CC BY
103
А. Д. Пантелеев
ЭЛЕМЕНТЫ ДЕМОКРАТИИ В РАННЕХРИСТИАНСКИХ ОБЩИНАХ: ЕПИСКОПСКИЕ ВЫБОРЫ ВО II-III ВВ.
Одной из ключевых особенностей, присущих античному периоду европейской истории едва ли не с самого начала, было демократическое начало, проявления которого мы встречаем уже в гомеровских поэмах. Это начало по-своему выражалось в греческой и римской истории в различное время, но оно составляло неотъемлемую часть жизни этого мира. Переход от республики к монархии знаменовал, по сути, начало заката античности. Установление системы принципата исключило участие подавляющего большинства граждан в управлении государством, но сохранило другие возможности для участия в общественной жизни — городское собрание и различные коллегии и союзы. Однако со времен Цезаря и Августа римские принцепсы относились к этим организациям с большим недоверием, стремясь свести их число к минимуму и поставить их под строгий контроль: мы можем почувствовать обеспокоенность императоров этой проблемой хотя бы из переписки Плиния и Траяна. Если такое отношение вызывали в общем-то вполне безобидные объединения пожарных, ремесленников или почитателей того или иного божества, то вполне объяснима тревога по поводу христианских общин. Христианские собрания с самого начала носили для римских властей характер незаконных сборищ: новая религия находилась вне закона, христиане считались врагами рода человеческого и с ними связывались рассказы о ужасных преступлениях. Их окружали и политические подозрения, вызванные неясными слухами о некоем новом царстве, которого они ожидают, отказом от участия в императорском культе, наконец, заговоре [1, p. 31-47; 2]. Это усугублялось еще и тем, что христианские экклесии в отличие от большинства коллегий организовывали некое единое общество по всей империи: «Они избегают сооружения жертвенников, статуй и храмов; (вместо этого) признаком (общности культа) служит у них уговор насчет скрытного, тайного сообщества» (Orig. C. Cels. VIII, 2).
В это время на первый план церковной жизни выходит фигура епископа, который, с одной стороны, определял и устраивал внутреннюю жизнь общины и проводил богослужения, а с другой — представлял ее на соборах, где решались теологические и дисциплинарные вопросы. Во время гонений он сохранял целостность церкви и был необходим для преодоления ересей, что также требовало консолидированного противостояния. Позже избрание или назначение епископа станет делом клириков, попытка закрепления этого принципа прослеживается в правилах I Вселенского Собора1 и окончательно подтверждается третьим правилом VII Собора, но в первые века христианской истории в выборах епископа часто участвовала вся община, и они носили вполне демократический характер.
0 том, как проходили епископские выборы и какие требования выдвигались к кандидатам, мы узнаем из нескольких источников. Прежде всего это сборники правил и постановлений, приписываемые Ипполиту и Клименту Римскому — тексты, происхож-
1 «Епископа поставлять наиболее прилично всем той области епископам... по крайней мере три в одно место соберутся, а отсутствующие пусть изъявят согласие посредством писем» (правило 4).
© А. Д. Пантелеев, 2010
дение которых до конца не ясно, но во многом они отражают исторические реалии II-III вв. Затем эта тема так или иначе затрагивается в «Учении 12 апостолов», в посланиях Климента Римского, Игнатия Антиохийского и у более поздних авторов, из которых особенно важны Ориген и Киприан. Несколько весьма любопытных рассказов, связанных с этим сюжетом, приводит в «Церковной истории» Евсевий и последующие церковные историки Феодорит, Сократ и Созомен. По мере необходимости мы будем привлекать и более поздние тексты.
Вокруг происхождения епископской должности, ее функций и соотношения с другими церковными служениями, особенно пресвитерами, в ранний период истории христианства ведется большая дискуссия, которой мы здесь не будем касаться. Так или иначе, но епископы, поставленные апостолами, упоминаются в новозаветных сочинениях. Павел дает указания, каким требованиям должен удовлетворять кандидат: непорочен, не дерзок, не гневлив, не пьяница, муж одной жены, не корыстолюбив, благочестив, воздержан, он должен хорошо управлять своим домом и быть не из новообращенных (1Тим 3:1-7; Тит 1:7-9). С постепенным исчезновением из церковной жизни носителей харизматического начала — апостолов, пророков и учителей — епископы начинают играть все более важную роль, становясь носителями духовной и административной власти. В «Учении 12 апостолов» говорится: «Рукополагайте себе епископов и диаконов, достойных Господа, мужей кротких и несребролюбивых, и истинных, и испытанных, ибо и они исполняют для вас служение пророков и учителей» (Did. 15, 1). Епископ распоряжался всем имуществом общины, занимался благотворительностью, назначал новых священников, совершал евхаристию.
В отечественной исследовательской литературе можно встретить следующее описание избрания епископа во II-III вв. [3, с. 117-120; 4, с. 174-180; 5, с. 158-159]. В большинстве случаев епископ избирался из числа членов местной церкви, но бывали и исключения: иногда община могла попросить занять это место кого-нибудь из приезжих, как это произошло в Иерусалиме, где епископом по просьбам верующих стал Александр, который уже был рукоположен в другом городе; Александру было разрешено стать иерусалимским епископом предстоятелями соседних общин (Eus. HE VI, 11). Еще о двух похожих случаях рассказывает Евсевий (VII, 32). Кандидат должен был получить одобрение сначала от общины — и от мирян, и от клириков, затем происходило его рукоположение, совершаемое как минимум тремя епископами соседних областей (Eus. HE VI, 43), а были случаи, когда их число доходило до 16 (Cypr. Ep. 51, 24). Выбор кандидата производился именно местной общиной: «В епископы пусть будет поставлен избранный всем народом и, когда он будет назван и понравится всем, пусть соберется вместе с пресвитерами и присутствующими епископами в воскресный день» (Hipp. Trad. 2); «Кто должен предстоятельствовать всем, тот должен и быть выбран всеми»,—дал классическую формулировку этого тезиса папа Лев Великий (Ep. 44). При рукоположении происходит сошествие Духа Святого, благодаря которому новый епископ получает «власть отпускать грехи по заповеди Твоей и жаловать жребии, согласно Твоему повелению, а также разрешать всякие узы по власти, данной Тобою апостолам» (Hipp. Trad. 3).
Однако это был далеко не единственно возможный вариант проведения выборов. После появления принципиально важной работы В. Бауэра о значении местных типов христианства [6] исследователи перестали конструировать единый алгоритм избрания епископа для всей древней церкви от Африки до Сирии и пытаться избавиться от свидетельств, которые не укладывались в эту картину, при помощи описания последовательной эволюции этой системы от максимально демократичной к «аристократиче-
ской», когда она становится делом исключительно клира. В настоящее время принято считать, что в разных регионах Римской империи существовали различные варианты проведения таких выборов [7, p. 27; 8, p. 44]. Епископ мог избираться всем народом, только клиром, всей общиной вместе с прибывшими из соседних областей епископами, наконец, сам предшествующий епископ мог назвать имя преемника и даже, вопреки правилам, самостоятельно рукоположить его. Надо иметь в виду еще и то, что если епископ погибал во время гонений, то выборы приходилось проводить в весьма непростой ситуации, и некоторые детали процедуры могли быть изменены или вовсе опущены (при ведущихся преследованиях было опасно проводить собрания, епископы соседних церквей могли задержаться в пути или вовсе не прибыть и т.п.). Мы постараемся показать роль общины во всех этих вариантах проведения выборов и охарактеризовать в целом степень их демократичности в этот период.
Каким образом происходила процедура выдвижения кандидатов в епископы и как из этих кандидатов, если их было несколько, выбирался достойнейший? В случае небольшой общины — а нам известно, что существовали церкви, в которых не было и 12 взрослых мужчин (Can. eccl. 1) или где не было достойного старца и приходилось возводить на кафедру кого-либо из молодых (Const. ap. II, 1) —имелась возможность обсудить достоинства и недостатки каждого. В противном случае, если община была велика, кандидатуру мог внести или сам претендент, или кто-нибудь из пресвитеров или народа. Похоже, что более предпочтительным был второй вариант. Стремление к епископству оказывается характерной чертой еретиков: таковы Феобуфис, о котором говорит Гегесипп (Eus. HE IV, 22), Маркион (Epiph. Haer. 42, 1), Валентин (Tert. Adv. Val. 4), Новат (Eus. HE VI, 43) и другие, впавшие в ересь из-за неудачи на выборах. Впрочем, очевидно, что честолюбивые и энергичные люди, чувствовавшие в себе готовность к этому служению, стремились к нему, не видя в этом ничего плохого, ведь еще апостол Павел писал: «Верно слово: если кто епископства желает, доброго дела желает» (1 Тим 3:1). Иногда случались удивительные происшествия вроде того, что описывает Евсевий: «Когда все братья собрались для выбора будущего епископа, то большинству приходил на ум кто-либо из славных, известных мужей. О Фабиане, здесь находившемся, и мысли ни у кого не было. Вдруг сверху слетает голубь и садится ему на голову — так Дух Святой, в виде голубя, сошел на Спасителя. Тут весь народ в одном порыве, словно по внушению Духа Божия, единодушно возгласил “достоин” и немедленно посадил его на епископскую кафедру» (HE VI, 29). Такого рода случаи считались прямыми указаниями Бога на угодного Ему кандидата. При похожих обстоятельствах были избраны Александр в понтийском городке Комане и Амвросий Медиоланский. Когда Григорию Чудотворцу не понравился ни один из предложенных кандидатов, кто-то из толпы в шутку предложил избрать чумазого угольщика Александра, на поверку оказавшегося достойным человеком, который и был в итоге рукоположен (Greg. Nyss. Vita Greg. Thaum. PG. 46, 933). Крик ребенка, удивившегося появлению недавно крещенного префекта Амвросия в храме — «Амвросий — епископ?», определил его избрание (Paulin. Vita Ambr. 6; Socr. HE IV, 30; Sozom. HE VI, 24).
На некоторые кафедры, по местной традиции, могли претендовать только члены местного клира. Так обстояло дело, например, в Александрии. По свидетельствам Иеронима Стридонского, «в Александрии со времен евангелиста Марка вплоть до Геракла и Дионисия... пресвитеры назначались (nominabant) так же, как епископ, который выбирался из их числа и ставился на высшую должность, подобно тому, как армия избирает императора» (Jer. Ep. 146). О том же сообщают Север Антиохийский и Евтихий Александрийский [7, p. 30].
Кроме того, бывало так, что сам епископ незадолго до смерти объявлял имя своего преемника. Об этом обычае мы узнаем от Евсевия и Феодорита: Феотекн, епископ Кесарии Палестинской, рукоположил Анатолия, «предназначая его преемником для своей епархии» (Eus. HE VII, 32), Афанасием Великим в Александрии был поставлен Петр (Theod. HE IV, 20), а в Антиохии Павлин рукоположил вместо себя Евагрия (Theod. HE V, 23). Этот способ передачи полномочий встречается и раньше. В III в. перед казнью Флавиан завещает поставить епископом Лукиана, произнеся в его честь похвальную речь и заявив, что ему, находящемуся в такой близости от Христа и небес, уже открыта истина (Pass. Mont. et Luc. 23). Часто преемником оказывался не достойнейший, а родственник или друг стареющего епископа. Иногда «семейственность» принимала совсем уж гипертрофированные формы: так, Поликрат Эфесский говорит, что среди его родственников было 7 епископов (Eus. HE V, 24). Ориген, выступая против этого обычая, говорит, что следует ставить епископов не по родству и не по дружбе, а по Божьему выбору, приводя в пример Моисея, который поставил Иисуса Навина, а не своих детей или родственников. Если сам Моисей не сделал этого, то кем считают себя те, кто так поступает? (Hom. in Num. XIII, 4). Несмотря на запреты такого рода практики, она сохранялась и в дальнейшем: так, Августин оставил на иппонской кафедре своим преемником Ираклия.
Иногда при споре о будущем епископе формировались настоящие партии. Так, Ки-приан был избран вопреки воле пяти карфагенских пресвитеров и тех, кто их поддерживал (Vit. Cypr. 5); Иоанн Златоуст пишет о современных ему выборах: «Все они, разделившись на многие партии, каждый стоит за своего кандидата, предлагают один — одного, другой — другого» (Jn. Chrys. De sacer. III, 15); много примеров такой фракционности приводит А. П. Лебедев [3, с. 142-146]. Как достигался компромисс между приблизительно равными партиями в то время, точно сказать нельзя. Используемый для обозначения процедуры избрания народом термин psephos, которым в классическое время назывался камешек для голосования или сам голос, не указывает на способ волеизъявления. Существуют две основные версии участия мирян в этих выборах: первая предполагает, что это было голосование, вторая — одобрение выбора, сделанного пресвитерами. Сторонники первой точки зрения видят в выборах епископа продолжение практики римских народных собраний c их системой тайной подачи голосов на табличках [9, S. 138]. Вторая точка зрения сводится к тому, что народ своими криками мог только остановить избрание неугодного кандидата [10, p. 409]. В поддержку этой точки зрения они ссылаются на обычай, якобы введенный Александром Севером при назначении на государственные должности: он объявлял их имена и предлагал всем, кто их обвиняет, обосновать свои претензии, при этом ссылаясь на обычай «христиан и иудеев» (SHA. Alex. Sev. 45). Р. Лэйн Фокс, подводя итог дискуссии о том, как именно происходили эти выборы, вполне резонно сомневается в существовании некоего формализованного способа [11, p. 510]. В обсуждении кандидатур принимала участие вся община, включая женщин и рабов. Женщины играли очень важную роль в ранней церкви. Так, существовало много женских служений — диакониссы, пророчицы, вдовы; женщины выступали в качестве покровителей отдельных священников и целых общин; наконец, как считается, они составляли большинство верующих в то время — достаточно вспомнить обвинения Цельса в том, что христиане распространяют свое учение среди женщин (Orig. C. Cels. III, 55). Рабы были полноправными членами церкви еще со времен апостолов: «Раб, призванный в Господе, есть свободный Господа» (1 Кор 7:22). Некоторые из них, например, Каллист, даже сами становились епископами.
В худшем случае из-за разногласий в общине мог возникнуть раскол, как это слу-
чилось в Риме в начале III в. при Каллисте и Ипполите из-за слишком мягких взглядов первого на дисциплинарные вопросы. Позже, в IV в., дело доходило до открытых столкновений и уличных боев. Яркий пример — споры в Риме, где обстановка была и так неспокойной [12, p. 20], между Дамасом и Урсиной в 366 г.: «Партии разделились, и борьба доходила до кровопролитных схваток и смертного боя между приверженцами того и другого... В базилике Сицинина, где совершаются отправления христианского культа, однажды найдено было 137 трупов убитых людей, и долго пребывавшая в озверении чернь лишь исподволь и мало-помалу успокоилась» (Amm. Marc. XXVII, 3; ср. Soz. HE VI, 23). Еще острее борьба протекала в Константинополе, но открытые столкновения там произошли всего однажды, в 342 г., когда погибло несколько тысяч человек (Socr. II, 12; Soz. II, 17). Каждый раз при освобождении кафедры начиналось сильное и опасное народное движение, из-за которого в город вводились войска. Из 14 епископских выборов IV — начала V в. сильными волнениями были отмечены 6, а в остальных случаях они не происходили только потому, что были своевременно подавлены. В крупных городах стычки, требующие вмешательства гражданских властей или войск, не были какой-то редкостью [3, с. 143-144; 4, с. 180-182]. Конечно, в предшествующее время эти конфликты решались по-другому, однако существование в общинах отдельных партий и накал внутрицерковной борьбы хорошо ощущаются при изучении дисциплинарных споров и расколов III в.
Отсутствие сведений о столкновениях во II в. можно объяснить двумя соображениями. Во-первых, Евсевий, наш основной источник по истории этого времени, крайне неохотно рассказывает о таких сюжетах. Во-вторых, как нам кажется, таких столкновений в то время не могло быть много. Ключевым фактором в истории христианства первых веков были преследования со стороны государства, во многом определившие характер церковной жизни. Незаконный статус новой религии обусловливал, с одной стороны, небольшое число ее приверженцев, а с другой — гарантировал отсутствие среди них случайных людей: далеко не всякий был готов рисковать своей головой или социальным положением и отказаться от привычной жизни. Епископская должность в то время была опасна: епископ «был первый кандидат на мученическую смерть» [4, с. 179], достаточно вспомнить Игнатия, Поликарпа или Иринея, и зачастую это останавливало честолюбцев. Членов общины сплачивало постоянное ожидание преследований, и споры о предстоятеле в таком коллективе если и возникали, то решались быстро и ко всеобщему удовлетворению. Надо учитывать еще и то, что в то время были сильны эсхатологические ожидания, а как считалось, епископ будет отвечать за свою паству перед Богом и печься о безопасности общины в будущем мире. Ориген замечает, что, возможно, лидеры церквей не рискнули бы состязаться за свое место и почет, которое оно дает, если бы вспомнили, что они будут отвечать свои грехи и грехи их церквей (Orig. Hom. in Num. XXII, 4).
«Апостольские постановления» приводят длинный список формальных и моральных требований, которым должен отвечать епископ. Он должен быть незазорен, безукоризнен, чужд всякой несправедливости человеческой, не моложе пятидесяти лет, трезвен, целомудрен, благочинен, постоянен, невозмутим, не пьяница, не бийца, но тих, несварлив, несребролюбив, не из новообращенных, муж одной жены однобрачной, хорошо управляющий домом своим, не гневлив, милосерд, благороден, склонен к любви, нелицеприятен, не боязлив или льстив пред богачом более надлежащего, а убогого не презирает или не притесняет (II, 1-6). Все эти требования представляют собой развитие пожеланий Павла. Но на практике часто едва ли не главную роль играло социальное положение и богатство; в этом церковные выборы были похожи на выборы в городские
советы, когда особое внимание обращалось на готовность кандидатов делать подарки и исполнять обязанности — строительство общественных зданий или устройство игр и зрелищ — за свой счет. Таковы были обстоятельства избрания Киприана, который был обязан своему быстрому продвижению не только риторскому дару и успешной адвокатской деятельности, но и тому, что щедро раздавал милостыню и поддерживал нуждающихся вдов и калек, а его дом был открыт для любого гостя (Vit. Cypr. 2-З). На это же, очевидно, надеялся и Маркион, подарив римской церкви 2ОО тыс. сестерциев (Tert. Adv. Marc. IV, 4). Григорий Богослов говорит в своем «Прощальном слове»: «Они ищут не иереев, но риторов; не строителей душ, но хранителей имущества; не жрецов чистых, но сильных представителей». Община надеялась, что епископ будет тратить свои средства не только в пользу вдов и сирот, но и всех верующих. Судя по «Апостольским правилам», иногда собственное имущество епископа рассматривалось как церковное; особым постановлением фиксируется его свобода оставить свою собственность «кому хочет и как хочет», так как у него могли оставаться жена, дети, родственники и рабы (Ap. Can. 40). Очевидно, это было связано с правом епископа распоряжаться всем церковным имуществом.
Образованность, знание Писания и способность его толковать, несмотря на требование «Установлений апостольских» (II, 5), не входили в число действительно необходимых для будущего епископа: «Он (избираемый) должен быть образованным, чтобы быть в состоянии толковать Писание, а если он будет необразован, то должен быть кроток и исполнен любви ко всем» (Can. eccl. 1). Поликрат Эфесский особенно гордился тем, что «прочитал все Священное Писание» (Eus. HE V, 24), Ипполит называл римского епископа Зеферина «человеком невежественным и безграмотным» (Hipp. Ref. IX, 11), были епископы из сапожников и крестьян. Ориген, обращаясь к современной ему ситуации, не скрывает своего недовольства. По его словам, церкви получают таких предстоятелей, каких они заслуживают, общественное положение значит больше учености, а богатство — больше знания Писания (Hom. in Mth. XVI, 21-22; Hom. in Jd. IV, З). Невысокий интеллектуальный уровень клира показывает и то, что только в начале III в. мирянам было запрещено учить в церкви (Eus. HE VI, 19; Const. ap. II, 57).
Но кроме необразованности у епископов были и другие недостатки. Много о них сообщает Киприан, сам епископ, хорошо знавший свое окружение, кое-что можно узнать у Евсевия, правда, в отношении не церкви, а еретиков, например, Павла Самосатского или Новата. Евсевий сознательно не хочет выносить сор из избы, поскольку согласие всей церкви — один из его основных аргументов против разноголосицы еретиков. Так, он пишет: «В мою задачу не входит сообщать потомству об их (епископов. — А. П.) раздорах и безумствах... Мы решили ничего больше не говорить о них, кроме того, что оправдывает суд Божий» (HE VIII, 2). Киприан обвиняет епископов в алчности и чревоугодии, вместо того, чтобы служить, они гоняются по ярмаркам и занимаются ростовщичеством: «Ведь стали же все заботиться о приумножении наследственного своего достояния и, забыв о том, как поступали верующие при апостолах и как всегда поступать должны, с ненасытным желанием устремились к увеличению своего имущества. Незаметно стало в священниках искреннего благочестия, в служителях — чистой веры, в делах — милосердия, в нравах — благочиния» (Cypr. De laps.)2. Сходным образом характеризуется и Павел Самосатский, который «считает веру средством для наживы» (Eus. HE VII, ЗО). Ориген высказывается о этих пороках еще жестче, сравнивая осквернение церкви с осквернением иерусалимского храма и призывая Христа
2 С ростовщичеством борются и «Апостольские правила»: «Епископ, или прескитер, или диакон, лихвы требующий от должников, или пусть перестанет, или да будет извержен» (Ap. Can. 45).
придти и очистить ее бичом (Hom. in Mth. XVI, 20). Вряд ли они проявлялись только после избрания, напротив, они были известны прихожанам, но воспринимались ими как необходимое зло, а то и вовсе как достоинство для будущего предстоятеля: чем богаче будет епископ, тем больше он станет тратить на церковные нужды.
Но община не только избирала епископа: у нее существовали определенные инструменты влияния на предстоятеля. Основными из них были церковные пожертвования и возможность смещения неугодного епископа, как из-за его пороков, так и потому, что он не смог установить нормальные отношения с паствой или проявлял чрезмерную строгость (Eus. HE VI, 9). Епископ не мог покинуть свою область и перейти в другую без особо уважительных причин, да и то по разрешению суда других епископов (Ap. Can. 14). Он был должен находиться там под страхом отлучения, однако если он не был принят «по злобе народа», то отлучение грозило клиру за то, что они не смогли воспитать его в послушании (Ap. Can. 36). Однако, если община изгоняла епископа, за него часто вступались предстоятели из соседних областей или крупных городов. Так, Климент Римский обращается к коринфянам с уговорами принять изгнанный клир обратно и утверждает, что епископы и пресвитеры являются прямыми наследниками апостолов (I Cor. 42). Игнатий Антиохийский идет еще дальше в этих требованиях: община должна почитать власть епископа как власть Бога Отца (Magn. 13, 1-2; Eph. 5, 3), без епископа никому ничего не следует делать, народ должен всегда за ним следовать (Smyrn. 8). В целом роль влияния общины на процесс избрания епископа постепенно начинает уменьшаться, в разных регионах это происходит с разной скоростью, но конец везде один: миряне теряют это право.
Каждый из возможных вариантов выборов предстоятеля общины может найти параллели и в языческой, и в иудейской традициях. Сама должность «епископа» встречается и в синагогах, и в греко-римских коллегиях, ее можно встретить у Аристофана, Демосфена, других античных авторов и во многих надписях. А. Гиллом полагал, что изначально епископ был наследником иудейской должности hazzan’а, отвечавшего за порядок в синагоге и следившего за исполнением священных законов [13]. Э. Фергюсон отмечает, что можно сопоставить рукоположение епископа одним предшественником или указание на него в качестве желательной кандидатуры и посвящение раввина, которое проводилось одним-двумя учителями [7, p. 28]. Выборы всей общиной были распространены в греческих и римских коллегиях и фиасах, кроме того, он встречается и у иудеев при выборах архонтов синагоги и некоторых должностных лиц Кумранской общины [14]. В некоторых римских коллегиях рабы также обладали правом голоса, как и в христианских церквях. Право голоса у женщин тоже не было исключительной особенностью христианских общин, хотя в античном мире оно не имело широкого распространения.
Подводя итог, можно отметить, что в доконстантиновский период воля общины имела решающее значение при выборе епископа в большинстве местных церквей и на Западе, и на Востоке вне зависимости от того, как именно учитывалась ее воля. В случае возможности выдвижения кандидатуры именно народ определял будущего предстоятеля, а если сводить роль общины лишь к одобрению выбора пресвитеров, то и здесь была возможность отклонения неугодных претендентов. Во многом эта роль была связана с внешними факторами, в первую очередь непрекращающимися гонениями. В такой ситуации верующие стремились к консолидации вокруг фигуры епископа, а вместе с тем клир отчетливо сознавал свою зависимость об общины. Но необходимо учитывать и внутреннюю жизнь общин: в то время в общинах сосуществуют несколько авторитетных групп. Это пророки, исповедники, интеллектуалы (апологеты и первые
христианские богословы) и собственно клир. Эти силы уравновешивали друг друга, но постепенно в силу разных причин все они оказались подчинены епископской власти. Свое завершение этот процесс получает в IV в., когда фактически уже складывается процедура выбора епископа клиром, а иногда и напрямую императором.
Источники и литература
1. Wilken R. L. The Christians as the Romans saw Them. New Heaven-London: Yale University Press, 1984. 214 p.
2. Nagy A. A. «Superstitio et Coniuratio» // Numen. 2003. Vol. 49. P. 178-192.
3. Лебедев А. П. Духовенство древней Вселенской Церкви со времен апостольских до X в. СПб.: Алетейя, 1997. 412 с.
4. Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. Т. 3. СПб.: Типография М. Мерку-шева, 1913. 356 с.
5. Свенцицкая И. С. Раннее христианство: страницы истории. М.: Изд-во политической литературы, 1988. 336 с.
6. Bauer W. Orthodoxy and Heresy in Earliest Christianity / Engl. transl. by R. A. Kraft.
Philadelphia: Fortress Press, 1971. 326 p.
7. Ferguson E. Origen and the Election of Bishops // Church History. Vol. 43. 1974. P. 26-33.
8. Granfield P. Episcopal Elections in Cyprian: Clerical and Lay Participation // Theological Studies. 1976. Vol. 37. P. 41-52.
9. Stockmeier P. Gemeinde und Bischofsamt in der alten Kirche // Theologische Quartalschrift. Bd 2. 1969. S. 131-146.
10. Battifol P. L’Eglise naissante et le catholicisme. Paris: J. Gabalda, 1922. 520 p.
11. Lane Fox R. Pagans and Christians in the Mideterranean World from the Second Century AD to the Conversion of Constantine. Londоn: Penguin Books, 1986. 800 p.
12. Africa T. W. Urban Violence in Imperial Rome // Journal of Interdisciplinary History. 1971.
Vol. 2. P. 3-21.
13. Guillaume A. Is Episcopacy a Jewish Institute? // Bulletin of the School of Oriental and African Studies. 1949. Vol. 13. P. 23-26.
14. Ferguson E. Qumran and Codex D // Revue de Qumran. 1972. Vol. 8. P. 75-80.
Статья поступила в редакцию 25 марта 2010 г.
