CC BY
94
ФИЛОЛОГИЯ И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
УДК 821.111
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ РЕФЛЕКСИЯ КЛАРЫ РИВ О ЖАНРЕ «ROMANCE»
© Елена Валентиновна ГРИГОРЬЕВА
Южный федеральный университет, г. Ростов-на-Дону, Российская Федерация, кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и истории мировой литературы, декан факультета филологии и журналистики, e-mail: [email protected]
В статье рассматривается формирование эстетики «готического» романа, одного из самых популярных жанров в английской литературе последней трети XVIII столетия, в контексте литературноэстетических дискуссий эпохи. Смена философских и эстетических ориентиров, происходящая в эпоху предромантизма, найдет выражение и в собственно художественном творчестве. Неудовлетворенность романом просветительского типа заставляет писателей искать иные формы художественного освоения действительности, ярким подтверждением чему и станет «готический» роман, у истоков которого стояли Гораций Уолпол и Клара Рив.
Ключевые слова: рыцарский роман; «готический» роман; предромантизм; романтический; просветительский роман; притча.
Вторая половина восемнадцатого столетия в английской культуре - время активных философских, эстетических и художественных дискуссий, в ходе которых формируются новые явления, получившие название предромантизм. Сомнение в непогрешимости и всесилии разума как универсального инструмента познания ознаменовалось поворотом к философскому сенсуализму. Изменения в системе гносеологических положений стали основой новой концепции искусства, согласно которой первостепенное значение отводилось не рационалистической идее произведения, а его эмоциональной атмосфере. Рационалистические принципы классического художественного канона - гармоничность, упорядоченность, ясность, соразмерность - постепенно утрачивают свой нормативно-обязательный характер, их сменяют культ природы, апелляция к чувству, а не к разуму, акцент на интуицию и воображение, классицистическую ориентацию на античность вытесняет интерес к фольклору и национальной старине (общая характеристика новых теоретических идей предромантизма представлена в работах Н.А. Соловьевой [1], И.В. Вершинина [2], Вл.А. Лукова [3], Г.В. Заломкиной [4]).
Ярким свидетельством изменения эстетических и художественных вкусов стало «готи-
ческое возрождение» (the gothic revival), затронувшее различные сферы английской культуры. Популярность «готических» строений во многом объяснялась успехом английских парков, обязательной принадлежностью которых были живописные руины, как настоящие, так и искусственные. Изменение вкуса в области садово-паркового искусства и архитектуры в значительной мере подготовило появление в литературе нового жанра - предромантического «готического романа», который станет едва ли не самой яркой иллюстрацией новых веяний в английской культуре второй половины XVIII в.
Неудовлетворенность романом просветительского типа, не способного, с точки зрения писателей-готиков, отразить новое состояние мира и место человека в нем, заставляет их искать иные формы художественного освоения действительности. Уже само определение «romance» (так именовали свои произведения авторы готического романа в противовес просветительскому «novel») ориентировало читателя на средневековый рыцарский роман, где чудесное и необычайное было фундаментом художественного времени и пространства. В 1764 г. Гораций Уолпол создает «готическую повесть» «Замок Отранто», первый опыт в новом жанре, в пре-
дисловии к которому автор прямо говорит об определенной ориентации на «romance», под которым в XVIII и XVIII столетии подразумевали повествование в стихах и прозе, где автор давал полную волю своему воображению в создании волшебных существ и чудесных происшествий. «Romance» стал синонимом волшебного, невероятного и невозможного [5, р. 9]. Эту черту рыцарского романа подчеркивали и создатели готики: Уолпол в предисловии к «Замку Отранто» говорит о том, что в «средневековом романе все было фантастичным и неправдоподобным» [6, с. II]. Сходную мысль выскажет чуть позже и Клара Рив, при этом и Уолпол, и Рив жанру «romance» противопоставили просветительский «novel», который, по их мнению, является картиной реальных обычаев и нравов времени, в которое он был создан, разграничив тем самым два типа творчества: одно требует от автора строгого соблюдения закона правдоподобия, другое признает право на привнесение фантастического и невероятного.
Однако художественное освоение средневековья в рамках нового жанра не исключало использования опыта просветительского романа. Уолпол в «Замке Отранто» счел возможным примирить два типа романа: средневековый и современный - и при этом стремился «изобразить действующих лиц согласно законам правдоподобия» [6, с. 1112]. Аналогичную мысль выскажет и Клара Рив. В 1777 г. выходит в свет ее роман «Старый английский барон». Свой замысел писательница подробно объяснила в предисловии ко второму изданию романа, в котором уже намечен контур идей, которые она подробно представит в 1785 г. в своем трактате «The Progress of Romance» («Развитие romance»). Роман Рив имел подзаголовок «готическая история», что может определенным образом указывать и на его жанровую природу. «Эта история, - пишет Рив в предисловии ко второму изданию романа, - являет собою литературный отпрыск «Замка Отранто», написанный по тому же плану, с намерением соединить самые привлекательные и своеобразные черты старинного romance и современного романа (novel). В то же время она имеет свой собственный характер и стиль, который отличается от них обоих» [7, р. 4]. К. Рив замечает, что Уолпол имел примерно те же задачи подразумеваемого жанрового синтеза:
«Чтобы достичь этой цели, требуется достаточная мера чудесного для возбуждения интереса, изображение реальных условий жизни, дабы придать должное правдоподобие, и достаточно пафоса, увлекающего сердца» [7, р. 4].
Вместе с тем К. Рив, тесно связанная с традициями просветительского романа, вступает в спор с Г. Уолполом. С ее точки зрения, Уолпол преуспел лишь в двух последних (правдоподобие и пафос). Она решительно отвергает фантастическую структуру (machinery) автора «Замка Отранто». Безудержные преувеличения (к примеру, меч, который могут поднять лишь сто человек и т. п.) «разрушают работу воображения и, вместо того чтобы привлечь внимание, вызывают смех» [7, р. 5]. Писательница признается, что решила создать произведение по тому же самому плану, но исключив при этом все подобные недостатки. Г. Уолпол был задет подобными суждениями и отозвался о «Старом английском бароне» весьма недоброжелательно, заявив, что любой судебный процесс по поводу убийства в Олд Бейли вызвал бы больший интерес. Однако вопреки суждению Г. Уолпола роман К. Рив выдержал не одно издание и был переведен на французский (1787, 1800), немецкий
(1789) и русский (1794) языки.
В 1785 г. появляется диалогический трактат К. Рив «Развитие романа» (The Progress of Romance), дважды изданный (в Колчестере и в Дублине). Позже это сочинение не переиздавалось, так что мы имеем дело с явлением текущего литературного процесса XVIII в. К своему трактату К. Рив приложила новеллу в восточном вкусе «История Чаробы, египетской царицы» - свободную переработку французского литературного источника XVII в., представленного как перевод с арабского под названием «Египетская история». Автором перевода на французский язык назван некий Ватье, а английский перевод был осуществлен Дж. Дэви. Данный текст, вероятно, был задуман как иллюстрация эстетических идей автора: Клара Рив модернизировала язык первоисточника, очистила его от анахронизмов и избыточности, даже изменила сюжет, чтобы придать истории обязательный дидактический пафос. Этот опыт в стиле romance сложно признать удачным, но, вероятно, К. Рив следовала здесь той самой программе,
которую она изложила в предисловии к «Старому английскому барону», - минимум внешней развлекательности, максимум строгой нравственности.
Для своего трактата К. Рив избрала диалогическую форму. Ей казалось, что затронутая проблема лучше раскроется в живом обсуждении, нежели «в серии размеренных эссе или даже писем» [8, v. I, р. 7]VТакая диалогическая традиция восходит еще к античности и была воспринята европейским Возрождением. К. Рив обладала широкими познаниями в области истории литературы и культуры, поэтому ее обращение к почти классической форме диалогического философско-эстетического дискурса ничуть не удивительно. В ее книге беседуют трое, и у каждого своя роль. От имени автора выступает, несомненно, Эвфразия. Именно ей принадлежат решающие суждения, она обладает широкой литературной эрудицией и способна отвечать на любые вопросы. Гортензий выступает в роли своего рода простака, с наивными репликами и возражениями, но неизменно признает правоту Эвфразии и обещает непременно прочесть упомянутые ею произведения. Софрония дополняет дискуссию разумными и тонкими замечаниями. Друзья встречаются в течение двенадцати вечеров (соответственно выделены разделы книги) поочередно в доме каждого, проявляя неизменнный интерес к сюжету беседы. Как явствует из самого названия трактата, К. Рив интересует не столько теория, сколько история романного жанра и более конкретно -romance.
Различие между romance и novel было четко обозначено в английской эстетике XVIII в., и К. Рив, посвящая свою работу проблеме развития romance, исходит из уже сложившихся представлений: «Romance -это героическая притча (fable), которая повествует о вымышленных героях и событиях. Novel является картиной реальной жизни и обычаев того времени, в которое он был создан. Romance возвышенным и величественным слогом описывает то, что никогда не происходило и вряд ли может произойти. Novel рассказывает о том, что происходит каждый день на наших глазах, или о том, что
1 Что касается писем, то именно в этой форме были написаны трактаты Р. Херда и П. Юэ, на которые ссылается Рив в своей книге.
в любой момент может произойти с нами или с нашими друзьями» [8, v. I, р. 111]. Она отдает дань своим предшественникам, прежде всего Р. Херду, Т. Уортону и П. Юэ, автору французского трактата XVII в. о происхождении романов. Относительно П. Юэ К. Рив высказалась вполне категорично, приводя в качестве доказательства обширные цитаты из его сочинения: он позволил себе неправомерно возвеличить французский роман.
П. Юэ, действительно, достаточно категорично заявил об абсолютном приоритете французского романа над всеми прочими. «В самом деле, удивляет, что, уступив пальму первенства в эпической поэзии и истории другим, мы завоевали столь неоспоримое превосходство в романах, что самые лучшие «чужие» романы едва сравнимы с наиболее слабыми нашими. Думаю, мы обязаны этим утонченной галантности, проистекающей, на мой взгляд, из той свободы отношений между мужчиной и женщиной, которая господствует во Франции». Аргумент насчет «свободы отношений» для К. Рив абсолютно неприемлем, поскольку она неизменно подчеркивала, что роман призван утверждать принципы строгой нравственности [9, с. 375-424].
Гораздо более авторитетными ей представлялись идеи Т. Уортона, автора известного труда «История английской поэзии». Рив вовсе не отождествляет romance со средневековым рыцарским романом, как это делал Р. Херд [10]. Происхождение romance К. Рив относит к глубокой древности: «Romances можно не без оснований назвать изысканной литературой ранних веков, и они были любимым развлечением в более поздние времена» [8, v. I, p. 3, 111].
В этом отношении идеи Т. Уортона оказались созвучны ее представлениям: «Издавна принято считать, что romances были привнесены в западный мир крестовыми походами. Мистер Уортон допускает, что они были переданы сарацинами, которые пришли из Африки и обосновались в Испании еще до начала восьмого века. Из Испании, как он считает, они свободно распространились во Франции и Италии» [8, v. I, р. 9]. Затем, как указывал Т. Уортон, последовали арабские сказки (в IX в.), и эта основа определила концепцию рыцарского романа, вместе с поэзией менестрелей и трубадуров.
Но К. Рив, отмечая, что Т. Уортон не считал своей задачей исследование прозаического жанра, идет дальше, подчеркивая, что до сих пор никто из просвещенных авторов не упоминал в качестве основы romance греческие романы, которые, по ее мнению, являются прародителями всех прочих. Более того, она расширяет поле возможных древних источников, включая туда, прежде всего, ранние эпические памятники. Потому история romance для К. Рив восходит не к рыцарской эпохе, а к гораздо более раннему периоду и покоится на некоей универсальной основе: «Я бы назвала его просто героической притчей (fable), т. е. вымышленной историей таких деяний, которые обычно приписываются героям или людям выдающегося мужества и великих способностей, в общем, если позволите, - эпосом в прозе» [8, v. I, р. 13]. Для К. Рив неоспоримо, что следы таких «героических притч» можно найти во все времена и во всех странах: «...они всегда были излюбленным развлечением как самых диких, так и самых цивилизованных народов.
. По мере того как страна цивилизовалась, эти повествования упорядочивались и приобретали большее правдоподобие. Из прозаических рассказов возникла история, из военных песен - romance и эпическая поэзия» [8, v. I, р. 14]. Поэтому истинным отцом romance К. Рив считала Гомера. Она была знакома с его поэмами по переводам А. Поупа и сетовала, что не имела возможности прочесть его в подлиннике. Для писательницы, прекрасно владевшей латынью и европейскими языками, это было важно: «Я почитаю Гомера так, как только может почитать человек, не владеющий его языком» [8, v. I, р. 19]. С ее точки зрения, он обладал самыми главными качествами, которые потом стремились заимствовать у него многочисленные подражатели и последователи. В числе их «мощное воображение», «умение создавать характеры», «знание истории и нравов той эпохи, в которой он творил». Гомер, по мнению К. Рив, обладал сознанием, что весь мир принадлежит ему. Все это искупает крайности его «неистовой структуры», когда он «низводил богов ниже своих героев, а людей возвышал до богов» [8, v. I, р. 20].
Для К. Рив вполне соотносимы с Гомером арабские сказки «1000 и одна ночь», а в истории Синдбада она видит прямую парал-
лель «Одиссее». К древним памятникам romance она относит и греческие романы. Среди них «Левкиппа и Клитофон» Аттила Татия, «Дафнис и Хлоя» Лонга, «Эфиопика» Гелиодора. Особенно выделяет К. Рив роман Харитона «Повесть о любви Херея и Калли-рои»: «Это, безусловно, творение гения и в качестве такового будет всегда почитаемо. Более того, это один из тех romances, которые непосредственно восходят к Гомеру» [8, v. I, р. 32].
Европейский рыцарский роман, который в XVIII в. традиционно обозначался как romance, для К. Рив имеет не генетическое, а типологическое сходство с античным. Речь идет о сходных истоках - исторических преданиях и песнях. При этом К. Рив не придает никакого значения тому, в какой форме представлен romance - стихотворной или поэтической. Для нее жанровыми признаками являются, скорее, особенности проблематики и героический пафос. Опровергая устойчивое мнение о том, что именно французский средневековый роман дал первые образцы жанра, К. Рив особенно подчеркивает его бретонско-кельтские истоки, упоминая прежде всего о Гальфриде Монмутском с его «Историей бриттов». Здесь для нее особенно ценны суждения Томаса Перси, известного английского поэта, опубликовавшего в 1765 г. книгу «Сокровища английской поэзии», представлявшую собой собрание старинных английских песен и баллад. Она не раз на него ссылается. Т. Перси попытался доказать, что истории о короле Артуре и круглом столе были творением английских менестрелей и издавна распространялись на Британских островах.
Кроме того, особое внимание писательница уделила испанским источникам. По ее мнению, romances (в стихах и прозе) были распространены в Испании задолго до XI-XII вв. под влиянием мавританской культуры. Позже с этой парадигмой она свяжет такое явление, как «Дон Кихот» Сервантеса. К. Рив включила в свою книгу список наиболее известных рыцарских романов XII-XIII вв. [8, v. I, р. 42-44]. В этом списке есть масса ошибок и неточностей (практически отсутствуют сведения об авторах, весьма произвольны даты и названия), что совсем неудивительно, но в любом случае он свидетельствует об эрудиции и неподдельном интересе К. Рив к
истории жанра. Любопытно, что в этом перечне присутствует и средневековый французский «Роман о Розе», который никак не может быть отнесен к рыцарской литературе, но отвечает, на ее взгляд, признакам romance. Это, по ее определению, «курс любовной философии» [8, v. I, р. 47]. При этом она упоминает, что первым переводчиком этого романа на английский язык был Чосер (в трактат даже включен отрывок из этого незавершенного перевода).
Любопытно, что в этом трактате К. Рив обращается и к определению «романтический», прежде всего, по отношению к французскому галантно-героическому роману века. Отношение ее к этому жанру, вслед за
Н. Буало, ироническое: она считает недопустимыми исторические несообразности и вольности, которыми этот роман грешил. Софрония замечает в ходе диалога: «Я слышала, что эти книги создали особый напыщенный стиль, как письменный, так и устный, который до сих пор называют романтическим» [8, v. I, р. 66]. Эфрозия с ней соглашается: «Когда люди говорят в аффектированной манере и к тому же изрекают всякие нелепости, это в любые времена может быть, без сомнения, названо романтическим» [8, v. I, р. 67]. Из этого следует, что romance К. Рив не включает в сферу «романтического».
Истоки novel К. Рив видела в итальянской новеллистике Возрождения, прежде всего, в «Декамероне» Боккаччо. Во второй части ее трактата представлен краткий обзор истории этого жанра в лице его главных представителей: Сервантеса с «Назидательными новеллами», английских романистов XVIII в. (Дефо, Ричардсон, Филдинг), французских авторов (Прево, Кребийон). Особое внимание она уделила «Новой Элоизе» Руссо. Это яркий пример торжества дидактических установок в ее эстетических суждениях. «Опасно критиковать произведение, которым так много и справедливо восхищались, - замечает Эфрозия. - Это книга, которая обращена к сердцу и целиком захватывает его. Когда же начинает говорить разум, мы обнаруживаем, что она опасна и безнравственна как раз для тех, ради пользы которых она главным образом и написана, - для юных персон» [8, v. I, р. 13-14].
В подтверждение своей правоты К. Рив ссылается на отзыв Вольтера, как известно,
весьма критически относившегося к творчеству Руссо. К. Рив даже замечает, что Руссо следовало бы переделать свой роман, чтобы исключить историю греховной страсти. Опасным для нравственности представлялся К. Рив и роман Филдинга «История Тома Джонса» из-за двусмысленности образа главного героя, балансирующего на грани порока. Таким образом формулируется нерушимое правило для писателей - сочетать «полезное» с «приятным» и в форме романа «представлять примеры вознагражденной добродетели и наказанного порока» [8, v. 2, p. 41]. К. Рив предлагает перечень романов, отвечающих указанному критерию. В числе их «Путешествия Гулливера» Свифта, «Робинзон Крузо» Дефо, «Дон Кихот» Сервантеса, «Тристрам Шенди» Стерна и «Замок Отранто» Уолпола. В конце своего трактата К. Рив представила списки полезных, с точки зрения нравственности, книг: один для детей, другой - для юных девушек. Среди них книги по истории, географии, познавательные журналы и несколько ныне забытых романов. Исключение из «забытых» - Ричардсон, «Памелу» которого К. Рив ценила как высоконравственное сочинение. «Скучнейшая из всех написанных в мире книг, если она нравственна, более предпочтительна, чем самая остроумная и элегантная, если в ней отсутствуют нравственные принципы» [8, v. 2, р. 45].
Трактат К. Рив «О развитии романа» позволяет расширить существующие представления об эстетической рефлексии XVIII в. в отношении жанра romance, которому на долгий период предстоит главенствовать в европейском литературном процессе.
1. Соловьева Н.А. История зарубежной литературы. Предромантизм. М., 2005.
2. Вершинин И.В. Предромантические тенденции в английской поэзии XVIII века и «поэтизация» культуры. Самара, 2003.
3. Луков Вл.А. Предромантизм. М., 2006.
4. Заломкина Г.В. Готический миф. Самара, 2010.
5. Johnson A. Enchanted Ground. The Study of Medieval Romance in the Eighteenth Century. L., 1964.
6. Уолпол Г. Замок Отранто // Уолпол. Казот. Бекфорд. Фантастические повести. Л., 1967.
7. Reeve C. The Old English Baron. Lnd., 1967.
8. Reeve С. The Progress of Romance and the History of Charoba, Queen of Aegypt. Reproduced
from the Colchester Edition of 1785. The Facsimile Text Society. N. Y., 1930. V. I-II.
9. Юэ П. Письмо-трактат Пьера-Даниэля Юэ о происхождении романов // Мари-Мадлен де Лафайет. Сочинения. М., 2007.
10. Hurd R. Letters on Chivalry and Romance. Cambridge. M. DCC. LXII.
Поступила в редакцию 20.10.2011 г.
UDC 821.111
ESTHETIC REFLECTION OF CLARA REEVE ON GENRE OF “NOVEL”
Elena Valentinovna GRIGORYEVA, Southern Federal University, Rostov-on-Don, Russian Federation, Candidate of Philology, Associate Professor of Theory and History of World Literature Department, Dean of Philology and Journalism Faculty, e-mail: [email protected]
The article describes the aesthetics of Gothic fiction as it took shape in the Gothic novel, one of the most popular genres of the late XVIII century British literature, taking into consideration the frame of the literary and aesthetic discourse of that time. The changes in the philosophical and aesthetic outlook that mark the Pre-Romantic era are naturally reflected in fiction. In response to the shift from the literary standards of the Enlightenment, writers seek new forms of expression, and the best testament to that trend is the emergence of Gothic novel ushered in by the works of Horace Walpole and Clara Reeve.
Key words: romance; “gothic” novel; pre-romanticism; romantic; novel; fable.
