CC BY
73УДК 8Г342.42; 811.16; 81-115
В. И. Супрун
V. I. Suprun
ЗВУК [X] И ЕГО РЕФЛЕКСЫ В ИСТОРИИ СЛАВЯНСКОГО КОНСОНАНТИЗМА
THE SOUND [X] AND ITS REFLEXES IN THE HISTORY OF SLAVIC SYSTEM
OF CONSONANTS
В статье рассматривается история славянского звука [х], его преобразования по фонетическим законам, действие в языках лингвоэкономических и лингвоэстетических принципов развития. Звук возник в праславянском языке в ходе мутации [s] > [x] и из других источников, он становится частью фонетической системы всех славянских языков. Во II-III вв. н. э. вместе с другими заднеязычными согласными он подвергся первой палатализации и йотации, а позже третьей и второй палатализациям. С XII в. в восточнославянских диалектах получает распространение звук [х'], отражая постепенное исчезновение рефлексов второй палатализации в формах слов. В XIV в. у всех восточных славян отвердел звук [ш]. В сербском, хорватском и македонском языках проявилась тенденция к исчезновению звука [х], он употребляется только в заимствованных словах, а в исконных либо отбрасывается, либо заменяется на [j] и [в].
Ключевые слова: консонантизм, звук [х], мутация, s-mobile, палатализация, йотация, рефлекс, велярный спирант, закон Педерсена, древнерусский язык.
The article deals with the history of Slavic sound [x], its transformation according to phonetic laws, the action in the languages of linguistic-economic and linguistic-aesthetic principles of development. The sound originated in the proto-Slavic language during the mutation [s] > [x] and from other sources, it becomes part of the phonetic system of all Slavic languages. In the II-III centuries ad, together with other posterior consonants, he underwent the first palatalization and iotation, and later the third and second palatalization. Since the XII century in the East Slavic dialects sound [x'] has been spreading, reflecting the gradual disappearance of the reflexes of the second palatalization in the forms of words. In the XIV century, all the Eastern Slavs hardened sound [ш]. In the Serbian, Croatian and Macedonian languages there is a tendency to the disappearance of the sound [x], it is used only in borrowed words, and in the primordial either discarded or replaced by [j] and [v].
Keywords: consonantism, sound [x], mutation, s-mobile, palatalization, iotation, reflex, velar spirant, Pedersen 's law, old Russian language.
История звука [х] - одна из загадок глоттогенеза и лингвогенеза. Его не обнаруживают в ностратическом консонантизме, где имеется триада переднеязычных: взрывной звонкий [d]- взрывной глухой [t] - фрикативный глухой [s], но у заднеязычных третий элемент отсутствует: [g] - [k] (глоттализованные и предполагаемый звонкий [z] опускаем) [41, с. 237]. Нет его и в праиндоевропейском, где наблюдается та же картина: [d] - [t] - [s] и [g] - [k] (придыхательные из анализа опускаем) [48, с. 6-7; 40, с. 119]. В праславянском языке начинаются активные
процессы дополнения заднеязычной пары третьим элементом, создания триады заднеязычных, сходной с троичной переднеязычной системой. Главным источником нового звука стало прогрессивное воздействие гласных * (*1, *!), ^ (*и,*и) и согласных *г, *к на единственный фрикативный *s, который резко передвигался вглубь ротовой полости и трение переносилось на заднюю часть языка. В истории славистики и индоевропеистики этот процесс получил наименование закон Хольгера Педерсена [8, с. 369], хотя первым его описал голландец Кристиан Корнелиус Уленбег, но его труд не получил известности в научных кругах.
По воздействующим звукам этот закон называется также правилом «руки» (*г, *и, *к, Ч). Если воздействие звуков *к и *и можно объяснить физиологическим приспособлением переднеязычного фрикативного *s к предшествующим звукам, передвижением трения в область заднеязычного взрывного согласного и гласного заднего ряда соответственно, то в случае звуков *г, видимо, имеет место противоположный процесс - отталкивание звуков, возникающих на кончике языка и при артикуляции мешающих другу другу. Препятствием для перехода *s в велярный спирант были последующие взрывные звуки *р, % *к [50, с. 128; 2, с. 165].
Возможно, первоначально возникала аффриката [*kx], которая, как и аффриката утрачивала смычный элемент в результате действия внутри звука принципа восходящей звучности [28] и превращалась в простой фрикативный звук, отдавая при этом энергию предшествующему гласному, который удлинялся [27, с. 524]. Это хорошо проявляется при образовании в праславянском языке 1-го лица единственного числа сигматического аориста от основ на согласный: *гeksй > гекхй > гекхй > гехй > РЪХЪ; *peksй > рекхй > рекхй > рехй > ПЪХЪ; ср.: *сй^й > сй^й > с^й > ЧИСЪ; *vedsй > vetsй > vetsй > vësй > ВЪСЪ.
Звукосочетания Аффрикаты Дезаффрикация
* + s s
*k + x х
Вокалическое удлинение показывает, что аффриката воспринималась носителями языка как более эффективный, яркий, эмоционально окрашенный звук, обладающий более сильной энергией, чем простые звуки, поэтому при её упрощении эта энергия направлялась на предшествующий гласный.
Ф. Ф. Фортунатов, опираясь на литовские звуки и [§], предполагал, что общеславянское [х] восходит к двум звукам индоевропейского языка [36, с. 73-74]. В. А. Маслова отмечает, что в отличие от протобалтийского и про-тоиранского диалектов индоевропейского языка в протославянском процесс перехода И в [х] был наиболее активным [19, с. 207]. Ж. Ж. Варбот считает целесообразным обобщение данных протекания подобных фонетических мутаций в ареале греческого, иранских, балтийских, индийских и иллиро-кельтских языков Верхнего Дуная [5, с. 134].
Ж. Ж. Варбот высказывает также осторожное предположение, что на мутацию [s] > [x] в праславянском языке мог оказать воздействие последующий просодический признак, ларингал [5, с. 135]. Вместе с тем переход [s] > [x] отмечен не только в славянских языках. Андре Вайян говорит об аналогичном изменении в истории испанского языка как о типологической параллели возможному изменению *s > *x [55, с. 28].
Помимо закономерного возникновения (мутации) звука [х] из [s], обнаруживается некоторое число примеров его происхождения из других источников. В.М. Иллич-Свитыч уточнил закон Теодора Зибса об оглушении звонкого или звонкого придыхательного смычного в индоевропейских языках при присоединении s-mobile к корню и установил, что звук [х] в славянских языках мог возникать из начального сочетания s-mobile со звонким заднеязычным (простым и придыхательным) с возможным прогрессивным оглушением и сохранением в новом звуке щелевого произношения первого звука и заднеязычности второго. Закон Зивса приобрёл следующий вид:
*s + k > санскр., др.-греч., герм., балт., славок-; s + g > санскр., др.-греч., герм., балт. sk-, слав. х-; s + gh > санскр., др.-греч. skh-, герм., балт. sk-, слав. х- [11]. В. Э. Орёл, однако, на материале «Этимологического словаря славянских языков» обнаружил, что славянское неэкспрессивное [х] восходит исключительно к *sk, *ks и *s и вполне вписывается в действие закона (правила) «руки» [21, с. 5-6].
Этот звук появлялся незакономерно в формах слов в результате аналогии [47, с. 228]. Наиболее типичными примерами этого являются формы славянского аориста 1-го лица оувидЪхъ, оувидЪхомъ, призъвахъ, призъвахомъ, возникшие в результате процесса обобщения по аналогии с коупихъ, коупихомъ [37, с. 196]. Под влиянием остальных типов склонения, в которых в местном падеже множественного числа [х] закономерно преобразовывался из *s после *i и *u по закону «руки», в склонении на *а также появилось окончание -ахъ: женахъ, доуш»хъ [37, с. 152].
Стал классическим пример ходити < приходити как иллюстрация возникновения звука [х] в результате обратной деривации. Ж.Ж. Варбот относит его к проявлениям данайского адстрата, ставшим общим лексическим достоянием протославянских и протогреческих диалектов, ср.: *hodos 'путь для перемещения верхом или в повозке; один дневной переход сидя верхом или в повозке' [5, с. 135]. Можно, однако, предположить передвижение полугласного палатального [j] с середины на конец языка с последующим превращением в глухой фрикативный в вариантах корня *jid- / хоd-, ср.: идут, ходят, шедший. Обратный процесс позже проявился в сербском языке, в котором в диалектах интервокальный [x] передвигается вперёд и превращается в сонорный [j]: снаха > cnaja, ки-хати > ки]ати [45; 42, с. 96]. Эти случаи свидетельствуют о том, что в славянской фонетической системе наблюдается консонантное взаимодействие между звуками [х] и [j]. В южнорусских говорах в подобное взаимодействие с полу-
гласным палатальным [j] вступает фрикативный [у'], являющийся звонкой парой к [x']: енерал, ерманец, иде < [у'д'э] [26, с. 161-162, 218].
Звук [х] встречается в заимствованных словах на месте фарингальных звуков языка-донора. Славяне заменили германский фарингальный звонкий [h] глухим заднеязычным фрикативным [х]: хижина < hüs, хлеб < hlaifs, хлев < hlaiw, холм < *hulma- [34/IV: 235, 242, 243, 255]. Мы находим [х] также на месте персидского нижнефарингальского [h]: хаз 'кусок ткани ' < hez 'шёлковая и шерстяная ткань' [34, с. 215], карельского [h]: хай 'арханг. опытность' < haju 'ум, разум', харва 'арханг. сеть' < harva 'сеть с большими ячеями'; хариуз 'сорт рыбы' < harjus; ха-ряки 'магарыч' < haijakat [34/IV, с. 216, 224, 226], ненецкого увулярного [h], который в начале слова произносится как придыхание, в середине - как звонкий фрикативный: хапторка 'самка оленя' < habarta 'лось' [34/IV, с. 223].
Звук [х] появляется также в исконных ономатопоэтических и экспрессивных словах [15, с. 169]: хавать, хавкать, хавальник 'рот'; халкать 'жадно глотать', хамать, хамкать, хахаль, хвистать, хвоша, хихикать, хлам, хламать, хлипать, хлобыстать и др. [34/IV, с. 215, 218; 4. с. 197, 227, 231, 233, 241, 244]. Это показывает, что звук [x] обладает способностью придавать слову экспрессию, что косвенным образом свидетельствует о его лингвоэстетических истоках. М. Фасмер, приводя этимологию различных слов с начальным х-, говорит об экспрессивности звука [34/IV, с. 252, 253 и др.].
Звук [х] настолько прочно вошёл в восточнославянский консонантизм, что, когда возникла проблема с заимствованием из греческого и других языков слов с чуждым славянской фонетике звуком [ф], он «подставил плечо» заимствованным словам и стал в них этот звук заменять собой в чистом виде или в сочетании со звуком [в] (наряду с фонемой [п]: парус < греч. 9ápog 'маяк', Степан < греч. Zx89ávog и др.): Хома, Хаврония, Халимон, Хвёдор, Хвилип. Это фонетическое явление до сих пор является живым в русских, белорусских и украинских народных говорах: рус. тухли, хунт, хуражка, торх, хверма, хвартук, хвамилия [24, с. 59], белорус. Хроська, Хадорка, Хммон, хвабрыка, картохвель, Хвёкла, Хведар [18, с. 42], укр. кохта, хвокус, хвото [30, с. 120].
Учёные довольно единодушны в определении времени действия закона Хольгера Педерсена - середина 1-го тысячелетия, VI-V века до Р.Х. [50, с. 633; 53: 143]. Звук [х] вошёл в фонетическую систему праславянского языка и преобразовал диаду заднеязычных в триаду, аналогичную переднеязычной. Эта триада сохранилась во всех славянских языках, однако в чешском, словацком, украинском, белорусском языках и южнорусских говорах она претерпела изменения, в результате которых пара по глухости / звонкости взрывних [g] / [k] заменилась на фрикативные [y]([h]) / [x].
Попытки объяснить этот процесс предпринимались неоднократно. А. А. Шахматов и Н. С. Трубецкой предполагали, что [у] возникло в диалектах общеславянского языка на позднем этапе общеславянской эпохи [39, с. 33-34; 54, с. 267-268]. А. Вайян считал [у] продуктом системы чередования и называл пару закономерных рефлексов первой палатализации и йотации у : z / % : s
[55, §11]. Чешские, словацкие и польские исследователи полагали, что процесс перехода в [у] затронул западнославянские языки не ранее XI века и продолжался в некоторых языках (например, в верхнелужицком) до XIII века [49, с. 51]. Я. Гебауэр указал, что в чешском языке переход от к [у] произошёл в XII веке [43, с. 37]. Ф. П. Филин отмечал, что начало утраты затвора во взрывном g происходило ещё в общеславянскую эпоху; взрывной сохранился у восточных славян в диалектах словен и кривичей, а в остальных племенных диалектах он изменился в у [35, с. 255], который чередовался с [х].
Это чередование обнаруживается рано. Во многих трудах по истории славянского консонантизма приводятся записи византийского императора Константина Багрянородного из его сочинения «Об управлении империей» (949): 'ОатроРошшрах, ВоиА^щрах (см. [13, с. 3, 194-196]), во второй части которых предполагается церковнославянское неполногласное прагъ 'порог' с оглушением [у] > [х]. Некоторые учёные считают, что в этом слове используется метафора прахъ 'пыль (от падения воды в пороге)', что менее вероятно [35, с. 251]. В «Изборнике Святослава» (1073) обнаруживается кънихъчии, гиперизм укроугъ вместо укроухъ [10], что также является свидетельством чередования [у] > [х] в слабой позиции.
Однако на этом процесс пополнения системы славянского консонантизма не остановился. Произошёл очередной поиск более выразительных фонетических средств для передачи языковой экспрессии и отражения фоноэстетических представлений носителей языка, что привело к созданию серии новых более сложных в артикуляции звуков. Этот процесс затронул все заднеязычные согласные, которые трижды подверглись преобразованиям по законам трёх палатализаций и ещё раз по правилам йотации.
По вопросу о первой палатализации разброс мнений учёных существенный: от У1-У вв. до н.э. [22, с. 38] до У-У1 вв. н.э. [50, с. 252; 53, с. 223], т.е. почти 1200 лет. Думается, что истина находится посередине [46], и доказательством этому служит судьба звонкой аффрикаты [дж'], появившейся в результате регрессивного воздействия гласных переднего ряда на заднеязычный (первая палатализация) и регрессивного преобразования его же перед среднеязычным полугласным палатальным Ц] (йотация).
Причиной исчезновения этой аффрикаты в славянских языках были две тенденции: одна исходила из глубин глоттогенеза, а вторая опиралась на собственно славянские закономерности формирования звукового потока. После того как стремление носителей языка сделать свою речь более яркой, эмоциональной, воздействующей, вызвало к жизни аффрикаты, лингвоэкономические причины стали набирать силу и начали теснить лингвоэстетические, упрощать сложные для произношения двуприродные звуки. Закон экономии речевых усилий стал причиной появления в славянских языках принципа восходящей (возрастающей) звучности, регулирующий последовательность друг за другом согласных в составе слога. Он требовал, чтобы в сочетании смычный + фрикативный первый элемент исчезал [1, с. 95], поскольку взрывной в этнолингвосознании древних
славян воспринимался как более звучный и потому нарушал восхождение звучности.
О. Н. Трубачёв писал: «Тенденция к постепенному повышению звучности, впоследствии так ярко выразившаяся в гласном облике славянской речи, задолго до того проявила себя в праславянских консонантных инновациях (здесь - деза-ффрикация)» [32, с. 50]. Именно в этом заключались причины превращения аффрикаты [dz'] в простой шипящий звук [z']. Аффриката содержала в своём составе двуприродность по способу образования: в начале стояла смычка, переходящая затем во щель. Это нарушение возрастания звучности неизбежно привело к устранению начального эксплозивного элемента и превращения аффрикаты в простой звук [27, с. 520]. Ещё в эпоху праславянского единства звонкая аффриката утратила смычку, превратилась в простую фонему [z']. Исчезновение звонкой шипящей аффрикаты произошло, видимо, до III-IV века после Рождества Христова, поскольку во всех славянских языках отмечен только простой шипящий звук на месте этой аффрикаты: рус., болг., серб., макед. жена, белор. жана, укр. жона, ж!нка, чеш., словац., хорв., словен. zena, польск. zona, в.-луж., н.-луж. zona [34/II, с. 46]. Следовательно, первая палатализация произошла не позже этого времени, она, естественно, затронула и звук [х], который просуществовал без существенных изменений в славянском консонантизме около 800 лет, чтобы во II-III вв. н.э. вместе с другими заднеязычными подвергнуться первой шипящей палатализации и йотации, а затем третьей и второй свистящим. Звук [х] по первой палатализации был преобразован в [s'], по второй и третьей - в [s] (в чешском языке и по второй палатализации в [s']). Произошёл своеобразный возврат звука в исконное состояние, но в первом случае он обрёл двуфокусность, что также было в определённой степени показателем лингвоэстетики, усилением эмоционального воздействия звучащей речи.
Преобразование звука [х] в шипящий происходило перед всеми гласными переднего ряда, включая [Ъ], который под воздействием мягкого [ш'] переходил в [а]: шалить, шалун - корень *xel-, другая его вокализация *xöl- даёт нахал [34/IV, с. 399].
Относительно времени возникновения второй палатализации мнения учёных расходятся незначительно, они считают, что самым ранним периодом её проявления могли быть II-III вв. н. э., а наиболее поздним - VI-IX вв. Второй срок, видимо, более реален. Т. Лер-Сплавиньски отмечает, что вторая палатализация заднеязычных, в отличие от первой, происходила в период, когда славяне уже были не столь едиными, как ранее, поэтому в восточной (учёный придерживается точки зрения, что южно- и восточнославянские языки были едиными при выделении из праязыка) и западной частях праславянского мира она проявилась по-разному. По мнению А. М. Селищева, прежде всего это касалось двух явлений у западных славян: 1) отсутствие дистантной палатализации в звукосочетаниях *kvi, *gvi, *xvi, *kve, *gve, *xve; 2) переход x > s в отличие от s у восточных (и южных) славян: рус. серый, седой, польск. szary, szady, чеш. sery, sedy [15, с. 18-19].
У восточных славян вторая палатализация проявилась не повсеместно, она не происходила или была утрачена новгородским говором: хтде 'седой'; хтрь 'серь, серое (некрашеное) сукно'; кьркы 'церковь'; ктле 'цел'; къ тетъкт, на Лугт; на отрокт, отроки, вежьники; въ другтмь и др. Исследователи отмечают, что в берестяных грамотах палатализация встречается только в церковной лексике. Как и в западнославянских языках, в новгородском говоре не произошла вторая палатализация в сочетаниях *ку, *§у: гвтзда 'звезда'; квтт 'цвет'. Третья палатализация непоследовательно отмечена у заднеязычных звонкого Щ в середине и на конце слова и у фрикативного [х] в местоимении вьхъ 'весь', но последовательно отражается у [к]: нелга 'нельзя', варжгь; стжгъ; топоним Вховежъ < *Вьховтдъ 'Всевед'; но отьць, мтсжць, задьница [20, с. 27; 6, с. 64-65; 9, с. 39-41, 45-47].
От первой палатализации не отличается йотация заднеязычных звуков, она даёт такие же рефлексы. Различия заключаются в оформлении суффикса: тишина < *£Тхта - 1-я палатализация, тишь < *£Тх_)1 - йотация. В праславянском языке * входил в состав многих частотных формантов: суффиксы существительных -_)ь,- ja, ) > ^е, суффикса притяжательных прилагательных, суффикс сравнительной степени прилагательных, глагольные суффикс и флексия и др. [47, с. 233]. Звук [х] переходил в мягкий [ш']: доухъ > доуш». М. Шекли датирует славянскую йотацию У-К веками н. э. [53, с. 233], т.е. она была несколько позже первой палатализации.
В дальнейшем в славянских языках происходили новые преобразования звука [х] и его рефлексов. Уже в древнецерковнославянском языке наблюдались заимствованные слова с гласными переднего ряда после заднеязычных (кесарь, х^онъ, гигантъ), в глаголице для мягкого [г'] в подобных словах даже использовалась специальная буква гервь. С XII-XIII вв. появляются регулярные записи ги, ки, хи в древнерусском языке (один из первых примеров - небеськимъ в Га-лицком евангелии 1144 года), после чего можно говорить о появлении у восточных славян мягкой фонемы [х'], оформилось противопоставление [х] / [х']. Произошло выравнивание основы существительных при склонении (выравнивание парадигмы): моусЬ ^ моухЬ, монаси ^ монахи. В белорусском языке твёрдые заднеязычные на письме сохранялись до XV века, хотя, видимо, к этому времени уже существовали мягкие парные звуки. В Библии Скорины XV века отмечаются похыбы, грэхы [18, с. 47]. В остальных славянских языках [х] оставался только твёрдым.
В некоторых словах среднесловацких говоров и в восточнословацких говорах исконный [х] переходит в [Ц: раЬо1ок, nehat'; muha, hudobni и др. Предпола-ется, что это явление возникло на востоке Словакии под влиянием венгерского городского населения, которое усвоило словацкий язык, но из-за отсутствия в их родном языке звука [х] заменило его [Ц. Однако Я. Станислав отмечает, что подобный фонетический процесс отмечается в польских и сербохорватских диалектах, где венгерское влияние трудно ожидать [52, с. 179-180]. Кроме того, в сред-несловацких говорах [х] мог переходить в [к]: skodi < schody, ксет < Лсет, пек
sa páci < ñech sa páci др. [52, с. 181]. Похожее явление отмечается в верхнелужицком языке: в начале морфемы [х] произносится как аспирированный [kh]: chleb [khl'ep], wobchod [uopkhot]. В середине и на конце слова в верхнелужицком и во всех позициях в нижнелужицком языке произносится [х] [31, с. 178].
Более серьёзные процессы с функционированием [х] произошли в южнославянских языках. В сербском языке, как отмечалось выше, этот звук переходит в [j]. В некоторых случаях он двигается ещё дальше в ротовой полости и становится губно-зубным фрикативным [в] (полное передвижение вперёд с языка на губы: муха > мува, ухо > уво, глуха > глува) [45; 42, с. 96]. Знаменитый сербский просветитель, основатель сербского литературного языка, создатель азбуки, названной по его имени вуковицей, Вук Стефанович Караджич в первом издании своего словаря сербского языка употребляет букву х только в некоторых заимствованных словах типа воздух (из русского, ныне ваздух) [12]. Любопытно, что на обложке словаря он перевёл на немецкий и латинский языки не только название книги, но и своё имя (не указав фамилию): Wolf Stephansohn / Lupus Stephanus. Позже Караджич регулярно включает букву х в свои книги и даже начинает её употреблять в тех словах, где сербы не произносили звука [х]. На признание звука повлияло его знакомство с вариантами сербского языка в Дубровнике, Черногории, особенно в Боснии и Герцеговине, где у местных мусульман под влиянием турецкого языка он встречался часто, а также, возможно, после посещения России с февраля по май 1819 года [17], где он слышал этот звук в похожих на сербские русских словах. Сейчас в сербском и хорватском языках параллельно встречаются слова с [х] и с его рефлексами: kuhac, kuhaca, kuhacica, kuhalo, kuhar, kuharica, kuhati / kuvar, kuvarica, kuvarka, kuvarski, kuvarstvo, kuvati; muha, muhar, muhara, muholovka / muvalo, muvetina, muvlji; promaja / promahnuti и др. [44, с. 429, 437, 522, 528, 900]. Вариант с х характерен для хорватского языка и мусульманских говоров. Ныне делаются попытки создания отдельного боснийского / босанского / бошняцкого языка, одним из отличий которого от сербского и частично хорватского является наличие исторического или протетиче-ского [х] в словах: hrda / р^а 'ржавчина', hudovica / удовица 'вдова', mehak, mehka, mehko / мек, мека, меко 'мягкий, -ая, -ое' [15, с. 139].
В македонском языке звук [х] полностью исчез в исконных словах, заменившись на в или выпав в слове (как правило, в инициали), оставшись только в заимствованиях из славянских и неславянских языков: уво, мува, глув; леб 'хлеб', оди 'ходить, идти', одеп>е 'хождение', ладна нок 'холодная ночь', итар 'хитрый' / хеми'а, хит, хоби, хроника, хронологиjа и др., но иногда и в них заменяя х на к или даже отбрасывая его: карактер, кинин, колера / алва 'халва' [38; 29; 33, с. 339].
Претерпел изменения и звук [ш'], возникший в славянских языках в результате первой палатализации и йотации [x] (а также йотации [s]). Он сохранил свою исконную мягкость в чешском, словацком, обоих серболужицких языках [52, с. 239, 31, с. 179]. Сербский и хорватский звук [ш] является твёрдым, но по сравнению с русским звуком «воспринимается акустически как более мягкий»
[7, с. 265], как и болгарский звук, который «с артикуляционной точки зрения» мягкий, но болгарские лингвисты трактуют его как твёрдый [14, с. 221]. В русском, украинском и белорусском языках этот звук в XIV веке отвердел. В Духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 года обнаруживается запись пояс золот Шишкина дела [16, с. 135]. В белорусском языке всегда пишется шы: шынель, шыць [18, с. 45]. Отвердел этот звук и в польском, в котором имеется также мягкий [s] [23, с. 28], но он по происхождению не связан с заднеязычным [х].
Итак, звук [х], возникнув в середине 1-го тысячелетия до Р.Х. в ходе мутации [s] > [x] в праславянском языке по правилу «руки», а также в результате аналогии, приспособления фонетически близких звуков в заимствованных словах и ономатопеи, становится частью фонетической системы всех славянских языков. Примерно во II-III вв. н.э. вместе с другими заднеязычными согласными он подвергся первой шипящей палатализации и йотации, а позже третьей и второй свистящим палатализациям, в результате чего число слов и форм с этим звуком в славянских языках уменьшилось, но появился двуфокусный переднеязычный [s'] и относительно возросла утраченная частотность звука [s] в восточно- и южнославянских языках (в чешском языке и по второй палатализации звук [х] перешёл в [s]). С XII века в восточнославянских диалектах получает распространение звук [х'], отражая постепенное исчезновение рефлексов второй палатализации в формах слов. При разделении древнерусского языка на три самостоятельных этот процссе наиболее последовательно произошёл в великорусском, в котором вторая палатализация исчезла в формах слов (исключение - друзья), в белорусском языке он затронул звукосочетания гы, кы, хы, перешедшее в si, Ki, xi, в украинском языке сохранились твёрдые заднеязычные и вторая палатализиция в субстантивной морфологии. К XIV веку у всех восточных славян отвердел рефлекс первой палатализации и йотации - звук [ш]. В сербском, хорватском и македонском языках проявилась тенденция к исчезновению звука [х], он употребляется только в заимствованных словах, а в исконных либо отбрасывается, либо заменяется на [j] и [в]. Подобные фонетические преобразования свидетельствуют о живой жизни языков, о постоянном проявлении в них лингвоэкономических и линг-воэстетических принципов развития.
***
1. Аверина С. А., Навтанович Л. М., Попов М. Б., Старовойтова О. А. Старославянский язык: учебник для высш. учеб. завед. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2013. 448 с.
2. Бернштейн С. Б. Сравнительная грамматика славянских языков. М.: Изд-во Моск. ун-та; Наука, 2005. 352 с. (Классический университетский учебник).
3. Брим В. А. Сочинения. Волгоград: Изд-во ВГИК РО, 2007. 224 с.
4. Быков В. Б. Русская феня. Смоленск: Траст-имаком, 1994. 222 с.
5. Варбот Ж. Ж. Рец. на кн.: Маслова В. А. Истоки праславянской фонологии: учеб. пособие. М.: Прогресс-Традиция, 2004. 480 с. // Вестник Православного Свято-Тихоновского гум. ун-та. 2006. Серия III: Филология. Вып. 1. С. 125-138.
6. Галинская Е. А. Историческая фонетика русского языка. М.: Изд-во Моск. ун-та; Наука, 2004. 158 с.
7. Гудков В. П. Сербохорватский язык // Славянские языки (Очерки грамматики западнославянских и южнославянских языков) / под ред. А. Г. Широковой и В. П. Гудкова. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 259-288.
8. Журавлёв В. К. Педерсена закон // Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Сов. энцикл., 1990. С. 369.
9. Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. Изд. 2-е, перераб. М.: Языки славянской культуры, 2004. 872 с.
10. Изборник Святослава 1073 года: Факсимильное издание: в 2 т. М.: Книга, 1983. 360 с.
11. Иллич-Свитыч В. М. Один из источников начального х- в праславянском (Поправка к «закону Зибса») // Вопросы языкознания. 1961. № 4. С. 93-98.
12. [КарациЬ] В. Ст. Српски р|ечник, истолкован аемачким и латинским рщечима: Serbisch - Deutsch - Latenisches Wörterbuch: Lexicon Serbico - Germanico - Latinum. Беч (Wien, Vienae): P. P. Armeniern, 1818. 928 c.
13. Константин Багрянородный. Об управлении империей: Греческий текст, перевод, комментарии / под ред. Г. Г. Литаврина, А. П. Новосельцева. Изд. 2-е, исправл. М.: Наука, 1991. 496 с.
14. Котова Н. В. Болгарский язык // Славянские языки (Очерки грамматики западнославянских и южнославянских языков) / под ред. А. Г. Широковой и В. П. Гудкова. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 216-258.
15. Кречмер А. Г., Невекловский Г. Сербохорватский язык (сербский, хорватский, боснийский языки) // Языки мира: Славянские языки. СПб.: Нестор-История, 2017. С. 139-197.
16. Кучкин В. А. Издание завещаний московских князей XIV в. // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2009. № 3 (37). С. 132-136.
17. Лобойко И. Н. Мои воспоминания. Мои записки. М.: Новое литер. обозрение, 2013. 328 с.
18. Ломтев Т. П. Грамматика белорусского языка. М.: Учпедгиз, 1956. 336 с.
19. Маслова В. А. Истоки праславянской фонологии: учеб. пособие. М.: Прогресс-Традиция, 2004. 480 с.
20. Николаев С. Л. Раннее диалектное членение и внешние связи восточнославянских диалектов // Вопросы языкознания. 1994. №3. С. 23-49.
21. Орёл В. Э. Двадцатилетие «Этимологического словаря славянских языков» (вып. 1-21, 1974-1994) // Этимология, 1994-1996 / отв. ред. О. Н. Трубачёв. М.: Наука, 1997. С. 3-9.
22. Швторак Г. П. Формування i дiалектна диференщащя давньорусько! мови. К.: Наук. думка, 1988. 280 с.
23. Посвянская А. С. Польский язык. // Славянские языки (Очерки грамматики западнославянских и южнославянских языков) / под ред. А. Г. Широковой и В. П. Гудкова. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 19-63.
24. Русская диалектология / под ред. Л. Л. Касаткина. Изд. 2-е, перераб. М.: Просвещение, 1989. 224 с.
25. Селищев А. М. Старославянский язык. М.: Изд -во Моск. ун-та; Наука, 2006. 496 с.
26. Словарь донских говоров Волгоградской области / авт.-сост.: Р. И. Кудряшова, Е. В. Брысина, В. И. Супрун; под ред. Р. И. Кудряшовой. Изд. 2-е, перераб. и доп. Волгоград: Издатель, 2011. 704 с.
27. Супрун В. И. Дезаффрикация как фонетическое явление и её отражение в языках и говорах // В созвездии слов и имён: Сб. научных ст. к юбилею М. Э. Рут. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2017. С. 516-529.
28. Супрун В. И., Брысина Е. В. Дезаффрикация в диалектном консонантизме как отражение принципа восходящей звучности // Известия Волгогр. гос. пед. ун-та. 2016. №9-10(113). С. 69-74.
29. Толовски Д., Иллич-Свитыч В. М. Македонско-русский словарь / под ред. Н. И. Толстого. С приложением краткого грамматического справочника, составленного В. М. Иллич-Свитычем. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1963. 576 с.
30. Тоцька Н. I. Фонетика украшсько! мови та и вивчення в початкових класах. Кшв: Радян. школа, 1976. 176 с.
31. Трофимович К. К. Серболужицкий язык // Славянские языки (Очерки грамматики западнославянских и южнославянских языков) / под ред. А. Г. Широковой и В. П. Гудкова. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 170-215.
32. Трубачев О. Н. Этногенез и культура древних славян. М.: Наука, 2003. 495 с.
33. Усикова Р. П. Македонский язык // Славянские языки (Очерки грамматики западнославянских и южнославянских языков) / под ред. А. Г. Широковой и В. П. Гудкова. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 333-374.
34. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Изд. 2-е, стер. Т. 1-4. М.: Прогресс, 1986-1987.
35. Филин Ф. П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков: Ис-торико-диалектологический очерк. М.; Л.: Наука, 1972. 656 с.; 2-е изд., стер. М.: Ком-Книга, 2006.
36. Фортунатов Ф. Ф. Избранные труды. Т. 2. М.: Учпедгиз, 1957. 472 с.
37. Хабургаев Г. А. Старославянский язык. Изд. 2-е, перераб.и доп. М.: Просвещение, 1986. 288 с.
38. Шанова З., Поварницина М., Усикова Р., Верижникова Е. Македонско-русский словарь. М.: Lingua, АСТ, Астрель, 2003. 848 с.
39. Шахматов А.А. Очерк древнейшего периода истории русского языка. Репр. изд. М.: Индрик, 2002. XXVIII + 367 с. (Памятники древней письменности. Исследования. Тексты).
40. Beekes R.S.P. Comparative Indo-European Linguistics: an Introduction. 2 ed. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamin's Publishing Company, 2011. XXIV + 415 p.
41. Blazek V. Soucasny stav nostraticke hypotezy (fonologie a gramatika) // Slovo a slovesnost (Praha). 1983. Rocnik 44. Cislo 3. S. 235-247.
42. Brown W., Alt T. A Handbook of Bosnian, Serbian, and Croatian. Durham, North Carolina: The Slavic and Eurasian Language Resource Center of Duke University, 2004. 111 p.
43. Gebauer J. Mluvnice ceska pro skoly stredni a ¿stavy ucitelske. D. I. Nauka o slove. Praha; Viden: Nakl. F. Tempskeho, 1890. 188 s.
44. Jurancic J. Srbskohrvatsko-slovenski slovar. 2. razsir. izdaja. Ljubljana: Drzavna Zalozba Slovenije, 1972. 1320 s.
45. Kovacic М. Serbian and Croatian: One language or languages? // Jezikoslovlje (Osi-jek). 2005. T. 6. No 2. P. 195-204.
46. Lamprecht A. Praslovanstina a jeji chronologicke cleneni // Ceskoslovenske prednasky pro VIII. mezinarodni sjezd slavish. 1978. S. 141-150.
47. Moszynski L. Wst^p do filologii slowianskiej. Warszawa: Panstwowe Wyd-wo Nau-kowe, 2006. 408 s.
48. Ringe D. From Proto-Indo-European to Proto-Germanic. New York: Oxford University Press, 2006. 366 p.
49. Rospond S. Spirantyzacja g > h w jçzyku staroczeskim // Studia linguistica in honorem Thaddej Lehr-Splawinski. Warszawa: Panstwowe Wydawn. Naukowe, [1963]. S. 489-498.
50. Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. Heidelberg: Carl Winter UniversitAtsverlag, 1964. 685 p.
51. Stanislav J. K chronologii zmeny g > y > h v slovencine // Pocta Fr. Travnickovi a F. Wollmanovi. Brno: Komenium, 1948. S. 368-376.
52. Stanislav J. Slovenska vyslovnost': prirucka pre umelcov a inych verejnych pracov-nikov/ Martin: Osveta, 1953. 299 s.
53. Sekli M. Primeijalno glasoslovje slovanskih jezikov. T. 1: Od praindo-evropscine do praslovanscine. Lubljana: Znanstvena zalozba Filozofske fakultete, 2016. 429 s.
54. Trubetzkoy N.S. Zur Entwicklung der Gutturale in slavischen Sprachen // Сборник в чест на проф. Л. Милетич за седемдесетгодишнината от рождението му (1863-1933). София: Македонския научен институт, 1933. С. 267-279.
55. Vaillant A. Grammaire comparée des langues slaves. Tome I: Phonétique. Lyon; Paris: Editions d'Institut d'Art Contemporain, 1950. 320 p.
