Quo vadis?
«Эмоционализированные блокировки» как инструмент глобального управления
Поможет ли России отказ от Болонского процесса?
© Гражданин Германии © Citizen of Germany
«Эмоционализированные блокировки» как инструмент глобального управления.
Поможет ли России отказ от Болонского процесса?
"Emotionalized blockings" as the tool of global management.
Whether refusal from Bologna process will help Russia?
Аннотация. Показана объективная связь между современными информационными технологиями и снижением интеллектуального уровня. Раскрыто влияние специализации образования на утрату способности к критическому мышлению. Введено понятие «эмоционализированной блокировки» как инструмента глобального управления, лишающего значительные массы людей возможности адекватно воспринимать реальность.
Annotation. An objective connection between modern information technologies and a decrease in the intellectual level is shown. The effect of the specialization of education on the loss of critical thinking is disclosed. A definition of "emotionalized blocking" has been introduced as a tool for global governance, Depriving significant weight of people of a possibility adequately to perceive reality.
Ключевые слова. Болонский процесс, молодежь, образование, эмоционализированная блокировка, сознание, критическое мышление.
Key words. Bologna process, youth, education, emotional blocking, consciousness, critical thinking.
1
Ответ на вынесенный в заголовок вопрос прост: нет, не поможет.
Отказ от Болонского процесса сам по себе вряд ли способен принципиально что-то изменить просто потому, что проблемы с воспитанием и образованием молодежи возникли отнюдь не из-за него. Он является лишь инструментом, но ни в коем случае не причиной.
По своей базовой идее Болонский процесс есть система унифицированного представления учебных дисциплин и специальностей, которая в общем случае не предусматривает существенного изменения учебного процесса, за исключением введения степени бакалавра и некоторых других второстепенных новаций.
Если бы российские бюрократы следовали его духу, то, прежде чем перейти к упрощению образовательного обмена с Западом, они начали бы с облегчения смены учащимися учебных заведений на территории самой
ГРАЖДАНИН ГЕРМАНИИ — в силу репрессий, развернутых в Германии против всего, связанного с Россией, мы не имеем возможности сообщить имя и фамилию автора.
России. Но, по-видимому, присоединение к Болонскому процессу было не более чем поводом для достижения реальной цели — перенятия глоба-листских моделей создания малообразованной и потому послушной рабочей силы (если кто забыл, основополагающее выступление Германа Грефа на эту тему всегда можно освежить в памяти [3]).
Однако в сегодняшней ситуации даже возврат к прошлой модели ничего не изменит, потому что современные многочисленные проблемы в сфере воспитания молодежи вообще мало связаны с образованием, а являются следствием изменения средств представления информации и правил ее потребления, которые произошли после Второй мировой войны.
До Второй мировой количество студентов в странах Запада было очень мало. Так, общее число студентов университетов в Германии, Франции и Великобритании — трех наиболее развитых и образованных странах того времени с населением, в совокупности составлявшим 150 млн, не превышало 150 тыс., т. е. 0,1% от численности этого населения.
Все началось после войны, когда быстрый экономический рост в Европе и США привел к взрывообразному росту числа высших учебных заведений. Очень скоро число студентов начало измеряться миллионами, а вместе с ростом числа студентов, охотно собиравшихся на рок-концерты, начался рост числа их протестов. Пик этого движения пришелся на студенческие волнения 1966—1968 гг. Причина волнений заключалась отнюдь не в плохих условиях жизни (они-то тогда как раз замечательно улучшались), а в резком повышении ожиданий молодежи, вызванном столь же резким повышением уровня ее образования.
В США кульминация протестного движения пришлась на войну во Вьетнаме, но само движение появилось гораздо раньше и носило в основном культурный характер, что проявилось в бурном развитии рок-культуры и многих других, не столь глобальных процессах.
В Европе протестное движение, развивавшееся вследствие тех же самых причин, было намного радикальнее. Самым массовым оно было в Германии, а рекорд радикализма побили итальянские студенты с их лозунгом «нам нужно Все и Сейчас»('ТиШ e Subito") .
С 1970-х гг. тренд начал меняться сразу по нескольким причинам [4].
Наиболее очевидной из них представляется дискредитация протестно-го движения радикалами, которые начали использовать террористические методы, вершиной чего стала активность группы RAF («Фракция Красной Армии») Баадер-Майнхоф, борьба с тремя поколениями которой длилась более 20 лет.
Фундаментальной причиной ослабления протестов стала постепенная специализация высшего образования, начавшаяся в 1970-х гг. ввиду массового создания развитых промышленных технологий, требовавших столь же массовой подготовки специалистов. Новые технологии были в основном связаны с внедрением компьютеров, а в докомпьютерную эпоху обучение на Западе было примерно таким же, как и в СССР: в вузе давали основы, в то время как в производственных фирмах часто была совсем иная ре-
альность («забудьте дедукцию и индукцию, гоните продукцию»). Именно поэтому те немногие советские инженеры, которые уезжали на Запад до конца 1970-х гг., обычно очень быстро находили работу по специальности, — что стало попросту невозможным в последующие десятилетия.
К указанным причинам ослабления протестов добавились популярные в 1970—1980-е гг. идеи воспитания детей в стиле доктора Спока, полностью исключавшие насилие и сводившие воспитание к ласке и вседозволенности, — потому что дети, мол, сами во всем разберутся.
Наконец, последним из значительных факторов было весьма существенное повышение доверия к власти ввиду постоянного роста уровня жизни.
Результаты совокупного воздействия этих факторов оказались, без всякого преувеличения, шикарными. Когда в середине 1990-х я приехал в Германию, от протестного движения не осталось и следа. Да и откуда было взяться протестам, если система школьного и высшего образования эффективно удаляла все, что имело хоть какое-то отношение к общему развитию, и большинство студентов не знали ничего, кроме непосредственно относящегося к их жизни и хобби. А в этих сферах, если ты не наркоман и не заразился ВИЧ, все было отлично.
В то время к этому еще добавлялось всеобщее радостное помешательство после распада Советского Союза. Так, при обсуждении с моими немецкими друзьями бомбежки Белграда мы все сошлись на том, что это было преступлением. Но когда я спросил, почему немцы не выходят протестовать против этого безобразия, ответом были веселый смех и фраза «Потому что сейчас никто не выходит на улицу протестовать. Сейчас все выходят на улицу танцевать».
Еще один весьма убедительный урок на тему немецкого образования был нами получен, когда наша дочь в 7 классе принесла школьную газету, центральным материалом которой была статья на целый разворот под заголовком «Полезно ли читать». Из нее каждый желающий мог узнать, что да, правда, читать действительно полезно. Добавлю, что этой школой была гимназия (высшая категория из трех возможных категорий немецких школ) с серьезными традициями и очень хорошей репутацией.
2
С результатами такого подхода к образованию я познакомился в 2006 г., когда перешел на работу в фирму, занимавшуюся созданием сложного программного обеспечения. У меня сложились хорошие отношения с шефом, который эту фирму создал, и мы довольно часто подолгу беседовали с ним на темы программирования и не только. И после первой же беседы он меня предупредил: ты с ними (т. е. с сотрудниками) на эти темы не говори, потому что они ничего не поймут.
Как я впоследствии убедился, шеф был совершенно прав: никто из его сотрудников ничего, кроме программирования (а программисты они были действительно замечательные) и своего личного хобби, не знал и, более
того, ничем не интересовался. И это при том, что все они имели высшее университетское образование.
Меня подобная ограниченность выпускников немецких университетов очень удивляла, поскольку во времена моей молодости в Советском Союзе первой характеристикой человека, позволявшей судить о его интеллекте, было именно образование. Нет высшего образования, значит, книг не читает и ничего за пределами своей жизни не знает. Получил высшее образование, — значит, образован, читает книги и что-то знает о стране и мире.
Чтобы понять, что же то, старое советское образование, давало такого, что больше не дает образование современное, нужно разобраться в том, что вообще изменилось в информационных технологиях после конца Второй мировой. За это время к базовым средствам получения информации (книги, газеты, журналы) добавились телевидение в 1950-е гг., Интернет в 1990-е и, наконец, смартфон, начавший свое победное шествие в «нулевые».
Начнем с классического образования, существовавшего в СССР и на дореформенном Западе.
Образование в докомпьютерную эпоху требовало значительных интеллектуальных усилий как на Западе, так и в Советском Союзе. Независимо от идеологических установок это был сложный процесс поиска и освоения информации. Надо было прочесть множество книг и журналов, найти в них нужные сведения; а поскольку эти сведения часто были неполными, потом приходилось искать и читать другие книги и журналы. Не легче было со словарями и энциклопедиями, поиск в которых также занимал кучу времени и сил. В общем, пройдя такое обучение, студент получал очень серьезную интеллектуальную подготовку, которая давала ему очень большие интеллектуальные преимущества по сравнению с теми, кто такого опыта не имел.
И если посмотреть на мир современной политики, то видно, что практически все идеи по изменению мироустройства исходят сейчас от людей именно той интеллектуальной закалки. И то, что сейчас они находятся уже в преклонном возрасте, ничего не меняет, поскольку их интеллектуальный уровень значительно превышает уровень современной образованной молодежи, многие представители которой сейчас крайне ограничены, догматизированы странными идеями и не разбираются в мироустройстве.
Поскольку старое классическое образование эпохи «до Интернета» давало самые лучшие результаты в смысле развития общего интеллекта обучающихся, его можно считать за высшую точку отчета, после которой все пошло вниз.
Посмотрим теперь, как и почему это происходило.
Первым фактором, обусловившим падение интеллектуального уровня населения, стало повсеместное распространение телевидения. В Германии есть замечательная формула для описания этого процесса:
1. Умные зрители смотрят умную телепрограмму.
2. Умные зрители смотрят глупую телепрограмму.
3. Глупые зрители смотрят глупую телепрограмму.
И дело тут вовсе не в производителях телепрограмм, которые в большинстве своем просто стремятся удовлетворить запросы своих зрителей. Проблема именно в зрителях. И это происходит не только потому, что зрителям, как правило, очень нравится примитивная клубничка, — причина в фундаментальной организации человеческих знаний.
Дело в том, что у человека существуют два взаимосвязанных способа усвоения информации: чувственный и языковый (коммуникативный). Основным является чувственный способ — это та информация, которая усваивается человеком в процессе непосредственного контакта с окружающей средой. В принципе это животная информация. Ребенок родился, он начинает что-то делать, получает при этом визуальные, осязательные, обонятельные и прочие образы, которые хранятся в его мозгу.
Где-то через год ребенок научится ходить по полу, но когда его выведут на улицу, то он споткнется на первой же неровности. Упадет, заплачет, — но постепенно научится визуально различать неровности и таким образом усовершенствует свои знания. Все это затем многократно повторится в различных ситуациях, и за последующие годы он накопит весьма значительный опыт, который позволит ему ходить, бегать, прыгать, хватать и делать многое другое. Эти образы представляют собой колоссальную базу данных, которая хранится у нас в мозгу.
База чувственных данных служит основой для языковой коммуникации, которая базируется на наличии одинаковых абстрактных ощущений (понятий) у всех участников языкового обмена. Вся интеллектуальная деятельность человека базируется исключительно на коммуникативной информации, представленной в форме языка; именно поэтому основным источником знаний всегда были книги.
А это значит, что есть принципиальная разница между прочитанной книгой и просмотренным фильмом, который поставлен по этой же книге.
Разница в том, что коммуникативная информация, полученная из книги, может прямо использоваться в процессе размышления, в то время как образная информация, полученная из фильма, может использоваться для размышлений только после внутреннего перевода на язык коммуникативной информации. Для тех, кто воспитан на книгах, такой перевод происходит автоматически и незаметно для них самих, — хотя и для них только до тех пор, пока доля видеоинформации не превышает определенного предела.
В том же случае, когда читатель превращается в зрителя, и чтение книг заменяется фильмами (что нередко происходит ввиду увеличения числа доступных теле- и тем более видеопрограмм), интенсивность интеллектуальной рефлексии на просмотренные фильмы уменьшается, — что фактически ведет к примитивизации индивида и его переключению на более эмоциональный, как правило более жесткий контент [2].
В 1970-х гг. эта тенденция усугубилась тем, что многие родители начали облегчать свою жизнь, сызмальства сажая своих детей перед телевизором, чтобы те их не беспокоили. У таких детей уже попросту не хватало
ни желания, ни словарного запаса для того, чтобы думать над просмотренным. Понятно, что это крайне серьезно сказывалось на их дальнейшем интеллектуальном развитии, и к настоящему времени запущенный таким образом процесс интеллектуальной деградации, затронув основную массу населения западных стран, и в первую очередь США, в которых уровень определенных групп населения (включая, но не исключительно, заметную часть BLM и трансгендеров) постепенно вплотную приближается к уровню животных. Хотя, конечно, и остальное население там явно не страдает от избыточной интеллектуальной деятельности — в том числе и потому, что большинство американских сайтов ориентируется именно на видеоконтент (чего все еще нет в Европе).
Следующим фактором, приведшим к массовому оглуплению населения, стала глобалистская пропаганда, в полной мере проявившая себя после крушения Советского Союза, позволившего глобалистам установить монопольный контроль над всеми западными СМИ. Конечно, западные медиа всегда были средствами пропаганды, но все же до конца «холодной войны» там все еще существовал плюрализм мнений. Так, в Германии была газета «Бильд», мнение которой крайне редко совпадало с мнением ее главного оппонента — либерального журнала «Шпигель». То же самое сохранялось и в других западных странах.
После развала Советского Союза эти различия начали исчезать, и к моменту начала бомбардировок Югославии в апреле 1999 г. оба издания придерживались одной точки зрения.
В результате публика решила, что коль скоро оба основных и традиционно противостоящих друг другу издания пишут одно и то же, то так оно и есть, — хотя на деле версия событий, рассказанная обеими медиа, имела очень опосредованное отношение к действительности. Точно такой же процесс проходил и в других западных странах, в результате чего глобалисты смогли сформировать у народов этих стран, и в первую очередь у молодежи, единую и притом крайне искаженную картину мира.
Успех глобалистской пропаганды обеспечивался прежде всего за счет крайней эмоционализации ключевых событий, подрывавшей способность критического осмысления сообщаемой информации.
Так, фотография лежащего в воде у берега утонувшего мальчика Айлана Курди, который вместе с семьей погиб в Эгейском море по дороге в Европу, вызвала волну сочувствия и сострадания во всем мире и помогла организовать массовый приезд в Европу сирийских и прочих беженцев.
Мобилизации общественного мнения западных стран против Асада сильно помогла несчастная маленькая девочка, которую регулярно показывали по телевизору во время активной фазы сирийского конфликта.
Подобных примеров не перечесть, потому что вся современная западная пропаганда построена именно на эмоционализации тех или иных событий и полностью следует рецептам Адольфа Гитлера, который был создателем этого политического инструмента. Речи Гитлера всегда были рассчитаны на эмоции публики, впадавшей в раж и самозабвение во время
выступления своего кумира (чего стоили женщины, истерически кричавшие «хочу ребенка от фюрера», и т. п.).
Современные западные медиа значительно усовершенствовали гитлеровский метод и научились расставлять «эмоционализированные блокировки», эффективно запирающие определенные области знания.
Действие подобных блокирующих замков нередко распространяется на подавляющее большинство населения, не позволяя последнему разобраться в ситуации. Самый эффективный из общеизвестной части таких замков — это, конечно же, ярлык «теория заговора», который навешивается глобалистами на все то, что им не нравится. Другие актуальные на Западе в настоящее время ярлыки — это «Путин — диктатор», «Путин — преступник, беспричинно напавший на Украину» и т. д. Все, кто пытался говорить с людьми, подвергшимися воздействию «эмоционализированных блокировок», прекрасно знают, что их собеседники совершенно недоступны для любых логических и фактических аргументов и обычно завершают беседу если не матом, то, по крайней мере, эмоциональной просьбой больше никогда не обсуждать эту тему.
Насколько можно судить, подобная «эмоционализированная блокировка» стала одной из причин (весьма вероятно, даже главной причиной) последней волны эмиграции из России на Запад, в ходе которой после начала специальной военной операции из страны начали уезжать столь необходимые ей программисты. С формальной точки зрения данная профессия предполагает наличие развитого критического мышления, — но если посмотреть на международное положение и современное состояние экономик западных стран, то как-то не находится рациональных причин, которыми обладатели такого сознания могли бы объяснить свое желание покинуть Россию.
Зато «эмоционализированные блокировки» сознания позволяют сделать это замечательно.
Один такой эмигрант объяснял мне однажды, что он уезжает потому, что «Путин хочет восстановить Советский Союз, а я хочу жить в свободной стране». Для меня, живущего в Германии долгие годы, подобный аргумент кажется просто диким. О какой свободе можно говорить, когда после начала специальной военной операции здесь ни в одном ток-шоу ни разу не выступил сторонник России, который мог бы связно объяснить позицию страны и причины, побудившие руководство на проведение этой операции. Я уже не говорю о том, что после принятия шестого пакета санкций у нас был отключен телеканал «Россия 1», который был до сих пор доступен по кабельному телевидению. И все это в якобы свободной стране, пятая статья основного закона которой говорит о том, что цензуры нет ("Eine Zensur findet nicht statt").
3
Появление и всеобщее распространение Интернета было благослов-лением для тех, кто получил классическое образование, потому что в их
распоряжении оказались глобальная база данных невиданного ранее масштаба и возможность оперативного получения такой информации, на добычу которой раньше требовались годы.
Но вот его действие на более молодые поколения уже совсем другое, в первую очередь ввиду расставленных глобалистами «эмоционализиро-ванных блокировок», под влияние которых попало подавляющее большинство молодых людей в западных странах и немалое число их российских сверстников.
Именно последнее обстоятельство и есть главная причина всех проблем с молодежью. Фактически мы имеем дело с величайшей медиаоперацией в истории человеческой цивилизации, в ходе которой у большинства молодых (а также уже не очень молодых) людей была фактически уничтожена способность к интеллектуальному творчеству. А оно в значительной мере состоит в способности анализировать то, что Дональд Рамсфельд, бывший министром обороны в администрации Дж. Буша-мл., обозначил как "unknown unknowns" («вещи и явления, о которых мы не знаем, что они нам неизвестны»).
Вот его высказывание полностью: «Мне всегда интересны сообщения, в которых говорится, что чего-то не произошло, потому что, как известно, есть такие вещи, о которых мы знаем, что мы о них знаем (известные известные). Мы также знаем, что есть известные неизвестные, то есть такие вещи, о которых мы знаем, что мы о них не знаем. Но есть также и неизвестные нам неизвестные, то есть такие вещи, о которых мы не знаем того, что мы их не знаем. И если посмотреть на историю нашей и других стран, то именно последняя категория будет самой трудной» [1].
Незнание вещей, о существовании которых нам известно (известные неизвестные) есть самый простой вид незнания. Так, большинство людей не знает, как устроены двигатель автомобиля, компьютер, корабль и прочие технические изделия, — но все знают, что при необходимости эту информацию можно получить в Интернете, в библиотеке, из документации или еще где-нибудь. То же самое относится к очень большому количеству других знаний — биологических, физических, химических и проч.
Совсем иное дело, когда люди сталкиваются с такими явлениями, о существовании которых они вообще не подозревают. В этом случае они наблюдают нечто непонятное, нечто такое, что они не могут идентифицировать и отнести к известной им категории. В этом случае большинство просто игнорирует полученную информацию и ведет себя в полном соответствии с высказыванием Генриха Гейне: «Человек видит только то, что он понимает». Так, например, люди всегда видели летающих птиц, — и, тем не менее, это совершенно не мешало им в течение многих тысячелетий быть убежденными в том, что объекты тяжелее воздуха летать не могут.
Естественные науки развивались как раз путем получения информации именно о таких вещах. Обычно процесс включает две стадии: установление некоего эффекта, который не может быть объяснен, исходя из сущест-
вующих представлений; затем следует выдвижение гипотезы, которая позволяет объяснять это явление. Выдвижение и проверка гипотез — процесс очень сложный, который в отдельных случаях растягивался на столетия. На этом же принципе вообще базируется любое серьезное интеллектуальное творчество, потому что очень часто выдающийся результат состоит в том, что его автор нашел что-то новое, о чем не догадывались его конкуренты.
Выдвижение и анализ гипотез составляли немалую часть классического образования уже потому, что в то время большинство знаний о мире еще не рассматривалось как абсолютно верные. В то время уже было известно о существовании ДНК, — но еще не было технологий манипуляции с генами; ученые уже поняли, что запахи состоят из множества компонентов, — но еще не были созданы технологии искусственного создания запахов.
То же самое происходило в физике и других науках, а компьютеры были настолько маломощны, что все те задачи, которые они рутинно решают сейчас, тогда превосходили даже самые дерзкие фантазии. Но если знание подавалось как гипотеза, то можно было выдвинуть и другую гипотезу, можно было искать другие непонятные эффекты. А это означало, что студентов того времени изначально обучали правилам интеллектуального творчества.
Спустя 40—50 лет сложилась совсем иная ситуация, поскольку большинство видов знания уже устоялось и в настоящее время являются неоспоримыми истинами. Благодаря достигнутому уровню развития науки и техники в них уже практически не осталось неисследованных областей. К этому добавляется то, что практически любой осознаваемый недостаток информации может быть моментально ликвидирован при помощи интернет-поисковиков.
В результате современный студент больше не ожидает никаких загадок в процессе своего обучения, он всегда имеет дело только с известными ему неизвестными. А от знакомства с тем, что ему знать не положено, надежно защищают внедренные в его мозг «эмоционализированные блокировки».
Отсюда прямо следует неспособность немалой части современной молодежи (причем именно лучше всего образованной ее части) самостоятельно разбираться в ситуации, требующей анализа неизвестных им сущностей. Ввиду того, что они не умеют работать с гипотетическими представлениями, таким людям абсолютно чужда идея о том, что мир может быть не совсем таков (или совсем не таков), как они считают.
Различие в поведении специалистов старой и новой школ можно проиллюстрировать эффектом, который произвели современные автоматизированные системы проектирования. Я сам много лет занимался программированием одной такой ЕСЛЭ-системы, которая используется электроинженерами, проектирующими различные электрические системы в машинах, поездах, самолетах, метро, на электростанциях и предприятиях. Основу этой очень дорогой и мощной системы составляет база компонентов, часто включающая сотни тысяч элементов (штекеров, адаптеров,
штыревых контактов, кабелей, шкафов и пр.), разнообразными комбинациями которых можно спроектировать все, что угодно.
Эта и подобные ей системы в прямом смысле слова революционизировали работу конструкторов. Однако очень скоро выяснилось, что специалисты, которые изначально обучались работать на подобных системах, в принципе не способны выполнить поставленную перед ними задачу в ситуации, когда в базе данных отсутствуют необходимые компоненты. А вот для специалиста старой школы это не является проблемой в принципе, потому что он продолжит свою работу в опытном цеху и на полигоне точно так же, как он это делал всегда.
И хотя в наше время такое бывает очень редко, потому что все возможные компоненты уже давно производятся во всех необходимых вариантах, все же имеется одно исключение из этого правила, состоящее в разработке новейших систем, не имеющих аналогов в прошлом.
В современных условиях такая ситуация нередко складывается при разработке нового оружия, и то, что в этой области российский ВПК часто оказывается намного успешнее западных конкурентов, происходит именно благодаря выдающимся успехам последних в области компьютеризации и оптимизации всего и вся. Именно благодаря этим успехам Запад уже давно полностью отказался от подготовки классически обученных инженеров, в то время как в России, которая всегда отставала по уровню автоматизации и компьютеризации, такие инженеры все еще сохраняются.
4
Нетрудно понять, что решение проблем с воспитанием молодежи невозможно без взлома «эмоционализированных блокировок» — особенно тех из них, которые связаны с историей и политикой России. А взлом блокировки невозможен без серьезного давления. Простое увеличение учебных часов для изложения истории Великой Отечественной войны никакого изменения не принесет, потому что можно очень долго изучать историю тех или иных стран и при этом оставаться совершенно равнодушным к их судьбе. И поскольку клин клином вышибают, то России не обойтись от введения в школах и вузах обязательных и длительных курсов, на которых будут подробно рассматриваться критически важные вопросы.
Одной из главных табуизированных в России тем является Советский Союз и то, как в нем жили на самом деле. Это надо обязательно разъяснять молодежи — независимо от того, будет он в будущем восстановлен или выбор будет сделан в пользу какой-либо иной модели. Потому что Россия не сможет выжить при любой будущей модели, если не научится уважать и понимать предшествовавшее ей государство.
Молодежь десятилетиями учили тому, что в Советском Союзе жили плохо, и что там все было «не так». Изменить это можно только конкретным и длительным рассказом о том, каким было это общество на самом деле: почему там с вечера занимали очередь за книгами? почему, при всех своих
недостатках, это была в основном страна приличных людей, чего нельзя сказать о ее наследниках? А есть ведь очень много и других таких «почему».
Возможно, целесообразно чтение определенных книг того времени, дающих представление о жизни в Советском Союзе. Причем не простое чтение, а такое, какое происходило на уроках в советской школе — с подробным разбором образов и сочинениями на связанные с прочитанным темы. Возможно, это будут какие-то иные методы, но понятно, что они должны быть интенсивными и последовательными. Иначе значимого результата не будет.
Тем, кто настроен критически по отношению к войне на Украине, необходимо показывать наиболее жестокие видео из числа имеющихся в России. И пусть они потом ходят к психологам, — по крайней мере повзрослеют, а за это надо платить.
Неплохо было бы иметь хрестоматию по советской истории, истории Великой Отечественной войны и прочие учебные материалы.
5
В заключение краткие выводы из вышесказанного.
1. Современная система образования, узко ориентированная на подготовку исключительно нужных современной промышленности специалистов, ведет к деградации молодежи, которая в случае непринятия контрмер может сделать этот процесс необратимым.
2. Сочетание Интернета с «эмоционализированными блокировками» определенного контента делает молодежь догматичной и лишает ее возможности интеллектуального развития. Интеллектуальная деятельность ограничивается выбором из набора альтернатив, представленных различными списками (результаты поиска в Гугле, в базе данных, простой выбор из некоего списка и т. п.). В том случае, когда удовлетворительное решение таким образом не находится, поиск, как правило, заканчивается за исчерпанием списка возможны вариантов.
Выглядит логика таких личностей примерно следующим образом:
— эту информацию я найду в Гугле;
— чего это ты мне рассказываешь? Это же теория заговора чистой воды;
— на эту тему есть замечательные видеофильмы в Ютьюбе;
— про войну на Украине не надо, вы всегда все перевираете.
В результате мир у таких личностей сокращается до шара, во внутренней поверхности которого они живут. А там можно, не спотыкаясь, сколько угодно бегать во всех направлениях, — больше этот шар от этого все равно не станет.
3. Ключом к решению проблем молодежи является взлом их «эмоцио-нализированных блокировок», который должен стать первоочередной государственной задачей. Без ее решения общество обречено на упадок, который начнется после того, как поколения, воспитанные таким образом, начнут перенимать власть у старших поколений.
ф ф ф
Тема, сознательно исключенная мною из данного анализа, — это критическое влияние на психологию юного поколения смартфонов с экраном высокого разрешения.
С появлением этих устройств (примерно 2010 г.) началось формирование виртуальной реальности и связанное с ней бурное распространение сетевой порнографии. С виртуальной реальностью вопрос отдельный, но понятно, что порнография должна быть полностью убрана из Сети, — как, кстати было в досмартфонную эпоху, когда ее можно было получить исключительно на платных, весьма не дешевых сайтах.
Я не имею понятия о экономическом успехе данного бизнеса, но все указывает на то, что порнография последнего десятилетия вообще не была бизнесом, потому что те суммы, которые требовались для обеспечения хранения и показа этих видеофильмов, должны составлять такую астрономическую сумму, которую крупные сайты, показывавшие в основном бесплатный контент, заработать никак не могли.
А как известно, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, которая (это надо признать) оказалась эффективной до невозможности. Но это — тема отдельного материала.
Литература
1. Брифинг министра обороны США Рамсфельда 12 февраля 2002 года. — Ьйр8://агсЫуе. рЬ/20180320091111 /http://archive.defense.gov/Transcripts/Transcript.aspx?TranscriptID=2636 (дата обращения: 06.06.2022).
2. Делягин М. Конец эпохи: осторожно, двери открываются! : в 2 т. М. : Книжный мир, 2018. Т. 1: Общая теория глобализации.
3. Откровения Германа Грефа: «Власть народа — это страшно». — https://rospisatel.ru/gref-boitsja.htm (дата обращения: 06.06.2022).
4. Смирнов И. Тропы истории : Криптоаналитика глубинной власти. М. : Товарищество научных изданий КМК, 2020. ♦