CC BY
19
С. С. Скорвид (Москва)
Еще раз об ассибиляции вибранта г в нижнелужицком языке на фоне соотносительных фактов других западнославянских языков и диалектов
В статье привлекается внимание к проблеме специфического нижнелужицкого изменения твердого вибранта /г/ после согласных /р/, Л/, /к/ в сибилянт /§/ в сравнении с процессами ас-сибиляции не только /г/ в других западнославянских языках и диалектах. Эту проблему рассматривал уже целый ряд ученых, в том числе в последнее время Л. Э. Калнынь, которая полагает, что данное изменение отражает тесную связь согласных в слове, характерную для периода господства открытых слогов в ранней истории славянских языков. Автор статьи, учитывая, кроме прочего, данные современных польских и чешских переселенческих говоров в России, приходит к выводу, что это состояние может отчасти сохраняться до наших дней. Ключевые слова: ассибиляция, твердый и мягкий вибрант, нижнелужицкий язык, западнославянские языки, славянские переселенческие говоры в России.
Предлагаемые заметки, написанные по случаю знаменательного юбилея Людмилы Эдуардовны Калнынь, касаются одного аспекта серболужицкой (нижнелужицкой) диалектологии - первой области ее научных интересов, которой она остается верна по сей день. Нижнелужицкому оглушению вибранта как факту славянской фонетики, находящему аналогии в других не только западнославянских, но и восточнославянских диалектах, она посвятила работу 1989 г.1, а четверть века спустя вновь обратилась к данному феномену, трактуя его как один из нижнелужицких фонетических архаизмов2. Ее новая статья, созданная на основе доклада на Международной конференции «Лужицкие сербы в прошлом и в начале XXI в.: язык, культура, история», состоявшейся в Институте славяноведения в 2014 г., и побудила автора нижеследующих строк еще раз присмотреться к указанному явлению и связанному с ним процессу ассибиляции не обязательно оглушенного г / г' в соотнесении с фактами других западнославянских языков и диалектов, включая бытующие далеко за пределами исходного ареала.
В таком более широком контексте обсуждаемую нижнелужицкую особенность в своей статье описывает и Л. Э. Калнынь: «Явле-
ние это известно в языках/диалектах Западной Славии, где оглушение вибранта и последующее преобразование первичного результата этого оглушения касается только палатализованного согласного r'. Нижнелужицкое оглушение вибранта имеет свою специфику. Здесь в позиции после p, t, к шумным заменяется не только r ', что известно и другим западнославянским языкам, но и r, что, кроме нижнелужицких диалектов, нигде не встречается: psut, ksej, tsawa»3. Конечный результат преобразования твердого r после глухих взрывных согласных, как показывают приведенные примеры, в нижнелужицком совпал с исконным s, на некотором этапе развития нижнелужицкого консонантизма отвердевшим; напротив, результат изменения палатализованного r' в той же позиции совпал с мягким s, какой в остальном появился на месте t вследствие его изменения в аффрикату с, в дальнейшем утратившую - не после фрикативных s, s - взрывной элемент, например: psi-, pse- (префиксы), ksiwy, tsi, tsesi и т. п. Этот факт с учетом того обстоятельства, что твердый r, в том числе в позиции после глухих взрывных согласных, в исходе основы издавна мог чередоваться с палатализованным r' перед флексиями и суффиксами с передним гласным, что ограниченно отражается и в современном нижнелужицком словообразовании и отчасти формообразовании, требует скорректировать утверждение, что «синхронно [...] ничто, кроме этимологии, не указывает на то, что в psut, ksej, tsawa передненебный спирант появился на месте r»4. Чередования ts ~ ts, ks ~ ks, ps ~ps, например, в таких словах, как sotsa 'сестра' vs. sotsicka 'сестричка', sotsenc 'племянник (сын сестры)', sotsiny 'сестрин' (наряду с sotsyny), moksy 'мокрый' vs. moksejsy 'более мокрый', moksis 'мочить', kops 'фенхель, укроп' (наряду с kopr) vs. kopsica 'фенхель', пусть редкие и почти утраченные в собственно словоизменении (ср. у существительного sotsa дат.-местн. п. ед. ч. и им.-вин. п. дв. ч. sotse, но у существительного kmots 'кум' им. п. мн. ч. kmotsa 'кумовья'), все же указывают на это - хотя, конечно, не рядовым носителям/ пользователям нижнелужицкого идиома.
Процесс выделения сибилянта при изменении некогда смягченного r' после p, t, к, отраженный как в нижне-, так и в верхнелужицкой области (ср. в.-луж. примеры с транскрипцией в соответствии с литературным произношением: pri- [ps'i], pre- [ps'e], ksiwy [ks'iuy]; после t с ассимиляцией tri [c'i] наряду с trasc [c'asc'] 'трясти'), а в смежных с серболужицким ареалах - польском, чешском - не ограниченный сочетаниями с глухим взрывным согласным, но последовательно охвативший r' во всех позициях, несомненно, следует
рассматривать в одном ряду с явлениями ассибиляции, какие в разной мере затронули разные группы мягких согласных не только в западнославянских языках, прежде всего тех, которые Р. О. Якобсон назвал «палатализующими»5. Наиболее широко представлена асси-биляция у мягких зубных она распространена (с различиями в характере сибилянта, шипящего или свистящего) от серболужицко-го ареала на западе через польский с кашубским, а также с северно-моравской (силезской) частью чешского языкового массива и далее с западно- и восточнословацкими говорами до белорусской языковой территории на востоке; в конечном итоге данное фонетическое явление известно и русскому языку. При этом, например, чешский язык в целом не относится к «палатализующим», но в древнечеш-ских памятниках приблизительно до XV в., когда, по всей вероятности, оппозиция твердых зубных t, d и палатализованных зубных $ сменилась в нем оппозицией альвеолярных t, d и палатальных (средненебных) встречаются написания типа dzyecze 'дитя', корреспондирующие с польск. dzieciq (и, с заменой шипящих свистящими, кашуб. dzecuszko), в.-луж. d¿ëco (и, с заменой шипящих аффрикат фрикативными, н.-луж. ¿Не), а также белорус. дзщё. Только в польской области (с соседними северноморавским и восточнословацким ареалами) ассибиляция наступила и у мягких зубных s', z', изменившихся в палатальные шипящие ¿. В истории польского языка появление вследствие всех этих процессов нового ряда мягких шипящих согласных, датируемое ХП-ХШ веками, создало ситуацию, чреватую смешением новых шипящих со старыми, исконно также мягкими (что и произошло в некоторых диалектных зонах, где имеет место так наз. sziakanie). Действие дивергентной тенденции привело в конечном итоге к отвердению старых шипящих согласных, которое историки польского языка относят к XVI в. Альтернативой этому было совпадение старых шипящих со свистящими, твердыми s, z и отвердевшим с (так наз. mazurzenie - «мазурение», наблюдаемое во многих польских диалектах). Об этих общеизвестных фактах здесь уместно вспомнить в связи с тем, что аналогичные процессы были пережиты также и в нижнелужицкой области. Ввиду ее давней смежности с польской языковой территорией это нельзя объяснять исключительно типологическим сходством: вероятно, здесь следует видеть и некоторые изоглоссы.
Впрочем, трудно с однозначностью провести изоглоссу в случае «мазурения», каковое явление затронуло в нижнелужицком (как и в некоторых польских говорах) только с, изменившийся в с (ср. су-
seis 'чистить' и др.). С одной стороны, в Великопольше, с которой нижнелужицкий ареал когда-то граничил на востоке, «мазурение» отсутствует; с другой, аналогичный «мазурению» процесс был отражен - по-видимому, различно по говорам - в позднем полабском языке, где, однако, он не был сопряжен с возникновением ряда новых палатальных шипящих согласных; наконец, в связи с «мазурением» часто упоминают и древненовгородское «цоканье», тем более сопоставимое с «цоканьем» в нижнелужицком. В то же время обращает внимание, что в верхнелужицком, где старый с сохранился, новая шипящая аффриката, возникшая из мягкого t, фонетически совпала с ним (ср. eiscic [C'isc'ic']), чего благодаря «цоканью» не произошло в нижнелужицком.
С большей определенностью с польским развитием в говорах без таких явлений, как «мазурение» или sziakanie, т. е. как раз в ве-ликопольских, соотносится нижнелужицкая дифференциация новых мягких фрикативных шипящих s, z, возникавших из с < t и j < d, с отвердевающими старыми s, z. С глухими фрикативными согласными из этих двух рядов в нижнелужицком совпали и окончательные результаты преобразования соответственно палатализованного r' и твердого r после p, t, к - в отличие от ситуации в польском языке, где континуантами r' выступают такие же твердые шипящие, как отвердевшие старые s, z. Исключение составляют польские говоры, не различающие этих двух рядов шипящих: например, мазурские, которые вместе со всеми мазовецкими и другими характеризуются «мазурением». Обычно констатируется, что в таких говорах шипящие, возникшие на месте r', не подвергаются «мазурению», так как этот процесс перестал действовать ко времени утраты вибрации континуантом r'. В отношении мазурских говоров, однако, следует дополнительно отметить, что реализация шипящих, выступающих как на месте r', так и в других случаях, колеблется в диапазоне от твердых альвеолярных до палатальных. Очень часто здесь представлены «средние» s, z, ср. примеры из сборника текстов К. Нича psisli 'пришли', spsedajü 'продают', tseba 'надо', zés 'зверь'6 и из наших записей образцов мазурского переселенческого говора в Сибири (д. Знаменка в Республике Хакасия): kun'e tsimali 'коней держали', v'itsoxn'el'i 'вытряхнули',psijexal'i 'приехали',pset trut'arm'ijo 'перед Трудармией' и т. д. Впрочем, нередки здесь и случаи сохранения вибранта с шипящим призвуком - например, в сибирском переселенческом говореpfin'ese 'принесет', naprendl'i 'напряли', dobre 'хорошо' и др.
Очевидно, что в нижнелужицком закрепление на месте r и r' в сочетании с предшествующим глухим взрывным согласным соответственно твердого и мягкого глухого шипящего могло наступить только после дифференциации двух этих рядов шипящих согласных в данном ареале. Абсолютная хронология обоих процессов не поддается установлению. Безусловно, они произошли в период до начала письменной фиксации нижнелужицких диалектов. Как замечает Л. Э. Калнынь со ссылкой на работу Х. Шустера-Шевца 1968 г., он, «анализируя звуковую систему, отраженную в одном из нижнелужицких памятников письменности XVI в., не находит в ней существенных отличий от современного нижнелужицкого языка»7. Это касается и системы шипящих согласных, включая замены r и r' после p, t, к. Памятник, о котором идет речь, - это песенник и катехизис, изданный в 1574 г. Альбином Моллером, где встречаются, например, написания (курсивом рядом дается прочтение Х. Шустера-Шевца) Saytfcha zajtsa 'назавтра, наутро', pfawy psawy 'правый, праведный', а в более раннем фрагменте нижнелужицкого требника 1543 г. читаем: pJchofiufch psosys 'просить', pfchoffü psosy 'просит', pJchoJczo psosco 'просите', kJchignul pJches Jefu Kriftuffa ksygnul psez Jezu Krystusa 'получил через Иисуса Христа'8. Нетрудно видеть, что приведенные прочтения представляют собой результат реконструкции с опорой на современное состояние: сами по себе написания в текстах указывают лишь на наличие шипящего на месте r и r' после глухих взрывных, причем даже в заимствовании kJchignul из нем. kriegen (в современном нижнелужицком krydnus). Твердость/мягкость шипящих, а часто даже шипящий или свистящий характер сибилянта в графике памятников XVI в. не различались.
Если вслед за Х. Шустером-Шевцем предполагать отвердение старых шипящих в нижнелужицком в XVI в., что традиционно принимается и в отношении польского языка, можно mutatis mutandis представить как аналогичное польскому также предшествующее развитие рассматриваемого фрагмента консонантизма в серболу-жицком ареале вообще. Правда, наряду с несомненно параллельными процессами здесь будут проявляться и существенные различия, в том числе касающиеся судьбы вибранта. Польский дрожаще-шипящий согласный г - континуант r' - сохранял это качество в целом до XVIII в., а по говорам может сохранять его до сих пор (см., в частности, мазурские примеры выше). На серболужицкой территории развитие шипящего элемента при дрожащем только после глухих
взрывных согласных, вероятно, способствовало более ранней утрате вибрации. В этой связи характерно сохранение в нижнелужицком не ассибилированного вибранта после к в сочетании с предшествующим сибилянтом в начале слова, что наблюдается в нескольких лексемах с исторически «подвижным s-», которые имеют также варианты без s- и, соответственно, с изменением кг > ks, таких как skrabas наряду с ksabas 'скрести'9. Впрочем, в южной части нижнелужицкого ареала переход г в s не только после к, но и после p вообще не происходил или происходил непоследовательно10.
Тем не менее в течение некоторого времени на серболужицкой территории, по-видимому, существовал палатализованный дрожаще-шипящий r на месте г' после p, t, к, а в нижнелужицком ареале и аналогичный непалатализованный вибрант на месте г в той же позиции. Соотносительный с первым из них вибрант в истории польского и чешского языков фиксируется с XIII в.: древнейшее его отражение на письме в польском (в виде rz) относится к 1231, а в чешском (в виде г/) - к 1237 г. Это, разумеется, не исключает возможности более раннего его развития, ведь и позже в польских и чешских памятниках с простой графикой г нередко передается так же, как г. В любом случае XIII в. можно считать верхней хронологической границей почти общезападнославянского (с разным охватом позиций) изменения г' > г.
Что касается нижней границы, то Л. Э. Калнынь, говоря о времени преобразования твердого г после глухих взрывных в нижнелужицком, ссылается на важное наблюдение Х. Фаски в работе 1973 г., посвященной прежде всего общесерболужицким континуантам г' в позиции после p, t, к. В ней ученый указал на то обстоятельство, что изменение вибранта в серболужицкой области не представлено в консонантных группах, возникших в результате так наз. «метатезы плавных» и падения редуцированных: например, для г' и г в нижнелужицком très 'тереть' (< terti), krick 'кустик' (< къпськъ, ср. ker < къгь 'куст'), prog 'порог' (< porgb), pras 'стирать' (< рьгай) и т. д. Спустя 20 лет в «Серболужицком языковом атласе» Х. Фаска уточнил: «В группах типа *tert ассибиляция *r после p, t, к произошла лишь в континуантах предлогов/префиксов *per, *реМъ, *регаъ, т. е. в в.-луж. pre, pred,prez, н.-луж. pse,psed, psez, но не в их производных, ср. в.-луж. prèdk, prèdku, prèdni, prjedy, н.-луж. prjedk, prjedku, prjedny, prjezy, prjeki и др. Таким образом, если не объявлять preipse, predi psed, prezipsez исключениями, то, вопреки прежней трактовке [...], ассибиляция *r после p, t, к могла наступить и закончиться сразу же после метатезы плавных и до исчезновения редуцированных в слабой
позиции. То, наступила ли или не наступила ассибиляция *г после p, t, k в группах типа *tert, зависело от их интонации и акцентуации»11. Согласно гипотезе автора, *г ассибилировался только в таких группах типа *tret < *tert, которые находились под циркумфлексным ударением, в то время как под акутом или в предударном положении плавный в группе *tret продлялся, что препятствовало ассибиляции. При этом Х. Фаска вновь подтвердил свою прежнюю датировку изменений вибранта в серболужицком, но с оговоркой, что они происходили «в X веке, во всяком случае после или в ходе метатезы плавных и до утраты слабых редуцированных»12.
Предположение Х. Фаски о продлении плавного в процессе изменения групп типа *tert, по крайней мере в некоторых случаях, заставляет вспомнить объяснение изменений всех таких групп, данное некогда А. М. Селищевым и подхваченное С. Б. Бернштейном. По их интерпретации, плавный сонант здесь, чтобы обеспечить открытие слога, который им завершался, отходил к последующему слогу, где перед согласным должен был развить побочную слоговость. При этом в северо-западных и восточнославянских диалектах сонанты стали долгими, вследствие чего позже их слоговость переходила «на новый вокальный элемент, который затем развился в полноценный гласный». В дальнейшем «в одних диалектах развитие нормального гласного из вокального элемента было связано с постепенной редукцией гласного предшествующего слога, в других - гласный предшествующего слога не редуцировался»; отсюда и «различие между лехитскими и восточнославянскими фактами: krova - корова, bregb - берегъ, glova - голова. Таким образом, в польских krowa, brzeg, glowa и т. д. перестановки не было. Это можно считать окончательно установленным после того, как Розвадовский открыл, что предлоги перед данными словами имели сверхкраткие гласные в "сильной"позиции (ср. we giowie). Это свидетельствует о том, что в древнепольском языке в слове giowa между [g] и [l] был гласный, который позже утратился»13. Думается, принятие этой схемы при интерпретации развития серболужицких групп типа *tert (> ter®t > teret > tret), а также *tort (> tor°t > torot > trot) позволило бы лучше объяснить общесерболужицкий факт сохранения r' в сочетаниях, восходящих к *ter-, *ker-, *per- перед согласными, при его изменении в предлогах/префиксах *per, *реМъ, *регаъ, где редуцирующийся гласный мог исчезнуть раньше (такая трактовка, как представляется, предпочтительнее реконструкции гипотетических акцентно-интона-ционных различий), а в нижнелужицком - сохранение r в аналогичных сочетаниях, восходящих к *tor-, *kor-, *por-.
Также отсутствие изменения r', а в нижнелужицком и r в сочетаниях с p, t, к, возникших в результате утраты *ь, *ъ после названных согласных, не кажется однозначно надежным аргументом в пользу отнесения этих изменений к периоду до исчезновения слабых редуцированных, или, в терминологии С. Б. Бернштейна, сверхкратких. Известно, например, что «в языке полабских славян сверхкраткие гласные в "слабой" позиции в ряде случаев оказались очень устойчивыми», поскольку «здесь они в начальных слогах разделили судьбу "сильных" сверхкратких, т. е. перешли в гласные полного образова-ния»14, а именно - «в ударной и предударной позициях [...] в ä или a, ср. drävs 'дрова', märe 'мру', täms 'тьма'»15. Для серболужицкого ареала, который исторически тесно связан с полабским, также вполне правомерно допустить достаточно длительное сохранение на месте «слабых», по правилу Гавлика, *ь и *ъ в начальных слогах если не прямо континуантов «сильных» редуцированных, то некоего «вокального элемента», впоследствии утраченного, типа того, какой сохранялся в группах teret > tret и t°rot > trot.
С учетом всех этих соображений отнесение обсуждаемых сер-болужицких изменений вибранта уже к X в., предлагаемое Х. Фаской, представляется маловероятным. Можно лишь констатировать, что они произошли до завершения изменений в группах *tert и *tort, а также процессов, сопряженных с падением редуцированных. Те и другие могли занять некоторый промежуток времени после X в., когда в славянских диалектах началась утрата *ь и *ъ, а преобразования групп *tert, *tort у южных - но не у остальных - славян уже закончились. Более точная датировка начала не только серболужицких, но, шире, западнославянских изменений вибранта, по-видимому, невозможна.
В завершение уместно уточнить, о каких именно изменениях вибранта r', а в нижнелужицком и r после p, t, к, может идти речь по отношению к периоду между X и XIII в. Х. Фаска пишет об ассиби-ляции как r' в верхне- и нижнелужицком, так и r в нижнелужицком и их последующей замене сибилянтами16. Л. Э. Калнынь более осторожно говорит о прогрессивном оглушении вибранта - после глухих взрывных согласных - и последующем преобразовании первичного результата этого оглушения в языках/диалектах Западной Славии, а применительно к нижнелужицкому развитию - о замене не только r', но и r после p, t, к шумным. Но каким? Если допустить с самого начала ассибилированный характер нижнелужицкого континуанта r в данной позиции, то его оглушение на общезападнославянском фоне
не выглядит уникальным: в чешском и польском ассибилированный r (здесь на месте r'), будучи уже шумным, а не сонорным, также подвергается в том числе и прогрессивному оглушению, что не вполне обычно для звонких шумных согласных, но встречается не только у r, ср. оглушение h после 5 в случаях типа sxoret 'сгореть' в диалектах собственно Чехии или оглушение v, v' после глухих типа tfardy 'твердый', kf'atek 'цветок' в восточной части польских диалектов (это характеризует и литературную орфоэпическую норму). Специфически нижнелужицким явлением была бы лишь ассибиляция твердого r, которую, в отличие от ассибиляции r', нельзя рассматривать в контексте аналогичных изменений палатализованных зубных согласных t, d'и (в польской области) s', z'. Можно, однако, предположить, что сама ассибиляция твердого r после p, t, k в нижнелужицком была следствием его оглушения еще как сонорного.
Хорошо известно, что сонорный r в некоторых славянских языках может иметь глухой вариант: в частности, в польском в позиции после глухих в конце слова или после глухих перед глухими, включая оглушенный v / v', в начале или в середине слова, ср. примеры с транскрипцией в соответствии с литературным произношением: wiatr [v'atr] 'ветер', trwac [tfacj 'длиться'; Piotrków [p'otrkuf (название города) и т. п. Такой глухой сонант r при артикуляции неизбежно сопровождается фрикативным шумом, аналогичным ассибиляции. В отдельных подобных случаях в западнославянских языках/диалектах мог возникать и дрожаще-шипящий вибрант r, ср. чешск. chrtán 'глотка', 'пасть', исторически тождественное hrtan < *gъrtan-'гортань', но с перестановкой -ъг- > -гъ- и с экспрессивной заменой начального звонкого взрывного согласного глухим фрикативным (характерны также старопольские варианты той же лексемы: grtan, krtan, krztan, krzton и др.). На фоне этих фактов, относящихся к периоду после утраты *ъ, *ь, если признать их сравнимыми с нижнелужицким изменением r после глухих взрывных согласных, специфика последнего заключалась бы единственно в том, что оно реализовалось не перед согласным или в конце слова, а большей частью перед гласным. Ср., впрочем, развитие *кгс^ь, krwi... в н.-луж. ksej - род. п. ед. ч. kswe [ksu'é] и в польск. krew [kref] - род. п. ед. ч. krwi [krf'ij при зафиксированном в наших записях мазурского переселенческого говора в Сибири (д. Александровка в Красноярском крае) единичном примере изменения изначально твердого r в r после глухого согласного перед гласным в форме им. п. ед. ч. данной лексемы: ónajel'e do domu... kref, fso [...] jel'e do domu dosua 'она еле домой - кровь и вообще - дошла'.
Остается под вопросом, насколько правомерно трактовать приведенный сибирско-мазурский изолированный диалектизм kref как прямую параллель н.-луж. ksej. Возможно, в нем следует видеть скорее результат субституции посредством r (оглушающегося после глухого k!) вторично смягченного перед гласным переднего ряда вибранта г. Такое вторичное смягчение твердых согласных, приобретающих позиционную «полумягкость», в мазурском диалекте на исходной территории наблюдается перед i < *y, а в названном островном переселенческом говоре - не без влияния закономерностей русской фонетики - оно распространяется также на позицию перед e, например: vesela? nuprenyl n'is te vesele se nacjnauo [...] bjiuo fso tamoj resono 'свадьбы? ну прежде чем начиналась свадьба... все там было решено' и т. д. Подобное же явление вторичной реализации перед гласными переднего ряда твердых d, t, n в палатализованном варианте отмечается в переселенческих чешских говорах на черноморском побережье Северного Кавказа, ср. hd'e 'где' (чеш. лит. kde, диал. hde), mladi us sou ruski 'молодые - уже русские', nase turisfi, nekeri sou piekn'i 'наши туристы - некоторые хорошие' и т. д. В примерах со смягчением согласных перед флексией им. п. мн. ч. существительных и прилагательных речь не идет о чередованиях твердых фонем с мягкими, сигнализирующих одушевленность: выражение данной категории в им. п. мн. ч. существительных в северокавказских чешских говорах утрачено, а у прилагательных перед унифицированной флексией соответствующей формы -i она не проявляется и в диалектах на исходной территории. Таким образом, здесь мы имеем дело с фонетическим явлением. При этом заслуживает внимания зафиксированное в одном аналогичном случае замещение вибранта r перед флексией -i ассибилированным г (после гласного - звонким): nekeri daze se stid'eji rict, ze sou Cesi 'некоторые даже стыдятся сказать, что они чехи'.
Возвращаясь к нижнелужицким изменениям pr, tr, kr > ps, ts, ks, можно заключить, что при любой трактовке их первичного результата следует безоговорочно согласиться с Л. Э. Калнынь в том, что в основе такого преобразования вибранта лежала его контактная связь с предшествующим согласным, характерная для линейной последовательности, состоящей из открытых слогов, в период до падения редуцированных. Такие случаи, как чешск. chrtan, польск. krtan при старопольск. krztan и, возможно, сибирско-мазурский окказионализм kref, однако, указывают на то, что связь эта явно не утратилась сразу после исчезновения редуцированных, а в какой-то степени способна сохраняться до сего дня.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Калнынь Л. Э. Нижнелужицкое оглушение вибранта как факт славянской фонетики // Формирование и функционирование серболу-жицких литературных языков и диалектов. М., 1989. С. 160-172.
2 Калнынь Л. Э. Архаизмы в диалектах Нижней Лужицы // Миноритарные и региональные языки и культуры Славии. М., 2017. С. 129136.
3 Там же. С. 133-134.
4 Там же. С. 135.
5 Якобсон Р. О теории фонологических союзов между языками // Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985. С. 100.
6 Pôlnocno-polskie teksty gwarowe / Pod redakj K. Nitscha. Krakow, 1955. S. 64-65.
7 Калнынь Л. Э. Архаизмы в диалектах Нижней Лужицы... С. 135.
8 Schuster-Sewc H. Sorbische Sprachdenkmäler. 16.-18. Jahrhundert. Bautzen, 1967. S. 292-296.
9 Sorbischer Sprachatlas 14. Historische Phonologie / Bearbeitet von H. Faßke. Bautzen, 1993. S. 139.
10 Ibid. S. 143.
11 Ibid. S. 133.
12 Ibid. S. 136.
13 Бернштейн С. Б. Сравнительная грамматика славянских языков. М., 2005. С. 218.
14 Там же. С. 51, 250.
15 Stieber Z. Zarys dialektologii jçzykôw zachodnioslowianskich z wy-borem tekstôw gwarowych. Warszawa, 1956. S. 25.
16 Sorbischer Sprachatlas 14. S. 139.
S. S. Skorvid
Once again about the assibilation of the vibrant r in Lower Sorbian against
the background of similar facts in other West Slavic languages and dialects
The paper draws attention to the problem of the specific Lower Sorbian change of the vibrant /r/, also when it was not palatalized, after the consonants /p/, /t/, /k/ into the sibilant /s/ compared to the processes of assibilation not only of the palatalized /r/ in other West Slavic languages and dialects. This problem has already been discussed by many scholars, recently by L. E. Kalnyn who believes that such a change reflects especially close connection of consonants within words, which was typical of the period of the predominance of open syllables in the early history of the Slavic languages. The author of this article takes into consideration, among others, some similar facts in contemporary Polish and Czech immigrant dialects in Russia and concludes that this situation is partly maintained until now.
Keywords: assibilation, non-palatalized and palatalized vibrant, Lower Sorbian, West Slavic language group, Slavic immigrant dialects in Russia.
