития и в то же время заботиться о сохранении и реализации существующих норм. Будучи юристом по образованию, Д.А. Медведев прекрасно осознает, что, пока не будет восстановлена независимость судебной системы, ни о какой институциональной трансформации говорить не приходится. В качестве квинтэссенции его позиции можно использовать процитированную им же фразу Д. Юма: "Вся политическая система существует только для того, чтобы судьи могли независимо исполнять свои функции"2.
2 Интервью Д.А. Медведева. Декларация Медведева. Год 2009 // Новая газета. 2009. 15 апр. (http://www.novayagazeta.ru/data/2009/039/01.html).
Однако это лишь одна грань проблемы, которая помогает нам констатировать факты, но она не затрагивает глубинных основ, породивших то состояние политической системы, в которой она сейчас находится. Одним из ключевых симптомов отнюдь не исчезающей, но все нарастающей напряженности является резкое учащение случаев девиантного поведения, когда конкретные индивиды идут на осознанное нарушение норм. Исследователи уже давно отмечают усиление неформальных коммуникаций во всей политической иерархии современной России, начиная от бюрократического аппарата и заканчивая правящей элитой. Это ведет к возникновению патрон-клиентских отношений, т.е. к "персональной или коллективной зависимости, происходящей из неравномерного распределения ресурсов власти"3. Вместе с тем вероятность того, что деятельность любого политика или бюрократа может быть подчинена абсолютно безличным и чисто функциональным задачам, незначительна. В этом смысле идеал рациональной политики представляется конечно же недостижимым. Вопрос лишь в том, насколько неформальная сторона политики влияет на ее функциональную составляющую. Для России, в которой за последние 20 лет произошло усиление инструментального отношения к политической деятельности, это более чем актуальный вопрос. Как верно несколько лет назад заметила С.Н. Пшизова, "деятельность, основывавшаяся ранее на коллективных идентификациях, сменяется формами деятельности индивидуалистического общества, в котором доминируют частные действия, мотивированные частными интересами... Практически все основные субъекты политики мотивированы извлечением личной выгоды и относятся к своей деятельности как предприниматели"4. Участие в политике становится гарантией материальной обеспеченности, которой можно достичь исходя из возможностей, предоставляемых занимаемой должностью.
В качестве инструмента преодоления основных системных проблем и кризисов позиционируется внешне прекрасно выстроенная вертикаль власти, которая тем не менее является малоэффективной, потому что она подвержена губительному влиянию системной коррупции, порожденной всеобъемлющим девиантным поведением на статусно-ролевом уровне. Ограничить ее могли бы демократические механизмы властвования, но этого не происходит опять же по причине несоответствия между тремя уровнями функциониро-
3 Афанасьев М.Н. Клиентелла в России вчера и сегодня // Полис. 1994. № 1. С. 121.
4 Пшизова С.Н. Представительство или предпринимательство? Партии в политическом процессе современной России // Сборник материалов II Всероссийского социологического конгресса. М., 2003 (Шр://ИЬ.$осю.т$и.ги/1/ИЬгагу?е=(1-000-00-
--0ко^ге88--00-0-0-0рготр11-10—4------0-01--1-ги-50---20-Ье1р---00031-001-1-
0windowsZz-1251-10&c1=CL1&d=HASH01a433482de131b51f21e04f.2.1&gc=0).
вания политической системы. Достаточно лаконично характеризует ситуацию Ю. Красин: "Нет прозрачных демократических процедур в принятии политических решений. Нет независимой судебной системы. Нет достаточно зрелого гражданского общества. И что, пожалуй, еще важней, у властных структур нет умения и привычки править демократическими методами. В этих условиях выбор в пользу укрепления и применения административно-авторитарных рычагов власти, вплоть до использования репрессивных органов, становится едва ли не политическим императивом"5.
Итак, российская политическая система находится в точке бифуркации. Необходимость существования целостного гражданского общества осознается на системно-нормативном уровне. Однако варианты развития гражданского общества отнюдь не универсальны, так как, с одной стороны, существует сценарий развития гражданского общества снизу, а с другой — сценарий выстраивания гражданского общества сверху путем применения административных методов с помощью расчистки пространства для гражданской активности на институциональном уровне. По большому счету, эта точка бифуркации является ареной борьбы различных политических и общественных групп, идеологов, мыслителей, ученых, которых условно можно разделить на два лагеря — либерально ориентированных и консервативно ориентированных. Представители обеих сторон рассуждают о модернизации с двух точек зрения: первые выступают за ослабление влияния государства и придание большей независимости независимым гражданским ассоциациям, бизнес-сообществу; вторые ратуют за сохранение влияния государства на определенном, заранее очерченном уровне, разумном участии институтов власти в общественных, экономических вопросах.
Консерваторы отталкиваются от парадигмы, что "в истории России именно государство всегда определяет специфику политического и социально-экономического развития и, естественно, содержание и направленность развития общественных структур и организаций"6. Осознавая все трудности российского общества и российской государственности, такие, как раздутый бюрократический аппарат7, противоречия между общественными интересами и лично-корпоративными интересами бюрократии, а также недостаток собственно гражданской активности снизу, консерваторы тем
5 Красин Ю. Российская реформация в зеркале кризиса (политический срез) // Власть. 2009. № 3. С. 5.
6 Воробьев С. Гражданское общество и модернизация России // Власть. 2009. № 4.С. 19.
7 Надо, однако, заметить, что по мировым стандартам российская страта чиновников не выбивается за пределы нормы флуктации политической стратификации. Значит, причина кроется не столько в количестве, сколько в качестве бюрократического аппарата.
не менее считают, что без сильного государства не может быть и сильного гражданского общества. "Необходимо формирование гражданского общества в России на основе усиления роли государства в различных сферах общественной жизни, опоры на наиболее ценные политические гражданские ценности", среди которых называются "патриотизм, справедливость, державность, активная гражданская позиция"8.
В качестве одного из подтверждений подобной необходимости указывается и на существование этатистского запроса снизу. Действительно, ряд исследований демонстрируют, что россияне не только признают, но и приветствуют определяющую роль государства в экономике и социальной сфере. Это выражается, в частности, в отношении к частной собственности: большинство граждан считают, что она должна носить подчиненный характер по отношению к государственной собственности9. Однако именно такое отношение к частной собственности, уходящее корнями в советское прошлое, является камнем преткновения на пути модернизации по консервативному сценарию. Ведь даже если мы говорим об исчезновении сферы частной собственности как таковой, что было характерным для обществ советского типа (чистого этакратизма), отношения по поводу собственности не исчезают. В этом случае они просто становятся предметом сделок и кон-фронтаций между государственными субъектами, действующими в рамках институциональной структуры власти. О.В. Крыштанов-ская назвала такие отношения "инсайдерским политическим рынком", когда между государственными субъектами происходит "обмен одних ресурсов власти на другие"10. В обществах советского типа структура властных отношений заметно отличалась от капиталистических обществ: здесь действовали иные законы владения ресурсами власти, в том числе и экономическими, и иные законы их распределения. Проблема состоит в том, что эти явления по сей день продолжают существовать на неформальном уровне. Это выражается в создании неономенклатурных практик, патрон-клиентских отношений, "железных треугольников" лоббизма11, когда лишь наиболее привилегированные, избранные группы общества
8 Воробьев С. Указ. соч. С. 19.
9 См.: Тихонова Н.Е. Россияне на современном этапе социокультурной модернизации // Общественные науки и современность. 2006. № 1. С. 36—45.
10 Крыштановская О.В. Анатомия российской элиты. М., 2005. С. 53.
11 В качестве примера железного треугольника можно рассмотреть ОАО "Газпром", группы давления которого настолько прочно встроены во властные сети (В.А. Язев, В.А. Зубков, И.И. Сечин являются ключевыми координаторами между монополией, Госдумой и правительством), что компания способна в одиночку влиять на законодательство в сфере топливной энергетики, имея фактически неограниченную политическую поддержку.
получают доступ к капиталу различного типа. Политическое неравенство (идущее бок о бок с неравенством экономическим) — это главное наследие советской модели государственной собственности. Поэтому если говорить о первичности госсобственности, открытой и латентной национализации предприятий и целых секторов экономики, то здесь нужно применять инновационные модели, которые отвечали бы вызовам времени и способствовали бы созданию широкого, а не номенклатурно-олигархического рыночного сектора.
Кроме того, консерваторы говорят о социальном партнерстве, опираясь на западный образец (скандинавская, австрийская модели неокорпоративизма), однако для этого также нет оснований, так как на Западе сначала оформился капитализм и произошла модернизация по либеральной модели и лишь позднее, в первой половине XX в., произошла модификация модели в сторону усиления распределительной и контролирующей роли государства для того, чтобы сгладить социальные противоречия, вызванные развитием капитализма. В России же верховная роль государства является заданным императивом, поэтому ни о каком социальном партнерстве говорить пока не приходится, вновь вся надежда возлагается на органы власти, которые и должны быть нацелены на модернизацию исходя из нормативных императивов. Однако исторический опыт показывает, что ни одно государство (даже на Западе) неспособно к рациональному самоограничению, если на него не оказывается давления снизу. Ряд политиков, аналитиков и журналистов надеются на то, что государство самостоятельно создаст условия для развития гражданского общества, так как это является необходимым условием стабилизации самой системы. Однако здесь возникает дилемма, так как у нас нет никаких оснований считать, что императивы, возникающие на системно-нормативном уровне, разделяются всеми членами политического сообщества — как элитами, так и бюрократией.
В то же время необходимо помнить, что неолиберальная концепция в России также потерпела крах. Либерализм элементарно не соответствовал уровню развития общества. По большому счету, была повторена ошибка русских либералов и меньшевиков начала XX в.; рационализм либеральной идеологии был несовместим с общественным иррационализмом, господствовавшим в имперской России. Либералы и меньшевики создавали программы для просвещенного меньшинства, не считаясь с мнением большинства, основную часть которого составляли необеспеченные, малограмотные, бесправные крестьяне. Для русских либералов простой народ был "какой-то другой, низшей расой"12. Такая позиция
12 Милюков П.Н. История второй русской революции // Российские либералы: кадеты и октябристы. М., 1996. С. 103—104.
и определила то отношение, которое сформировалось по отношению к либеральным политикам и к либеральной идеологии. В массовом сознании они стали восприниматься как чуждый традиционной русской культуре элемент. В этом смысле большевики сделали намного более правильный выбор, "воссоздав характерное для имперского мифа представление об особой роли народных масс России в мировой истории"13. Однако в конечном счете, идеология большевиков точно так же выродилась в диктат "передовых меньшинств", которые по своему усмотрению "повели народ" в "правильном" направлении, в сторону высшей "свободы и справедливости", создав гораздо более сильное классовое разделение, чем то, которое было в царской России. Прав был Ж. Маритен, когда говорил, что "были люди, которые верили, что они, как сказал Жан-Жак Руссо, должны заставить народ быть свободным. Я считаю, что эти люди были предателями народа, потому что относились к народу как к неразумному ребенку и вместе с тем возмущенно требовали для народа прав и свобод. Тот, кто не доверяет народу и вместе с тем взывает к высшим чувствам и крови народа, обманывает и предает его"14. Отсутствие уважения и доверия к народу в конечном счете объединяло и либералов, и большевиков. Эту же ошибку в начале 1990-х гг. совершили новые русские идеологи, которые начали сеять ростки либерализма на неподготовленной почве, практически не задействуя при этом широких масс. Это вновь была идеология меньшинства. В результате выросли тот правовой нигилизм и беспочвенность многопартийности, которые мы сейчас имеем. Эти образования не имеют опоры в массовом сознании. Поэтому надо признать, что надежды на смену нынешнего политического режима, родившиеся на фоне мирового кризиса и нестабильности экономической системы, также выглядят безосновательными.
Российская политическая система представляет собой слишком неповоротливый и инертный механизм, поэтому любые установки на радикальные перемены в самой системе несут в себе еще большую опасность дестабилизации и потери управляемости, что в конечном счете способно привести лишь к дальнейшему усилению роли административного аппарата. Хотя такой сценарий представляется слишком пессимистичным, но напряженность между социальной средой и политической системой не может не сказываться на векторах модернизации. По большому счету, речь идет преимущественно о том, как примирить два лагеря, казалось бы безнадежно разделенных тоталитарным прошлым, — государство
13 Разин С. Российская многопартийность и имперский миф в истории русской революции // Власть. 2009. № 2. С. 108.
14 Маритен Ж. Человек и государство. М., 2000. С. 132—133.
и общество. Вопрос ставится очень остро: каким должен быть общественный договор между властью и народом в условиях изменяющегося мира, в условиях неопределенных тенденций развития мирового рынка, наконец, в условиях непредсказуемого экономического кризиса, который многими справедливо рассматривается не просто как финансовый катаклизм, а как волна продолжительного экономического отката?
Пока внешнеэкономическая ситуация благоприятствовала российскому рынку, ориентированному на энергоносители, данный вопрос был вторичен. Политическая система была достаточно устойчива, чтобы сглаживать противоречия между полярными классами управляющих и управляемых. Потребление, захлестнувшее широкие слои населения, сделало вторичными вопросы политического и экономического реформирования. Несмотря на резко усилившееся социальное неравенство, политическая система смогла стабилизироваться, направив всю энергию и ресурсный потенциал на сохранение status quo. Правящая элита, памятуя о нестабильности властных структур в 1990-е гг., оказалась озабочена постоянным укреплением собственной легитимности.
Возникает логичный вопрос: сказывается ли вообще каким-либо образом легитимность правящей элиты на стабильности функционирования политической системы? Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, мы должны прежде понять, каким образом достигается легитимность правящей элиты. Здесь идет речь о трех классических типах легитимности, вычлененных М. Вебером: традиционном, харизматическом и рациональном. Харизматический фактор всегда играл весомую роль в России и СССР, и есть основания считать, что спрос на харизматического лидера присущ российскому менталитету. Тем не менее было бы ошибкой утверждать, что харизматичный лидер как основа легитимности элит и всего режима является особой российской спецификой. В любой стране мира, где правящие элиты заинтересованы в сохранении прочности собственных позиций, идет поиск харизматичных лидеров, которые олицетворяли бы их, были бы популярным выражением их программ и целей. Особенностью России является скорее тот факт, что высокие рейтинги доверия первых лиц государства (в последние два года в диапазоне 50—60% у Д.А. Мед-веда и между 60—70% у В.В. Путина)15 удивительно стабильны, что достигается за счет превалирования в общественном мнении эмоциональной составляющей (на которую легче воздействовать с точки зрения пропаганды и политической мифологии) над рациональной или волевой. Здесь снова нужно оговориться: эмоциональная
15 Фонд "Общественное мнение". Политические индикаторы // http://bd.fom. ru/pdf/d09ind10.pdf
составляющая является наиболее весомой в структуре любого общественного мнения, однако чем больше дискуссионное общественно-политическое поле, чем больше альтернативных источников формирования и чем больше каналов выражения оно имеет, тем больший вес приобретают рациональный и волевой моменты.
Второй вопрос касается того, каким образом соотносится легитимность правящей элиты и политических институтов. Если в первом случае мы говорим о публичных политиках и доверии к ним со стороны населения, то институциональная легитимность является более обезличенной, так как мы говорим о доверии к конкретным структурам. По сути, это второй веберовский тип легитимности — рациональный (легальный). М. Доган абсолютно верно отметил, что "никакой политический институт не может избежать критики ряда категорий населения. Единодушие является смешной претензией тоталитарных режимов"16. Если харизматичный (к тому же еще и хорошо "раскрученный") лидер с помощью набора определенных средств может поддерживать уровень своей легитимности, то институтам в силу сложности их структур и большого количества возложенных на них функций это делать сложнее. И если рейтинг доверия к премьер-министру В.В. Путину приближается к 70%, то рейтинг доверия к правительству практически в два раза ниже. Более того, согласно опросам, 86% граждан считают, что институты власти не обеспечивают равенства всех граждан перед законом, личную безопасность (89%), соблюдение прав человека (85%), социальные гарантии (84%). 44% граждан считают, что в стране не соблюдается свобода политического выбора17. Очевидно, что ставка на харизматических лидеров и персонализация политики являются попыткой правящих элит стабилизировать политическую систему, сгладить общественные противоречия, неизбежно зарождающиеся в интрасоциетальном окружении в условиях сильнейшей дифференциации. В условиях, когда общество разобщено, это является верной тактикой, так как в развивающихся режимах правящая элита чаще всего является субъектом консолидации общества. Тем не менее речь идет именно о тактике, а не о стратегии, потому что легитимность правящей элиты — это еще не залог общественного процветания. Общество очень четко осознает дисбаланс, который существует сейчас между различными слоями в возможности доступа к властным ресурсам. Многочисленные исследования демонстрируют, что произошедшие в стране перемены хотя и существенно изменили социальную структуру обще-
16 Доган М. Легитимность режимов и кризис доверия // Социологические исследования. 1994. № 6. С. 151.
17 См.: Левашов В.К. Гражданское общество и демократическое государство в России // Социологические исследования. 2006. № 1. С. 10.
ства, но не привели ни к появлению сильного среднего класса, ни к повышению социальной и политической интеграции общества.
Иными словами, правящая элита должна быть заинтересована не только в легитимизации собственного статуса (с этой задачей она справляется более чем успешно), но и в увеличении доверия широких слоев населения ко всей институциональной подсистеме, к институту выборов, к партийной системе. Поэтому именно элита должна инициировать реформу кадровой политики, реальное оживление экономического сектора, предоставление ресурсов власти всем заинтересованным социальным общностям. Легитимность элиты в глазах населения всегда носит во многом сакральный характер. Однако легитимность ради легитимности является тупиковой стратегией, если она не обращена к реальным проблемам политического процесса и, шире, — реальным потребностям общества.
Дилемма, которая стоит сегодня перед ней, гораздо шире, чем возможность или невозможность инновационного развития. Проблема заключается в том, какую роль отведет политическая система гражданам, сможет ли она избежать ошибок, которые из раза в раз на протяжении столетия повторяли российские революционеры и реформаторы. Суть вопроса еще 60 лет назад предельно ясно сформулировал Ж. Маритен: "Народ должен быть разбужен или использован? Разбужен, как люди, или разбужен, чтобы быть бичуемым и погоняемым, как скот? <...> Каждый раз, когда часть говорит от имени целого, эта часть склоняется к тому, что она и есть целое... И вместо пробуждения народа к свободе... данное меньшинство будет подавлять его еще больше"18. Ложная философия принуждения общества к свободе есть не что иное, как путь к несвободе. Властвующие меньшинства должны осознать, наконец, два главных постулата: во-первых, что единственным верным вектором развития должно стать свободное волеизъявление общества; во-вторых, правящие элиты должны быть готовы выйти из игры, если на то будет народная воля.
Россия идет по пути наименьшего сопротивления между двумя крайними моделями — чрезмерного этатизма и чрезмерной либерализации экономического сектора, что приводит к концентрации основной части ресурсов в высших стратах иерархии. И когда мы говорим о создании независимого от государства общественного сектора (гражданского общества), то мы говорим о допущении определенного перераспределения средств. Очевидно, что в условиях, когда власть и капитаны индустрии и финансов находятся в тесном взаимодействии, ни о каком перераспределении средств речи не идет. При этом определенная модель социального партнерства в России сейчас присутствует, однако для партнерства между госу-
18 Маритен Ж. Указ. соч. С. 132.
дарством и обществом в ней не хватает главного элемента — активизации широких социальных слоев общества. И сейчас, в условиях кризиса, вопрос о реальной (а не электоральной) опоре на массы встал особенно остро. Не случайно слова о необходимости развития гражданского общества зазвучали на самом верху. Ведь мы говорим в данном случае не только о доверии граждан к институтам власти, но и о том, какую реальную роль должно сыграть общественное большинство, будет ли оно разбужено или вновь использовано.
Пока что стратегия борьбы с кризисом идет по принципу оказания помощи наиболее мощным финансовым институтам, предоставления зачастую безвозмездных или дешевых кредитов, выкупе потерявших стоимость ценных бумаг. Эта стратегия не нова и является сегодня наиболее популярной не только в России, но и на Западе. Однако, несмотря на внешнее сходство, коренной смысл стратегий различен. На Западе предполагается, что поддерживаемые государством финансовые институты будут способствовать кредитованию реальной экономики, запуская застопорившиеся механизмы рыночной экономики. Но западная реальная экономика опирается не только на крупнейшие финансово-промышленные компании, она опирается на средний класс, на общество двух третей, на развитую сеть предприятий малого и среднего бизнеса, которые дают 40—45% ВВП в США, 50 — во Франции, 60% — в Германии, на которых занято от 70 (Германия) до 80% (в среднем по Евросоюзу) всего работающего населения страны. Хотя даже эта стратегия, встречающая отпор со стороны неокейнсианцев, ратующих за стимулирование потребления, не гарантирует успеха. Волна последних бюджетных кризисов в Греции, Испании, Португалии — лишнее тому подтверждение.
В России же подобная стратегия направлена лишь на поддержку крупнейших, полугосударственных по своей природе компаний и групп компаний, которые хоть и составляют львиную долю экономики, не имеют никакого отношения к широким слоям населения. Поэтому теоретически возможный бюджетный кризис по европейскому сценарию вызовет разрушительные общественные процессы, что опять же поставит под угрозу стабильность политической системы и повлечет за собой административную реакцию. Только суть этих процессов, в отличие от европейских или американских протестов, будет отлична в самом главном: люди будут защищать свои права и социальные гарантии, не будучи встроенными в политическую и экономическую структуру общества, что приведет скорее к войне всех против всех, разрушительным бунтам, чем к системному диалогу. Это очень важное отличие, потому что люди идентифицируют себя с государством и политическими лидерами скорее иррационально, реального партнерства между властью
и обществом нет. Достаточно посмотреть на состояние российских профсоюзов, чтобы понять, что России пока достаточно далеко до неокорпоративизма скандинавско-австрийского или даже польско-чешского типа, где принцип социального партнерства и трудовых отношений институционализирован. В этих странах сильные профсоюзы добились принятия законов, которые должны обеспечивать права и интересы рабочих в условиях трипартизма. В России же ситуация далека от социального консенсуса между сильной центральной властью, сильными крупными предпринимателями, с одной стороны, слабыми профсоюзами и слабым малым и средним бизнесом — с другой. И если быстрое создание разветвленной сети предприятий малого и среднего бизнеса сейчас представляется маловероятным, то налаживание диалога между уже существующими работодателями (особенно крупными компаниями) и профсоюзами представляется более реальным. Правда, для этого необходимо реформировать трудовое законодательство с учетом принципа данного партнерства, который зафиксирован в российской Конституции, необходимо преодолеть раскол и рассеивание независимого профсоюзного движения, которые продолжаются уже 10 лет. Только это способно снизить вероятность конфликтного сценария.
Сложность российской ситуации заключается в том, что, с одной стороны, имеют место отдельные элементы процесса этатизации, т.е. процесса огосударствления общественных отношений, "распространения экспансии государства, его учреждений на экономическую, политическую, социальную и нравственно-духовную сферы жизни общества"19. С другой стороны, активно развиваются капиталистические отношения, значительно повлиявшие на распределение экономических ресурсов общества, основная часть которых оказалась сконцентрирована в немногочисленном и крайне влиятельном высшем экономическом слое или, по словам А. Чубайса, в "классе эффективных собственников". Но если, например, в высшем экономическом слое (высшем классе) США, который составляет 1% населения страны, сконцентрировано 38,5% национального богатства, то в России в руках примерно 1500 человек сосредоточено более 50%20. Зарождение высшего слоя в России
19 Щекотихин В.Н. Этатизм и его роль в укреплении современной государственности: зарубежный опыт и российские тенденции // Вестн. ВолГУ. Сер. 4. 2008. № 13. С. 116.
20 См.: Федоркин Н.С. Становление гражданского общества в современной России: состояние, проблемы, факторы роста // Сборник материалов II Всероссийского социологического конгресса (http://lib.socio.msu.ru/l/library?e=d-000-00---
0kongress--00-0-0-0prompt-10—4------0-0l--1-ru-50---20-help---00031-001-1-
0windowsZz-1251-10&a=d&c=kongress&cl=CL1&d=HASH01a433482de131b51f21e0 4f.1.1).
"явилось результатом совместных усилий российской бюрократии и наиболее способной части буржуазии и ее окружения"21.
Проблема чрезмерного социального расслоения остро ощущается всеми слоями и группами российского общества. С 2006 по 2008 г. доля тех, кто видит в этой проблеме угрозу российской демократии, выросла с 30 до 45%22. Это говорит о том, что общество четко осознает дисбаланс, который возникает между различными слоями в праве доступа к общественным ресурсам. Многочисленные исследования демонстрируют, что произошедшие в стране перемены хотя и существенно изменили социальную структуру общества, но не привели ни к появлению сильного среднего класса, ни к повышению социальной и политической интеграции общества. Наоборот, по словам В. Петухова, "общество распадается на сегменты, фрагментируется"23.
Несомненно, осознают это и власти. То, что государство должно играть важнейшую роль в стабилизации системы, не является открытием русских неоконсерваторов, государство играет важнейшую роль в любом обществе. Но государство, обладая сегодня монополией на право проводить политические изменения, должно воспользоваться этим правом и ослабить административное давление, внести поправки в законодательство, гарантирующие обществу защиту трудовых прав, свободу собраний, свободу слова и критики. В конце концов, это является необходимостью не только для общества, но и для самой системы, перед которой в среднесрочной перспективе замаячил призрак политической нестабильности. В условиях начавшегося экономического кризиса у системы осталось не так много времени, чтобы инициировать изменения на интрасоциетальном уровне, попытаться включить широкие слои населения в политику, экономику, социальный дискурс, создать институты взаимоответственности общества перед государством и государства перед обществом. Государство должно направить свой властный потенциал и протекционизм на защиту достоинства человека, дать ему возможность реально участвовать в определении собственной судьбы и судьбы всего социального сообщества. При этом необходимо через социально-политический диалог вырабатывать соглашения между гражданами, властью и бизнесом по поводу ключевых проблем совместного существования. Никакое, даже самое изощренное, общество потребления
21 Беленький В.Х. Российский высший класс: проблема идентификации // Социологические исследования. 2007. № 5. С. 15.
22 См.: Петухов В.В. Эпоха Путина и динамика социальных перемен // Россия реформирующаяся: Ежегодник / Отв. ред. М.К. Горшков. М., 2008. Вып. 7. С. 359.
23 Петухов В.В. Демократия и возможности социальной мобильности // Россия реформирующаяся: Ежегодник / Отв. ред. М.К. Горшков. М., 2007. Вып. 6. С. 283.
(к тому же включающее в себя лишь меньшинство населения) неспособно вернуть человеку чувство значимости и самоуважения, оно способно лишь симулировать благосостояние, все более отдаляя людей от реальности, делая все более призрачными шансы быть разбуженными от вечного сна. Только после этого можно начинать говорить об инновационном развитии и модернизации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Афанасьев М.Н. Клиентелла в России вчера и сегодня // Полис. 1994. № 1.
Беленький В.Х. Российский высший класс: проблема идентификации // Социологические исследования. 2007. № 5.
Воробьев С. Гражданское общество и модернизация России // Власть. 2009. № 4.
Доган М. Легитимность режимов и кризис доверия // Социологические исследования. 1994. № 6.
Интервью Д. А. Медведева. Декларация Медведева. Год 2009 // Новая газета. 2009. 15 апр.
Красин Ю. Российская реформация в зеркале кризиса (политический срез) // Власть. 2009. № 3.
Крыштановская О.В. Анатомия российской элиты. М., 2005.
Левашов В.К. Гражданское общество и демократическое государство в России // Социологические исследования. 2006. № 1.
Маритен Ж. Человек и государство. М., 2000.
Милюков П.Н. История второй русской революции // Российские либералы: кадеты и октябристы. М., 1996.
Петухов В.В. Демократия и возможности социальной мобильности // Россия реформирующаяся: Ежегодник / Отв. ред. М.К. Горшков. М., 2007. Вып. 6.
Петухов В.В. Эпоха Путина и динамика социальных перемен // Россия реформирующаяся: Ежегодник / Отв. ред. М.К. Горшков. М., 2008. Вып. 7.
Пшизова С.Н. Представительство или предпринимательство? Партии в политическом процессе современной России // Сборник материалов II Всероссийского социологического конгресса. М., 2003.
Разин С. Российская многопартийность и имперский миф в истории русской революции // Власть. 2009. № 2.
Тихонова Н.Е. Россияне на современном этапе социокультурной модернизации // Общественные науки и современность. 2006. № 1.
Федоркин Н.С. Становление гражданского общества в современной России: состояние, проблемы, факторы роста // Сборник материалов II Всероссийского социологического конгресса. М., 2003.
Фонд "Общественное мнение". Политические индикаторы // http:// bd.fom.ru/pdf/d09ind10.pdf
Щекотихин В.Н. Этатизм и его роль в укреплении современной государственности: зарубежный опыт и российские тенденции // Вестн. ВолГУ. Сер. 4. 2008. № 13.
