CC BY
124
УДК 1 (09)
ЭРВИН ШТРАУС: ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СЕНСОРНОГО ОПЫТА*
© 2008 О. А. Власова
кандидат философских наук, доцент кафедры философии e-mail: olga [email protected]
Курский государственный университет
Статья посвящена проблеме опыта в эстезиологии Эрвина Штрауса. Вскрывая истоки его творчества и обозначая магистральные линии философских влияний, автор выявляет основные задачи эстезиологии как науки о сенсорном опыте, определяет ее роль в развитии феноменологического движения.
Ключевые слова: эстезиология, сенсорный опыт, феноменология, интенциональность, патологический мир, антропологическая пропедевтика, патологические феномены существования.
Творчество Эрвина Штрауса отражает свойственное первой половине XX века взаимодействие философии и психиатрии. Но если другие представители феноменологической психиатрии и Dasein-анализа — К. Ясперс, Л. Бинсвангер, Э. Минковски, В.Э. фон Гебзаттель — в своей творческой динамике шли от психиатрической клиники к философской теории, то Штраус на протяжении всей жизни обращался одновременно и к первой, и ко второй, сочетая их в едином исследовательском поле. Философским фундаментом его идей при этом всегда выступала феноменология, а первичной областью интереса — пространство живого опыта человека. Именно это сочетание и позволило ему выработать совершенно своеобразную теоретическую систему.
Приобщение к феноменологии
Эрвин Штраус (1891-1975) родился в октябре 1891 г. во Франкфурте, в семье крестившегося в протестантизм еврея и немки с американскими корнями. Учился медицине в университетах Берлина, Цюриха, Монако и Геттингена. С 1919 г. работал ассистентом Карла Бангхоффера в Берлинской благотворительной клинике, а в 1927 г. получил должность приват-доцента психиатрии. В 1930 г. среди прочих психиатров стал одним из соучредителей всемирно известного журнала «Nervenarzt». В 1938 г. Штраус бежал от нацизма и эмигрировал из Берлина в США. Там он преподавал психологию в Блэк Моунтайн Колледж, проводил исследования в Университете Джона Хопкинса. В 1946 г. он начал работать в Госпитале ветеранов в Лексингтоне, штат Кентукки. В апреле 1969 г. в Ватерлоо (Канада) основал Международное общество гуссерлианских и феноменологических исследований.
О феноменологии Штраус впервые узнает во время обучения в университете. В Мюнхене он посещает лекции А. Пфендера и М. Г айгера, в Г еттенгене — лекции А. Райнаха и Гуссерля, слушает и М. Шелера. Позднее в Берлине он лично встречается с Шелером после прочтения тем по совету Бинсвангера книги Штрауса. В пятидесятых Штраус также пересекается с Ясперсом и Хайдеггером.
Ссылки на феноменологию присутствуют уже в работе Штрауса 1925 г. о сущности и процессе внушения, где упоминаются Шелер и Гуссерль [Straus 1925]. Но к феноменологии как таковой Штраус обращается только в США: в 1964 г. на Лексингтонской конференции он выступает с докладом «Феноменология чистая и прикладная» [Straus 1964]. Сам термин
* Работа выполнена при поддержке Гранта Президента Российской Федерации (проект МК-1760.2008.6 «Проблема опыта в феноменологической психиатрии и экзистенциальном анализе»).
«феноменология» появляется в названиях его работ лишь в 1960-х гг., в частности в работе «Феноменология запоминания». В 1962 г. выходит статья «Феноменология галлюцинаций», но в 1966 г. он весьма неохотно принимает заголовок «Феноменологическая психология», предложенный в качестве названия к англоязычному сборнику его работ. В предисловии к нему он напишет: «Название было выбрано как выражение солидарности с феноменологическим движением в его ранней и поздней фазах развития. Поскольку автор не следует за Г ус-серлем по пути трансцендентальной редукции, это солидарность по духу, а не в идеях. Даже в этом случае стремление исследовать человеческий опыт, открывая его глубину и многогранность, вместо его редукции, вполне следует девизу Гуссерля “Назад к самим вещам”» [Straus 1966].
В 1930-х гг. Штраус знакомится с Бинсвангером, отношения с которым будет поддерживать на протяжении всей жизни. Несмотря на дружбу, в их идеях существовали некоторые расхождения, которые нередко становились предметом спора. Когда они познакомились, Бинсвангер уже отошел от Гуссерля к Хайдеггеру и занимался разработкой системы Dasein-анализа. Исследования Бинсвангера всегда были основаны на глубокой проработке трудов представителей феноменологии, Штраус же в лучшем случае отталкивался от отдельной цитаты, а в большинстве случаев и вовсе от непосредственных явлений клинического опыта.
Феноменологический подход в психиатрической клинике
Отношение к феноменологии у Штрауса, как и у всех остальных представителей феноменологической психиатрии, было весьма неоднозначное. Его ни в коем случае нельзя называть методологом. Тем не менее, как и для всех феноменологически ориентированных психиатров, для него характерен интерес к проблеме исследовательского подхода. Здесь он и обращается к феноменологии. Он разделяет провозглашенный Гуссерлем призыв «к самим вещам», и следование этому призыву приводит мыслителя к достаточно интересным находкам.
Штраус отрицает возможность трансцендентальной редукции, поэтому говорить о полном заимствовании феноменологической теории в данном случае неверно. На его взгляд, никакого трансцендентального эго попросту не существует, в своей изначальной опытной данности и конкретности существует лишь человек [Spicker 1978: 147]. Кроме того, Штраус категорически отвергал постулат Канта и Гуссерля о том, что сознание конституирует значение мира. «Как Гуссерль, — спрашивал он, — может говорить о мире сознания (Bewusstseinsle-ben), когда он совершает epoche по отношению к “миру” и “живому телу”? Как Гуссерль может говорить о сознательной жизни, если он, следуя своей методологии, выводит “живое тело” за пределы первоначальных задач своего философского метода?» [Ibid.] Одним из камней преткновения для Штрауса стала также верность Гуссерля Декарту, философскую позицию которого он критиковал в течение всей жизни. И только после посмертной публикации некоторых работ позднего Гуссерля с его концептом «Lebenswelt» он стал больше симпатизировать «ортодоксальной» феноменологии. Поэтому феноменология в работах Штрауса предстает как описательная психология в том смысле, который придавал этому термину Ясперс, и закономерно, что специфика научного исследования в психиатрии его особенно интересует.
Исследователь, как считает Штраус, является активным участником любого эксперимента. «В эксперименте ученый становится одновременно и драматургом; он подбирает декорации, приглашает актеров, поднимает занавес, но когда все готово, он уходит в партер смотреть, что получилось» [Straus 1966: х]. Он не является в этом случае непосредственным участником драмы, но, тем не менее, включен в нее. Это отношение исследователя к наблюдаемым им объектам, привлекая терминологию Гуссерля, Штраус называет интенциональ-ным отношением. В таком интенциональном отношении, причем как в науке, так и в повседневной жизни, мы обнаруживаем мир людей и вещей, то есть мир объектов, но не стимулов. «Фактически, — пишет Штраус, — это не открытие, к которому приходят путем сложных
экспериментов, это понимание, привычное каждому из нас по повседневной жизни или, если использовать еще один термин Гуссерля, по Lebenswelt» (курсив автора — О.В.) [Ibid.]. Именно существование Lebenswelt, как считает Штраус, делает возможными действия наблюдения, описания, учета и измерения.
Интерес Штрауса неизменно направлен на исследование человека и его мира. Мир для него представляется тем ключом, с помощью которого можно приоткрыть тайну самого человека. В своем стремлении подойти «к самим вещам» Штраус обращается и к опыту Хайдеггера, но интерпретирует его идеи в несколько ином ключе, чем это делают Dasein-аналитики. Штраус четко разграничивает онтологическую направленность экзистенциальной аналитики Хайдеггера и онтическую направленность своей клинической антропологии. При использовании фундаментальной онтологии Хайдеггера в психиатрии, на его взгляд, «проблема состоит в том, как он или его последователи могут включить в онтологию такие темы, как физическое существование, сексуальность, животная природа или болезнь» [Straus 1966: 256]. Поэтому следование за Хайдеггером, на взгляд исследователя, может привести к противоречиям и ошибкам, примером которых он называет «продуктивную ошибку» Л. Бинсвангера.
В клинической практике, по мнению Штрауса, психиатр всегда догадывается о таких философских проблемах, как самоопределение, нормальное и патологическое поведение и др. Каждый клиницист неизбежно приходит к философским проблемам. Но в отношении решения этих проблем есть несколько вариантов. Кто-то может следовать за известными теориями, а кто-то — попытаться ответить на философские вопросы в пределах своей клинической практики. Штраус выбирает второй вариант. Он противопоставляет свой подход подходу Бинсвангера и пытается встать на путь «от психиатрии к философии» [Mishara 1997: 63-64]. Философия при этом представляется конструктом, от которого необходимо избавиться для того, чтобы обратиться к самим феноменам человеческого опыта. «Вместо того, чтобы идти от философии к психиатрии, мы начнем с самой психиатрии», — пишет Штраус [Straus 1966: vi]. В этом случае точкой отсчета становится непосредственный клинический опыт, позволяющий, по мнению ученого, «начать с самих вещей». Следуя за Хайдеггером, Штраус предлагает трактовать психотическое поведение, опираясь не на общепринятые теории, а на структуры мира повседневной жизни. Он продолжает: «Таким образом, я применю своего рода философское “эпохе”, т.е. я сначала заключу в скобки все философские учения (те, которые мне известны) и, отталкиваясь от клинического случая, представлю свою философскую теорию...» [Ibid: vii].
По мнению Штрауса, принадлежность человека к «нормальным» или «больным» выводится другими людьми на основании анализа коммуникативных отношений повседневной жизни. Когда безумие трактуют как одержимость дьяволом, проклятие, благословение, вдохновение, следствие вины или болезни, отталкиваются от непосредственного взаимодействия с людьми, которых не могут понять по причине трансформации их мировоззрения. Штраус подчеркивает, что общение с психически больными людьми всегда сопровождает переживание их чуждости. Норма и патология, по Штраусу, словно два языка, разделены практически непроницаемой границей.
Отчужденность является своего рода практическим индикатором для определения нормальности или ненормальности в клинике и повседневной жизни. «... в ходе беседы мы обнаруживаем иностранца, говорящего на другом, незнакомом нам, языке» [Struus, Natanson, Ey 1969: 19]. Мы замечаем эти непохожесть, отчужденность, странность интуитивно, так же как замечаем грамматические ошибки, не помня правил правописания. Этот опыт чужой инаковости первоначально переживается, по Штраусу, в непонимании как удивлении, он удивляет нас и заставляет искать причины этого удивления.
Именно поэтому, как считает исследователь, в изучении патологических феноменов наиболее приемлемым исследовательским подходом и выступает феноменология, позволяя оттолкнуться от самого пациента, его повседневного бытия в мире. Существование больного, по его мнению, отличается от нормального жизненного мира и предстает как разрушенный мир, разрушенное бытие. «Феноменология, — подчеркивает Штраус, — это метод выбора.
Вместо того чтобы объяснять поведение, прибегая к физиологическим гипотезам, ограничивая отношения “я—мир” пределами изолированного организма, феноменология пытается понять психически больного, отталкиваясь от нормы живого бытия. <...> Становится очевидным, что галлюцинации являются карикатурами нормальных структур, искажениями, отражающими патологические модели бытия в мире» [Straus 1966: х].
Медицинская практика, таким образом, требует осознания возможности взаимопонимания, его элементарной структуры. Психиатр не может понять проблемы, не прибегая к помощи философии. Он становится философом по необходимости. Врач-клиницист, обратившийся к философскому пониманию человеческого существования, должен опять возвратиться к пациенту. Таким образом, медицина всегда нуждается в антропологической пропедевтике. Штраус по-разному называет то, чем он занимается: медицинской антропологией, психологической антропологией, феноменологической психологией, но это всегда наука, раскрывающая фундаментальные основания человеческого бытия, которые, в свою очередь, укоренены в воплощенной области чувственного опыта и физического существования. Именно поэтому человек представлется ему как живой организм, предстающий другим для других.
Эстезиология — наука о сенсорном опыте
Одной из основных заслуг Эрвина Штрауса является изучение основополагающей сферы функционирования человека — области сенсорного опыта. «Опытная реальность — это не тема теоретических суждений. <...> Мы переживаем реальность в личных отношениях; она не отделена от нас; как живое существо я являюсь ее частью; она воздействует на меня в своей поразительной фактичности; я охвачен ею и пойман» [Ibid: 113].Область знания, которая занимается исследованием сенсорного опыта, Штраус называет эстезиологией. Он противопоставляет эстезиологию той традиции, которую в физиологии и психологии ощущений установил Р. Декарт, а также представил в своих работах Дж. Локк и другие эмпирики. Штраус считает, что Декарт со своим методом сомнения вытеснил сенсорный опыт за границы области достоверности. Следствием такого подхода стало постулирование того, что истинность и реальность достижимы только путем умозаключения и поэтому являются функциями суждения. Именно в теоретической системе Декарта, по мнению Штрауса, берет свое начало полное недоверие к повседневному дологическому жизненному опыту, а также субъ-ект-объектная дихотомия: существование человека раскалывается на субъективный мир сознания и объективный мир предметов и явлений, опыт отдаляется от мира.
Эстезиология идет от противоположной картезианству перспективы — представляет непосредственный сенсорный опыт, свободный от традиционных предрассудков. Она изучает, каким образом человек функционирует в мире, а также его особенности по сравнению с другими живыми существами. Эстезиология показывает, что мир един, но предстает перед нами состоящим из множества объектов и разделенным на разнообразные аспекты, что, в отличие от других живых существ, человек наделен способностью переживать мир и является переживающим существом и, наконец, что человек обнаруживает себя в мире, но не открывает внешний мир в своем сознании. «Опыт, — пишет Штраус, — не возникает в пределах изолированного организма, который осознает себя, свои “ощущения” до того, как осознает мир. Базисным феноменом сенсорного опыта является то, что мы одновременно осознаем мир и самих себя; не по одному, не один за другим» [Straus 1948: 20].
Отстаивая центральный для разработанной им эстезиологии тезис о том, что «чувственное ощущение не является формой познания» [Straus 1956: 1], Штраус подчеркивает, что его основной целью является описание и определение сущности непосредственного ощущения. В противоположность знанию, которое можно выразить в формуле «что-то происходит в мире», сенсорный опыт принадлежит конкретному человеку, его формула — «что-то происходит со мной в мире» [Ibid. 377]. Реальность сенсорного опыта переживается непосредственно и означает не порядок и взаимосвязь вещей, а их связь с человеком.
Для Штрауса важно то, что ощущение развертывается вне сферы мышления и является непосредственным взаимодействием с миром. Важнейшей чертой этого мира является отсутствие в нем знаков. Этот мир нем и предлогичен, это мир без знаков. То, что притягивает или отпугивает человека, не является признаком: цвет или звук, запах или движение не являются знаком притягивающего или отталкивающего. Они сами по себе конституируют пугающее и отталкивающее и вызывают непосредственную реакцию, которая, опять-таки, не является следствием осмысления и отреагирования, но есть инстинктивный акт. Эта власть безмолвного мира ощущения очень хорошо заметна в патологических состояниях, в частности в фо-бических неврозах.
Мир, возникающий в результате сенсорного опыта, как считает Штраус, всегда физиог-номичен. «В сенсорном опыте, — пишет он, мы всегда переживаем мир и себя самих в различных модальностях отношения и направленности, на различном расстоянии и в различной степени близости» [Straus 1948: 12]. В сенсорном опыте мир всегда затрагивает человека, он не остается сторонним наблюдателем и всегда взаимодействует с миром и участвует в нем. «Физиогномические свойства, — отмечает Штраус, — преодолевают пространство; они излучаются; они овладевают нами; мы расширяемся и сужаемся в соответствии с широтой или узостью пространства» [Ibid: 13].
Мир ощущения является миром со-бытия, вовлекающим как субъекта, так и предмет — субъекта в его собственном бытии и предмет как развитие событий мира. Штраус пишет: «Я существую лишь тогда, когда что-либо происходит и происходит только для меня, в то время как я существую. Ощущение теперь не принадлежит ни исключительно объективности, ни исключительно субъективности, но принадлежит и тому, и другому. В ощущении для переживающего развертывается одновременно и “я”, и мир, в ощущении он переживает себя и мир, себя в мире, себя с миром» [Ibid: 372].
Сенсорный опыт имеет свое «что», составляемое видимыми объектами, с которыми человек соприсутствует в мире. Поскольку объект не изменяется в процессе восприятия, а остается все тем же объектом, он представляется человеку как другое, постигается как другое. Отношения «я—Другой» лежат в основе сенсорного опыта. Именно эти отношения, по мнению Штрауса, и уничтожила классическая наука, которая трактует сенсорный опыт как взаимодействие двух тел. Отношения «я—Другой» в этом случае разрушаются, точнее, Другой остается, но при этом максимально извращается. Восприятия Другого не составляют здесь целостности, а предстают лишь как отдельные акты. Мир, который мы воспринимаем, в этом случае — субъективный образ в сознании человека, что, как считает Штраус, исключает непосредственное взаимодействие «я» и Другого [Straus 1966: 272].
Сенсорный опыт включает несколько модальностей, которые отличаются друг от друга: зрение, слух и т.д. Многообразие модальностей и отношений с Другим и обусловливает вариативность и многосоставность различных патологических феноменов.
Медицинская антропология Штрауса, таким образом, наиболее полно выражает мировоззрение феноменологической психиатрии. Именно он первым из ее представителей обозначает первейшую сферу исследования — область сенсорного опыта. В отличие от большинства своих коллег, он интересуется не временем, а пространством, но при этом его интерес более последователен. Он также наиболее емко выражает и критическую позицию феноменологической психиатрии. Его критика Декарта и его идей показывает те положения картезианства, которые пытается преодолеть феноменологическая психиатрия в целом, а его теория, опираясь на идеи Хайдеггера, Гуссерля и многих других философов и психиатров, остается совершенно самобытной и своеобразной. Штраус представляет нам идеальную феноменологическую психиатрию с ее синкретизмом, тесным взаимодействии философского и клинического. По-видимому, звание «самого умного из квартета феноменологических психиатров», которым когда-то наградил его Бинсвангер, было справедливым.
Библиографический список
Mishara A. Ludwig Binswanger / Encyclopedia of Phenomenology. Eds.: L. Embree et al. Dordrecht; Boston; London: Kluwer Academic Publishers, 1997. P. 63-64.
Spicker S. F. Psychiatrists as Philosopher: Gewidmed Erwin W. Straus / Mental Health: Philosophical Perspectives. Eds.: H.T. Engelhardt & S.F. Spicker. Dordrecht; Boston: D. Reidel Publishing Company, 1978.
Straus E.W. Wesen und Vorgang der Suggestion. Berlin: Karger, 1925.
Straus E.W. On obsession. N.Y.: Coolidge Foundation Publishers, 1948.
Straus E.W. Vom Sinn der Sinne: Ein Beitrag zur Grundlegung der Psychologie. Berlin: Springer Verlag, 1956.
Straus E.W Phenomenology: Pure and Applied. Pittsburg, Pa: Duquesne University Press,
1964.
Straus E.W. Phenomenological Psychology: The Selected Papers. N.Y.: Basic Books, 1966. Straus E.W., Natanson M., Ey H. Psychiatry and Philosophy. Ed. by M. Natanson. N.Y.: Springer-Verlag, 1969.
