CC BY
0
References
1. Tarasenko T.P. Yazykovaya lichnost' starsheklassnika v aspekte ee rechevyh realizacij (na materiale dannyh associativnogo 'eksperimenta i sociolekta Shkolnikov Krasnodara). Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Krasnodar, 2007.
2. Sattarova R.V. Universal'nye, nacional'no-kul'turnye i individual'nolichnostnye kachestva yazykovoj lichnosti politika (na osnove analiza politicheskogo diskursa D. K'emerona). Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2016; № 5 (60): 357-362.
3. Dojnikova M.I. Yumoristicheskie sredstva v politicheskih internet-memah (na materiale nemeckogo yazyka). Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2023; T. 16, № 10: 3272-3279.
4. Biryukova E.O. Individual'nyj rechevoj portret govoryaschego v televizionnom diskurse. Vestnik Cherepoveckogo gosudarstvennogo universitet. 2011; T. 11: 29-33.
5. Vasil'kova M.V. Rechevoj portret nemeckogo politika (na primere publichnyh vystuplenij federal'nogo Ministra inostrannyh del Zigmara Gabri'elya). Nauka - obrazovaniyu, proizvodstvu, 'ekonomike: materialy HHSh (70) Regional'noj nauchno-prakticheskoj konferencii prepodavatelej, nauchnyh sotrudnikov i aspirantov: v 2 t. Vitebsk: Vitebskij gosudarstvennyj universitet im. P.M. Masherova. 2018; T. 1: 126-127.
6. Cvetkova E.B. Rechevoj portret sovremennyh nemeckih politikov v aspekte pragmalingvistiki (na materiale protokol'no-'etiketnyh rechej): special'nost' 10.02.04 "Germanskie yazyki". Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Moskva, 2018.
Статья поступила в редакцию 18.03.24
УДК 811.161.1'42
Dubova M.A., Doctor of Sciences (Philology), Senior Lecturer, State University of Humanities and Social Studies (Kolomna, Russia), E-mail: dubovama@rambler.ru
Vakhrameeva V.O., student, Faculty of Philology, State University of Humanities and Social Studies (Kolomna, Russia), E-mail: magic.green.tea2@gmail.com
EMOTIVE MESSAGES IN THE CONTENT STRUCTURE OF CHARACTERS OF B. PILNYAK'S NOVEL "THE VOLGA FALLS INTO THE CASPIAN SEA".
Emotive space is an important structural and content category for reading a literary text. The relevance of the undertaken research lies in turning to the methodology of analyzing the emotive content of a literary text, revealing the depth and meaning of the experiences of the heroes of the work, which are represented by a system of lexical means. The subject of the study is the ways of expressing emotiveness in B. Pilnyak's novel. The research is based on methods of semantic and linguistic-stylistic analysis, description of linguistic units, systematization and generalization. The conclusions substantiate that the system of lexical means, in particular, objectify the emotive space of the hero, which is demonstrated by the example of the analysis of the image of Edgar Laszlo. The materials of the article can find practical application in university courses on philological and linguistic analysis of text, stylistics, and the history of Russian literature of the first third of the twentieth century. The conclusions substantiate that in the depiction of the hero's emotive space, fragmentary emotive meanings predominate, and the single phrasal meanings present tend to repeat themselves and, therefore, reach the level of fragmentary or general textual ones. Emotive meanings are functional and interpretive-characterological in orientation and are objectified in the text by expanded metaphors, displacement of subject-object relations in the narrative and syntactic constructions.
Key words: emotive meanings, semantic analysis, lexical objectification, character, B. Pilnyak
М.А. Дубова, д-р филол. наук, доц., Государственный социально-гуманитарный университет, г. Коломна, E-mail: dubovama@rambler.ru
В.О. Вахрамеева, студентка, Государственный социально-гуманитарный университет, г. Коломна, E-mail: magic.green.tea2@gmail.com
ЭМОТИВНЫЕ СМЫСЛЫ В СОДЕРЖАТЕЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ ПЕРСОНАЖА (ПО РОМАНУ Б. ПИЛЬНЯКА «ВОЛГА ВПАДАЕТ В КАСПИЙСКОЕ МОРЕ»)
Эмотивное пространство является важной структурно-содержательной категорией художественного текста. В обращении к методологии анализа эмо-тивного содержания романа Б. Пильняка «Волга впадает в Каспийское море», выявляющего глубину и смысл переживаний героев произведения, которые репрезентируются системой лексических средств, и заключается актуальность предпринятого исследования. Предмет изучения составляют способы выражения эмотивности в романе Б. Пильняка. Исследование опирается на методы семантического и лингвостилистического анализа, систематизации и обобщения. В выводах обосновано, что система лексических средств объективирует эмотивное пространство героя, что продемонстрировано на примере анализа образа Эдгара Ласло. Материалы статьи могут найти практическое применение в вузовских курсах филологического и лингвистического анализа текста, стилистики, истории русской литературы первой трети ХХ века. В выводах обосновано, что в изображении эмотивного пространства героя преобладают фрагментные эмотивные смыслы, а присутствующие единичные фразовые имеют свойство повторяться и в связи с этим выходят на уровень фраг-ментных или общетекстовых. Эмотивные смыслы имеют функциональную и интерпретационно-характерологическую направленность и объективируются в тексте развернутыми метафорами, смещением субъектно-объектных планов в повествовании и синтаксическими конструкциями.
Ключевые слова: эмотивные смыслы, семантический анализ, лексическая объективация, персонаж, Б. Пильняк
Антропоцентрическая парадигма исследований, актуализирующая внимание к человеку его переживаниям, его эмоционально-психологическому состоянию, является приоритетной в современном научном знании. В связи с этим особую значимость приобретает такая категория художественного текста, как эмотивность, предполагающая изучение чувств, переживаемых автором и героями, объективируемых в произведении системой лексических средств [1, с. 122], интерпретация которой определяет содержание «эстетической и эмоциональной составляющих читательской деятельности» [2, с. 80].
В основе всякого человеческого поступка лежит решение, осознанно или неосознанно для самого человека принятое его психикой, традиционно делимой на эмоции и чувства. Склонности к проявлению или отсутствию проявления тех или иных эмоций представляют собой психологические качества личности, без учета которых невозможен целостный анализ образа любого персонажа художественного произведения. Таким образом, актуальность предпринятого исследования состоит в обращении к методологии эмотивного анализа художественного текста, выявляющего глубину и смысл переживаний героев произведения, которые репрезентируются системой языковых средств. Новизну статьи составляет анализ эмотивного пространства Эдгара Ласло - одного из героев романа Б. Пильняка «Волга впадает в Каспийское море». Цель статьи, состоящая в выявлении и описании средств языковой объективации эмотивных смыслов в структуре конкретного персонажа пильняковского романа, реализуется в ряде частных задач: выявить и проанализировать текстовые фрагменты, объективирующие эмотивное пространство героя; охарактеризовать типы эмотивных смыслов и способы их репрезентации. Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его материалов в вузовских курсах по стилистике, лингвистическому анализу текста, истории русской литературы ХХ века. Объект
исследования составляет эмотивное пространство героя романа Б. Пильняка. Предмет - способы его лексической объективации в тексте.
Всякая речевая деятельность по своей природе эмоциональна, пусть эта эмоциональность и не всегда явна для реципиента. Язык обладает имманентной способностью выражать психологические, т. е. эмоциональные состояния и переживания человека [3, с. 6]. Помимо собственно эмотивной так называемых эмотивов (радость, злость, волнение), эмоционально окрашенными могут становиться и единицы нейтральной лексики, приобретая в контексте новые смыслы и коннотации. По мнению психолингвистов (А.А. Залевской, Т.А. Гридиной, Е.Ю. Мягковой, РМ. Фрумкиной и др.), вся лексика языка эмоционально окрашена [4, с. 70]. Эта точка зрения может быть аргументирована присутствием в структуре концепта ценностного, оценочного, а следовательно, эмоционального компонента [5, с. 54]. Автор также может репрезентировать эмоции героя в его высказывании при помощи изменения коммуникативного типа предложения, использования эллипсиса и других синтаксических средств объективации эмоционально-чувственного плана. Стремление к аутентичной передаче звучащей разговорной речи порой может граничить с нарушением орфоэпических и грамматических норм литературного языка [6, с. 151-152].
Л.Г Бабенко и Ю.В. Казарин выделяют в художественном произведении три разновидности эмотивных смыслов - фразовые, фрагментные, общетекстовые. Они определяются «семантическим радиусом манифестирующей их эмотивной лексики (контекст фразы, текстовой фрагмент, целостный текст) и характером взаимодействия лексической эмотивной семантики и эмотивного содержания текста» [1, с. 133]. Проанализируем способы лексической объективации проявлений психологического и эмоционального состояния персонажа романа Б. Пильняка «Волга впадает в Каспийское море», «сочетающие типические и ин-
дивидуально-авторские приемы» [7, с. 205], с учетом обозначенных трех смысловых уровней.
В центре нашего исследовательского интереса находится один из главных героев произведения - Эдгар Ласло. Эмоции персонажа, его эмотивное пространство изображаются автором как «особая психическая реальность» [1, с. 123], притом представляемая читателю в качестве объективно существующей.
Часто эмоциональная доминанта произведения, комплексная эмоция, раскрываемая в тексте в частных эмотивных смыслах, отражена уже в семантике заглавия. «Волга впадает в Каспийское море» нарушает эту традицию, и, как нам кажется, неслучайно. Заглавие, представляющее собой сухую прописную истину - между прочим, одну из двух любимых фраз чеховского Ипполита Иппо-литыча из «Учителя словесности» - как бы намеренно лишено всякого эмоционального подтекста. Но эмоции - это «вторая жизнь, данная бессознательным в человеке, инстинктом, кровью, солнцем» [8, с. 278], а «вторая жизнь» - «в тайне, этого никто не знает, этих тайных троп, неприметных примет» [8, с. 299]. Эта жизнь как бы намеренно отодвинута на задний план романа, который поначалу кажется посвященным только лишь строительству коммунизма, переделу мироустройства. И чем глубже скрыты страсти, чем больше их стараются игнорировать герои произведения в тщетных попытках сосредоточиться на «первой жизни», тем сильнее эти страсти разгораются, острее и напряженнее становится эмоциональный фон.
Центральный эпизод в эмоциональной жизни Эдгара Ласло - ночь после похорон жены Марии, проведённая им в одиночестве в опустевшем доме. Читатель видит эту страшную ночь дважды - до и после того, как узнаёт в подробностях о предшествовавших ей событиях. Возвращение к этому эпизоду ближе к концу романа подчеркивает важность его как в судьбе Ласло («Ночи, когда книги превращаются в мертвецов крематория, не проходят для человека даром» [8, с. 278]), так и для сюжета романа в целом. Первый текстовый фрагмент, полностью посвященный Ласло, лишен какого-либо внешнего действия, но предельно насыщен эмотивными смыслами. Для их лексической репрезентации Пильняк использует развернутые метафоры с подчеркнутой физиологичностью: герой физически чувствует свой мозг - «две котлеты сырого мяса», рождающаяся у него мысль «бежит мышью» и «физически царапает», бессознание, желанное забытье описывается как «непроницаемые зеленые шторки» [8, с. 278-279]. Мучительная сосредоточенность Ласло, до предела напряженное состояние сознания передаётся не через реплики, не через моторные реакции и даже не через мысленный поток героя (мыслительная деятельность его, отчасти благодаря попыткам её намеренно ограничить, сейчас весьма скупа), а исключительно через его субъективные ощущения - «такие, от которых люди седеют» [8, с. 279].
Для описания эмоционального состояния Ласло на протяжении всего романа часто используется авторское выражение «смотреть за пространства» - то есть погружаться в глубокую задумчивость, уходить в свои мысли, глядя перед собой невидящим - и в то же время видящим больше, чем окружающая реальность - взглядом. Первый раз в романе Эдгар Ласло погружается в это особое состояние, будучи в состоянии алкогольного опьянения. Автор снова подчеркивает: «из-за пространств в алкоголе всегда приходили к Ласло не мысли, но ощущения». Эмоции, имеющие не вполне ясную природу, доведены здесь до крайности и всё так же физиологично остры - от радости «немеет позвонок» и «солнце входит в сердце», от тоски «ломит череп», «в череп вселяется смерть» [8, с. 286]. Примечательно, что эмоция радости ощущается «сердцем», т. е. душой, а эмоция тоски, как и в предыдущем фрагменте, - «черепом», «мозгом», ассоциируется с рациональным началом, с сознанием. Автор прибегает здесь к некоторому психологическому параллелизму - несколько раз упоминается «желтая, дряблая заря», рифмующаяся с замутненным, «переалкоголенным» состоянием Ласло. Заря, описанная как нечто довольно некрасивое, происходящая почти в безвременье, так как Ласло не помнил, утром ли, вечером ли это было - эта странная заря словно бы с самого начала сулит несчастье тому, что зародилось между Ласло и Марией в её «дряблом» свете. Всё тем же утром (или вечером), уже после разговора с Марией Ласло поднимает пустую руку, чтобы выпить за дружбу с Садыковым. Думается, что этот жест может иметь два психологических объяснения. Первое из них лежит на поверхности и доступно Садыкову: Ласло крайне пьян и выполняет все действия машинально, не отдавая себе отчета в них. Второе более глубинно: друзья уже не могут выпить за дружбу, как прежде, не могут чокнуться «не водкой о водку, но сердцем о сердце» [8, с. 294]. Вместо своего сердца Ласло протягивает Садыкову пустоту.
В сцене объяснения с Садыковым эмотивные смыслы также находят выражение в жестах, точнее говоря, в их малочисленности и жесткости: «отошёл к окну», «сел на подоконник», «прошел по комнате, обогнув стол», «стал у стола», «ни единым мускулом не проливал кувшина слов Садыкова» [8, с. 304]. «В трагические минуты у людей всегда мало жестов» [8, с. 303], - поясняет сам автор эту вымученную сдержанность и хорошо скрываемый душевный надрыв. Здесь нужно обратить внимание на вторую формулу, часто сопутствующую Ласло в тексте, - «глаза к тому, чтобы действовать». Такой окказиональной синтаксической конструкцией Пильняк описывает не только решительность во взгляде героя, но и его нетерпеливую готовность к действию, содержащую в себе уже начавшийся переход от мысли к поступку - готовность такую, будто бы герой может действовать одними своими глазами, будто он имеет выражение глаз уже действующего
человека. Выражение «глаза к тому, чтобы действовать» отражает интерпретационно-характерологический эмотивный смысл, являясь частью эмоционального портрета Ласло в целом; оно может также воспроизводить фрагментный эмотив-ный смысл отдельно взятого эпизода, изменение внутреннего состояния героя, если при нём присутствует глагол «стали». «Глаза к тому, чтобы действовать» -второй шаг на пути к действию для Ласло после «взгляда за пространства»: «глаза Эдгара Ивановича, когда они возвращались из-за пространств, были также к тому, чтобы действовать» [8, с. 300]. Начиная снова видеть окружающую действительность после погружения в собственные мысли, в то, что стоит за этой действительностью, скрывается между строк, Ласло испытывает необходимость в ее изменении.
При объяснении с Садыковым глаза Ласло становятся «к тому, чтобы действовать», «остры, как остры бывали глаза его предков-кочевников, следивших в степи за врагом» [8, с. 304]. Примечательно, что в этом текстовом фрагменте эмоциональное состояние героя передаётся посредством реакции другого героя на его поведение. «Нет, Эдгар, мы не враги, нет», - возражает Садыков на невысказанное утверждение, отвечает на незаданный вопрос, в то время как Ласло хранит молчание. Чувство враждебности по отношению к Садыкову, возникшее у Ласло, настороженное наблюдение за ним, готовность принять удар или самому нанести его отражаются не только во взгляде героя, но и в реплике человека, видящего этот взгляд.
После сцены объяснения внутреннее состояние персонажа описывается посредством характерной пильняковской субъективизации повествования, сочетающейся с искажением субъектно-объектных отношений [9, с. 105-106]. Примечательно, что состояние Ласло здесь сопоставляется с состоянием Марии, внешне подобное ему, но внутренне совершенно иное: «прошли они рядом в безмолвии остановившихся - у каждого своё - ощущений» [8, с. 306]. Первая реплика Ласло после этого молчания - «Какая ерунда!», первая реплика Марии - «Что же мы будем делать, Эдгар?» Присутствие обращения в словах Марии, вопросительная интонация указывают на обращенность всего существа героини к Эдгару, возложение на него ответственности за случившееся и за их будущее, тревожное ожидание его мнения, его решения. Но реплика Ласло обращена не к Марии, а в пустоту, в его словах звучит непонятно откуда взявшаяся равнодушная насмешка над, казалось бы, судьбоносными для него и его любимой женщины событиями. Лексемы «не слыша», «не ответил» демонстрируют эмоциональную глухоту и невнимательность Ласло к переживаниям Марии. Он решительно, без тени смятения отправляет ее «домой», игнорируя вопрос о том, какой же дом имеется в виду. «Мария Федоровна принадлежала ему сейчас - навсегда. Он взглянул из-за пространств на эту женщину, которая стояла против него, и глаза не понимали, - женщина была чужая, незнакомая» [8, с. 306]. Ласло, не задумываясь, пьет посреди рабочего дня у Грибоедова, пьет машинально, после совещания равнодушно соглашается с Сарычевым в том, что «Федор - отличный товарищ», но пропускает мимо ушей вопрос о свадьбе. Существуя по инерции, он словно бы копит силы для разговора с Ольгой, оказавшегося для него куда важнее, чем ответ на вопрос Марии «Что же мы будем делать, Эдгар?».
«Надо было возвращаться из-за пространств, решать и действовать. И человек решил. Эдгар Иванович стряхнул в ночь со шляпы беспорядок мыслей...» [8, с. 311]. Мария «становилась формулою», лучше сказать, даже переменной в формуле морали и чести нового времени, «крестом и подвигом для других» [8, с. 326], как немного позже скажет сама она. Характерны словесные конструкции, используемые Ласло в разговоре с Ольгой, - они содержат отрицание или двойное отрицание и больше напоминают оправдание, нежели утверждение своей правоты: «не могу не принять вызов» [8, с. 318] вместо «хочу принять», «не могу бросить женщину» вместо «хочу быть с ней».
После этого разговора Ласло снова становится инертен и бессмысленно оптимистичен, как человек, глубоко внутри себя похоронивший свои чувства и переживания: «Эдгар Иванович пребывал бодр, деловит и покоен» [8, с. 321], «Эдгар Иванович пребывал очень бодр» [8, с. 321]. В общении с Марией всё чаще звучит вопрос «Нет, почему же?», с помощью которого Эдгар разыгрывает искреннее удивление и недоумение в тех ситуациях, в которых прежде они, вероятно, понимали друг друга с полуслова или вовсе без слов. Почему же не разбудить музееведа, который своим присутствием разрушит таинство разговора двоих [8, с. 321], зачем же читать дневник Марии [8, с. 325], знать ее секреты, которые она сама жаждет раскрыть, положить «на ладонь» Эдгару вместе со своим отныне не нужным ему сердцем? Вопрос «Нет, почему же?» не разуверяет Марию в страшных подозрениях, в уже очевидном страшном факте собственной ненужности, но своим притворным удивлением сглаживает острые углы, отдаляет момент серьезного разговора. В каждом слове Эдгара, обращенном к Марии, чувствуется раздражение и сознательное отгораживание: «Ты мешаешь мне смотреть, милая, и у тебя грязные пальцы» [8, с. 325].
Порой Эдгар клялся Марии в любви - но всё же и здесь, как в её кошмаре, он «неистовствовал снегом» [8, с. 330]. Примечательно, что в эпизоде, посвященном его клятвам, как и в сцене объяснения с Садыковым, истинное значение происходящего передаётся не через реплики и поведение героя, но через поведение адресата транслируемого сообщения. Казалось бы, долгожданные объятья и признания Ласло вызывают у Марии «слёзы боли», она «ёжится в страхе» [ 8, с. 327]. Чувства, которые он испытывает, или, по крайней мере, должен испы-
тывать к ней, - это чувства вымученные, болезненные, они - насилие над самим собой. Эта насильственность, недобровольность отражена в выражениях, выбираемых Ласло: «мы должны любить друг друга», «мы кандалами связаны друг с другом», «мы скованы друг с другом» [8, с. 327]. В авторской речи использовано интересное сравнение, указывающее также на неискренность Ласло - «глаза его начинали блестеть так же, должно быть, как у его степных предков, когда предок клялся преданности христианскому богу перед тем, как католики вели его на костёр» [8, с. 327]. Эдгар Ласло - венгр по происхождению, в тексте несколько раз подчеркивается кочевое, дикое начало в нём. Но венгры в кочевой период были язычниками, а потому клятва в преданности христианскому богу перед костром -обман, быть может, даже самообман и самовнушение перед ликом неотвратимой смерти. В ситуации с Марией Ласло также движет не внутренняя тяга к этой женщине, а внешние обстоятельства, невозможность «не принять «перчатку чести» [8, с. 311] от Садыкова.
После смерти Марии у Ласло находятся для нее нужные слова. Он называет её множеством ласковых имён: «Милая, милая, хорошая моя, желанная моя, Galanthus мой!» [8, с. 332], совершает множество действий: «бился в истерике», «мешал волку, но не отталкивал», «обнимал», «целовал», шептал». Ласло противопоставлен сдержанному, «деловитому» Садыкову, одернувшему его - почти как тогда, когда Ласло поднял пустой бокал за их дружбу. В последние дни жизни Ласло особенно долго пребывает «за пространствами», и читателю остаётся лишь гадать, что он видел за ними, но, по известной нам закономерности, вернувшийся из-за пространств Ласло испытывает острую необходимость действовать - даже если это действие станет последним. «В тот момент, когда Ласло увидел дуло револьвера около своего лица, глаза его были к тому, чтобы рождать действие. Нарождался рассвет» [8, с. 361] (не та ли «дряблая заря» повторилась вновь?). Страшная ночь одиночества, описанная в романе дважды, действительно не прошла даром для Ласло. Как выясняется из их разговора с Полтораком, он убил её, он убил себя, она убила его [8, с. 356].
Таким образом, проведенный анализ позволяет сформулировать следующие выводы:
Библиографический список
- в эмотивном пространстве героя преобладают фрагментные эмотивные смыслы, в силу, во-первых, мозаичности, «орнаментальности» пильняковской прозы, а во-вторых, противоречивого характера рассматриваемого нами героя;
- единичные фразовые смыслы не слишком характерны для романа, так как имеют свойство повторяться и в связи с этим выходят на уровень фрагмент-ных или общетекстовых:
- испытываемые героем эмоции, как правило, не мимолетны и так или иначе упоминаются в других текстовых фрагментах, быть может, спровоцированные другими явлениями или событиями;
- эмотивные смыслы репрезентированы, как правило, с помощью не собственно эмотивной, а нейтральной лексики, широко использованы развернутые метафоры;
- сравнительно часты моторные реакции героя, имеющие психологический подтекст;
- в тексте романа присутствуют эмотивные смыслы, имеющие функциональную направленность, интерпретационно-характерологические - способность к глубокому погружению в себя, внезапному и непредумышленному обращению к внутреннему опыту («смотреть за пространства») и присущая герою решительность («глаза к тому, чтобы действовать»). Выражены эти смыслы при помощи упомянутых окказиональных авторских номинаций.
В целом в распознании того или иного эмотивного смысла в романе огромную роль играет контекст, так как многие номинации могут толковаться двояко или в принципе не восприниматься как эмотивные. Практически вся диалогическая речь героев имеет эмотивный подтекст, диалоги направлены в первую очередь на обмен эмоциями, а не информацией. Эта особенность подчеркивает важность изучения творчества Б. Пильняка, «одного из основоположников новой русской прозы» [11, с. 4], «оригинального писателя, обладающего самобытным идиостилем» [12, с. 390], с точки зрения эмотивности, поскольку эмотивный анализ способен вскрыть более глубинные смысловые пласты в рецепции произведений, обогатить представления о семантическом потенциале лексики, «эмотив-ной валентности» [10, с. 97].
1. Бабенко Л.Г, Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: Учебник; Практикум. Москва: Флинта: Наука, 2009.
2. Дубова М.А., Ефремова В.В. Современные методы изучения литературы в старших классах. Вестник государственного социально-гуманитарного университета. 2018; № 3 (31): 80-87.
3. Шаховский В.И. Лингвистическая теория эмоций: монография. Москва: Гнозис, 2008.
4. Шаховский В.И. Эмоции: долингвистика, лингвистика, лингвокультурология. Москва: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010.
5. Маслова В.А. Введение в когнитивную лингвистику: учебное пособие. Москва: Флинта, 2016.
6. Кухаренко В.А. Интерпретация текста: учебное пособие для студентов. Москва: Просвещение, 1988.
7. Дубова М.А. «Россия, Расея, Русь, Коломна: провинция»: концептуализация пространства в романе Б. Пильняка «Волга впадает в Каспийское море». Научный диалог. 2023; Т. 12, № 2: 203-219.
8. Пильняк Б.А. Целая жизнь: избранная проза. Минск, 1988.
9. Вахрамеева В.О. Концепт пространство в романе Б. Пильняка «Волга впадает в Каспийское море». Б.А. Пильняк: исследования и материалы: сборник научных трудов. Коломна: ГСГУ 2023; Выпуск IX: 101-113.
10. Шаховский В.И. Значение и эмотивная валентность единиц языка и речи. Вопросы языкознания. 1984; № 6: 97-103.
11. Анпилова Л.Н. Проза Бориса Пильняка 1920-х годов. Опыт русского экспрессионизма: монографический очерк. Серия: Филологический лекторий. Екатеринбург, 2008.
12. Дубова М.А. Образ юродивого и способы его объективации в романе Б. Пильняка «Волга впадает в Каспийское море». Мир науки, культуры, образования. 2023; № 4 (101): 390-392.
References
1. Babenko L.G., Kazarin Yu.V. Lingvisticheskij analiz hudozhestvennogo teksta. Teoriya ipraktika: Uchebnik; Praktikum. Moskva: Flinta: Nauka, 2009.
2. Dubova M.A., Efremova V.V. Sovremennye metody izucheniya literatury v starshih klassah. Vestnik gosudarstvennogo social'no-gumanitarnogo universiteta. 2018; № 3 (31): 80-87.
3. Shahovskij V.I. Lingvisticheskaya teoriya 'emocij: monografiya. Moskva: Gnozis, 2008.
4. Shahovskij V.I. 'Emocii: dolingvistika, lingvistika, lingvokul'turologiya. Moskva: Knizhnyj dom «LIBROKOM», 2010.
5. Maslova V.A. Vvedenie v kognitivnuyu lingvistiku: uchebnoe posobie. Moskva: Flinta, 2016.
6. Kuharenko V.A. Interpretaciya teksta: uchebnoe posobie dlya studentov. Moskva: Prosveschenie, 1988.
7. Dubova M.A. «Rossiya, Raseya, Rus', Kolomna: provinciya»: konceptualizaciya prostranstva v romane B. Pil'nyaka «Volga vpadaet v Kaspijskoe more». Nauchnyjdialog. 2023; T. 12, № 2: 203-219.
8. Pil'nyak B.A. Celaya zhizn': izbrannaya proza. Minsk, 1988.
9. Vahrameeva V.O. Koncept prostranstvo v romane B. Pil'nyaka «Volga vpadaet v Kaspijskoe more». B.A. Pil'nyak: issledovaniya imaterialy: sbornik nauchnyh trudov. Kolomna: GSGU, 2023; Vypusk IX: 101-113.
10. Shahovskij V.I. Znachenie i 'emotivnaya valentnost' edinic yazyka i rechi. Voprosy yazykoznaniya. 1984; № 6: 97-103.
11. Anpilova L.N. Proza Borisa Pil'nyaka 1920-h godov. Opytrusskogo 'ekspressionizma: monograficheskij ocherk. Seriya: Filologicheskij lektorij. Ekaterinburg, 2008.
12. Dubova M.A. Obraz yurodivogo i sposoby ego ob'ektivacii v romane B. Pil'nyaka «Volga vpadaet v Kaspijskoe more». Mirnauki, kul'tury, obrazovaniya. 2023; № 4 (101): 390-392.
Статья поступила в редакцию 13.03.24
УДК 811
Ivanova Yu.V., Cand. of Sciences (Philology), senior teacher, Department of English Language and Business Communication, Financial University u nder the Government of the Russian Federation (Moscow, Russia), E-mail: beautiful-8383@mail.ru
PECULIARITIES OF NOMINATION OF COGNITIVE FEATURES OF THE CONCEPT "AGE" IN THE WORKS BY CHARLES DICKENS. The article reveals features of nomination of cognitive features such subconcepts as "childhood", "youth", "maturity", "old age", which make up the complex concept of "age". The anthro-pocentric approach to language studies is centered around the concept of "linguistic personality" and opens up a variety of opportunities for researchers of literary text, since most modern methods and approaches to language studies are aimed at penetrating the consciousness of native speakers. As a result of the research, nomination models typical of each subconcept and the entire concept of "age" are obtained. The author in addition compiles a hierarchy of models based on the frequency of verbalization of the nomination models. The research results can complement the already available data on the features of the works by Charles Dickens,
