CC BY
123
УДК 1.316
ЭМОЦИИ И СМИ В ЭПОХУ ПОСТМОДЕРНА © 2014 г. Э.В. Якуба
Рассматривается проблема воздействия средств массовой информации на сознание и внутренний мир индивидов. Показано, что общество «эпохи постмодерна» создало массовую культуру и массового человека, у которого в немалой степени отсутствует рациональная рефлексия. Сделан вывод, что современные люди, на которых активно воздействуют телевидение и Интернет, будучи преимущественно эмоциональными, подвержены эмоциональной манипуляции. Особенно эффективны такие способы манипуляции, как сюжеты, связанные со страхом и с силой, вызывающей не только страх, но и восторг. Описаны приемы СМИ, влияющие на политическое сознание людей. Приведен способ подачи политических реалий: анализ личности политика вместо достоинств и слабостей его политики.
Ключевые слова: постмодерн, массовая культура, СМИ, эмоции, манипуляция, современный индивид, страх, образ силы.
The article is devoted to the impact of media on the consciousness and the inner world of individuals. The author shows that «postmodern» society has created mass culture and mass man who largely
Якуба Элина Валентиновна -
преподаватель,
кафедра английского языка
гуманитарных факультетов,
Южный федеральный университет,
ул. Б. Садовая, 33, г. Ростов-на-Дону, 344082.
E-mail: elina-yakuba@mail.ru.
Yakuba Elina Valentinovna -Lecturer,
Department of English Language of Humanitarian Faculties, Southern Federal University, B. Sadovaya St., 33, Rostov-on-Don, 344082. E-mail: elina-yakuba@mail.ru.
lacks rational reflection. Modern humans, who are under the influence of television and Internet, appear as creatures par excellence, emotional and therefore easily susceptible to emotional manipulation. Especially effective means of manipulation, according to the author are: the subjects connected with fear and with a force capable of causing not only fear, but also delight. This article describes the techniques used by the media to influence the political consciousness of people. As an example, the method of displaying the political realities: the analysis of personality of a politician rather than the strengths and weaknesses of his policies is given.
Keywords: postmodern, popular culture, media, emotion, manipulation, modern individual, fear, image of power.
В условиях формирования информационной культуры когнитивная составляющая эмоциональной сферы опыта стала претерпевать радикальные изменения. С. Кара-Мурза, говоря о современной ситуации в российском социуме, отмечает быстроту изменения отношения к культурным ценностям и восприятия реальности. По его мнению, «человек гораздо более пластичен, чем предполагала антропология модерна. Более того, в процессе быстрых социальных изменений происходит быстрое переформатирование ценностей, рациональности и образа действий масс людей. В России за последние двадцать лет они пришли в такое состояние разума и совести, что все общественные институты перестали выполнять свои привычные функции» [1, с. 9]. С этим трудно не согласиться: доминирование броских визуальных образов на телевидении, сегментация интерфейса компьютера, тесты при обучении составили своеобразный синтез с односторонним и примитивным содержанием, обращением к грубым чувствам, с эксплуатацией пороков, что не может не сказаться на ценностях.
Общество породило систему порочных кругов и процессов, ведущих к разрушению ценностей и деградации человеческого сознания. «Современная культура, по определению, может быть названа культурой видеократии и видеологии». «Впечатляющее развитие и распространение новых средств информации, систем связи и телекоммуникационных технологий, - утверждают Л.П. Гримак и О.С. Кордоб-ский, - влекут за собой глубокие социальные изменения, формируют новый тип сознания, меняют лексику, модифицируют вербальные средства общения» [2, с. 136]. В центре такой современной культуры находятся визуальные образы, воспроизводимые с мультипликационным эффектом на экране телевизора и на мониторе компьютера, на вывесках и плака-
тах, развешанных на всех улицах и во всех городах. Понятно, что в этой ситуации именно человеческие эмоции оказываются в центре социального обмена. Однако информационная культура как область качественного расширения регулятивного потенциала эмоций по сути является лишь результатом развития европейского общества конца XIX -начала ХХ в., т.е. периода формирования общества, ориентированного на усредненного максимально типичного индивида, живущего не по законам религии или метафизики, а по своим потребностям, эмпирическим проблемам, радующегося простым вещам и горюющего по сугубо личным поводам и мотивам. Того самого человека, который в массе людей, в этом броуновском уличном движении практически ничем не отличается от миллионов таких же, как и он. Все их отличие только и состоит в фамилии, имени, отчестве, да еще в предпочтениях вкусов и настроений, а также желаниях исключительно типичных. Меткую характеристику такой социальной инволюции с точки зрения изменения самого человека дает Ж. Бодрийяр. «Наш инцест, - пишет он, -имеет место уже не на уровне секса или семьи; в своем инцесте мы уподобляемся скорее простым одноклеточным, размножающимся делением. Именно так мы повернули этот запрет - в сторону дробления Того же самого, совокупления Того же самого с тем, что ему подобно... Тот же самый никогда не содержит ничего, кроме собственной сути. Это и есть наш идеальный современный клон: субъект, из которого вымарано все Другое, который лишен возможности разделения и обречен на метастазирование самого себя, на чистое повторение» [3, с. 179, 181].
Это общество модерна и постмодерна, безликих «мы». Нельзя конечно отрицать, что у каждого из этих «мы» есть свое уникальное восприятие мира, себя и других людей, своя
особенная мерка экзистирования, своя, как это частенько можно слышать, «точка зрения». Однако вся шаткость, зыбкость, принципиальная неустойчивость подобных «уникумов» тот час же обнаруживается с невероятной легкостью, как только в обществе начинает мощно пульсировать какой-нибудь источник чисто эмоциональных флуктуаций. Точка зрения представителя модернистской культуры чрезвычайно легко поддается чувственной экспрессии. Иллюзии свободы, которыми на заре Модерна тешили свою душу бывшие королевские подданные или цеховые подмастерья, оказались на самом деле очень жесткими оковами, которые, как это теперь можно судить, в отличие от железных кандалов сбросить с рук практически невозможно.
Сама эта проблема стала предметом изучения многих социальных мыслителей уже тогда (в эпоху расцвета капитализма в его классической форме, описанной Марксом). В их трудах представлена социально-философская экспертиза природы массовой культуры (эра толпы, эра публики, эра пустоты и т.д.) и показаны причины резкого возрастания экспрессивной составляющей социального и культурного обмена. Причем речь идет не просто и не столько о количественном росте (древнейшие архаичные племена были всецело поглощены дикой танатально-эротической чувственностью), а об изменении когнитивной (следовательно, оценочной, прогностической, операциональной) составляющей эмоциональной сферы, той самой, которая выступает каналом прямого непосредственного влияния на носителя такой реакции. В мире атомизи-рованной социальности, ее деонтологизиро-ванного публичного пространства эмоции как срез антропологической реальности меняют формы и способы своего участия в культуре. Они превращаются из момента саморегуляции и имманентного соотнесения «Я» в своем опыте с кодами культурных табу и повелений в инструмент регуляции со стороны внешних агентов. Причем, что любопытно, табуиро-ванные пласты опыта традиционной культуры в новейшее время как бы сбрасывают свои оковы, десублимируются, получают легитимность, но взамен их приходит новое порабощение.
Г. Ле Бон обозначил такую социальность как толпа. Он отмечает, что именно в таком типе социальной общности эмоциональная
сфера человека оказывается существенно доминирующей формой позиционирования. «В толпе интеллектуальные способности индивидов и их индивидуальность исчезают; разнородное утопает в однородном. В толпе может происходить накопление только глупости, а не ума» [4, с. 135]. Доминирование иррациональных полусознательных волеизъявлений реализуется в такой общности таким образом, что эмоции каждого ее участника направляются единым потоком, утрачивают свое различие, сливаясь в единую моновекторную стихию. Эмоции становятся ведущими регуляторами поведения человека в толпе в результате того, что сама такая общность анонимна и не несет на себе ответственности за свои действия. Эмоциональное поведение в целом нелогично, если о нем судить со стороны действующего лица (тогда как тот, кто производит вспышки негативных или позитивных эмоций как раз таки очень хорошо просчитывает возможную реакцию людей). Оно во многом безответственно (как в социальном, так и в экзистенциальном плане), поскольку подчинено инстинктам (удовольствие или страх).
Именно человек массы, относящий свое собственное «я» к усредненному «мы», в современном мире оказывается в максимальной степени подвержен социальному влиянию, внушению и социальному возбуждению. Их каналы устремлены прежде всего к его эмоциональной сфере, единственно реальной и непосредственной сфере опыта такого индивида, лишенного собственной силы к широкоохватной рефлексивной деятельности. Да современные индивиды нередко и не нуждаются в рефлексии в условиях господства массового производства, псевдоценностей рынка и квазилиберальных соблазнительных проектов. Человеку, на мгновение вырванному из «мы», не хочется напряженно обдумывать собственную жизненную стратегию, проблемы общественного развития. Гораздо важнее, насущнее - удовлетворение личных потребностей (ближайшим образом, материальных и психологических), а что там происходит в «большом» мире - не так уж и важно. Общество, его институты, процессы интересны подобному индивиду лишь в той мере, в какой их изменения могут повлиять на его собственное существование. Опыт «массового» индивида характеризуется принципиальным
безразличием по отношению к другим опытам, если они напрямую не касаются его собственных дел. По мнению Ж. Липовецки, прошла эпоха революций, скандалов, надежд на будущее. В постмодернистском обществе царствует всеобщее равнодушие, где новое воспринимается как старое, а новшество - как нечто банальное. «Налицо разочарование и монотонность новизны, усталость общества, сумевшего апатией нейтрализовать то, что его создает, - перемены» [5, с. 22 - 23]. «Нет больше ни политического, ни художественного авангарда, который был бы способен предвосхищать и критиковать во имя желания, во имя перемен, во имя освобождения форм. Это революционное движение завершено» [3, с. 17 - 18], - отмечает Ж. Бодрийяр. В этой ситуации самым уязвимым звеном в опыте такого человека оказывается как раз его эмоциональная сфера, ибо пытаться ее обрабатывать идеологически, концептуально неэффективно: если человек боится власти или какой-нибудь жуткой болезни, то никакие теоретические посулы не избавят его от этого чувства.
В отношении такого агента массовой культуры Ле Бон делает следующий вывод: «Итак, исчезновение сознательной личности, преобладание личности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, стремление немедленно превратить в действия внушенные идеи - вот главные черты, характеризующие индивида в толпе. Он уже перестает быть самим собой и становится автоматом, у которого своей воли не существует» [4, с. 137].
В обществе постмодерна утрачиваются сдерживающие механизмы для эмоциональных флуктуаций. Напротив, именно такие всплески выступают способом своеобразной идентификации «мы». Современный индивид гораздо более раздражителен, импульсивен, и вообще изменчив. В этом смысле он даже чем-то приблизился к первобытному состоянию. Импульсивное эмоциональное поведение становится доминирующим. Современный индивид редко предпосылает собственной деятельности продуманное рассуждение, апеллирующее к логике. Логика тут вообще одна: то, что приносит мне страдание, - плохо, то, что удовольствие и спокойствие, - хорошо. В этой ситуации ослабевают универсальные социокультурные регуляторы, нормы и правила этикета. Сегодняшнее общество
достаточно аморфно, в нем степень личного самосознания индивида, интериоризации базовых смыслов крайне низка. Потому этот вакуум всеобщезначимых коммуникативных конституитивов заполняется виртуальными, чувственными, чисто эмоциональными формами. Культурная регуляция подменяется регуляцией естественной, нередко просто инстинктивной. При этом «могущество слов находится в тесной связи с вызываемыми ими образами и совершенно не зависит от их реального смысла» [4, с. 183].
Эмоциональная сфера в такой социальной среде обладает также свойством преувеличенности экспрессии и ее односторонностью. Однонаправленные чувства распространяются очень быстро через внушение и «заражение». Кроме того, самонагнетание эмоционального переживания, и особенно страха, не умеряется таким сдерживающим фактором, как социальная ответственность. На что, собственно, СМИ и делают свою ставку в игре. Их квазиобъективность, порождаемая экранным отделением «события» от «зрителя», создает иллюзию отчужденности этих зрителей от ответственности за принимаемые решения. Люди превращаются в пассивных созерцателей «спектакля», в тех, кого ведут. Ими правят заэкранные «кукловоды».
Еще одна важная особенность массовой культуры и ее главного носителя состоит в том, что уважение у него вызывает по преимуществу только сила. Сила зрелищна и притягательна - вспомним голливудские боевики с непобедимыми «агентами 007» и полукибернетическими супергероями. Созерцание силы и насилия способно затрагивать самые глубинные стороны человеческой психики. Всевозможные «терминаторы», окруженные ореолом романтики современные разбойники вызывают восхищение у массового зрителя. Совершение же обычных благих поступков не имеет никаких шансов стать популярным в современном культурном пространстве, занятом шоу и фильмами-боевиками. Однако, как мы уже отмечали, самое главное проявление подобного эмоционального перекоса современной цивилизации - утрата способности современного индивида к суверенному самосознательному отношению к основным сферам общественной жизни.
Очень точный, на наш взгляд, диагноз такому состоянию дал Р. Сеннет. Когда эмо-
циональная сфера доминирует в отношении человека к социальным фактам, происходит «падение публичного человека» [6], которого Аристотель определил как zoonpolitikon. Постмодерн трансформирует пространство классического понятийного политического дискурса в сферу выражения эмоций по поводу того, какой политик «хороший», а какой -«плохой». А сейчас аксиология исторически взращенных ценностей и значений вообще подменяется аксиологией вкуса, имиджа, настроения и т.п. Огромную роль в этом как раз играют СМИ. Благодаря им политика становится более зрелищной, персонифицированной и общедоступной.
СМИ не только не расширяют, как кажется на первый взгляд, за счет привлечения миллионной аудитории, а наоборот, разрушают пространство публичного дискурса [7]. С точки зрения Ж. Бодрийяра, «главной характеристикой массмедиа является то, что они представляются неким "антимедиатором", что они не транзитивны, производят не-коммуникацию -если только мы согласимся определять коммуникацию как обмен, как пространство взаимности слова и ответа... Иначе говоря, если мы определим коммуникацию в качестве чего-то, отличного от простой передачи/приема информации, пусть даже и обратимой в feedback» [8, с. 186]. Политика сегодня стала именно развлечением, спектаклем, рассчитанным не на зрелую рационалистическую способность рефлектирующего человека, а на эмоции атомизированного потребителя. Так же оценивает ее и З. Бауман. «Единственная форма, в которой политика допущена в мир медиа, сделана на мерке этого мира, - пишет мыслитель. - Политика предстает в этом мире как драма личностей, в виде успехов или неудач отдельных политиков, в виде конфликта характеров, мотивов, стремлений, в виде очередной (и не самой увлекательной) инсценировки постоянной и неизменной человеческой комедии. Приятные или отталкивающие черты характера, смелые или трусливые реакции на вызов оппонента, видимая искренность или уклончивость самого политика значат больше, чем достоинства или слабости его политики -по той простой причине, что их гораздо легче передать (и передать интересно) с помощью драматического телевизионного кода». Фокусируя на себе все внимание, политики оставляют вне поля зрения многие ключевые поли-
тические проблемы. «Парадоксальным образом, поток информации, ставший возможным благодаря масс-медиа, делает большинство фундаментальных условий общественного бытия невидимыми» [9, с. 104 - 105].
В современных условиях беспримерного «омассовления» культуры радикально трансформировалась регулятивная область опыта. Именно эмоции стали объектом прямого действия политических субъектов. Классический Логос как основание социокультурного становления человека в традиционной европейской культуре сегодня уступил место Пафосу. Политические категории фактически стали категориями психологическими, обладающими неизмеримо большим регулятивным и мани-пулятивным потенциалом по отношению к современному обществу, чем рациональные доводы классических идеологий эпохи Нового времени (Просвещения).
Общественное мнение, о котором нередко говорят как о показателе демократических процессов в обществе, в силу указанных обстоятельств оборачивается общественным чувством. В условиях наличия медийного опосредствования коммуникации и выхолащивания ее конститутивного потенциала, утрачивается и основа для имманентной выработки коллективного самосознания, способного интегрировать в себе через реальное противоречие различные точки зрения и тренды понимания. Так, очень сложно назвать общественным мнением, например, простую сумму голосов на выборах или ярко окрашенные интернет-дебаты во всевозможных форумах.
Психика современного индивида весьма неустойчива, и чем больше он стремится демонстрировать ее прочность, тем очевиднее становится ее хрупкость и уязвимость. Процесс социализации реализуется ныне виртуально, в «субпространствах» социальных сетей, где тоже ведется целенаправленная работа по формированию «сознания масс». Внешний мультикультурализм и социальный релятивизм не исключают, а предполагают мягкое навязывание определенных мнений и стандартов. Интериоризация социальных смыслов носит как никогда ранее тотальный, жесткий и даже жестокий, характер (образы разных «врагов» и «друзей» входят в круг идентичности типичного представителя современности).
Разумеется, это не означает, что современный человек - лишь раб электронной манипу-
ляции со стороны СМИ, только эмоционально зависимая от медиа марионетка. Однако каждому, кто не желает быть «человеком толпы», необходимо ежедневно будить в себе как рациональное сознание, так и волю, чтобы сохранять независимость своего внутреннего мира от вторжения в него глобальных манипуляторов.
Литература
1. Кара-Мурза С.Г. Спасти Россию. Как нам выйти из кризиса. М., 2013.
Поступила в редакцию
2. Гримак Л.П., Кордобский О.С. Техники психической саморегуляции // Человек. 2001. № 5.
3. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М., 2000.
4. Ле Бон Г. Психология толп // Психология толп. М., 1998.
5. Липовецки Ж. Эра пустоты. Очерки современного индивидуализма. СПб., 2001.
6. Сеннет Р. Падение публичного человека. М., 2002.
7. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М., 2004.
8. Бодрийяр Ж. К критике политической экономии знака. М., 2003.
9. Бауман З. Свобода. М., 2006.
25 февраля 2014 г.
