CC BY
81
М. А. Карпун
Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону
ЭЛЕМЕНТЫ РАСТИТЕЛЬНОГО КОДА, ХАРАКТЕРИЗУЮЩИЕ ЧЕЛОВЕКА, В ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЕ ДОНСКОГО КАЗАЧЕСТВА
В настоящей статье осуществлена характеристика важного фрагмента донской диалектной языковой картины мира, связанного с представлениями о физических особенностях человека и его личности, выраженными с помощью донских диалектных фразеологических единиц (далее — ДДФЕ) с фитонимическим компонентом. Этнолингвистические исследования такого рода на южнорусском материале отсутствуют. Сопоставление перечней растений, используемых носителями донского казачьего диалекта для характеристики внешних данных и внутренних качеств человека, покажет, одинаковые или разные растительные образы используются при описании внешнего и внутреннего, а также — может ли одно и то же растение характеризовать и то, и другое. Выявление ассоциаций, связанных у донских жителей с тем или иным растением, обнаружение его семантического потенциала позволит говорить об особенностях картины мира донского казачества.
Растительный культурный код является разновидностью кода предметного. Под кодом принято понимать «набор знаков, служащих для выражения некоторого содержания, построения текстов» [Толстая 2007]. В растительном коде культуры его субстанцию «составляют не только и не обязательно сами растения, но прежде всего те ментальные образы, которые с растениями в целом или отдельными растениями связаны» [Там же: 27].
Широкое применение растений в практической деятельности человека повлияло на наделение их символическим значением. Растительный код является одним из самых используемых в традиционной культуре. Поскольку «любое из реально сущест -вующих растений может иметь символический статус, который обусловлен различными причинами: фармакологическими свой-
ствами, особенностями внешнего вида и условиями произрастания самих растений, историей их появления в обиходе» [Власки-на и др. 2004: 65], интересно проследить зависимость символического осмысления растения от его свойств.
Рассмотрение отражения характеристик человека в наименованиях и символических функциях растений находим в работах Е. В. Брысиной (на материале говоров Волгоградской области) [Брысина 2003], Т. В. Леонтьевой [Леонтьева 2003], сопоставительному анализу посвящены работы Л. Ф. Пуцилевой (на фоне итальянского языка) [Пуцилева б.д.], С. А. Сидневой (на материале новогреческого языка) [Сиднева 2008], Е. В. Крепкогорской (сопоставление с английским языком) [Крепкогорская 2012] и др. В работе В. Б. Колосовой отдельный раздел посвящен рассмотрению анатомического кода в народной ботанике, поскольку «образ человека отражается в растительном коде традиционной культуры» [Колосова 2009: 64]. И наоборот, растительные метафоры используются для характеристики человека (подробнее см. [Толстая 2008]).
На донском диалектном материале фразеологизмы с фито-нимическим компонентом, характеризующие человека, специально не исследовались.
Как отмечает Е. В. Колосько, «метафорический перенос наименований 'растение' > 'человек' имеет глубокую "корневую систему", уходящую к древним верованиям и обрядовым традициям народов» [Колосько 2010: 76]. Механизм метафорического переноса «растение — человек» основан на выявлении у растения качеств или свойств, присущих, с точки зрения говорящего, и человеку. Отбор этих свойств представителями различных этнических культур осуществляется по-разному. Становясь единицей кода, растение приобретает дополнительное вторичное значение, сохраняя при этом и свою первичную семантику.
Материалом для исследования послужили донские диалект-ные1 фразеологические единицы с фитонимическим компонентом из словаря А. В. Миртова [Миртов 1929], Словаря русских донских говоров [СРДГ], Большого толкового словаря донского казачества
1 Все словари, на материале которых построена статья, фиксируют данные именно казачьих говоров. Материалы других словарей используются только в качестве сравнительных.
[БТСДК 2003], Словаря донских говоров Волгоградской области [СДГВО 2011]. Число диалектных фитонимов, ДДФЕ с фитоними-ческим компонентом, обрядовых терминов, отражающих народные знания о растениях, в русских донских говорах превышает 300 единиц. Общая доля ДДФЕ с фитонимическим компонентом, характеризующих человека, составляет более 50 единиц; из них физические особенности человека и его личность — более 35. Общее количество фразеологизмов с компонентом-фитонимом со значением 'характеристика интеллекта' составляет 27 из всех 85, зафиксированных в донских говорах, что свидетельствует о важности характеристики умственных способностей через растительные образы для донских казаков; внешних физических особенностей человека — немногим более 10 единиц.
В диалектной речи маркируются в основном отрицательные характеристики (как нарушения нормы, подлежащие исправлению), а положительные или нейтральные оценки редки, так как «человек воспринимает мир избирательно и прежде всего замечает аномальные явления» [Арутюнова 1999: 76]. Так, в донских говорах не обнаружено фразеологизмов с фитонимами, обозначающих умного или интеллектуально полноценного человека, «человек среднего ума, неглупый не является объектом фразеологичес -кой номинации, т. к. представляет собой норму, ничем не выделяется из множества себе подобных» [Брысина 2003: 166]. Норма не нуждается в дополнительном означивании.
В ходе исследования выяснилось, что лексика фитоними-ческого компонента ДДФЕ отражает своеобразие растительного мира донского края — места проживания донского казачества. Наименования растений, окружающих жителей Дона, представлены как литературными (верба, капуста, горох и др.), так и собственно диалектными фитонимами (белень / бесила / бесюка / беси-ва, жевика, кубышка и др.), партитивными фитонимами (кочан, купырь), дендронимами (осина), партитивными дендронимами (пень, колода).
В донской традиции интеллектуальную неполноценность в языковом сознании и речи донских жителей символизируют следующие элементы растительного кода:
- с использованием дендронима и а) реализацией мотива «твердый»: (~осиновая балда); б) реализацией мотива «непо-
движный»: пень (~как пень); в) реализацией мотива «неподвижный + обделенный, неполноценный» < из 'часть ствола дерева с корнем' (~осина без вершины);
- с использованием образа пустотелого растения или его части и реализацией мотива «пустой» (~пустой кочан, ~пустая кубышка, ~пустая колода);
- с использованием наименований, обозначающих отходы сельскохозяйственной деятельности (~мякиной набитый);
- с использованием диалектного наименования, обозначающего 'мягкую часть плодов, мякоть' и мотивом «наличие негодного или смешанного содержания в голове (не того, которое должно быть)» (~с мякушкой в голове);
- с использованием наименования абсурдного, бесполезного действия ~молотить головой (башкой) подсолнух.
Из общего числа ДДФЕ с фитонимическим компонентом, содержащих представления донских казаков об интеллекте человека, выявляются фразеологизмы, включающие в свой состав лексический компонент голова. В. Б. Колосова отмечает, что «названия с компонентом голова обычно даются растениям с элементами шарообразной формы» [Колосова 2009: 64]. На уровне донской фразеологии эта метафора также продуктивна: ~голова как капуста, ~голова мякиной набита; ~с мякушкой в голове; ~молотить головой подсолнух; балда (~осиновая балда); используются и языковые «эквиваленты» головы — капуста, кочан (~пустой кочан), репа, кубышка (~пустая кубышка), а также слова, называющие отдельные части головы — лоб (~хоть горох молоти на лбу 'крайне глупый, несообразительный, неразумный' [СДГВО 2011: 321]; нос (~не твоим носом клевать просо 'не по твоим способностям, не по уму'). «Слово нос выступает в качестве фразеолексы во многих фразеологизмах, в значении которых просматривается архетип "нос = человек": ~носом не вышел 'о глупом, несообразительном человеке'» [Брысина 2003: 168]. Отметим, что для обозначения и самой головы в донских говорах могут использоваться наименования растений: репа перен. 'голова': Сичас как па репи настучу [СДГВО 2011: 515].
В ДДФЕ донские жители могут номинировать факт невысоких интеллектуальных способностей: ~Пустая кубышка 'о глупом человеке' [СДГВО 2011: 278]; ~кубышка (не) варит
(ворит) у кого 'кто-л. (не) сообразителен, догадлив, понятлив' Гаварят: кубышка не варит [СДГВО 2011: 278]. В донских казачьих говорах — кубышка 'сорт тыквы, плод которой, очищенный от семенника, используется как емкость для жидкости и как приспособление, помогающее держаться на воде'. Кубышка рас-теть, иё праризають сверху, семички выбирають и вады нали-вають, бяруть иё ф поли с сабой. Кубышки плитуцца, как арбус, их вычищають, воду держать у них, щас на кругах плавають, а раньшы дети на них плавали [БТСДК 2003: 247].
В ДДФЕ ~голова как капуста у кого-л. 'о глупом, несообразительном человеке' [СДГВО 2011: 113] элемент растительного кода, — огородное растение сем. крестоцветных, овощ, — капуста, символизирует глупого человека так же, как в ДДФЕ ~как пустой кочан 'о глупом человеке' [Там же: 267]. Ср. у В. И. Даля: «...головка 'иногда вещь, уподобляемая по виду голове' как нпр. голова сахару, головка луку, чесноку; головка капусты, юж. кочан, вилок [Даль 1998, 1: 906]; Головы, ровно кочни (кочаны)! О толпе. // Кочерыга, кочерыжка шуточ. 'остриженная голова', особ. у детей [Там же, 2: 461-462]. В донских говорах: кочан — ирон. 'верхняя часть туловища, голова'. Качан у табе ни сабражаить. Идёть, качан задрал, гардяливый такой [СДГВО 2011: 267]. Ср. в других русских говорах: Кочан, а и кочан, а, м. 1. Кочерыжка. Мокш. Пенз., 1899. Кочан. Вилок-то отрезывай да отдай мне кочан-то. Кадн. Волог., Слов. Акад. 1914. = Кочан. Ряз. Ряз., 1902. Кочаны у капусты при солении отбрасывают. Ср. Урал. 2. Кочан. Кукурузный початок. Лушпайка — это одежда кукурузного кочана. Кубан., 1960. Краснодар., Брян. Слов. Акад. 1958 [с пометой «обл.»]. 3. Кочан капусты. Брюква. Напарят кочан капусты [т. е. брюквы], сделают сусло. Каргоп. Арх., Петрова, 1971 [СРНГ 15: 122].
При характеристике человека по его умственным способностям диалектоносители различают степень (иногда и причину) интеллектуальной неполноценности:
'тупой, ленивый': ~пенёк с глазами. Пинёк з глазами — тупой, глупый чилавек. Ничаво он ня хочить делать, сидить дома, пинёк з глазами [СДГВО 2011: 408] (глупый, потому что ленивый);
'глупый, недалекий': ~как пень — это глупый чилавек. Тупой паринь, сафсем как пень;
'очень глупый': ~пень горелый (подколодный), ~пень дремучий; ~осиновая балда; ~пустая колода;
'крайне глупый, несообразительный, неразумный': ~хоть горох молоти на лбу [СДГВО 2011: 321].
Нельзя не согласиться с исследователем Е. В. Брысиной в том, что семантика реализуется через образы, близкие и понятные казакам — жителям сельской местности. Она представлена следующими структурно-семантическими моделями:
- что-либо не по данному человеку, не по его способностям: ~не твоим носом клевать просо;
- что-либо в человеке отличает его от других: ~с мякушкой в голове 'очень глуп, несообразителен' (мякушка 'мягкая часть плодов, мякоть'; Мякушка — мякоть, внутреннасть арбуза [Там же: 328];
- кто-либо способен заблудиться там, где это невозможно: ~заблудиться в трёх сенинах; сенина 'одна травинка, былинка сена' [Там же: 539]. Ср. в русском литературном: ~заблудиться в трёх соснах 'не суметь разобраться в чем-либо простом' [МАС 1: 494];
- совершать безрассудные поступки, вести себя глупо: ~молотить головой (башкой) подсолнух [СДГВО 2011: 321];
- не видеть очевидного: ~не видеть в лесу леса [Там же: 297];
- ничего не понимать, ни в чем не разбираться: ~как свинья в арбузных шкорках [Брысина 2003: 169];
- быть необразованным: ~пенькам богу молиться [СДГВО 2011: 297];
- прийти в состояние сильного возбуждения, потерять способность здраво мыслить ~объесться гороху [Там же: 372].
Рассмотрим способ образования значений фразеологизмов на примере нескольких показательных выражений:
ДДФЕ ~набитый мякиной 'глупый, неразумный'. У нас са-сет мякинай набитый [СДГВО 2011: 329]; мякина 'отходы при обмолоте и очистке зерна хлебных злаков и некоторых других культур; полова'. Употребление в диалекте т. н. «"мусорной метафоры" обусловлено общим прагматизмом традиционной картины мира, для которой плохое может концептуализироваться как негодное в хозяйстве» [Леонтьева 2003: 20]; ср. в русском литера-
турном: ~на мякине не проведешь кого 'не обманешь, не одурачишь'; ~мякинная голова (прост., бран.) 'о глупом человеке' [МАС 2: 320]; т. е. данная ДДФЕ имеет соответствия с подобными лексемами в русском языке, является междиалектной по значению, при этом характеризуется наличием дополнительной, по сравнению с литературным языком, семы 'наполненный чем-л.'.
В нижеследующих ДДФЕ с фитонимическим компонентом закреплен образ потерявшего рассудок человека вследствие воздействия на него ядовитого растения: ~объесться белини 'сойти с ума, вести себя как сумасшедший': Ты што, абъелси белини (бе-лень [белинь], -и, -и, м. Растение семейства пасленовых, белена. Па-над речкай белини многа нарасло) [СДГВО 2011: 39]. ~Объесться бесива 'сойти с ума, вести себя как сумасшедший'. -Отцепись, нечистая сила! - Моисеев растерянно пятился к столу. - Бесива объелась? (Н. Сухов. Казачка) [Там же: 372]. ~Объесться бешихи 'сойти с ума, вести себя как сумасшедший' (...) Али мать твоя, как носила тебя, бешихи объелась? (А. Серафимович. Год) [Там же]. ~Объесться бесилой (бесикой, бесюкой) 'обезуметь; объесться белены'. Рассвирипеить мущина, глаза кровью нальюцца, глянь: бисилай абъелся [БТСДК 2003: 331]. В представленных ДДФЕ с фитонимическим компонентом осуществлена модель «растение — результат воздействия растения», в отличие от модели — «растение — человек». Фитонимический компонент белинь/бесила (бесика, бесюка) /бесиво/бешиха 'ядовитое растение белена Нуо8суашш niger', имеющий отрицательную оценочную сему, влияет на соответствующий компонент коннотации, придавая всему фразеологизму отрицательное значение. Данные донские диалектные фразеологизмы представляют собой случаи трансформированного употребления литературного фразеологизма ~белены объесться — как диалектных лексических вариантов литературного с тем же значением и структурой, в которых вместо лексемы литературного наименования ядовитого растения «белена» используются ее донские диалектные наименования — белень / бесиво / бесила / бесика / бесюка / бешиха.
ДДФЕ ~бутовая толкушка 'глупый, бестолковый человек'. В донских казачьих говорах бут 'сорт многолетнего лука; перья молодого лука' [СРДГ 1975, 1: 50; БТСДК 2003: 63; СДГВО 2011: 60]. Талкушка ты бутавая: целый час гаварю, а ты никак в ум ни
вазьмёш [СДГВО 2011: 591]; толкушка '1. деревянная миска 2 . деревянный пестик для измельчения лука с салом, чеснока с солью, вареного картофеля и т. п.'; Малинькая скалачка есть к талкушки. У ней талкуть сала с лучком, чиснок с солью [СРДГ 1976, 3: 158, БТСДК 2003: 528-529, СДГВО 2011: 591]; толчёное сало с лучком (скорее всего) — заимствовано донскими казаками у переселенцев-украинцев. Указанные выше языковые и культур -ные факты мотивировали возникновение ДДФЕ бутовая толкушка, получившее в языке дончан значение 'непонятливый, бестолковый человек'. В основе оценочного предиката лежат следующие общие для фразеологизма семы — «лук / лучок / луковый — бут/бутовый», «предназначенный только для чего-то определенного, т. е. ограниченный» + «деревянный», «твердый» > «непонятливый», «слишком бестолковый для чего-л.», «не способный достаточно быстро соображать > признак недостатка интеллекта», которые и создают внутренний образ с соответствующими коннотациями. В данном случае своеобразие номинативного процесса в том, что донские жители отдали предпочтение именно такому элементу растительного кода, как лук/лучок/луковый (выделив его среди других: чеснока, картофеля и т. п.), который в сочетании с реализацией мотива «твердый» в «деревянной метафоре», наиболее полно характеризует незадачливого и бестолкового человека — бутовая толкушка. Ср. в русском литературном: ~горе луковое шутл. 'незадачливый, нерасторопный человек; недотепа' [ФСРЯ 1968: 117].
ДДФЕ ~с жевикой также содержит отрицательную коннотацию, однако с несколько иным значением: «умственно ограниченный», «не способный быстро и хорошо понимать, соображать» (от природы), поэтому отличающийся не совсем адекватным — «с колючками, колючим» поведением (по независящим от человека причинам), что вызывает сочувствие у жителей Дона: ~с жеви-кой — так говорят о глуповатом от природы человеке: Ана ж жи-викай, глупаватая, но ни сафсем. Жевика — донское диалектное наименование ежевики ЯиЬш сае81ш Ь. [СРДГ 1975, 1: 150], колючего полукустарника сем. розоцветных с ползучими, покрытыми шипами стеблями и его ягод. Ср.: живика — искаж. ежевика [Даль 1998, 1: 1339]. Фитоним ежевика образован от праславян-ского *вгь (...) (ежев-ик-а < праслав. *вгву1ка, производного
с суфф. -¡е(к)-а < от прилагательного *егвуъ с последующей субстантивацией). Учитывая этимологию [Фасмер 1986, 2: 11; ЭССРЯ 2010, 1: 255-256], ДДФЕ ~с жевикой, скорее, соотносится с праславянским *егШ 'вести себя как еж', т. е. «выпускать колючки» в качестве защиты от якобы существующей внешней угрозы. Ср.: ёжить(ся), укр. iжитися 'ощетиниться, встать дыбом', србх. ]ежити се 'содрогаться', чеш. jezitise 'ерошиться; раздражаться', польск. jezycsie к ёж [Фасмер 1986, 2: 11]. Исследуемая ДДФЕ имеет структурную модель предлог с + диалектное наименование ежевики в творительном падеже. Этот фразеологизм собственно донской: среди приводимых в СРНГ (т. е. известных в других русских говорах) ФЕ в статье жевика вариант с подобной структурной моделью, характеризующий интеллектуальные способности человека, не зафиксирован. Основным сближающим обстоятельством при образовании данной ДДФЕ в речи донских жителей могут являться: а) мотив «растение (ежевика) и человек (~с жевикой) имеют колючки», восходящий к модели наименования самого растения ежевики: «растение (ежевика) и животное (еж) имеют колючки», что вытекает из вышеизложенного этимологического анализа; б) ДДФЕ с жеви-кой в донских говорах имеет синонимичные по значению и структуре диалектные фразеологические единицы, не содержащие в своем составе компонента-фитонима: общедонской (в первом значении) ДДФЕ ~с бусорью *1. 'глуповатый, с придурью' Ни фсе дома, з бусарью он. Гаварили так пра глупава [Миртов 1929: 33]; 2. 'высокомерный' Чилавек з бусарью плахой дужы верх на сибе бирёть [БТСДК 2003: 63]. В донских казачьих говорах бусорь, бу сорный 'придурковатый': Чилавек такой бусарнай или дуркаватый — ета адно и то жа (от диалектного глагола бусо-рить, несов., неодобр. 'проявлять высокомерие' Он з бусарью, чириз губу рагавариваить, вышы фсех сибя ставить, бусарить) [Там же]. Представленные диалектные данные свидетельствует о том, что донские жители различают неадекватное поведение человека: 1) вследствие природной неполноценности (что вызывает у дончан сочувствие) и 2) вследствие высокомерного поведения, 'выше всех себя ставящий' (что более всего осуждается в донской традиции). Ср. также синонимичный по значению, но отличающийся структурно междиалектный ДДФ: мешком из-под угла
остегнутый 'о глуповатом человеке': З бусарью — значить как из-пад угла мяшком астёгнутый: чилавек з бусарью ни вофси дурак [БТСДК 2003: 283]. В перечисленных выше ДДФЕ наблюдается синонимия языковых средств при характеристике интеллекта, интеллектуального поведения человека в донском диалекте.
Эмоционально-экспрессивная оценка неадекватного интеллектуального поведения представлена в языке дончан в следующей лексеме-фитониме: дурнина, ы, мн. не употр.; ж. (бран.) 'о человеке, ведущем себя несообразно общепринятым нормам'. Дурнина ты длиннагачая! В донских казачьих говорах дурнина 1. 'сорная трава, сорняки: Гот там ни жыли, агарод запустили, дурнины-та там панарастала [БТСДК 2003: 143]; 2. 'ядовитое растение (дурман?)': Аб дарогу растёть дурнина // 'опойное, одуряющее зелье' ~Баба испуганно отшатнулась. А потом убеждала всех: «Их дурниной опоили! Дурниной... Всех! Они — бешеные!» (Б. Екимов. Пиночет) [СДГВО 2011: 155]. В данном фитониме реализуется метафорический перенос «растение — человек»; отрицательные значения качеств растения переносятся на неадекватно ведущего себя человека. В основе оценочного предиката лежат следующие общие семы — «сорный», «сорняк, имеющий ядовитые свойства», «опасный, вредный», «дурной»; признак заключен в корне лексемы дур- > «дурной», «невоспитанный», «пренебрегающий общепринятыми нормами поведения», которые и создают внутренний образ с соответствующими коннотациями.
Внешность, физические особенности человека ассоциируются в языковом сознании донских жителей с совершенно другими растениями по сравнению с теми, которые описывают личностные интеллектуальные особенности. В донской традиции зафиксированы ДДФЕ, характеризующие человека в целом. Тогда метафорическая модель «растение — человек» реализуется напрямую — в наименовании человека видовым фитонимом: так, в контексте традиционной донской казачьей свадьбы ДДФЕ ~ла-зоревый цветок, являясь обрядовым термином, обозначает не просто 'молодую красивую казачку', а 'девушку, достигшую брачного возраста', 'потенциальную невесту', иносказательно определяя ее новый статус на начальном этапе сватовства: «У нас ка-
зак заболел. А мы слышали, что у вас цветок лазоревый есть, лекарственный. Мы хотели его взять» (см. [Карпун 2012]).
Из внешних характеристик с помощью растительных образов донскими жителями описывается возраст человека. Элемент растительного кода купырь, представленный одноименным партитивным фитонимом, имеет в донской культуре семы: '1. быстрорастущий и 2. пустоцвет'. В языке дончан купырь/ку-пырик/купырчик/купырный занимает значительное место, являясь компонентом «вегетативной метафоры», обслуживающей тему роста человека. В «вегетативной метафоре» особенности роста растений на определенном этапе используются для характеристики роста человека: ~Расти как купырь, несов. 'очень быстро расти'. Рибёнак харошый, бальшой, растёть как купырь [БТСДК 2003: 453]. ~Идти в купырь, перен. 'тянуться, вырастать (о человеке)'; Валотька вон Любин, идёть ф купырь — ацца пиригнал на голаву, а сам у читвёртый клас ходить [Там же: 251]. Купырь в донских говорах 'твердый волокнистый стебель, полый внутри'; по отношению к растениям: выгонять купырь, несов. то же, что идти в купырь: Рядиску сажаим, а ана купырь выганяить; отсюда донское диалектное прилагательное купырный, ая 'быстрорастущий'. Растёть как купырь: маладой, харошый да купырнай рибёнак [Там же]. Донские казаки (как субъект оценки) переносят признаки быстрорастущего растения на ребенка, также отличающегося быстрым ростом. Ср.: купырик [купырик], а, и, м. 'цветочная стрелка в своей начальной стадии'; Лук пашол ф купырь, ис сиретки купырик выходить [Там же: 625]. На базе этого же мотивировочного элемента возник и фразеологизм ~Быть как купырик (купырчик) 'быть молоденьким, свеженьким' (о ребенке, молоденькой девушке); Девачка идеть, как купырик, малодинькая, свежынькая. ...Унучик у ней как купырик растеть. Как купырчик малодинький, харошый [СРДГ 1976, 2: 267; Миртов 1929: 162]. У казаков-некрасовцев: Купырь молодой (молодая) 'очень молодой человек'; Вон был ишо купырь маладой. — Ета ана купырь маладая [Сердюкова 2005: 124] // 2. перен. 'кто-л. крепкий, полный, здоровый на вид'; Купырик — эт такой талстичёк (Нех.); 3. перен.'молодой человек, подросток'; Да он ишо купырик. # Но прошло ещё несколько лет и родной ваш купырик, с которого вы надеялись снимать плоды, невольно у вас
отобрали — самый источник вашей жизни... И не хотелось вам отдавать его этому садовнику, — в чужую сторону, на царскую службу, — но он брал не на долгое время, только на три года с лишним (Ф. Крюков. Казачка) [СДВГО 2011: 284].
Кроме рассмотренных выше сем 'быстрый рост' и 'очень молодой человек', купырь содержит сему 'пустой, пустотелый, пустоцвет' > перен. 'бессодержательный, неосновательный, несерьезный' > 'готовый на унижение, лесть, подхалимство для достижения своей цели'. Отсюда в языке донских жителей и возникает фразеологизм ~лезть в купырь 'унижаться, проявлять подхалимство': У нас есть люди, так пирид начальствам пряма-таки лезуть ф купырь [БТСДК 2003: 251], т. е. стараются показать свое повышенное внимание, безоговорочное согласие с начальством, преклонение перед ним и т. д. Таким образом, донскими жителями осуждается лицемерное, угодливое восхваление, заискивание в коммуникативных отношениях с начальством, т. е. поведение, свойственное льстецу и подхалиму. Ср. в русском прост.: ~Без мыла в душу лезть (влезть) 'лестью, хитростью и т. п. добиваться расположения, доверия со стороны кого-либо' [ФСРЯ 1968: 223].
В следующей ДДФЕ в результате вторичного метафорического переосмысления в языковом сознании диалектоносителей возникло более абстрактное значение: 'важничать' ~идти в купырь. В данном случае основу переосмысления составил перенос процесса внешнего/физиологического роста человека на быстрый рост внутренней самооценки человека, т. е. самомнение человека растет так же стремительно, как стебель растения, но оно такое же пустое, ни на чем не основанное, как пустотелый стебель купыря: ~Идти в купырь, несов. 'важничать'. Он сам сибе ставить высако, ф купырь идёть [БТСДК 2003: 251]. В данном случае купырь содержит несколько иную, чем в ранее рассмотренном случае сему 'большой, но пустой внутри' > 'не соответствующий своим внешним обликом своему внутреннему содержанию' > 'внешне значительный, но внутри пустой, не соответствующий своему горделивому виду, поведению, обращению'. Таким образом, донскими казаками осуждается привычка держаться важно, заносчиво. Показательно, что этот популярный в донской традиции образ использован в данных ДДФЕ с негатив-
ной коннотацией в отличие от вегетативной метафоры, обслуживающей тему роста. В этом случае проявляется амбивалентность восприятия элемента растительного кода донскими жителями.
Диалектный материал показал, что сема 'возраст человека' представлена фразеологизмами, характеризующими возрастные этапы: купырик/купырчик — 'ребенок', ~молодой (молодая) купырь — подросток/очень молодой человек, ~куга (хуга) зелёная 'молодой неопытный человек'. В донских говорах куга (хуга) 1. раст. 'камыш озерный'. Носители диалекта переносят признаки молодого нежно-зеленого растения, еще без листьев, отличающегося хрупкостью былки 'ствола' куги 'камыша озерного' без листьев: «одна былка круглая, она хрупкая» на молодого человека (объект оценки).
В основе оценочного предиката лежат следующие общие для фразеологизма семы — «молодой», «не достигший зрелого возраста», «неопытный», «зелен — зеленый цвет, признак недостаточной зрелости», «неумелый», «слишком неопытный для чего-л.», «еще не имеющий достаточной крепости для чего-л.», которые и создают внутренний образ с соответствующими коннотациями. Ср.: Зеленый цвет, зеленое — в народной культуре соотносится с растительностью, изменчивостью, незрелостью/молодостью (например, в народных песнях зеленое /отсутствие зеленого образно обозначает молодость/старость; ср. рус. зеленый 'молодой') [Белова 1999, 2: 305]. Кроме того, в языке донских жителей существуют и синонимичные фразеологизмы с подобным денотатом: ~зелёный как лук 'молодой неопытный человек'; Гаворють и на чилавека — зилёнай как лук. А сибе лезить, а иш-шо маладой [БТСДК 2003: 269]; ~зелёный как бубен 'молодой, неопытный человек'; Наш Вофка зилёный как бубин [Там же: 57]; в донских говорах бубен 'зеленая ягода, зеленый плод' [Там же: 56].
Денотативное значение оборотов ~куга зеленая, ~зелёный как лук, ~зелёный как бубен сопровождается неодобрительной оценкой, выражая коммуникативные намерения недоверия (ср. молоко на губах не обсохло). Куга — широко распространенное наименование, поскольку на Дону много озерного камыша, ср.:
«Кустарником-лозой таволгой (spiraea crenata2) обросли берега донских речек, на болотах и сормах в изобилии растет куга (scirpus lacustris), а с нею и чакан, ближайший родственник куги, заходящий подальше в воду. И донские былины не забывают этой типичной для Дона растительности. Садко предлагает своим ко-рабельничкам "резать "жереба тавалжаные", а затем и кугинные и бросать их в "окиян-море""» (вариант стан. Кумшацкой) [Листопадов 1953, 4: 483].
Другим возрастным этапом, фиксируемым в донском диалекте, является преклонный возраст, старость ~старый карагач 'о пожилом, но крепком человеке'; Карагач высокий ни растёть, он са згибами, раскарячиный [СДГВО 2011: 236]. В донских говорах карагич/караич/каравич/караиш 'вяз лиственный, берест Ulmus campestris': Караич большы в лясу растёть. ... на вершинах старых караичей вьют гнёзда нарядно оперённые сизоворонки и сороки [СРДГ 1976, 2: 51].
Из внешних характеристик с помощью растительных образов донскими жителями описываются и физиологические особенности человека. Как и во многих славянских традициях, в традиционной культуре донских казаков верба имеет амбивалентный статус. С одной стороны, она является главным растительным символом Пасхи и основным участником ритуалов пасхального цикла, символизируя быстрый рост, здоровье. С другой стороны, произрастание у водоемов, отсутствие плодов стали причиной ассоциирования вербы с бесплодием, с нечистой силой (см. [Карпун 2010]). Худоба считается признаком болезни, поэтому наименование этого растения с тонкими гибкими ветвями стало метафорическим обозначением худого человека. Интересно, что в северных говорах лексема верба имеет значение «перен. Красивая, высокая, статная женщина, покачивающаяся при ходьбе. Ветл. Нижегор., 1861. Нижегор. Верхотур. Перм., Урал» [СРНГ 4: 121]. На Дону же худоба не является признаком красоты: ~верба вербой говорят дончане о высоком, нескладном человеке [СДГВО 2011: 70], характеризуя физиологические природные особенности
2 В оригинале опечатка, правильное название — Spiraea crenata (прим. сост.).
строения худощавого человека посредством образа вербы, широко распространенной на Дону.
В ДДФЕ ~сухой как вербяка 'очень худой человек'; Сын мой худой как вирбяка, и костащки видна [БТСДК 2003: 71] характеризуется не столько физиологическое строение, сколько общее состояние здоровья человека, поскольку сама худоба считается признаком не здоровья, а болезни. Кроме этого, вербяка, в которой словообразовательный суф. -як- усиливает эмоциональную окраску, придавая ей пренебрежительно-отрицательный оттенок, и с которой сравнивается человек, представляется не тонкой вербой, а старой, высохшей вербякой, ставшей метафорическим обозначением худого человека.
Об очень худом, тонком, иссохшем человеке донские жители говорят: ~как сенина, как соломинка 'очень худой, тонкий, иссохший человек'. В донском казачьем диалекте сенина 'одна травинка, былинка сена' [СДГВО 2011: 539]. Сравнение с былинкой подчеркивает, что человек исхудал, стал таким же истощенным, как высохшая, ставшая совершенно сухой былинка, травинка. Ср. в русском лит.: ~худой как щепка, где щепка — тонкая пластинка, отколотая по слою дерева [Ожегов 1963: 887].
Таким образом, в языковом сознании казаков внешние особенности человека передаются с помощью таких растительных образов, как верба, сенина, лазоревый цветок, куга зеленая, зеленый лук, зеленый бубен, карагач и др., которые обладают ярким (привлекательным/непривлекательным) внешним видом. Для единиц растительного кода, характеризующих интеллект, более актуальны свойства и качества растений (колючесть ~с жевикой, ядовитые свойства ~объесться бесилы/бесива/бешихи и т. д.). Интеллектуальная сфера представлена почти втрое большим количеством фразеологизмов с фитонимами; глупый человек ассоциируется с 'твердостью', 'пустотой', 'обездвиженностью'. В донской культуре преобладают негативные оценки, маркирующие отклонения от нормы, нуждающиеся в исправлении. Механизм означивания также различен. При характеристике внешности человека основой метафоры является внешний облик растения (карагач с искривленным стволом как символ старого, но крепкого человека), особенности роста (быстро растущий стебель купыря) или особенности строения растения, его цвет (~куга зеле-
ная — 'молодой человек' и т. д.). Внутренние качества описываются с помощью более сложных механизмов метафоризации, опирающихся на ассоциации: 1) с 'твердостью' ~горох молотить на лбу, ~молотить головой (башкой) подсолнух; 'пустотой' ~пус-тая кубышка, ~пустой качан, ~пустая колода; 'обездвижен-ностью'(пень, ~осина без вершины и др.), т. е. «деревянной» метафоры»; 2) ~мякиной набитый, «мусорной» метафоры и т. д.
Таким образом, в процессе формирования ДДФЕ отражается способность носителей донских говоров переосмыслять фито-нимы, имеющие в донской традиции этнокультурную ценность, в виде образных вторичных номинаций, отражающих оценочный, экспрессивный характер ДДФЕ.
Сопоставление перечней элементов растительного кода, используемых носителями донских казачьих говоров для характеристики внешних данных и внутренних качеств человека, показывает, что при описании используются разные растительные образы. Заметим также, что в языковом сознании казаков существует понятие амбивалентности значения элементов растительного кода; некоторые из таких элементов могут характеризовать как внутренние, так и внешние качества человека одновременно: купырь1 — 'подхалимство, готовность идти на все в угоду начальству'(~лезть в купырь); купырь2 — 'важничанье/гордыня', несоответствие внешнего и внутреннего содержания (~идти в купырь). Этот популярный в донской традиции образ использован в данных ДДФЕ с негативной коннотацией в отличие от ДДФЕ ~идти в купырь, ~расти как купырь — вегетативной метафоры, обслуживающей тему роста, что подтверждает амбивалентность оценки растения в донской традиционной культуре. Все перечисленные характеристики свидетельствуют об оригинальности этого фрагмента языковой картины мира донских казаков. Ассоциации, связанные с растениями, в основном находятся в русле общерусских, общеславянских, некоторые — являются специфичными. Это позволяет говорить о своеобразии региональной диалектной картины мира донского казачества.
Литература
Арутюнова 1999 — Н. Д. Арутюнова. Язык и мир человека. М.: Языки
русской культуры, 1999.
Белова 1999 — О. В. Белова. Зеленый цвет // Н. И. Толстой (ред.). Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Т. 2. М.: Международные отношения, 1999. С. 302-305.
Брысина 2003 — Е. В. Брысина. Этнокультурная идиоматика донского казачества. Волгоград: Перемена, 2003.
Власкина и др. 2004 — Т. Ю. Власкина, Н. А. Архипенко, Н. В. Калини-чева. Мифологическая картина мира донских казаков. Народные знания донских казаков // Традиционная культура 4(16), 2004. С. 63-65.
Карпун 2010 — М. А. Карпун. Верба в диалекте и календарной обрядности донских казаков: материалы к этнолингвистическому словарю // Г. Г. Матишов (отв. ред.). Фундаментальные проблемы пространственного развития Юга России: междисциплинарный синтез. Тезисы Всероссийской научной конференции (28-29 сентября 2010 г., Ростов-на-Дону). Ростов-на-Дону: Изд-во ЮНЦ РАН, 2010.
Карпун 2012 — М. А. Карпун. Диалектные фразеологизмы с компонен-том-фитонимом как обрядовые термины донской традиционной свадьбы // Лексикология. Лексикография (русско-славянский цикл). Русская диалектология. Материалы секций XLI Международной филологической конференции. 26-30 марта 2012 г., Санкт-Петербург. СПб.: ЛЕМА, 2012.
Колосова 2009 — В. Б. Колосова. Лексика и символика народной ботаники восточных славян. Этнолингвистический аспект. М.: Индрик, 2009.
Колосько 2010 — Е. В. Колосько. Метафорический перенос «растение — человек» в русских народных говорах // Acta lingüistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований РАН VI, 1, 2010. С. 69-77.
Крепкогорская 2012 — Е. В. Крепкогорская. Сопоставительный анализ фразеологических единиц с компонентом фитонимом в английском и русском языках. Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Казанский (Приволжский) федеральный университет, Казань, 2012.
Леонтьева 2003 — Т. В. Леонтьева. Интеллект человека в зеркале русского языка. Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Уральский государственный университет им. А. М. Горького, Екатеринбург, 2003.
Пуцилева б.д. — Л. Ф. Пуцилева. Типология культурно детерминированных коннотаций русских фитонимов. (http://cyberleninka.ru/arti cle/n/tipologiya-kulturno-determinirovannyh-konnotatsiy-russkih-fito nimov#ixzz2Ek 1uvNZN)
Сиднева 2008 — С. А. Сиднева. Растительный код в новогреческом фольклоре. Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. МГУ, М., 2008.
Толстая 2007 — С. М. Толстая. К понятию культурных кодов // Н. Б. Вахтин, Г. А. Левинтон (ред.) при участии В. Б. Колосовой и А. М. Пиир. АБ-60. Сборник статей к 60-летию Альберта Каш-фулловича Байбурина. 8Щ&а ЕШпо^1са. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2007. С. 23-31.
Толстая 2008 — С. М. Толстая. Пространство слова. Лексическая семантика в общеславянской перспективе. М.: Индрик, 2008.
Источники
БТСДК 2003 — В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова Б. Н. Проценко, О. К. Сер-дюкова (ред.). Большой толковый словарь донского казачества. М.: Русские словари — Астрель — АСТ, 2003.
Даль 1998 — В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М.: Цитадель, 1998.
Листопадов 1953 — А. М. Листопадов. Песни донских казаков. М.: Музгиз, 1953.
МАС — А. П. Евгеньева (ред.). Словарь русского языка. В 4 т. М.: Русский язык, 1981-1984.
Миртов 1929 — А. В. Миртов. Донской словарь. Материалы к изучению лексики донских казаков. Ростов-на-Дону: Типография Кубполиграфа, 1929.
Ожегов 1963 — С. И. Ожегов. Словарь русского языка: Около 53000 слов. 5-е изд. стереотипное. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1963.
СДГВО 2011 — Р. И. Кудряшова (ред.). Словарь донских говоров Волгоградской области: 17000 слов. Волгоград: Издатель, 2011.
Сердюкова 2005 — О. К. Сердюкова. Словарь говора казаков-некрасов-цев. Ростов на-Дону: Изд-во Ростовского университета, 2005.
СРДГ — В. С. Овчинникова (отв. ред.). Словарь русских донских говоров. В 3 т. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского университета, 1975, 1976.
СРНГ — Ф. П. Филин (гл. ред.) (вып. 1-23), Ф. П. Сороколетов (гл. ред.) (вып. 24-46), С. А. Мызников (гл. ред.) (вып. 47-49). Словарь русских народных говоров. М. — Л.; СПб.: Наука, 1965-... (продолжающееся издание).
Фасмер — М. Фасмер. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. М.: Прогресс, 1986-1987.
ФСРЯ 1968 — А. И. Молотков (ред.). Фразеологический словарь русского языка. М.: Советская энциклопедия, 1968.
ЭССРЯ 2010 — А. К. Шапошников (сост.). Этимологический словарь современного русского языка. В 2 т. М.: Флинта; Наука, 2010.
