CC BY
181
А. И. Веревкин
ЭЛЕКТОРАЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ VS «УПРАВЛЯЕМОСТЬ»
К началу второго десятилетия XXI в. отечественная политическая наука накопила большой опыт электоральных исследований, затрагивающих как институциональные, структурные, управленческие, так и поведенческие аспекты электоральных процессов в России [1, с. 62-82]. Причины столь пристального внимания российских ученых к электоральной проблематике кроются не только в общемировой научной традиции изучения избирательных систем в широком смысле этого слова, но и в значительной актуальности подобных исследований для России. Неугасающий интерес российских политиков к электоральной инженерии можно попытаться объяснить в традиционной манере как поиск наиболее приемлемой для российской действительности избирательной системы. Однако реальные результаты институционального выбора имеют на практике не столь однозначные последствия для политической системы современной России.
В данной работе мы попытаемся раскрыть, какую роль в повышении «управляемости» электорального процесса сыграл процесс картелизации российских политических партий.
По мнению Валери Банс [2, с. 2-3], отличие государственно-социалистических, а по сути авторитарных, систем от либерально-демократических заключается в различных конфигурациях определенности и неопределенности применительно к процедурам и результатам политического процесса. Банс считает, что авторитарные политические системы характеризуются определенностью конечных результатов и неопределенностью процедур. Демократические политические системы имеют зеркальную конфигурацию: при определенности процедур, институтов имеет место неопределенность конечного результата. Исходя из такого подхода, под «управляемостью» мы будем понимать минимизацию неопределенности конечного результата, в нашем случае результатов выборов.
К началу 2000-х годов одним из главных проявлений регионализации российского политического процесса в целом была регионализация электорального процесса. Это проявлялось в том, что основными субъектами, обладавшими ключевыми ресурсами влияния на результаты избирательных кампаний всех уровней в регионе, были региональные элиты, тогда как возможности федеральных властей влиять на результат голосования были ограничены [3]. Поэтому в рамках политики «укрепления вертикали власти» в первой половине 2000-х годов необходимо было повысить «управляемость» электорального процесса со стороны федерального центра.
Повышение «управляемости» как процесса минимизации неопределенности результатов выборов предполагает ограничение круга субъектов, способных влиять на конечный результат. Здесь стоит упомянуть об отмене графы «против всех» и отмене минимального порога явки на выборах всех уровней. Данные меры можно интерпретировать как стремление сократить возможности избирателей влиять на конечный
© А. И. Веревкин, 2011
результат выборов. Помимо этого, было отменено общественное наблюдение на выборах, а международные наблюдатели были поставлены в достаточно жесткие рамки.
Но основные меры по повышению «управляемости» электорального процесса затрагивали систему взаимоотношений «государство — политические партии». С этой целью правящей элитой было инициировано создание и усиление «партии власти» «Единой России» как механизма, который давал федеральному центру реальные рычаги воздействия на региональный политический (и, как следствие, электоральный) процесс [3]. Выбранная модель авторитаризма с доминирующей партией [4; 5] потребовала усиления роли политических партий в избирательном процессе, что выразилось во внедрении пропорциональной избирательной системы на выборах всех уровней. Расширяя участие политических партий в избирательном процессе, правящая элитная группа сталкивалась с объективными рисками: усилив свои позиции, политические партии несли в себе потенциальную угрозу «управляемости» выборов; при этом правящая группа не была заинтересована в сокращении количества игроков в партийной системе до 1-2 (опыт последних 6 лет показывает, что у исполнительной власти есть необходимые для этого ресурсы [4; 6]). Мы считаем, что данные риски были минимизированы в процессе картелизации российских политических партий.
Авторы концепции картельных партий в ходе сравнительного исследования генезиса политических партий в развитых демократиях пришли к выводу о том, что наблюдаются четкая тенденция отрыва политических партий от гражданского общества и их движения к государству, сближение партийных структур с государственными структурами. Это движение обусловлено стоящей перед партиями необходимостью выживания, которая подталкивает их к координации стратегий, к межпартийному сговору.
Кац и Мэйр четко формулируют признаки, характерные для партийного картеля [7; 8]:
— наличие существенных государственных дотаций политическим партиям исходя из электоральных успехов последних;
— неравный доступ к регулируемым государством СМИ для партий «внутри» картеля и «вне»;
— ограниченная и управляемая конкуренция на выборах;
— централизация, профессионализация и капиталоемкость партийных избирательных кампаний;
— наличие значимых ограничений для новых игроков «на входе» на политический рынок;
— неформальная координация партийных стратегий в целях общего выживания;
— сращивание партийных структур с государственными органами и, как следствие, главную роль в принятии партийных решений начинают играть так называемые «партии в структурах государственной власти»;
— структура взаимоотношений внутри партий представляет собой стратархию.
Рассмотрим некоторые из них подробно. В первую очередь обратим внимание на
вопрос о государственном финансировании политических партий. В законе «О политических партиях» отдельная часть посвящена государственному финансированию политических партий. Предполагается, что политические партии, участвовавшие в выборах депутатов Государственной Думы РФ и получившие за свои списки кандидатов более 3% голосов избирателей, имеют право получать ежегодное государственное финансирование в размере, определяемом исходя из количества полученных парти-
ей голосов, умноженного на определенную сумму денег. В первоначальной редакции эта сумма высчитывалась на основе МРОТ, затем была установлена фиксированная «стоимость» голоса — 5 рублей. Федеральным законом № 144 от 22 июля 2008 г. были внесены поправки, увеличивающие «стоимость» голоса в 4 раза — с 5 до 20 рублей. Официально опубликованные сводные финансовые отчеты политических партий показывают, что государственное финансирование политических партий (как в абсолютных, так и в относительных величинах) постоянно возрастает. Так, в 2007 г. процент государственного финансирования в общей сумме поступающих на счет партий средств составлял: Единая Россия — 5,4%, КПРФ — 8,2%, ЛДПР — 6,6%, Яблоко — 6,8% [9]. По данным на 2008 г. (первый год после формирования нового состава Государственной Думы РФ), доля государственного финансирования политических партий составляла: Единая Россия — 24%, КПРФ — 41%, ЛДПР — 26%, Справедливая Россия — 7%; в 2009 году: Единая Россия — 27%, КПРФ — 53%, ЛДРП — 81%, Справедливая Россия — 27%, Яблоко — 0%; в 2010 году: Единая Россия — 36,36%, КПРФ — 50,38%, ЛДПР — 82,71%, Справедливая Россия — 24,81% [9].
Анализ данных о финансовой составляющей деятельности политических партий дает нам основания утверждать, что начиная с 2007 г. значительно увеличивается объем их государственного финансирования. Необходимо отметить один важный момент — увеличение «стоимости» голоса, а значит, и объемов государственного финансирования произошло в 2008 г. в рамках работы Государственной Думы РФ 5-го созыва. Это решение принималось в условиях, когда по итогам выборов 2 декабря 2007 г. право получать средства из государственного бюджета имели только четыре парламентские партии.
Другим проявлением партийного картеля является создание такой институциональной среды, которая благоприятствует партиям «внутри» и создает дополнительные ограничения для игроков, находящихся «вне» сговора. Иными словами, партии создают или изменяют институты «под себя». В этом направлении на протяжении 2000-х годов была проделана значительная работа.
В 2002 г. были запрещены региональные партии, что означало поворот в сторону создания и укрепления общефедеральных партий. Были лишены права участвовать в выборах избирательные блоки. Эта мера вместе с повышением заградительного барьера на федеральных выборах оставляет небольшим партиям мало шансов на прохождение в федеральный парламент.
Современное избирательное законодательство закрепляет неравные стартовые возможности для парламентских и непарламентских партий. Прошедшие в парламент партии освобождаются от сбора подписей в поддержку своих списков как на федеральном, так и на региональном уровнях. Отмена избирательного залога сузила коридор возможностей для непарламентских партий быть зарегистрированными и принимать участие в избирательных кампаниях. Данное утверждение подкрепляется существующими проблемами в правоприменительной практике избирательных комиссий на этапе сбора и проверки подписей, о чем неоднократно писали отечественные исследователи [6; 10; 11].
Новый закон «О политических партиях» [12] принципиально ужесточил требования к политическим партиям. Повысив минимальное необходимое количество членов до 10, а затем до 50 тыс. человек (сейчас эта цифра снижена до 45 тыс. членов, что мало повлияло на положение политических партий), Кремль тем самым провел жесткую селекцию среди политических партий. На данный момент Минюстом РФ зарегистри-
рованы семь политических партий [13]. С другой стороны, существующие жесткие требования к партиям являются также ограничениями на «входе» в политический рынок. В течение последних лет ни одна попытка зарегистрировать новую политическую партию не увенчалась успехом. В сентябре 2010 г. было отказано в регистрации партии «Курсом Правды и Единения», в январе 2011 г. — партии «Другая Россия» и «РОТ ФРОНТ (четыре отказа в регистрации), в марте 2011 г. — «Пиратской партии» и партии «Родина: Здравый смысл». Это свидетельствует о наличии существенных институциональных барьеров на пути появления и усиления новых акторов в партийной системе современной России.
Весной 2009 г. Президентом РФ Дмитрием Медведевым был подписан Федеральный Закон № 95 «О гарантиях равенства парламентских партий при освещении их деятельности государственными общедоступными телеканалами и радиоканалами» [14]. Согласно этому закону политическим партиям, имеющим свои фракции в Государственной Думе РФ, гарантируется предоставление бесплатного эфирного времени на государственных телеканалах и радиоканалах. Закон определяет, что эфирное время предоставляется партиям в равном объеме вне зависимости от партийного представительства в Государственной Думе РФ. Политические партии, не прошедшие в нижнюю палату российского парламента, не подпадают под действие данного закона, а значит, они лишены бесплатного эфирного времени на федеральных телеканалах. Подобная ситуация является еще одним индикатором, характеризующим взаимоотношения между некоторыми политическими партиями как картели.
По мнению Строма [15], государственное финансирование политических партий увеличивает независимость партийных лидеров от активистов и способствует бюрократизации партий. В свою очередь Кац и Мэйр, характеризуя отношения между партиями как картельные, утверждают, что внутренняя организационная структура таких партий представляет собой стратархию, в которой высшее руководство все больше отрывается от рядовых членов, замыкается в себе. На наш взгляд, показателем усиления независимости партийных лидеров от рядовых членов может являться отсутствие ротации высшего руководства партий с течением времени.
Из четырех парламентских партий у двух партийный лидер не менялся ни разу (Зюганов Г. А. — КПРФ, Жириновский В. В. — ЛДПР). Борис Грызлов возглавил Высший совет партии «Единая Россия» через год после ее основания. Бессменным лидером партии «Патриоты России» является Г. Семигин. С момента основания и до 2008 г. первым председателем партии «Яблоко» был Г. Явлинский. Несмотря на невыразительное выступление партии «Справедливая Россия» в большинстве региональных избирательных кампаний, в течение 5 лет с момента создания партию возглавлял С. Миронов. Все эти факты указывают на то, что в высшем руководстве действующих сегодня политических партий практически полностью отсутствует ротация, что свидетельствует о замкнутости и отрыве руководства от рядовых членов, бюрократизации партийных структур.
Значительное увеличение государственного финансирования политических партий, создание серьезных барьеров на пути возникновения и усиления новых «игроков» на партийном поле, предоставление некоторым партиям бесплатного эфирного времени на федеральных телеканалах, а также отсутствие ротации в высшем партийном руководстве — все это весомые аргументы в пользу гипотезы о картелизации российских политических партий.
Отношения внутри картеля характеризуются координацией стратегий не только между партиями, но и между партиями и государством. Партии заинтересованы в со-
трудничестве с государственными структурами ради своего выживания. В результате формируется недемократический консенсус, когда политические партии координируют свои действия с правящей группой в условиях авторитарного режима с доминирующей партией. В ситуации, когда ни одна партийная организация не является полностью самостоятельной от исполнительной власти [4], партии вынуждены соглашаться на поддержание status quo и на те правила электоральной игры, которые им навязывает правящая элитная группа. Как результат, мы видим, что в начале второго десятилетия XXI в. в российском электоральном процессе сложилась «управляемая» система, характеризующаяся минимизацией неопределенности результатов выборов всех уровней. Такая система предполагает наличие одного доминирующего субъекта в лице органов исполнительной власти, которые сосредотачивают в своих руках все необходимые для минимизации неопределенности итогов голосования ресурсы.
Литература
1. Гельман В. Я. Электоральные исследования в российской политологии: «нормальная наука» в «нормальной стране»? // Политическая наука в России: проблемы, направления, школы (1990-2007): сб. ст. / отв. ред. О. Ю. Малинова. М.: РОССПЭН, 2008. С. 62-82.
2. Банс В. Элементы неопределенности в переходный период // Полис. 1993. № 1. С. 1-8.
3. Голосов Г. В. Электоральный авторитаризм в России // Pro et Contra. 2008. С. 22-35.
4. Гельман В. Я. Политические партии в России: от конкуренции к иерархии // Электоральное пространство современной России. Политическая наука. Ежегодник 2008 / РАПН; гл. ред. А. И. Соловьев. М.: РОССПЭН, 2009. С. 27-49.
5. Reuter O., Remington T. Dominant Party Regimes and the Commitment Problem: 'Шє Case of United Russia // Comparative Political Studies. 2009. N 42. P. 501-527.
6. Кынев А. В. Политические партии в российских регионах: взгляд через призму региональной избирательной реформы // Полис. 2006. № 6. С. 145-160.
7. Кац Р., Мэйр П. Изменение моделей партийной организации и партийной демократии: возникновение картельных партий // Политическая наука: политические партии, демократия и качество государственного управления. 2006. № 1. С. 27-44.
8. Кац Р., Мэйр П. Картельная партия: возвращение к тезису // Политическая наука: политические партии, демократия и качество государственного управления. 2010. № 4. С. 77-112.
9. Информация о результатах проверки сводных финансовых отчетов политических партий о поступлении и расходовании средств // Официальный сайт Центральной избирательной комиссии РФ. URL: http://www.cikrf.ru/politparty/finance/svodn_otchet.html (дата обращения: 15.06.2011).
10. Иванченко А. В., Любарев А. Е. Российские выборы от перестройки до суверенной демократии. М.: Аспект Пресс, 2006. 222 с.
11. Бузин А. Ю., Любарев А. Е. Преступление без наказания: административные технологии федеральных выборов 2007-2008 годов. М.: ЦПК «НИККОЛО М»; Центр «Панорама», 2008. 284 с.
12. Федеральный закон Российской Федерации от 11 июля 2001 г. № 95-ФЗ «О политических партиях» // Официальный сайт Центральной избирательной комиссии РФ. URL: http://cikrf.ru/ law/federal_law/2001_95fz.html (дата обращения: 10.06.2011).
13. Список зарегистрированных политических партий // Официальный сайт Министерства Юстиции РФ. URL: http://www.minjust.ru/ru/activity/nko/partii/ (дата обращения: 02.06.2011).
14. Федеральный закон Российской Федерации от 12 мая 2009 г. № 95-ФЗ «О гарантиях равенства парламентских партий при освещении их деятельности государственными общедоступными телеканалами и радиоканалами» // «Российская газета». URL: http://www. rg.ru/2009/05/15/zakon-dok.html (дата обращения: 10.06.2011)
15. Strom K. A Behavioral Theory of Competitive Political Parties // American Journal of Political Science. 1990. Vol. 34.
Статья поступила в редакцию 16 июня 2011 г.
