CC BY
461
дициями и системами ценностей, не отторгать себя ответственными в каждом аспекте своей
их, а, оставаясь на почве своей традиции, ува- жизни в потоке происходящих перемен» [2.
жать и понимать иную традицию, «чувствовать С. 15].
Литература
1. ЛиотарЖ-Ф. Состояние постмодерна. М., СПб., 1998
2. Mc Kenna R. Stalking the information society. // Upside Magazine., January, 1995
3. Habermas J. Der philosophische Diskurs der Moderne. ZwolfVorlesungen. Suhrkamp. 1985.
4. BellD. Beyond Modernism. Beyond Self. Arts, Politics and Will. N.Y., 1977.
5. Welsch W. Unsere postmodeme Modeme. Weinheim, 1987.
6. GiddensA. The consequences of modernity. N.Y., 1987.
7. Lyotard J.-F. Answering Question: What Is Postmodernism. // Innovation/Renovation: New Herspectives On the Humanities. / ed. By Hassan I., Hassan S. Madison, 1983.
8. Бубер М. Проблема человека. Перспективы//Лабиринты одиночества. М., 1989.
9. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963.
10. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
11. ГадамерХ.-Г. Истина и метод. М., 1988.
12. Олевич Т. Современная философия диалога. //Философия ХХ века. М., 1997.
13. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси, 1984.
14. Гачев В. Национальные образы мира. М., 1988.
15. Бахтин М.М. К философии поступка. //Философия и социология науки и техники. М., 1986.
16. Баткин Л.М. Итальянские гуманисты: стиль жизни, стиль мышления. М.,1987.
УДК 18
эстетическое сознание древней руси как феномен художественной культуры
Лапшина Анна Евгеньевна, преподаватель, [email protected], Институт туризма и гостеприимства, филиал ФГОУВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса», г. Москва
The article reveals thefigurative and artistic perception of the world by the ancient Slavs, based on thefeeling of closeness to nature uniquely reflected in the Christian vision. The early Christians in Russia perceive spiritual culture through the concept of Man-Nature relation; in addition, they develop a more sophisticated form of artistic expression. This results in opportunities for new aesthetics maturity of the ancient Russia uniting contrasting philosophical systems; for example, Eastern Slavonic and Christian.
Рассматривается образно-художественное восприятие мира древними славянами, основанное на ощущении близости к природе, нашедшее свое уникальное отражение в христианском миропонимании. В сознании древнерусских людей христианская духовная культура приблизилась к родному для них отношению «человек — природа», но выступила в значительно более совершенных формах художественного выражения. Новый этап развития эстетики Древней Руси связан с единением столь далеких друг от друга мировоззренческих систем как восточнославянская и христианская.
Key Words: ancient Russia, aesthetics, Christianity, culture Ключевые слова: Древняя Русь, эстетика, христианство, культура
Обращаясь к культуре Древней Руси, мы прикасаемся к одной из самых загадочных и самобытных страниц общемировой истории
культуры. Само расположение России, которая оказалась на перепутье двух мировых цивилизаций, соединивших Запад и Восток,
своеобразие ее природных условий (огромные территории, равнинность страны и обилие речных путей, плодородные почвы и леса) предопределили зарождение того, что сегодня мы называем загадочным феноменом древнерусской культуры. «Есть соответствие между необъятностью, безграничностью, бесконечностью русской земли и русской души, — писал Н.А. Бердяев, — между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безграничность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине... Чем больше погружаешься в глубь веков, «вслушиваешься» в историю, тем яснее начинаешь понимать удивительное действие этого неписаного закона «соответствия земли и души»» [1. С. 78].
История русской культуры начинается с ключевого социокультурного события, перевернувшего жизнь древних славян, изменившего их мировоззрение и поведение, включившего Древнюю Русь в поток мировой истории, — с Крещения Руси. Именно с этого момента для русской культуры начинается «осевое время»: события обретают свой неповторимый смысл; ход времени получает в сознании людей определенную направленность, даже целеустремленность и начинает рефлек-сироваться как история; бытие сознается человеком в его противоречиях и антиномиях, в движении; усиливается роль рациональности и рационального преломления опыта — появляется философское мышление; религия наполняется этическим пафосом и смыслом. Так характеризует понятие «осевого времени» К. Ясперс, обосновавший культурологический подход к осмыслению мировой истории. Его концепция получает свое подтверждение на всем материале древнерусской культуры, изучение которого дает возможность яснее понять и некий самобытный феномен, и всю отечественную культуру в целом до нашего времени включительно. Основное ядро русской культуры сложилось в домонгольский период (Х—ХШ вв.), а свое наиболее адекватное выражение оно нашло в художественной, а точнее — в художественно-эстетической среде [3. С. 8].
Знаменателен рассказ летописи о первом вхождении наших предков в византийский храм, где послы князя Владимира, Крестителя Руси, были пленены дивной красотой увиденного. Познание, как утверждал Аристотель,
начинается с удивления. С удивления красоте Божественного творения начинается познание религии древними славянами. В одной из своих работ Владимир Соловьев, исследуя вопрос об этических и эстетических способах «оправдания» той или иной религии, сделал следующее замечание: «...если бы красота греческого богослужения в Софийском соборе не произвела такого сильного впечатления на послов киевского князя Владимира, то, вероятно, Россия не была бы теперь православною» [9. С.102]. Конечно, контекст не позволяет сделать вывод о безусловности этого утверждения, но тот факт, что русский летописец действительно указал в качестве основного критерия истинности веры красоту ее культа [2. С. 154], никак нельзя оставлять без внимания. Древняя Русь в ходе формирования собственной культуры перенимала у Византии четко сформированное миросозерцание и связанные с ним религиозные и эстетические категории. Характерной чертой этого процесса было то, что «общественное сознание Киевской Руси, открыв бытие духовной сферы, восприняло ее в первую очередь эстетически, усмотрело в ней высшую красоту, то есть обрело новый эстетический идеал» [4. С. 73].
Семя упало на подготовленную почву. В настоящее время уже никто не придерживается упрощенного представления о том, что наши предки в дохристианскую эпоху жили в состоянии дикости. Современные исследователи обратили внимание на высокий уровень образно-поэтического мировосприятия в Древней Руси. Несомненно, что в языческой, дохристианской культуре славянских племен присутствовало развитое художественное начало. Это образно-художественное восприятие мира оказалось чрезвычайно близким самому духу византийской культуры.
Известный исследователь истории эстетики В.В. Бычков утверждал, что «именно эстетическое сознание является тем цементирующим материалом, теми скрепами, а если хотите — той плазмой, благодаря которой и возникает целостность художественной культуры, да, пожалуй, и Культуры в целом... Именно эстетическое сознание, достаточно целостное и самобытное для каждого этапа истории культуры, того или иного региона, этноса и т.п., находя наиболее адекватное выражение в феноменах разных искусств, внешне часто имеющих мало общего, объединяет
их в целостный организм Культуры, выявляя ее сущностные основания» [6. С. 8].
Сохранившиеся памятники восточнославянской художественной культуры первого тысячелетия свидетельствуют, что сущность эстетического сознания древних славян во многом сводилась к комплексу положительных эмоций от ощущения человеком своей близости к природе. Принятие Русью христианства не могло поколебать глубинной архетипической связи славянской духовной культуры «человек — природа», но существенно одухотворило ее, подняв на новый уровень. Это дало новый творческий импульс развитию эстетического сознания. С другой стороны, христианская оппозиция «человек — Бог» не была сразу воспринята на Руси во всей ее византийской утонченности и глубине.
При первых контактах с христианской духовной культурой древнерусские люди оказались наиболее чувствительны именно к конкретным художественно-эстетическим реализациям этой оппозиции. В их сознании она приблизилась к родному для них отношению «человек — природа», но выступила в значительно более совершенных формах художественного выражения, что и предоставило реальные возможности новому этапу развития художественной культуры на основе единения, казалось бы, столь далеких друг от друга мировоззренческих систем, как восточнославянская и христианская.
Не уставая восхищаться красотой природного мира, русич усматривает теперь в нем выражение высшей творческой мудрости и, радуясь красоте творения, славит Творца. «Великий еси, Господи, и чюдна дела Твоя..., — восклицает Владимир Мономах, — како небо устроено, како ли солнце, како ли луна, како ли звезды, .зверье розноличнии, и птицы и рыбы украшено Твоим промыслом, Господи!» [8. С. 396, 398].
С принятием Крещения человек Древней Руси начинал осознавать себя целью и вершиной творения, образом самого Творца, радовался открытию нового мира. Радостным мироощущением были наполнены вся его жизнь и творчество, им одухотворено его эстетическое сознание; оно выступало, наконец, важным стимулом взлета культуры в Киевской Руси [12. С. 16], где первую страницу в истории художественной культуры открывает храмовое искусство.
Храм давал человеку Древней Руси в сфере нравственно-духовной жизни все то, чего ему не хватало в жизни реальной, тяжелой и часто беспросветной. Для русича посещение храма являлось, прежде всего, праздником. Вся атмосфера церковного богослужения была ориентирована на создание праздничного настроения. Храмовая декорация (фрески, иконы, мозаика) представляет собой богословскую программу и собственно образ мира, который включает историю (Священную историю, историю Церкви), метаисторию (Сотворение мира и конец), символически передает устройство и иерархию мира, несет благове-ствование, отражает историю спасения Словом. Направленность искусства на умонепостигаемого Бога привела к повышению уровня абстрагирования художественного языка, к художественному символизму. Храмовая живопись стала окном в мир иной, отсюда ее особый язык, где каждый знак, символ передает понятия духовной реальности.
Кроме того, в древнерусской живописи воплотилось свое, особое единство нового для восточных славян христианского богословия и старых языческих воззрений на мир; утонченной изобразительной традиции Византии, наследницы античной культуры, и художественных вкусов молодых славянских народов. Высокоразвитое художественносимволическое мышление восточных славян требовало системы фиксации основной символической структуры на уровне эстетического сознания. Роль такого фиксатора выполнял канон. Каноничность — один из главных принципов древнерусского эстетического сознания и художественного мышления. На семантическом уровне канон явился основой формализуемой информации художественного символа, а на структурном — его конструктивной основой. Однако канон не притуплял восприятие молящегося одним и тем же клише, но постоянно возбуждал нюансами малозаметных отклонений от некой идеальной схемы всматриваться во вроде бы знакомый образ, проникая в его духовные глубины. Художественно-эстетический эффект произведений канонического искусства закреплял визуализированные «идеи» (в платоновском смысле), «внутренние эйдосы» (в плотиновском смысле) архетипических схем изображаемых персонажей, восходящих к византийскому прототипу.
В системе христианского миропонимания на канон возлагались задачи выражения на феноменальном уровне практически невыразимого духовного мира. И наши предки достигли в этом направлении удивительного мастерства, подтверждая, что христианство на Руси было воспринято прежде всего и глубже всего на уровне художественно-эстетического сознания. И именно на этом уровне Древняя Русь наиболее активно развивала свою духовную культуру, которая была источником «духовного» наслаждения, восторга, радости, сладостного переживания [5. С. 296, 300]. Причем для религиозного сознания христиан подобные переживания непосредственно связаны с «прикосновением» к Вечности — в молитве и в богослужении.
Павел Флоренский назвал православное богослужение синтезом искусств; здесь все: архитектура, живопись, пение, проповедь, театральность действа, — работает на создание единого образа иного мира, преображенного, в котором царствует Духовный Абсолют. Отсюда следует еще одна особенность художественной культуры Руси — системность. Церковный культ представляет собою достаточно целостную систему, основывающуюся на своеобразном соединении различных видов искусств, в которой живопись играет исключительную роль, ведь чтение, музыка, проповедь иногда и перестают звучать в храме, а живописные изображения и вечером, и утром, и в полдень постоянно повествуют об истинной красоте.
Художественное оформление храма является не только реальностью движения человеческого духа от «дольнего мира к горнему», но и в обратном направлении, т.е. в мистическом акте схождения Божией благодати на человека. На любом богослужении, в процессе которого повторялась мистерия «страстей» Христовых, и особенно в дни великого поста, и в дни памяти мучеников, человек ощущал сложное возвышенно-трагическое чувство умиления. Согласно теории иконы, все храмовые изображения отражают свои «божественные прототипы», а через них архетип — Бога, и «образ» (то есть изображение святого) с той же неизбежностью продуцируется прототипом, как дерево отбрасывает тень и как Отец создал ...всю иерархию видимого и невидимого мира [7. С.15].
Единение неба и земли в храмовом действе приобретает особую силу: церковное пение, запах ладана, блеск и сверкание драгоценных камней мозаики, сияние множества светильников — создавали «общее небесным и земным тръжество, едино благодарение, едино радование, едино веселие» [11. С. 32].
Человеку Киевской Руси блистание «неизреченного света» представлялось одной из форм материализации невидимого Божества. Культ огня и света был распространен среди славянских народов еще до принятия христианства. Христианство принесло с собой идею внутреннего, духовного света, получившую широкое распространение с проникновением в славянскую культуру паламитской концепции «Фаворского света» — нерукотворного сияния Божественной энергии.
Начиная с Киевской Руси свет становится одним из видных эстетических феноменов в древнерусской культуре, воплощением мечты об идеальном грядущем Царстве света. Световая эстетика Руси давала сильные творческие импульсы изобразительному искусству, побуждая мастеров на художественное воплощение трудновыразимой световой материи. В представлении человека Киевской Руси иконописец выступал не ремесленником, а чудотворцем и почти кудесником. Древнерусский художник, зодчий, летописец не осознавали себя авторами или творцами создаваемого произведения, но лишь — исполнителями высшей воли, действующей через них. Отсюда удивительная особенность древнерусского эстетического сознания или характерная его черта — принципиальная анонимность авторов. Талант древнерусских художников служил общему делу — соборности, и поэтому оставался анонимным. Соборное сознание в православном понимании — это результат коллективного «духовного делания» собора единомышленников.
Категория соборности впервые введена в философию А.С. Хомяковым в начале XIX века, но она очень точно соответствует древнерусскому эстетическому сознанию. Именно соборность позволяет говорить об «эстетическом сознании», присущем целой культуре, что вряд ли применительно к новоевропейской культуре, где преобладали корпоративные и индивидуальные (личностные) формы эстетического сознания. В Древней Руси оно
соборно, то есть имеет внеличностный и вневременной характер.
Литургический (соборный) путь человека к Богу в Древней Руси теснейшим образом связывался со сферой эмоциональноэстетического возбуждения верующего, или литургической эстетикой, и реализовался в процессе функционирования культового синтеза искусств на уровне эстетического катарсиса. Храмовая среда была ориентирована на нравственное очищение и духовное совершенствование человека, в том числе с помощью художественно-эстетического воздействия на него красоты, торжественности и возвышенности Литургии. Конечно, далеко не каждый человек Древней Руси вдумывался в философско-религиозный смысл того или того праздника, но каждый знал, что празднуется что-то достойное ликования, что-то возвышающее над человеческой жизнью.
Чувство возвышенного характерно для всего эстетического сознания Древней Руси. Наиболее полно оно проявилось в осознании древними русичами единства мудрости и красоты в искусстве как основы всякого творческого процесса. Для христианской эстетики важнейшей является аксиоматичная мысль о единственном Творце на земле — Боге. Человеческое творчество — это лишь отражение Божественного, оно возможно только при Его помощи, при вдохновении свыше. А потому искусство и мудрость виделись человеку Древней Руси неразрывно связанными, а сами термины воспринимались почти как синонимы. Искусство не мыслилось не мудрым, а художники на Руси почитались мудрецами. Например, Епифаний Премудрый в письме к Кириллу Туровскому почтительно называет живописца Феофана Грека «преславным мудрецом» и «философом зело искусным» за то, что он на основе мудрости мог созидать красоту. Осознание древними русичами единства красоты и мудрости является одной из особенностей и важнейшим принципом древнерусского искусства — софийности (от греч. софос-премудрость) — искусства, т.е. способности создавать высокодуховные произведения на уровне эстетического сознания.
Произведения искусства Древней Руси рассматривались как самодостаточная эстетическая ценность, возводящая человеческую личность к созерцанию Абсолюта, общению с Ним. Такое «возводительное» свойство по-
лучило у ранних Отцов Церкви название ана-гогическое, способное «преображать» личность, изменять духовно-нравственное состояние человека в результате его общения с Абсолютом. Отсюда повышенная духовность многих произведений древнерусского искусства. Под духовностью понимается уникальное свойство живописи приводить зрителей в созерцательно-медитативное состояние, выводить его дух на уровень сверхсознания.
Такая нравственная ориентация древнерусской культуры в сфере эстетического сознания выражалась в целенаправленной устремленности к внутренней духовной красоте и проявлялась в аскетической эстетике. Преподобный Нил Сорский неоднократно писал, что аскетический подвиг ведет к созерцанию внутри себя Духовного Абсолюта, актуализируется в состояние неописуемого наслаждения, блаженства, внутренней радости и веселия [3. С. 21]. Нередко мистический опыт аскетов находил выражение в искусстве — многие иконописцы были монахами и мистические откровения умели выразить художественными средствами. Сами аскеты называли свой образ жизни «искусством из искусств», «художеством из художеств», а потому, наверное, Павел Флоренский и считал аскетику в прямом смысле православной эстетикой.
Таким образом, эстетика христианства заключалась не только в указании принципиально нового эстетического «Предмета», но и в приобщении к Нему в практическом (а не абстрактном) изменении человека, а вместе с ним и всего окружающего мира. По всей вероятности, именно это имел в виду Владимир Соловьев, когда утверждал в работе «Красота как преображающая сила», что «эстетически прекрасное должно вести к реальному улучшению действительности» [10. С. 31]. (Отметим, что в указанной работе Соловьев предпринял попытку философского осмысления знаменитого афоризма, восходящего к Ф.М. Достоевскому — «Красота спасет мир», который не просто выигрышная метафора, но православная традиция поиска этой красоты, характерная для эстетического сознания Древней Руси.)
Все перечисленные выше характеристики настолько сложно переплетены друг с другом в самых разных плоскостях и, прежде всего, в целостном феномене эстетического сознания
и в художественной культуре, что к ним можно легко применить парафразу богословской антиномической формулы — «неразделимы в разделениях» и «несоединимы в соединениях». Затрагивая одну характеристику, мы обязательно касаемся другой, которые все вместе выявляют самобытность древнерусского эстетического сознания, его уникальность, благодаря которой осуществился своеобразный синтез славянского менталитета, византийского религиозно-философского мышления и славянского миропонимания в богатейшую
художественно-эстетическую культуру Древней Руси.
Татаро-монгольское нашествие, в XIII веке прокатившееся по Руси, конечно, приостановило развитие художественной культуры. Но мощный корень славянской дохристианской культуры, к которому был привит росток культуры Византии, был напитан такими соками самобытности и загадочности русской души, что на многие столетия стал мощным источником духовной энергии, который питает русскую культуру до сих пор.
Литература
1. БердяевН.А. Русская идея. // Вопросы философии. 1990. № 1.
2. Библиотека литературы Древней Руси в 3-х томах. СПб.: Лига Плюс, 2000.
3. Бычков В.В. Художественно-эстетическая культура Древней Руси. М.: Ладомир, 1996.
4. Бычков В.В. Духовно-эстетические основы русской иконы. М., 1995.
5. Бычков В.В. Античная культура и современная наука. М., 1985.
6. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика Х1—ХУП века. М., 1992.
7. Демус О. Мозаики византийских храмов. М.: Индрик, 2001.
8. Памятники литературы Древней Руси, в 12 томах. М.: Наука, 1978—1994.
9. Соловьев В. Сочинения в 2-х томах. М.: Мысль, 1998.
10. СоловьевВ.Философия искусства и литературная критика. М., 1991.
11. Философия русского религиозного искусства. Послание Иосифа Волоцкого. М.: Прогресс, 1993.
12. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Прогресс, 1991.
