CC BY
67
23. Дендрология с основами лесной геоботаники / В. Н. Сукачёв [и др.]; под общ. ред. В.Н. Сукачёва. — 2-е изд., испр. и доп. — Л. : Гослестехиздат, 1938. — 574 с.
24. Tansley, A. G. The use and abuse of vegetational consept and terms / A. G. Tansley // Ecology. — 1935. — Vol. 16. — № 3. - P. 284-307.
25. Богучарсков, В. Т. История географии : учеб. пособие / В. Т. Богучарсков ; под ред. Ю. П. Хрусталёва. — М. : Академический проект, 2006. - 560 с.
26. Suess, E. Die Entstehung der Alpen / E. Suess. — Wien: 1873.
27. Биосфера. Экологическая энциклопедия: В 6 т. Т. 1. А—Г / Редкол. В. И. Данилов-Данильян, К. С. Лосев и др. — М. : Энциклопедия, 2008. — С. 186— 189.
28. Вернадский, В. И. Биосфера / В. И. Вернадский. — Л. : Науч. хим.-техн. изд-во, 1926. — 146 с.
29. Вернадский, В. И. Живое вещество / В. И. Вернадский. — М. : Наука, 1978. — 355 с.
30. Николайкин, Н. И. Экология : учеб. / Н. И. Николайкин,
Н. Е. Николайкина, О. П. Мелехова. — 3-е изд., стер. — М. : Дрофа, 2004. — 624 с.
31. Сукачёв, В. Н. Идея развития в фитоценологии / В. Н. Сукачёв // Советская ботаника. — 1942. — № 1 — 3. — С. 5 — 17.
32. Сукачёв, В. Н. О принципах генетической классификации в биоценологии / В. Н. Сукачев // Журн. общей биологии. — 1944. — Т. 5. — Вып. 4. — С. 213 — 227.
33. Haeckel, E.: Generelle Morphologie der Organismen. Bd. II. Allgemeine Entwicklungsgeschichte der Organismen / E. Haeckel. — Jena, 1866. — 462 s.
34. Сукачёв, В. Н. Основные понятия лесной биоценологии /
В. Н. Сукачёв // Основы лесной биогеоценологии ; под ред.
акад. В. Н. Сукачёва и д.б.н. Н. В. Дылиса. — М. : Наука, 1964. —
С. 5-49.
35. Сукачёв, В. Н. Основные понятия о биогеоценозах и общее направление их изучения / В. Н. Сукачев / Программа и методика биоценологических исследований. — М. : Наука, 1974. — С. 5—13.
36. Сукачёв, В. Н. Предисловие / В. Н. Сукачев, Н. В. Дылис // Основы лесной биогеоценологии ; под. ред. акад. В. Н. Сукачёва и д.б.н. Н. В. Дылиса. — М. : Наука, 1964. — С. 3 — 4.
37. Одум, Ю. Экология. В 2 т. Т. 1 / Ю. Одум ; пер. с англ. — М. : Мир, 1986. — 328 с.
38. Одум, Ю. Основы экологии / Ю. Одум ; пер. с англ. — М. : Мир, 1975. — 740 с.
39. Одум, Ю. Экология. В 2 т. Т. 2 / Ю. Одум ; пер. с англ. — М. : Мир, 1986. — 376 с.
ГРИГОРЬЕВА Екатерина Аркадьевна, соискатель кафедры иностранных языков Омского государственного технического университета, учитель английского языка гимназии № 19 г. Омска. ГРИГОРЬЕВ Аркадий Иванович, доктор биологических наук, профессор (Россия), заведующий кафедрой экологии и природопользования Омского государственного педагогического университета. Адрес для переписки: e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 20.03.2012 г.
© Е. А. Григорьева, А. И. Григорьев
УДК 8211611 А. С. МАТВЕЕНКО
Омская гуманитарная академия
ЭСТЕТИКА Д. П. ОЗНОБИШИНА В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ ЭПОХИ РОМАНТИЗМА_____________________________________
Статья посвящена изучению художественного и мировоззренческого своеобразия творчества малоизученного русского романтика Д.П. Ознобишина. На материале «Отрывка из сочинения об искусствах» рассматриваются представления русского романтика о музыке, поэзии, истории искусства. В статье осмысливается своеобразие философской прозы Ознобишина.
Ключевые слова: романтизм, эстетика, философская проза.
Русская эстетическая мысль эпохи романтизма стремилась не только преодолеть инерцию классицистической эстетики, но и выработать новые методологические принципы в изучении истории искусства, прояснить место русской культуры среди других культур. Русская романтическая эстетика формировалась под влиянием немецкой классической эстетики, концепций И. Канта, Г.-В. Гегеля, Ф.-В. Шеллинга, В.-Г. Вакенродера, Ф. Шлегеля, Но-валиса и др. Ведущим в русской романтической эстетике стало стремление к синтезу и к универсальности [1, с. 12].
Основой для утверждения идеи универсальной поэзии для многих русских романтиков послужила философия тождества Шеллинга, его концепция красоты как органичного синтеза конечного и бес-
конечного. В эстетике немецкого мыслителя мы видим естественное продолжение идеалистической традиции, у истоков которой стоял Платон. Немецкий идеалист сопоставлял природную, чувственную грацию и духовную красоту человека. Н. Я. Берковский подчеркивает, что немецкий философ в качественно новом мировоззренческом ключе подошел к пониманию природы, жизни и искусства: «Природа и жизнь суть по Шеллингу непрерывное творчество, творя самих себя, они себя же самим себе открывают...» [2, с. 25 — 26]. Шеллинг воспринимал природу не столько как «продукт непостижимого творения», сколько как само творение. Истоки искусства, поэтического вдохновения Шеллинг усматривал в глубинах души человека, которая неразрывно связана с божественным универсумом: «Искусство возникает
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (106) 2012 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (106) 2012
только из живого движения глубочайших внутренних душевных и духовных сил, которые мы называем вдохновением» [3, с. 83]. Шеллинг одним из первых в эстетической мысли раскрыл многогранность, диалектичность поэтического творчества, в котором органично соединяются единичное и универсальное, свобода и необходимость: «Сначала или прежде всего душа художника проявляет себя в произведении искусства, открывая себя в единичном, а также в целом, когда он парит над ним как единство в покое и тишине» [3, с. 70]. В поздних эстетических работах Шеллинга все более проявляется религиозное звучание.
В трактатах, манифестах и критических статьях русских романтиков утверждается диалектический и сравнительно-исторический подходы в изучении мировой литературы. В противовес классицистическим принципам подражания разуму, природе, древним, правдоподобия, правилу трех единств, жанровой иерархии русские романтики утверждали принципы индивидуальной стилевой манеры художника, творческой свободы, историзма и народности. В частности, Н. И. Надеждин в статье «Литературные опасения за будущий год» подчеркивал: «Пиитические произведения должны быть свободными излияниями свободного духа» [4, с. 54]. Надеждин, как и другие русские романтики, подчеркивал нерасторжимое единство эстетического и этического идеалов, принципов подражания, воображения и духовного самовыражения. Для Надеждина и других русских романтиков духовное самопознание поэта является основой для постижения мироздания. Выявляя генезис романтической поэзии и сопоставляя ее с классической поэзией, Надеждин отмечал: «Она была в отношении к материи — более человеческая; в отношении к организации — более фантастическая; в отношении к внешнему отражению — более музыкальная» [4, с. 201]. Наряду с этим, русский мыслитель выделяет такую черту романтизма, как устремление к бесконечному и к универсальному. Схожее представление об универсальной природе искусства мы видим и в статье В. Г. Белинского «Литературные мечтания».
В эстетике Д. В. Веневитинова последовательно развивается принцип триады, в частности, в его осмыслении эпоса, лирики и драмы. Литературные роды русский романтик рассматривает как в эстетическом, так и в гносеологическом аспекте. В мире эпоса, с которым мыслитель соотносит прошлое, связаны воспоминания и впечатления от окружающего мира. Лирику Веневитинов соотносит с духовным самовыражением поэта и с настоящим, а в драматургии усматривает синтетическую форму познания и искусства, которая соотнесена с будущим человечества. Для любомудра в целом, по замечанию М. С. Штерн, был характерен «поиск соответствия между самовыражением личности и объективными законами бытия» [5, с. 16]. Веневитинов, создавая программу журнала «Московский вестник», стремился к тому, чтобы русская романтическая эстетика стало подлинно философской: «Самопознание — вот идея, одна только могущая одушевить вселенную; вот цель и венец человека» [6, с. 128].
Любомудры стали воспринимать историю искусства как единый процесс. В частности, В. Ф. Одоевский подчеркивал: «Искусство, напротив, каждое мгновение изучает как произведение веков и пространства» [7, с. 35]. Одоевский, как и другие любомудры, воспринимал творчество и как духовное самовыражение, и как устремление человека к Абсолюту». Русский романтик, сближая искусство, фи-
лософию и религию, называл поэта пророком. Как и Веневитинов, Одоевский верил в синтез различных видов искусств: «Будет время, когда, может быть, все способы выражения сольются в музыку» [7, с. 37].
Именно в эпоху романтизма в российской науке начинают формироваться мифологическая, сравнительно-историческая и культурно-историческая академические школы. Русские романтики в своих эстетических трудах осмысляли закономерности литературного процесса, выявляли генезис литературных родов и жанров, сопоставляли памятники западноевропейского и русского искусства. Аналитическую глубину и системность демонстрируют эстетические трактаты С. П. Шевырева. В частности, в «Истории поэзии» (1835), «Теории поэзии в историческом развитии у древних и новых народов» (1836), «Истории русской словесности» (1859— 1860) Шевырев использует исторический метод в изучении литературы. Русский романтик выявляет прямую связь между литературным произведением и эпохой, его породившей. В искусстве любомудр видит развитие духовных интенций человечества. С. П. Шевырев, как и В. К. Кюхельбекер, О. М. Сомов, выступал за преодоление подражательности в русской литературе.
Рассмотренные особенности эстетики русского романтизма проявляются и в работах Ознобишина. Русский романтик поместил свой «Отрывок из сочинения об искусствах» в альманахе «Северная лира на 1827 год». Данная эстетическая работа во многом проясняет концепцию издания, установку на меж-культурный диалог. Фрагментарная форма была присуща эстетическому мышлению романтиков. «Отрывок из сочинения об искусствах» является ярким примером русской философской прозы эпохи романтизма, органично сочетая в себе художественную и теоретическую направленность.
Эпиграфом к работе является цитата из перевода А. Ф. Мерзляковым на русский язык VIII эклоги Вергилия. Эпиграф вводит ключевую проблему работы Ознобишина — изучение генезиса и своеобразия музыки как самого беспредметного вида искусства, выражающего глубины человеческой души.
А. Ф. Мерзляков оказал существенное влияние на формирование эстетических воззрений Ознобишина. «Отрывок из сочинения об искусствах» свидетельствует об энциклопедических познаниях автора в области истории искусства, мифологии. Данное произведение русского романтика представляет собой синтез философского, сравнительно-исторического, критического подходов.
Стиль изложения характеризуется непринужденностью, непосредственным обращением к читателю, эмоциональностью. Ознобишин отходит от традиций академического трактата, стремясь к свободному изложению собственных суждений, оценок: «Я и сам готов бы с вами не верить, мм. гг., если бы предание только этим ограничивалось.» [8, с. 179]. Эмоциональность создается благодаря восклицательным предложениям, риторическим вопросам, оценочной лексике («болтливая Древность», «ломают головы европейские антикварии»), авторской иронии. В произведении Ознобишина органично соединяются эпос и лирика. В работе романтика мы видим авторскую рефлексию, естественное зарождение и развитие представлений о музыке и поэзии. В «Отрывке из сочинения об искусствах» создается яркий образ мыслящего автора, который включает в орбиту своей рецепции разнообразные явления мировой культуры.
Обращение к античной мифологии и к истории придает произведению сюжетную динамику, яркую образность. Античные мифологические образы получают новые художественные грани, раскрывающие авторский замысел. Так, пересказанные мифы об Арионе и Орфее выражают ключевые для романтизма представления о пророческом даре и духовном самовыражении поэта, о «невыразимой гармонии», о силе музыки, звучащего слова. Художественная рецепция мифа об Орфее сочетается с комментариями ученого. Легенды об Орфее, Тамари-се, Марсии, Пифагоре и др. служат образной формой доказательства характерной для романтиков мысли о трагическом противостоянии свободного гения и современников, установленных законов. Ознобишин в своей работе четко противопоставляет универсальную музыкальность древнего эллина и римлянина, скептически относящегося к музыке. Русский романтик подводит читателя к мысли о том, то именно музыкальность древних греков позволила им достичь высот в сфере изящных искусств и философии.
Античные мифы, в которых воплощен идеал, соотносятся автором с современностью: «Счастливые времена, когда и камни были чувствительны, и рыбы пленялись музыкою!» [8, с. 180]. В литературном альманахе «Северная лира на 1827 год» помещена философская аллегория Веневитинова «Скульптура, живопись и музыка» (1825), концепция которой близка позиции Ознобишина. Веневитинов убежден в том, что искусство музыки универсально и способно отразить все духовные состояния человека: «В тебя вложила я таинственную арфу, которой струны дрожат при каждом впечатлении» [6, с. 140]. Музыка раскрывает сопричастность души горнему миру уже в земной жизни: «ты переносишься тогда в новый мир», «думаешь быть далеко от земли». Музыка, в представлении любомудра, раскрывает нерасторжимую связь макро- и микрокосмоса.
Ознобишин также убежден в неисчерпаемых возможностях искусства музыки, которое способно отразить все сферы внутреннего мира человека, в том, что музыка способствует как духовному самовыражению человека, его преображению, так и его приобщению к горнему миру. Музыкант и поэт, по мысли Ознобишина, должны находить точные соответствия художественных форм духовным интенциям личности. В контексте размышлений об универсальности искусства музыки Ознобишин вводит проблему идеала. В осмыслении данной эстетической категории русский романтик органично соединяет черты объективного и субъективного идеализма. Анализируя поэтические фрагменты, русский романтик подчеркивает достижение в них соответствия художественной формы и духовного содержания.
«Отрывок из сочинения об искусствах» представляет собой интертекст, в котором образы Ознобишина органично включены в контекст многочисленных аллюзий, реминисценций, цитат с атрибуцией и без атрибуции. В структуру работы Ознобишина включены переводы С. Е. Раича, А. Ф. Мерзлякова,
В. А. Жуковского, произведения Г. Р. Державина, М. А. Дмитриева, Ф. И. Тютчева, И.-В. Гете, собственные лирические тексты. Интертекстуальность, постоянный диалог с читателем позволяют Ознобишину создать художественную структуру, близкую философскому диалогу. Ознобишин, как и Тютчев, противопоставляет скептицизм современников духовной полноте, которой обладали древние: «При всех усилиях ума приводить все в систему, много ли
мы выиграли?» [8, с. 185]. Опираясь на исторические источники, Ознобишин стремится утвердить читателя в мысли о том, что мифологические герои были реальностью, не плодом народной фантазии.
Ознобишин проводит в своей работе параллели и сравнения между различными человеческими культурами. Так, после осмысления античной поэзии и роли музыки в древнегреческой культуре Ознобишин обращается к рассмотрению кельтской и скандинавской мифологии и поэзии. В данном эпизоде проявляется влияние оссианизма: «На севере, посреди бесплодных и неприступных скал Каледонии видим мы людей, которых сердце согревалось высоким пламенем музыки и поэзии» [8, с. 198]. Ознобишин, стремясь воссоздать суровый колорит северной поэзии, вводит экспрессивный пейзаж, насыщенный деталями, которые присущи предро-мантической и романтической литературе оссиа-нической направленности: «под мрачным покровом ночи», «луч вечерней звезды», «неукротимый поток». Столь же традиционным для оссианизма является и образ «задумчивого» барда, созданный Ознобишиным. По заключению В. А. Лукова, «Макферсон по большей части имитировал древнюю поэзию шотландцев, но делал это, уже приближаясь к пониманию специфики фольклора» [9, с. 171]. Для Ознобишина же фольклор — это источник для понимания духовности и истории народа.
Как и в осмыслении античной лирики, в рассмотрении северной поэзии Ознобишин подчеркивает созвучие поэта природе, а также универсальность музыки и лирики: «выражает нежную задумчивость любви безнадежной», «воспоминания прошедших наслаждений». Ознобишин убежден в том, что в искусстве северных народов Европы запечатлен их воинственный и свободолюбивый дух. Образ арфы скальда, естественно возникающий в анализируемом эпизоде, раскрывает в равной степени духовную отзывчивость барда и его способность влиять на других людей. Русский романтик вводит множество имен скандинавских богов и фантастических существ (Фрейя, Один), а также мифологические образы («пиршества Вальхаллы», «Лерадский мед») не только для воссоздания местного колорита, но и для постижения поэтической картины мира древних скандинавов. Ознобишин после историко-культурного комментария демонстрирует художественное погружение в мир скандинавской мифологии и поэзии, вводя стихотворный и прозаический перевод песни «Старшей Эдды» — сборника мифологических и героических «песен», написанных тоническим стихом. В стихотворном переводе, который, возможно, принадлежит самому Ознобишину, возникает образ мирового древа. В скандинавской мифологии в роли мирового древа выступает Игг-драсиль (ясень), под сенью которого живут богини судьбы — норны. Под мировым древом течет таинственный источник жизненного обновления и магических сил. Одной из ключевых мифологем скандинавского эпоса является «священный, поэтический мед», дающий поэтическое вдохновение и мудрость. Образный ряд «меда златоцветного» служит выражением пророческой, универсальной силы поэзии:
Пил мед златоцветный за шумным столом —
Мед, полный высокого дара.
Тогда я стал счастлив, и мудр, и велик,
И слово, и дело постигнул язык [8, с. 200].
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (106) 2012 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (106) 2012
Один в стихотворном переводе предстает богом прорицания и поэзии, который через страдание на мировом древе обретает высшую мудрость, запечатленную в рунах. В прозаическом переложении русский романтик подчеркивает особенную силу каждой из девяти пророческих песен. В работе русского романтика сказывается его увлечение этнографией и фольклористикой. Ознобишин приводит пример сохранения древних верований: «Что же касается до эльфов, то и теперь еще простой народ в Зеландии весьма их опасается» [8, с. 201]. Русский романтик раскрывает синкретичную природу фольклора, указывая на то, что потомки древних скандинавов придают пению и пляске мистический, ритуальный смысл. «Отрывок из сочинения об искусствах» Ознобишина завершается обращением к восточной поэзии — самой экзотической для потенциального читателя альманаха.
Итак, «Отрывок из сочинения об искусствах» Ознобишина демонстрирует стремление русских романтиков к синтезу, соединяя в себе художественную, философскую и научную формы осмысления проблемы генезиса и развития поэзии и музыки. В данной работе русского романтика отражены ключевые для романтизма эстетические принципы и стилевые доминанты.
Библиографический список
1. Маймин, Е. А. О русском романтизме / Е. А. Маймин. — М. : Просвещение, 1975. — 240 с.
2. Берковский, Н. Я. Романтизм в Германии / Н. Я. Берковский. — Л. : Художественная литература, 1973. — 567 с.
3. Шеллинг, Ф.-В. Сочинения. В 2 т. Т. 2 / Ф.-В. Шеллинг. — М. : Мысль, 1987. — 636 с.
4. Надеждин, Н. И. Литературная критика. Эстетика / Н. И. Надеждин. — М. : Художественная литература, 1972. — 576 с.
5. Штерн, М. С. Философско-художественное своеобразие русской прозы XIX века / М. С. Штерн. — Омск : ОГПИ, 1987. — 86 с.
6. Веневитинов, Д. В. Стихотворения. Проза / Д. В. Веневитинов. — М. : Наука, 1980. — 608 с.
7. Одоевский, В. Ф. О литературе и искусстве / В. Ф. Одоевский. — М. : Современник, 1982. — 221 с.
8. Северная лира на 1827 год / отв. ред. А. Л. Грибушин. — М. : Наука, 1984. — 416 с.
9. Луков, В. А. Предромантизм / В. А. Луков. — М. : Наука, 2006. — 683 с.
МАТВЕЕНКО Анатолий Сергеевич, аспирант кафедры филологии, журналистики и массовых коммуникаций.
Адрес для переписки: e-mail: matveenko_anatoliy@ mail.ru
Статья поступила в редакцию 08.11.2011 г.
© А. С. Матвеенко
Книжная полка
ББК 81.432.1/А45 Алейникова, Т. В. English on High-End Technologies Management [Текст] / Т. В. Алейникова, Э. Г. Беззатеева; ОмГТУ. - Омск : Изд-во ОмГТУ, 2010. - 158 с. - ISBN 978-5-8149-0829-2.
Учебное пособие предназначено для студентов специальности «Менеджмент высоких технологий», изучающих английский язык в технических и экономических вузах.
Целью данного пособия является формирование у студентов компетенции профессионального общения на английском языке.
ББК 81.432.1/К64 Кондратюкова, Л. К. Сокращения в терминологии английского языка [Текст] : монография / Л. К. Кондратю-кова, И. Н. Кубышко, В. И. Сидорова ; ОмГТУ. - Омск : Изд-во ОмГТУ, 2010. - 58 с. - ISBN 978-5-8149-0847-6.
В монографии рассматриваются актуальные проблемы сокращений в английском языке на основе сопоставительного анализа языков космонавтики, компьютерной техники и катализа с использованием социолингвистического подхода.
Рекомендуется лингвистам, терминоведам-теоретикам и терминологам-практикам, переводчикам, аспирантам и специалистам, интересующимся проблемам в области терминологии.
ББК 81.432.1/К88 Кубышко, И. Н. Многоцелевые гусеничные и колесные машины. Английский язык для специалистов [Текст] : учеб. пособие / И. Н. Кубышко, Н. Н. Тимошенко ; ОмГТУ. - Омск : Изд-во ОмГТУ, 2010. - 86 с. -ISBN 978-5-8149-0842-1.
Данное учебное пособие предназначено для обучения студентов чтению и переводу литературы по специальности «Многоцелевые гусеничные и колесные машины». Тексты зарубежных источников содержат информацию об истории возникновения различных видов гусеничных и колесных машин, их видах и свойствах, конструкции, целях использования.
В пособие включены наиболее важные грамматические темы. Система упражнений направлена на закрепление навыков чтения, усвоение грамматики и развитие навыков устной речи по специальности.
Учебное пособие предназначено для студентов 2-го курса неязыковых вузов, обучающихся по специальности «Многоцелевые гусеничные и колесные машины».
