Эллипсис и pro-drop Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

В. Б. Касевич

СПбГУ, Санкт-Петербург

ЭЛЛИПСИС И PRO-DROP

Термин pro-drop был введен, как известно, Н. Хомским в работе, которая заложила основы так называемой Теории управления и связывания (Government and Binding Theory, см. [Chomsky 1981] и др.). В названной теории pro («малое pro») — это одна из четырех «пустых категорий» (empty categories) наряду со «следом (wh-trace)», который остается при перемещении вопросительного слова в другую позицию (обычно начальную для образования вопросительных структур), «именным следом (NP-trace)», отмечающим позицию, с которой уходит имя при применении трансформации а-перемещения, и, наконец, «большим PRO».

Все пустые категории объединяет их поверхностная невыраженность. Различаются они прежде всего по двум двузначным признакам: «±прономинальность» и «± анафоричность» При этом малое pro характеризуется положительным значением первого из указанных признаков и отрицательным — второго. Важнейшим отличием малого pro от большого выступает возможность восстановить опущенный элемент, т. е. заменить pro на соответствующий материально выраженный элемент, что невозможно в случае большого PRO1. Нас будет интересовать малое pro и класс языков, которые стало традиционным называть в англоязычной литературе «pro-drop languages» в противопоставление «non-pro-drop lan-guages». Выделение указанного класса языков, к которым причисляют и русский, породило в литературе оживленную дискуссию, которая, впрочем, в последнее время утихла. Но едва ли потому, что проблема решена. В действительности она даже не сформулирована достаточно эксплицитно.

1 Типичный пример на употребление большого PRO — англ. John is eager to please: считается, что в данном примере опущен субъект при please, который не поддается восстановлению. Оставляем в стороне как то обстоятельство, что «субъект» в таком высказывании не является (потенциальным) подлежащим, так и то, что устранению подлежит отнюдь не местоимение, а существительное (имя собственное) John.

Не вполне ясно уже то, что представляет собой опускаемый элемент, устранение которого из поверхностной записи порождает малое pro. Достаточно часто класс опускаемых единиц суживают до личных местоимений и, далее, до личных местоимений 1 л. — наконец, до личных местоимений первого лица единственного числа, выступающих в предложении в функции подлежащего. В этом последнем случае прототипическим примером служат высказывания наподобие Завтра еду в Москву, где опущено местоименное подлежащее я. С этой точки зрения, русский язык оказывается представителем pro-drop lang^ges — в отличие от, например, английского, где такое опущение невозможно, ср. * Tomorrow am leaving for Moscow2.

В действительности ситуация гораздо более пестра, чем ее принято описывать. Из прямолинейного толкования «про-дропно-сти» должно следовать, что высказывания Завтра еду в Москву и Завтра я еду в Москву выступают как полные синонимы. Однако с этой точки зрения такого рода материал, похоже, не рассматривался. Будучи рассмотрен в этом ракурсе, материал показывает, что при сохранном местоимении, естественно, шире возможности интонирования и, соответственно, возможности варьирования тема-рематической структуры, ср. Завтра я еду в Москву [а не Петров]. Иначе говоря, полной синонимичности как будто бы нет.

Кажется, в литературе абсолютно не затрагивался вопрос о том, как соотносится понятие pro-drop с традиционным понятием эллипсиса — хотя их родственность очевидна; наиболее общая трактовка эллипсиса состоит именно в том, что этот последний предполагает опущение того или иного языкового элемента при возможности его восстановления за счет контекстной избыточности.

Уже авторы первых откликов на теорию pro-drop пытались найти объяснение этому феномену в наличии/отсутствии в языке согласования; утверждалось, что в русском, итальянском, испанском языках информация о лице и числе первого актанта (подлежащего)

2 -о

В действительности определенные стили, прежде всего разговорный английский, ограниченно допускают опущение местоимения в английском языке, ср. Wanna have a drink? или Doesn't make much sense, но при обсуждении теории pro-drop материал этого рода обычно не учитывается.

передается дважды — формой глагола и выбором (реже формой) личного местоимения, в силу чего и возникает возможность опустить последнее. В противоположность этому, в английском или французском аналогичная избыточность не представлена, и, опуская подлежащее, мы безвозвратно утрачиваем важную грамматическую (да и лексическую) информацию.

Разумеется, оппоненты напомнили, что в китайском, японском, в значительном числе других языков согласование отсутствует полностью — при том, что феномен pro-drop представлен в гораздо большей степени, чем это наблюдается в английском или французском3 (см. об этом, например: [Касевич 1996/2004]).

Еще одно обстоятельство (далеко выходящее за пределы исследования проблемы pro-drop) хотелось бы здесь упомянуть. Несмотря на достаточное в лингвистической среде понимание центральной роли диалога, звучащей речи, лингвисты традиционно отдают предпочтение письменным текстам, чаще всего художественным, в качестве материала исследования. Но выбор текстов (языкового материала, как называл тексты в этой функции Щерба) в очень большой степени предопределяет результаты исследования. В художественных письменных текстах несомненно преобладают глагольные формы прошедшего времени; если речь идет о русском языке, то глагол в прошедшем времени предполагает специфический тип согласования: по роду и числу, а не по лицу и числу. Из этого, в свою очередь, следует, что информация по лицу (очень важная) уже не выражается дважды — что не может не сказываться на уровне избыточности и, стало быть, на возможности опущения местоименного первого актанта (как, впрочем, и других актантов в той же позиции и функции). Действительно, если заменить в самом первом из наших примеров форму глагола, переведя ее в прошедшее время, то мы обнаружим, что опущение подлежащего я уже не столь «иррелевантно» для интерпретации данного высказывания, ср. Вчера ехал в Москву. Что именно делает опущение менее приемлемым, в чем тонкие семантические различия между высказываниями, отличающимися временем глагола-сказуемого (помимо, естественно, утраты информации о лице

Вообще говоря, уже Хомский упоминал о возможности опущения подлежащего в японском и некоторых других языках, лишенных согласования по лицу, но фактически оставлял эти факты без объяснения.

подлежащего) — это особая проблема, требующая особого же изучения. Но само по себе присутствие различий кажется достаточно очевидным.

Ряд источников ограничений на возможность опущения под-лежащных местоимений с сохранением семантики высказывания связан с учетом синтаксических и тема-рематичеких аспектов.

Хотя нельзя утверждать, что текст не может начинаться с местоимения, опущение последнего в начале текста очевидным образом затруднено. Такая тенденция естественна: если мы имеем дело с анафорическим местоимением, то оно обычно предполагает антецедент, нормально присутствующий в предтексте; если же «изъятое» начальное местоимение — дейктическое4, по крайней мере желательна его прагматическая «привязка» к ситуации речевого акта.

Естественно думать, что тенденция, действительная для начала текста, распространяется — скорее всего, в ослабленном варианте — и на начало абзаца.

Опущение (местоименного) актанта затрудняется также в последней клаузе, если клаузы содержат кореферентные местоименные актанты и последняя из них далеко расположена от той, что содержит соответствующий актант5.

Очень плохо поддается опущению подлежащее, сказуемое при котором носит связочный характер. Например, в высказывании Я новичок в этом деле подлежащее Я в принципе опустить можно, ср. Что с меня взять! Новичок в этом деле. Однако, как показывают примеры, опущение предполагает наличие достаточно «сильного» восполняющего контекста. Как и в других случаях, местоименный характер подлежащего оказывается непринципиальным, ср. Иванов новичок в этом деле.

По-видимому, исключено опущение в том случае, когда местоименное подлежащее выступает в качестве ремы (и соответствующим образом интонируется), например: Это сделал я. Здесь опущение местоименного подлежащего (как, впрочем, и любого

4 Заметим здесь, что довольно часто встречающееся отождествление феномена pro-drop с нулевой анафорой очевидным образом некорректно — чаще всего это нулевой дейксис.

5 Разумеется, необходимо уточнить, что значит «далеко расположена», но это требует особого эмпирического исследования.

другого актанта в той же функции и с теми же свойствами) не просто меняет смысл высказывания — в большинстве контекстов такое высказывание обессмысливается.

Какие предварительные выводы можно сделать из предпринятого выше обсуждения?

Первый, и наиболее общий, заключается в том, что pro-drop есть частный случай эллипсиса. Сущность эллипсиса, как уже отмечалось выше, заключается именно в том, что, в определенных контекстах, некая единица опускается, но опущение не влияет на возможность адекватной семантической интерпретации соответствующего высказывания, поскольку, с опорой на контекст, опущенная единица может быть восстановлена.

Особенность феномена pro-drop, как на то указывает термин, заключается в местоименной природе опускаемой единицы. Понятно, что когда в языке есть согласование подлежащего со сказуемым, то это «поощряет» опущение местоименного подлежащего, которое всегда может быть восстановлено на основе грамматической информации, передаваемой в глаголе-сказуемом, о чем уже говорилось выше. Если сказуемое согласуется не только с подлежащим, но и, скажем, с прямым дополнением, то, естественно, будет опускаться и это последнее6.

Существительные (неместоименные имена) отчасти также охватываются (могут охватываться) этим процессом: хотя существительные не обладают категорией лица, они в определенном смысле принадлежат 3-му лицу, о чем свидетельствует возможность их замены местоимением он (она/оно/они), ср. [Уорф 1972]. Соответственно, возможность опущения имени существительного — равно как и его замены местоимением он (она/оно/они) — не гарантирует синонимичности. Например, в высказывании Завтра едет в Москву на фоне высказывания Завтра Петров едет в Москву сохраняется лишь информация о том, что Х завтра едет в Москву, причем Х не является ни говорящим, ни слушающим.

6 Ситуаций, когда есть согласование сказуемого с дополнением, но нет такого же согласования с подлежащим, как будто бы не должно быть в силу немаркированности так называемого субъектного спряжения по отношению к объектному. При субъектно-объектном спряжении возникает проблема предпочтительности опущения подлежащего либо дополнения; нормально решение проблемы в пользу выбора подлежащего.

Как уже упоминалось, наличие согласования «поощряет» pro-drop того или иного типа, как и вообще эллипсис, но не делает соответствующее явление обязательным. И наоборот: наличие pro-drop не свидетельствует о присутствии согласования.

В тех случаях, когда налицо опущение без согласования, в игру вступает еще один важный фактор — культурологический: по возможности «убирают» я носители тех языков, которые обслуживают так называемые мы-культуры, не поощряющие индивидуализм, в отличие от я-культур (подробнее см. [Касевич 1996/2004]).

Таким образом, pro-drop входит в общую систему, регулирующую возможности опущения актантов в соответствующих контекстах. Хотя актанты по определению (по одному из определений) отражают обязательные синтаксические валентности глагола, в (кон)тексте они очевидным образом могут опускаться, но не случайным, а закономерным образом — когда опущения подчиняются определенным правилам.

Главное правило, определяющее возможность/невозможность опущения актанта (любой синтаксемы) — это сохранение семантики высказывания. Существуют, однако, градации сохранения семантики. Эти градации, в свою очередь, формально проявляются в вероятности опущения того или иного элемента высказывания. Чем вероятнее опущение, тем больше шансов восстановить опускаемое и тем менее релевантна для общей семантики высказывания та его «часть», которая ассоциирована с опускаемым элементом.

Из сказанного выше следует, что феномен pro-drop поддается изучению с привлечением количественных и экспериментальных методов. Ниже представлены результаты предварительного анализа сплошного русского художественного текста — фрагмента рассказа Виктора Астафьева «Ловля пескарей в Грузии»7, где повествование ведется от первого лица. Исследовалось «поведение» лишь одного из актантов — местоимения я, выступающего в позиции подлежащего, с точки зрения его удержания в тексте или опущения. В таблице, помещенной ниже, представлен материал по 27 первым абзацам рассказа В. Астафьева (из общего числа в 186 абзацев, т. е. проанализировано приблизительно 15 % от общего

7 Пользуясь случаем, выражаем благодарность Е. В. Ягуновой за предоставление в наше распоряжение частично размеченного варианта текста.

объема рассказа). К сожалению, на момент написания статьи у нас не было возможности обратиться к эксперименту с участием испытуемых — носителей языка; соответственно, заключения относительно возможности/невозможности опущения тех или иных элементов текста делались на основании языковой интуиции автора этой статьи как носителя русского языка.

Предпошлем таблице с полученными данными сводку характеристик и факторов, сказывающихся на вероятности опущения местоименного подлежащего я в нашем материале.

1. Факторы, способствующие удержанию я:

• Рематическая функция (сокр. R)

• Удаленность от ближайшего кореферентного имени (LD)8

• Прошедшее время глагола-сказуемого (PST).

• Начальная позиция я в тексте/абзаце (IP)

• Использование подлежащного я при связочном сказуемом

• Принадлежность культуры, обслуживаемой данным языком, к я-культурам (EGO).

2. Факторы, способствующие опущению я:

• Не-прошедшее время глагола-сказуемого (non-PST)

• Принадлежность культуры, обслуживаемой данным языком, к мы-культурам (NOS).

В Таблице 1 показано, сколько случаев удержания/опущения я приходится на каждый абзац. В колонке 3 указаны факторы, предположительно способствовавшие/препятствовавшие сохранению я. Фактор EGO /NOS (см. выше) не учитывался, поскольку анализ проводился в пределах одного данного языка — русского, в целом обслуживающего мы-культуру.

Даже небольшая по объему текстовая выборка демонстрирует, что феномен pro-drop носит достаточно непростой характер. На все 27 абзацев имеется всего 3 случая опущения подлежащ-ного я. Иначе говоря, тенденция удерживать местоимение весьма

8 Поскольку в нашем случае реально речь идет о я — дейктическом местоимении, а не анафоричеом, то указанный параметр реализуется как расстояние между ближайшими кореферентными я: чем больше это расстояние, тем больше шансов, что я не будет опускаться. Трудно сказать, симметрично ли это отношение с оценкой роли близости двух местоимений — т. е. можно ли предположить, что чем меньше расстояние, меньше вероятности, что я будет удалено.

Таблица 1. Количественная оценка наличия/отсутствия феномена pro-drop в русском художественном тексте

1 2 3

Номер абзаца п/п Число опущенных/сохраненных местоимений я Фактор(ы)

1 2/7 IP; PST

2 0/5 IP; PST

3 0/5 PST

4 0/2 PST

5 0/0

6 0/0

7 0/1 PST

8 0/0

9 0/0

10 0/1 PST

11 0/0

12 1/3 PST

13 0/0

14 0/0

15 0/1 PST

16 0/0

17 0/0

18 0/1 PST

19 0/0

20 0/0

21 0/1 PST

22 0/5 PST

23 0/3 PST

24 0/0

25 0/0

26 0/1 PST

27 0/1 PST

существенно перевешивает противоположную ей — опускать это местоимение. Этого можно было ожидать уже при сравнении наборов факторов, влияющих на опущение/удержание местоимения: если на удержание соответствующего актанта «работают» 5 факторов, то на опущение — всего один (исключая в обоих случаях культурологические факторы).

При этом уже одного из факторов, способствующих сохранению местоимения, оказывается обычно достаточным для удержания последнего — даже если это такой относительно «слабый» фактор, как прошедшее время глагола-сказуемого (см. таблицу).

Скорее всего, в нашем небольшом сообщении учтены не все факторы и их сочетания9. Совсем не отражены структуры текста, сменяющие друг друга по мере развертывания этого последнего — в том числе и прямо относящаяся к нашей теме смена повествования от первого лица повествованием неопределенно-личным и т. д. (отчасти это «проглядывает» в материалах таблицы). Нашей целью было продвинуться в определенной степени в понимании феномена, который отражает такие традиционные понятия, как эллипсис, и одновременно предлагает новые возможности интерпретации структур текста — пока еще не слишком определенные.

Литература

Касевич 1996/2004 — В. Б. Касевич. Буддизм. Картина мира. Язык. СПб.:

Центр «Петербургское востоковедение», 1996/2004. Уорф 1972 — Б. Уорф. Грамматическая категория // О. Г. Ревзина (сост.). Принципы типологического анализа языков различного строя. М.: Наука, 1972. С. 44-60. Chomsky 1981 — N. Chomsky. Lectures on Government and Binding. Dordrecht: Foris, 1981.

9 Полностью за рамками нашего обсуждения остался материал, связанный с понятием однородных членов предложения. Так, в примерах наподобие Я встал и вышел можно видеть обязательный эллипсис, ср. *Я встал и я вышел, но специфичность однородных членов столь очевидна, что рассматривать этот материал нужно не там, где соответствующие проблемы «пересекается» с другими, а в его целостности.