CC BY
100
2011 Культурология и искусствоведение № 1
УДК 801.732
П. Г. Шинкевич
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА КАК ПРЕДМЕТ ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
Рассматриваются наиболее актуальные вопросы герменевтики - искусство и теория истолкования текста, имеющего целью выявить его смысл, исходя из объективных (значение слов и их исторически обусловленные вариации) и субъективных (намерения авторов) оснований. Автор размышляет о герменевтике как о методологии исследования эстетического опыта. Исследование опирается на методологию известного немецкого философа Ганса Гадамера.
Ключевые слова: Ганс Гадамер, герменевтика, теория интерпретации текста, эстетическая деятельность.
Каждый человек, живущий на Земле, стремится к творческому воплощению своих идей, мыслей и чувств. Каждую секунду окружающий мир дарит огромное количество ощущений и эмоций, которые наполняют и формируют эстетическое отношение человека к действительности, в результате чего рождается то или иное истолкование, индивидуальное прочтение. Необходимо отметить, что первостепенную роль в этом процессе играет эмоциональная рефлексия, именно через индивидуальное чувство творчески наполняется само истолкование. Однако «изолированное» чувство не может являться универсальным для акта истолкования и должно иметь под собой методологическую основу, систему знаний, разумно помогающих упорядочить его, не сделать хаотически разрушающим. Знания же в известной степени имеют ограниченность по отношению к предмету исследования и должны быть творчески наполнены - эмоциональным, мистическим, невыразимым в понятиях логики, недоступным разумному пониманию опытом. Таким образом, любое истолкование есть творческий синтез двух начал - сферы чувств и разума.
Корни искусства истолкования зародились еще в древнегреческой мифологии в лице известного Гермеса, выступавшего посредником между богами и смертными и истолковывавшего людям повеления богов, а богам - просьбы людей. Отсюда и ведет свое происхождение термин «герменевтика» (от греч. Ьегтепеийко8 - разъясняющий, истолковывающий), первоначально означающий искусство толкования изречений оракулов, древних текстов, знаков, смысла чужого языка. Однако сквозь культурные века его семантическое значение приобретало различные толкования. В Средневековье герменевтика была неразрывно связана с теологией, с толкованием сочинений Отцов Церкви. В период Ренессанса появилась собственно философская герменевтика, призванная критически исследовать религиозные тексты, освободить их от искажений. В XIX в. начинается развитие так называемой «свободной» герменевтики, не ограниченной предметом, границами смысла текста. В середине века она закрепляется в лице ее основоположника Фридриха Шлейермахе-ра, рассматривавшего герменевтику как метод всех наук о духе (гуманитарных наук). Его заслуга заключалась прежде всего в вычленении общей для
всех герменевтических дисциплин методологической основы - интерпретации как искусства понимания исторических текстов. В конце XIX - начале XX в. в философских течениях, идущих от Вильгельма Дильтея, можно встретить учение о «понимании» (целостном душевно-духовном переживании) как методологической основе гуманитарных наук. В.И. Даль определяет герменевтику как науку, объясняющую священное писание [1]. В XX в. герменевтика постепенно оформляется в одну из основных методологических процедур философии, сначала в рамках экзистенциализма (Мартин Хайдеггер), затем собственно в философской герменевтике. Так, у Ганса Гадамера герменевтика приобретает функции онтологии. В его философии «бытие, которое может быть понято, предстает языком» социальной философии.
Таким образом, пройдя многовековой путь исторического развития, герменевтика неизменно содержит в себе основную задачу - помочь автору и толкователю найти и понять друг друга. Ее основное призвание в этом процессе видится в слиянии двух миров - создателя текста и его интерпретатора, рождающего и продлевающего своим творчеством «новую жизнь» произведения искусства.
Итак, для нас интересно понять то, что сам герменевтический процесс будет означать диалог двух начал - автора и толкователя. Текст произведения искусства есть плод творческих исканий создателя, основа, его творение, нашедшее в записи свое окончательное и конкретное воплощение. Впоследствии текст становится творческим объектом работы толкователя и отправной точкой его герменевтического опыта. Однако интерпретационный текст индивидуален, разнообразен, подвижен и не зафиксирован в строгие графические рамки. Всякий раз он варьируется в соответствии с внутренним миром индивида, с его эмоциями и восприятием окружающей действительности. Первоначальный текст является здесь лишь условным начальным кодом, который подлежит тщательному изучению и в конечном итоге должен быть разгадан. Его содержание представляет собой определенный изначальный смысл, заложенный автором с его индивидуальными представлениями того или иного явления. Особенно важно то, что дальнейшее толкование представляет собой множественную цепь вариантностей, исходящих из одной и той же константы, и каждая последующая будет представлять собой особую и уникальную творческую единицу. Также необходимо сказать о существовании так называемой исторической дистанции, через которую текст проходит свой путь, обретая новые смыслы и истины. Всякий интерпретатор своим непосредственным творчеством участвует в создании новой эстетической реальности и тем самым в числе многих искусств определяет трансфигурацию художественного времени культуры. Здесь можно говорить о том, какой важный вклад в расширение художественного текста культуры вносит каждый индивид в отдельности.
Искусство герменевтики, безусловно, учит мыслить не в категориях «секунды», а в масштабе столетий, поскольку творчество интерпретатора обусловлено ощущением того или иного текста, существующего как бы в одновременности и составляющего единый временной ряд, оно основано на чувстве истории как совокупности вневременного и преходящего.
Итак, перед толкователем стоит весьма сложная задача: понять текст исходя из объективно существующих оснований и прожить его, так сказать, самим собой. Проблема заключается еще и в том, что пройти сквозь огромный интервал времени бывает не всегда просто. Эта задача решается благодаря тщательному изучению идей и традиций эпохи, углублением во внутренний мир автора и попыткой попасть с ним в один эмоциональный поток. Во многом данный творческий процесс происходит посредством интуиции, ощущений, получаемых путем эксперимента, благодаря фантазии и ассоциативному мышлению интерпретатора. Всякий раз имеется опасность выйти за границы, совершить погрешность и тем самым сделать текст объектом сугубо личного понимания, пройти сквозь него, игнорируя авторские замыслы и исторический опыт понимания.
Универсальную задачу, стоящую перед герменевтикой, можно определить как поиск правдивости и истинности в толковании того или иного текста, в попытке каждый раз открывать и находить в нем нечто новое и неизвестное в прошлом.
Здесь возникает довольно интересный и один из основных вопросов, а именно: насколько истинно субъективное многовариантное толкование по отношению к единственно раз и навсегда записанной в тексте действительности? Для создания интерпретационного текста произведения искусства к его графической записи должна быть присоединена некая существенная информация, имеющая отношение непосредственно к художественному образу, отражающему внутренний мир и эмоциональное состояние интерпретатора.
Уникальность творчества интерпретатора состоит в том, что его невозможно зафиксировать, в отличие от авторской данности; оно творчески подвижно, всякий раз принимает иные формы, оттенки, и любой толкователь всякий последующий раз по-новому, по-иному интерпретирует то или иное сочинение. Постоянный творческий диалог, ведущийся между автором текста и толкователем, позволяет много понять в вопросе - что есть эстетическая деятельность человека и как она способна изменить мир? Парадоксальность этого диалога заключается в том, что интерпретатор «вычитывает» из авторского текста то, что в нем не присутствует конкретно, и, «вычитывая» его, он постоянно «вчитывает» туда самого себя, благодаря чему текст обретает новые смыслы и эволюционирует во времени. Но истинная парадоксальность ситуации вовсе не в этом, а в том, что интерпретатор не столько вычитывает информацию, сколько ее туда как бы «вчитывает». Авторская запись - это еще не произведение искусства, а только маршрут к нему. Интерпретатор всякий раз как бы творит из «отсутствия», ибо то, что отсутствует в графической записи, наличествует, во-первых, в культуре и, во-вторых, в самих профессиональных данных индивида. Эти два феномена определяют возможность в текстовом «отсутствии» увидеть наполненность, позволяя и «вычитывать» образное содержание, и «вчитывать» его, а потому необходимо проанализировать эти два существенных начала.
Одно из них - достаточно долгий путь приобщения толкователя к уже существующему интерпретационному опыту текста: еще в ученичестве он осваивает имеющиеся в традиции нормы, понятия, или, точнее говоря, тот самый код, на основе которого расшифровывается запись, переходя в разряд
душевного бытия, насыщаясь смысловой логикой и эмоционально-образной содержательностью. Формируется так называемая культура извлекать смыслы и образы из графической записи.
Другой и более важной стороной способности толкователя вычитывать из записи художественную информацию является наличие самого ключа понимания в сердце, обусловленное природной одаренностью к восприятию искусства как содержательно наполненного, выразительного.
Если не рассматривать профессиональные данные интерпретатора в отдельных служебных компонентах, а взглянуть в целом на природную одаренность к восприятию искусства, то можно сказать, что она представляет собой некую изначальную способность вкладывать: вкладывать в искусство собственное понимание и чувство. Поэтому перевод записи в творческое толкование всегда напрямую связан со свойствами эмоциональной сферы личности интерпретатора, обусловливается характером и глубиной его эмоционального переживания и степенью эмоциональной возбудимости.
Таким образом, можно сказать, что процесс творения интерпретационного текста основан на способности вкладывая, извлекать из записи ее собственно художественное содержание («вчитывая», «вычитывать»); само же умение «выразительно прочесть» текст выступает в сложном сплаве внутреннего как прирожденного, т.е. изначально присущего человеку понимания и чувства искусства, и внешнего - привитого ему извне путем присоединения к культурной традиции, поскольку мало родиться философом или музыкантом - им еще нужно стать.
«Прежде чем начать учиться на каком бы то ни было инструменте, обучающийся - будь это ребенок, отрок или взрослый - должен уже духовно владеть какой-то музыкой: так сказать, хранить ее в своем уме, носить в своей душе и слышать своим слухом. Весь секрет таланта и гения состоит в том, что в его мозгу уже живет полной жизнью музыка раньше, чем он первый раз прикоснется к клавише или проведет смычком по струне; вот почему младенцем Моцарт «сразу» заиграл на фортепиано и на скрипке» [2. С. 13].
Под творческой способностью интерпретатора необходимо понимать его умение «накрыть» графические знаки собственным пониманием и чувством. Также стоит упомянуть о творческой «выразительности» как необходимости выражения личности, ее неповторимости и своеобразия.
А. Ф. Лосев размышлял о выражении именно как о силе, вспыхивающей на пересечении внутреннего и внешнего, заставляющей «внутреннее проявляться, а внешнее - тянуть в глубину внутреннее»: «Выражение - арена встречи двух энергий, из глубины и извне, и их взаимообщение в некоем цельном и неделимом образе, который сразу есть и то и другое, так что уже нельзя решить, где тут «внутреннее» и где тут «внешнее» [3. С. 444].
Г. Гадамер, анализируя многие важнейшие проблемы искусства толкования текстов в своей работе «Истина и метод», определяет герменевтику как универсальную философию нашего времени. По его мнению, она призвана дать ответ на основной философский вопрос - как возможно понимание окружающего мира и как в этом понимании воплощается истина бытия? С точки зрения автора, герменевтический опыт лежит вне науки, предшествует ей. Подобно опыту искусства и религии, он базируется на интеллектуальном со-
зерцании, на интуиции. Гадамер открыто провозглашает неспособность разума и науки познать жизнь, мир истории. Почему автор называет свою работу «Истина и метод»? Для чего два различных по своей природе начала синтезированы в единый предмет исследования? [4].
Если вернуться к проблеме истолкования как творческого синтеза двух начал - сферы чувств и разума, то можно отметить, что под истиной здесь можно понимать постоянное движение человеческой души к ее поиску, попытку на основе своих чувств, художественного опыта творчески раскрываться и постоянно искать и идти к ней. С другой стороны, метод - методология предмета. Каждый предмет имеет свои цели и задачи. И «движение души» должно быть «поставлено» на конкретные профессиональные задачи, чувства должны быть как бы упорядочены разумом (мало любить философию или музыку, необходимо эту любовь материализовать, в человеческой душе много чувств, но они выражаются посредствам определенного метода, профессиональных знаний и умений).
Однако в произведении Гадамера истина и метод понимаются более сложно, а порой абстрагированно от предмета исследования, когда герменевтика рассматривает не только языковой характер индивида, но и его наличие в человеческом опыте мира вообще [4].
Итак, понимание, как главная основа, которая формируется благодаря «вычитыванию» смыслов, представляет собой иной подход в концепции Ганса Гадамера и резко отличается от его предшественников. Гадамер критикует субъективный психологизм Шлейермахера и Дильтея, показывая несостоятельность их усилий. С точки зрения Гадамера, ждать «омертвления» исторического события - это парадокс. «Восстановление изначальных обстоятельств, как и всякая реставрация, - это бессильное начинание перед лицом историчности нашего бытия. Восстановленная, возвращенная из отчуждения жизнь не тождественна жизни изначальной» [4. С. 15].
Точно так же герменевтическая деятельность, для которой пониманием называлось бы восстановление первоначального, - это только сообщение «умершего смысла». По Гадамеру, подлинное понимание является не только репродуктивным, но всегда также и продуктивным отношением. Оно требует постоянного учета исторической дистанции между интерпретатором и текстом, всех исторических обстоятельств, непосредственно или опосредованно связывающих их, взаимодействия прошлой и сегодняшней духовной атмосферы: это не только не затрудняет, а, напротив, способствует процессу понимания истории. Гадамер стремится к тому, чтобы исходя из опыта искусства и исторического предания показать весь герменевтический феномен в его целостном значении. Речь идет о том, чтобы признать в нем такой опыт истины, который не только должен быть философски обоснован, но и сам является способом философствования [4. С. 269].
«Прислушиваться к традициям, стоять на традициях, апеллировать к традициям» - вот, по мнению Гадамера, путь к истине [4. С. 34]. Необходимо заметить, что условием данного понимания является, введенное Гадамером понятие предрассудка, помогающего преодолеть временное расстояние между автором и интерпретатором. Здесь Гадамер говорит о «дискредитации предрассудка», разделяя предрассудки, покоящиеся на человеческом автори-
тете, и предрассудки, вызванные чрезмерной поспешностью. В данном случае идет речь о предрассудке как о необходимом условии понимания. Предрассудок есть предзнание, начальное знание, на основе которого возможно понимание текста; предрассудок как знание традиции. Именно данные предрассудки важны и представляют интерес для герменевтики: «... здесь кроются истоки герменевтической проблемы. С этих позиций мы и пересмотрели дискредитацию Просвещением понятия «предрассудок». «То, что в виде идеи абсолютного самоконструирования разума предстает как ограничивающий предрассудок, в действительности принадлежит самой исторической реальности. Признание исторической конечности способа бытия человека требует принципиальной реабилитации понятия предрассудка и согласия с существованием вполне законных предрассудков» [4. С. 324, 329].
Данная концепция, несомненно, очень точно характеризует истинное призвание искусства толкования. Понятие абсолютной цели в творчестве каждого интерпретатора представляет собой нахождение на основе пред-знания определенного понимания, способствующего тому, что автор и толкователь «услышат» друг друга, несмотря на то большое расстояние, что разделяет их жизни. Необходимо уметь видеть прекрасное и безобразное, а не просто проникать и исследовать культурные миры прошлого.
В отношении понимания как главного принципа познания смыслов текста Гадамер говорит следующее: «. тот, кто обладает эстетическим чувством, умеет различать прекрасное и безобразное, хорошее и плохое качество, а тот, кто обладает историческим чувством, знает, что возможно и что невозможно для определенной эпохи, и обладает чувством инаковости прошлого по отношению к настоящему» [4. С. 58].
Именно поистине владея первым, возможно найти это «слияние горизонтов» автора и интерпретатора, «прикоснуться» к этому и понять, что такое Прекрасное. Однако это «слияние должно представлять собой не просто метод или концепцию, но являться продуктом творчества и быть частью тебя самого, частью твоего Сердца.» [Там же].
Из вышесказанного становится понятно, что понимание как множественная сумма смыслов различных текстов, хранящихся во внутреннем мире индивида, впоследствии накапливается и представляет собой так называемый художественно-эстетический опыт толкователя, в русле которого человек обретает истину.
Проанализировав ряд ключевых проблем в контексте произведения Г.-Г. Гадамера, необходимо обозначить некоторые выводы, касающиеся художественно-эстетического опыта толкователя как главной основы искусства интерпретации. Художественная деятельность каждого толкователя «переливается» из культуры в бытие, способствуя его преображению, и собственными силами участвует в просветлении, а также в частичном преобразовании жизни. Искусство толкователя благодаря свободной силе воображения собственными возможностями участвует в эстетическом творении мира, художественное видение здесь ведет к открытию и завоеванию иных пределов взгляда и чувства.
Искусство толкователя основано на «приватном существовании», способном обеспечить подлинное, свободное человеческое бытие. Оно связано с
ощущением уникальности личности и показывает, чего может достичь автономная личность, какая продуктивность и плодотворность заключена в «одиночестве». Одним из важнейших аспектов проблемы является поиск истины, выражающейся в стремлении к совершенству. Каждый интерпретатор, внося творческий вклад в расширение возможностей искусства и пространства его опыта, так или иначе ведет «битву» за совершенство.
Стремление к совершенству в значении творческой причины, определяющей жизнь человека, необходимо относить к области духовного «делания» искусства, понимаемого как своеобразный путь преодоления тягот и уродства мира. Оно определяет этику мастерства и мастерство как уникальность культуры.
Поскольку художественно-эстетический опыт каждого отдельно взятого человека определяет конфигурацию всей культуры, понимание и истолкование текстов является не только научной задачей, но также относится ко всей совокупности человеческого опыта в целом. Хорошо сделанная работа интерпретатора - это еще один чрезвычайно значимый для культуры эстетический опыт.
Литература
1. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1990.
2. Нейгауз Г. Г. Об искусстве фортепианной игры. М., 1961.
3. Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М., 1990.
4. Гадамер Г.-Г. «Истина и метод»: Основы философской герменевтики. М., 1988.
