CC BY
152
Л. Г. Кайда
ЭССЕ
В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ И НЕХУДОЖЕСТВЕННОЙ СЛОВЕСНОСТИ
В последние годы, отмеченные возрождением гуманитарного мышления, эссе стало играть роль своеобразного интеллектуального ускорителя: вирус эссе витает во всем медиапространстве. Вместе с массовой интернетизацией идет бурный процесс эссеизации всего и вся. Как инструмент познания умственных возможностей человека даже возникла «деловая» эссеистика. Словом, какая-то необъяснимая (а может быть, со временем и объясненная?) глобальная эссеизация. В художественной словесности тоже наблюдается невероятная активизация эссеисти-ческих форм, наполняющих пространство рефлексии и демонстрирующих индивидуальные возможности пишущих в манере «свободной композиции».
Место эссеистики в филологической науке просматривается столь же не прорисованно, как британская столица на полотне К. Моне «Лондон в тумане». Манящая неизвестность эссе — общепризнанный факт, но множество определений жанра ясности не вносят. Эссе не вошло в поэтику, общей концепции жанра нет, даже в энциклопедических словарях оно появилось не так давно с привычным расплывчатым определением. Однако его реальная наступательная сила заставляет исследователей все чаще обращаться к эссе как к феноменальному явлению — эссе стало бесспорным жанром-лидером СМИ ХХ! столетия. Причем как в художественной, так и в нехудожественной словесности.
Стремление разобраться в нем с различных жанровых, лингвистических и философских позиций пока, по крайней мере, похоже на охоту за «синей птицей»: свобода в выражении авторского «я» в разных типах словесности имеет какие-то «несвободы»? Как можно о них говорить, если эссе — жанр сам по себе самодостаточный? Нужно ли вдохновение, знания, эрудиция, талант, чтобы иметь право обращаться к читателю, или каждый может ему навязывать «как бы эссе», даже если нечего сказать? Вопросов много, ответов нет. Данная работа тоже на них не отвечает. Мы пытаемся размышлять, опираясь на филологическое
Людмила Григорьевна Кайда
Доктор филологических наук, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, заслуженный профессор Мадридского университета Комплутенсе
понимание эссе как текста, находящего выход не только во всех известных типах словесности, но и в «пограничной» области.
Интерес к традициям и новациям жанра вызван временем, поэтому возникла потребность создания общей концепции жанра, чтобы избежать блуждания в творческих потемках. Но создать такую концепцию представляется возможным только в контексте комплексного исследования, теоретически и методологически основанного на интеграции научных знаний.
Результат первого опыта исследования эссе в многовариантности его форм и в разных типах словесности (художественной и нехудожественной) представлен в научной монографии «Эссе: стилистический портрет»1. Принципиальное отличие от других работ в этой области — лингвистический подход к проблеме авторского «я».
Эссеистическое «я» в художественной эс-сеистике — это стиле- и текстообразующая категория «образа автора» (по В. В. Виноградову), «автора» (по М. М. Бахтину), характеризующаяся философски углубленным осмыслением текста, бессюжетностью, хаотичностью (спонтанностью) траекторий композиционно-речевого движения, а нередко и импрессионистской музыкальностью прозы. Этот тип эссе отмечен тонким стилистическим мастерством автора.
В тексте, насыщенном социальной информацией, слышен живой голос автора, виден его взгляд на события, его оценки, реакции, симпатии и антипатии. Позиция автора — это подчеркнуто личностное и творческое начало, в то время как образ автора отражает художественно-творческое присутствие. Отношения автора с читателем публицистического текста — это приглашение к живому диалогу в реальном времени.
Эссеистические формы авторского «я» претерпевают в рамках документальной системы свои изменения. Изучение этой проблемы на газетной публицистике конца ХХ столетия и продолжение его уже на материалах газетной публицистики нового столетия открывает новые возможности эссеизации в зарождении новых жанровых форм. Можно сказать, что в нехудожественной словесности мы исследуем эссе на материале так на-
зываемых «гибридных» типов текста, в которых экспансия элементов эссе адаптирована, в зависимости от мастерства пишущего, к модели свободного жанра для свободно мыслящих людей.
В газетной эссеистике (или жанрово приближающимся к ней материалам) функция убеждения перестает быть главной. «Социальная позиция» автора уступает место «эссеистической позиции», которая устанавливает и новые отношения обратной связи «читатель — автор», и новые схемы лингвистического подтекста. В этом варианте он обращен внутрь текста, а эссеистическое «я» — внутренний луч, направленный на самого автора, в область его мыслей. И эта страница еще не открыта.
Однако вернемся к эссе в художественной словесности. Принятая в науке точка зрения: эссе в русской литературе начиналось в работах просветителей. Заглянув в корневую систему эссеис-тики, можем заметить и более ранние ее ростки. Ближе всего к эссе, на наш взгляд, стоит «слово» — оригинальный жанр древнерусской литературы. Близость внешняя — в манере русских авторов размышлять над проблемами философии, религии, бытия. Близость внутренняя — в композиционно-речевой модели спонтанного развития мысли, семантическим центром которой является заголовок «Слово о ...».
В древнерусской литературе (XI век) жанр «слова» занимает особое место, он глубоко изучен филологами и литературоведами, которые раскрыли нам личности древнерусских авторов и проблему авторства как таковую. Мы же, опираясь на текст, попытаемся лишь высказать гипотезу о близости «слова» и «эссе».
«Слово» по целому ряду жанровых признаков можно считать предшественником эссе. «Откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить.», — это хорошо известно. Но размышляя, «откуда пошло» эссе в русской литературе, все же поставим в конце фразы вопросительный знак, как открытую дверь для дальнейших исследований, и для возможных возражений.
«Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Слово о погибели русской земли», «Слово о полку Игореве». Смысловое содер-
жание всех заглавий «слов» задавало стилистическую и эссеистическую архитектонику текста. Индивидуальное восприятие событий, мысленная проверка собственных восприятий торили дорогу к жанру, значительно позже оформившемуся как эссе.
Первые русские риторики — тоже истоки эссеистики. И по манере размышлений, и по форме выражения. Обычно риторики епископа Макария и М. М. Усачева упоминаются в науке как первые значительные опыты красноречия. Но в них есть и очевидное эссеистическое «я» автора, сформировавшееся позже в категорию «частного человека» (Д. С. Лихачев). Протопоп Аввакум «О душа моя», Феофан Прокопович «Духовный регламент»...
Роль М. В. Ломоносова в развитии эссеистики неотделима от роли в русской науке, культуре, литературе. В эссеистических философско-литературных статьях Ломоносов задумывается о судьбах русского языка и о путях развития науки, о литературном труде. «О качествах стихотворца рассуждение» — это осмысление собственного опыта и поиск ответа на вопрос о том, какими качествами — человека и ученого — должен обладать литератор. Это пример глубочайшей эрудиции, владения искусством слова, работы мысли...Задействован весь арсенал эссеистичес-кой технологии поиска ответа на поставленный вопрос. Эссеистическая литература XVIII — начала XIX века существовала в форме полемически заостренных размышлений над глобальными проблемами. В «век просвещения» она заботилась о совершенствовании культурного уровня, о проявлении самобытности русского человека и о развитии русского языка и русской литературы.
Жанр «ораторского слова» напоминает «эс-сеистический сериал» в творчестве Ломоносова: «Слово». похвальное, благодарственное, торжественное...; «Чтения» о словесности; «Взгляды» на ...; «Мысли» о ...; «Беседы».; «Этюды».
В русской эссеистике у А. С. Пушкина — свое место и своя высота. Его художественная эс-сеистика — литературные портреты-биографии: «Ломоносов», «Александр Радищев», «Дельвиг». Возможно, его литературно-критические ми-
ниатюры, многочисленные заметки и наброски, как он называл свои этюды на разные темы, тоже вправе называться художественной эссеистикой. «О поэтическом слоге» и «О смелости выражений», «О трагедии» и «О журнальной критике», «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем» и «Наброски статей о Баратынском». Придирчивый исследователь никогда бы не отнес эти работы к жанру эссе, а посчитал бы их литературными заметками с элементами эссе. Но в них есть бесспорное литературное мастерство, есть движение мысли и разнообразие тем, есть полемически заостренные размышления, направленные на уже сформировавшиеся суждения.
Стиль пушкинских воспоминаний и дневников, в которых оригинальные мысли, облаченные в яркую литературную форму, ироничны и афористичны, тоже позволяют говорить об их принадлежности к эссеис-тике. Эссеистика Пушкина легкая, «полетная». Читаем эссе «О прозе», эссеистическую реплику «О народности в литературе».
К документальной эссеистике тяготеют пушкинские «Отрывки из писем», «Мысли», «Замечания». Самые разнообразные формы выражения мыслей по поводу. Но повод этот — конкретный документ, факт, событие. И система доказательств соответствует композиционно-речевой системе документального текста, хотя образная, искрометная пушкинская мысль и здесь присутствует. Но в другом ракурсе.
Эссе как жанр не исчезает в русской литературе и более позднего периода. Наоборот, обретает менее устоявшиеся формы, соответствующие социально-политической обстановке в обществе: ощущение перемен, невероятная пестрота литературных течений, школ, групп, участники которых пытаются решить новые проблемы: я и революция, искусство и революция, искусство и жизнь. Появляются поэтические манифесты, в которых лирическое и философское авторское «я» насыщают конкретно-личностным борьбу идей и мнений.
Таковы широко известные эссе Вяч. Иванова («Символизм как миропонимание»), К. Д. Бальмонта («Элементарные слова о сим-
волической поэзии»), А. А. Блока («О лирике»), В. Я. Брюсова («Ключи тайн»), И. А. Бунина («Недостатки современной поэзии»), Д. С. Мережковского («О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы»). Каждый из этих поэтических манифестов, сам по себе глубоко индивидуальный и стилистически изящный, с собственной интонацией, обладает общими признаками жанра эссе.
Художественная эссеистика А. А. Ахматовой, А. Ф. Лосева, В. В. Набокова, В. В. Розанова, М. И. Цветаевой, В. Б. Шкловского. Не счесть ярких текстов в копилке русской эссеистики, однако особой любви к самому слову «эссе» почти никто не испытывал. Очевидно, это объясняется, с одной стороны, традиционно сложившимся мнением об эссе как о вершине профессиональной творческой работы, с другой — скептическим отношением к нему как к ненужному умствованию и философствованию. И особенно это чувствуется в документальной эссеистике: в журналах и газетах даже рубрики такой не было.
Многие исследователи, да и сами писатели, работающие в жанре эссе, отмечают не только многогранность форм эссеистического «я», но и его способность к адаптации в конкретных ситуациях. Под этим «приспособленчеством» следует понимать пластичность его перехода от жанра к жанру. Заложенная в природе жанра возможность и допустимость переходных форм художественной и документальной эссеистики проистекает из права свободного человека выбирать свое авторское «я». Очень точно подметила это Л. Гинзбург: «Эссеистика иногда естественным образом переходила у меня в повествование, даже с условными вымышленными персонажами. Они нужны мне в качестве объекта анализа тех или иных фактов душевного опыта»2.
Эссе — жанр вечный и просто бесконечный в своих проявлениях. Но чем интересен сегодняшний день этого изменчивого и лукавого жанра, ускользающего от желания исследователей зафиксировать его формы?
В российской публицистике эссе — жанр, как мы уже говорили, документальный. Но в других национальных культурах он может
быть как документальным, так и художественным, неизменно присутствующим на газетной по-лосе3. И даже это вызывает интерес. А при более подробном рассмотрении убеждаемся, что российская эссеистическая публицистика знаменует новый этап в развитии жанровых вариантов современного эссе.
Отечественная эссеистика 30-40-х годов была яркой страницей культуры, вдохновенно созданной писателями и журналистами. Тексты И. Эренбурга, М. Шолохова, А. Толстого, М. Кольцова и многих других авторов времен Великой Отечественной войны имели форму открытого публицистического монолога. Однако в послевоенные и более поздние годы жанр исчез, оказавшись невостребованным (объяснение было простое: зачем писать, если не печатают?). И так — вплоть до середины 80-х — начала 90-х годов, когда появилась качественно новая публицистика4.
Политизированные газетные жанры в свое время вытеснили со страниц эссеистически откровенные, непредсказуемые по своим выводам, неудобные для официальной пропаганды. Только во второй половине 80-х, как слепок времени, возродились интерес и потребность в старом жанре. В значительной мере этому способствовало ответственное отношение публицистов к своей профессии и вынужденно приглушенное авторское «я» во времена общественного застоя. В свое «я» журналист вкладывает личное отношение к происходящему в мире, а это — обдуманная и, как правило, философски обоснованная концепция. Поиски выхода из тупиковых ситуаций в таких материалах не заканчиваются назиданием, а настраивают на «думание»: задумайся, сопоставь свой опыт в осмыслении явления с нестандартным поворотом в мыслях автора.
Функция воздействия и убеждения — не самая главная в такого рода текстах. Важнее затронуть сознание читателя, заставить заглянуть в самого себя и самому осмыслить важную проблему «я» и мир во всех ее возможных вариантах. Это означает — разбудить в нем желание настроиться на эссеистическую тональность. А. Аграновский, блистательный эссеист и публицист, выделял лиричность как особый признак публицистики и от-
стаивал право на нее как в теории, так и в практике. Он писал: «Настоящая публицистика лирична. Говорю, разумеется, не о сантиментах, не о всхлипах. Лирична она в том смысле, что автор берет на себя смелость выступить со своими переживаниями, навеянными жизнью общества»5. Лиричность в контексте философской рефлексии отделить от эссеистичности достаточно трудно.
Симптомы эссеистического насыщения чувствовались во всех традиционно сложившихся, но обновленных жанровых формах. Под рубриками «Мнение», «Версия», «Интервью с самим собой», «Колонка публициста» публиковались «мысли-прогнозы» о «проблемах-прогнозах».
Раскрепощенное «я» все дальше отходило от коллективного и привычного «мы», хотя еще совсем недавно эссе несло на себе печать заносчивого авторского «якания».
Жанровая мимикрия эссе и способность к выживанию спасли его — оно снова на виду, и даже изучается форма открытого авторского «я» в публицистике в новом разделе науки — имидже-логии. Для нее важно мнение, как говорится, от первого лица, т. е. языковой потенциал самовыражения журналиста в эссеистическом «я».
Переход от формы коллективного «мы» к форме частного «я» оказался для публицистики длительным и болезненным. Девальвация жанров, выразившаяся в размывании их границ, снижение требований к языку, падение престижа профессии в целом открыто обсуждаются во многих СМИ. Даже само понятие «публицист» приобрело, как утверждают некоторые исследователи, трудно уловимый насмешливый оттенок. И, добавим, все чаще воспринимается, как на Западе: человек, занимающийся рекламой. Оптимистами остаются разве что исследователи-лингвисты, доказывающие, что публицистика была и остается смысловым ядром журналистики.
Проблема эссеизации в современной газетной публицистике исследована нами на публикациях газеты «Известия» за 2006-2008 гг. Под эссеизацией понимается использование элементов эссе в других жанрах. Ориентиром в отборе материала стало определение эссе, которое в большей степени, чем другие, соответс-
твует нашему пониманию: «...жанр глубоко персонифицированной журналистики, сочетающий подчеркнуто индивидуальную позицию автора с ее изложением, ориентированным на массовую аудиторию. Основой жанра является философское, публицистическое начало и свободная манера повествования. Эссе относится к жанрам с нестрого заданными жанровыми характерис-тиками»6. Публицистический текст с элементами эссе — это новая жанровая форма в современной журналистике, яркая и еще ждущая своего исследователя. Однако некоторые выводы можно сделать уже сегодня.
Публицистический текст с элементами эссе — это «жанр-гибрид», соединяющий в себе черты двух жанров. И эту новую форму можно рассматривать как ответ на запросы времени, на стремление к авторской независимости, на право высказать личное «я» публициста в новых условиях. «Осознание себя» в публицистике находит выражение через авторское «я», адаптирующее свойственную эссе свободу и непринужденность высказывания мыслей. Анализ современной публицистики в аспекте композиционной поэтики7 подтверждает этот вывод.
По степени влияния эссе на газетную публицистику и по стилистической оформленности позиции автора все тексты разделились на две группы.
1. Художественно-публицистическое эссе о современных проблемах, где тема решается в форме традиционного эссе, близкого к беллетристике. Вот некоторые из них: Д. Быков «Проснись, Алиса» (14.1.2008), «Свинья-затейница. Типовое сочинение „Образ свиньи в русской классической литературе"» (28.12.2006), «Вся Россия — наш трамвай» (23.5.2007); Е. Ямпольская «Собачье сердце» (22.1.2007); Дм. Соколов-Митрич «Про быдло» (14.5.2007). Главная стилистическая характеристика этих текстов — соединение художественного и документального начал в эссеистической позиции автора. Именно это определяет статус эссе как «пограничного жанра», расположившегося на нейтральной полосе между художественной и нехудожественной словесностью.
2. Вторая группа текстов — это «жанровые гибриды», тяготеющие к эссе, только принцип документальности в них сохраняется неукоснительно. В них используются композиционно-речевые приемы и лингвистические средства, свойственные эссе и усиливающие воздействие раскрепощенного авторского «я». Например: В. Лошак «Пластмассовые мальчики» (15.11.2005); С. Лесков «Сочи круче Стокгольма» (25.10.2007), «Ученые-разбойники»; Ан. Макаров «Лакей познается в дерзости» (26.6.2007); Дм. Соколов-Митрич «Диктатура клюквенного сока» (17.11.2007).
Стилистическая примета этого типа текста — яркая оценочность, метафоричность, образность. Все, что способствует созданию «мыслеобраза», или «эссемы» (по определению исследователя эссе М. Эпштейна): «поколение лайт» (А. Каледина), «теледебаты как бы» (И. Петровская), «быдло» (Дм. Соколов-Митрич), «потерявшаяся пресса» (В. Коротич), «пластмассовые мальчики» (В. Лошак — о бездушных и безразличных к своей профессии молодых журналистах).
Тенденция эссеизации газетной публицистики очевидна, но особенность в том, что и традиционные жанры продолжают жить, развиваясь по своим законам. Композиционная поэтика отмечает эти изменения и, улавливая развивающиеся тенденции, дает им научное объяснение. Исследование динамики стилистической категории «позиция автора» (от социально-идеологической — к эссеистической) продолжается.
Экспансия эссе распространилась на все жанры. Даже репортаж, который всегда собы-тиен, динамичен, ведет сегодня свою эссеис-тическую игру. Спецрепортажи Е. Ямпольской в «Известиях»: «Грузия без корней» (12.10.2007) и «Большая перемена» (17.5.2007). Каждый — объемом в газетную полосу. От репортажа остался только ход, по сути же это глубокое аналитическое исследование серьезной проблемы с ярко выраженной эссеистической позицией автора. Такая же стилистическая переориентация жанра происходит и в спецрепортажах Дм. Соколова-Митрича «Чингизхан, открой личико» (18.5.2007) и «Непрочное зачатие» (25.10.2007). Выходя
за пределы традиционных жанровых рамок, автор дает волю своим мыслям, высказывает предположения, взвешивает «за » и «против».
Посмотрим, как в новых условиях ведет себя жанр интервью. Диалог — изначально удобная форма для эссеизации позиции автора: создается то, что Ю. М. Лотман называл «текст в тексте». Это происходит, когда речь идет не о бытовых делах и заботах, а о философских, эстетических и общечеловеческих категориях. Так, в четырех интервью М. Бабаловой в «Известиях» (5.6.2007 и 14.12.2007, а также 11.1.2008 и 24.1.2008) с дирижером Риккардо Мути («Дирижерский путь — место не власти, но одиночества»), с композитором Родионом Щедриным («Надо снять с руки часы и отважиться жить в вечности»), с певцом Рамоном Варгасом («Не знаю людей, способных плыть против денежного потока») и с музыкантом Юрием Башметом («Нас со Спиваковым не раз сталкивали и еще будут сталкивать») не смена событийных планов и фактов биографии, а сораз-мышления журналиста, выраженные в его вопросах и репликах по ходу интервью, показывают его отношение к тому, о чем говорит герой интервью. Настрой на единую эмоциональную волну создает иллюзию разговора на равных, втягивает в него и читателя.
За раскрепощением авторского «я» скрыты свои «подводные камни». В интервью — это диссонанс в стилистике вопросов и ответов. Порой интервью построено по модели качелей: вверх — к размышлениям о творчестве и его тайнах, резко вниз — к бытовым подробностям, малозначащим деталям, расхожим слухам. Конечно, интервью — жанр многотемный, и «эссеистические эскапады» уместны совсем не по каждому поводу.
А может, и сам жанр сопротивляется излишней эссеизации? Может, назойливое «яканье», желание поставить себя на высоту, равную гениальному собеседнику, выглядит столь нелепо, что вызывает отторжение у читателя? Очевидно, здесь нет категоричного ответа, и каждый случай, с точки зрения главного принципа стилистики текста, должен рассматриваться индивидуально, в зависимости от того, как сделан этот текст. Не будем лукавить: читателю, безу-
словно, интересны «полетность» ответов, их философская многоплановость, как, впрочем, и эмоциональная открытость умного собеседника. Но не «соответствие» автора — герою интервью.
Событийный сам по себе жанр не исключает свободного авторского «я», но странно читать, например, спортивный репортаж, автор которого вдруг воспаряет в философские выси, рассуждая о синдроме славы у победителей или о психологических потрясениях у побежденных, о загадочной русской душе, о красавице-жене футболиста, забившего (или не забившего) гол. Пытаясь продраться сквозь дебри неорганизованной спешащей мысли, забываешь о самом спортивном событии. Нет, далеко не всегда уместен эссеисти-ческий пафос в нехудожественной словесности, но это уже тема для другого разговора.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Кайда Л. Г. Эссе: стилистический портрет. М., 2008.
2 Гинзбург Л. Литература в поисках реальности. Статьи. Эссе. Заметки. Л., 1987. С. 2.
3 Что роднит эссе в разных культурах? // Кайда Л. Г. Указ. соч. С. 119-152.
4 Кайда Л. Г. Композиционная поэтика публицистики. М., 2006.
5 Аграновский А. А. Своего дела мастер. Заметки писателя. М., 1980. С. 9.
6 Культура русской речи. Энциклопедический словарь-справочник. М., 2003. С. 786.
7 Кайда Л. Г. Эссеизация публицистики: анализ в аспекте композиционной поэтики // Язык средств массовой информации как объект междисциплинарного исследования. Материалы XI Международной научной конференции. 14-16 февраля 2008 г. М., 2008. С. 285-287.
[предлагаем вашему вниманию]
Филиппова Л. С., Филиппов В. А. Русский язык и культура речи: Учебное пособие. 5-е изд., перераб. и доп. — Тюмень: Издательство Тюменского государственного университета, 2007. — 640 с.
Представлен курс лекций, подготовленный в соответствии с основными требованиями программы. Содержит тренировочные тесты и упражнения, задания для контрольных работ, вопросы для подготовки к зачету и экзамену, глоссарий, список литературы для обязательного и дополнительного изучения, ресурсы Интернет. В пособие включена хрестоматия.
Предназначено для студентов нефилологических специальностей.
«Дар веков сберечь...»: русский язык на страницах парламентской газеты / Тюменская областная Дума; Тюменский государственный университет; Союз журналистов Тюменской области; областная парламентская газета «Тюменские известия»; под ред. О. В. Трофимовой. — Тюмень: Мандр и Ка, 2008. — 232 с.
Данная книга выросла из публикаций преподавателей кафедры русского языка Тюменского государственного университета в областной парламентской газете «Тюменские известия» в 2005-2008 гг. Авторам не безразлична судьба языка, носителями которого они являются. Все мероприятия, проводимые сотрудниками кафедры совместно с парламентским изданием, направлены на сохранение традиций, соблюдение нормативности языка. Этот нелегкий путь, который избрали тюменские ученые, не всегда приносит ощутимые результаты.
Учитывая формат книги, редакционная коллегия посчитала возможным несколько сократить (или дополнить) отдельные газетные статьи.
Книга адресована широкому кругу читателей.
