CC BY
132
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2018. № 3
А.В. Фролов*
ЭКЗИСТЕНЦИЯ И МИР В ЦИФРОВУЮ ЭПОХУ*
В статье делается попытка применить принципы экзистенциального анализа к ситуации существования человека в цифровой среде. В основе анализа лежит идея корреляции между информационными медиа и способом вовлеченности человека в мир. Рассматриваются такие экзистенциалы, как бытие-в-мире, бытие-с-другими, подручность, пространственность, событийность, забота. Делается вывод, что в дигитализированной среде отсутствуют или редуцируются многие фундаментальные условия бытия-в-мире. Подчеркивается, что цифровые медиа нивелируют ситуацию конечности человеческого существования, способствуя превращению человека в машину потребления.
Ключевые слова: бытие-в-мире, цифровые медиа, homo digitalis, конечность, Хайдеггер, Маклюэн.
A.V. F r o l o v. Human existence and his world in digital epoch
In the paper an attempt to apply the principles of existential analysis to the situation of human existence in digital milieu is made. The analysis is based on the idea of correlation between the media employed and the mode of human engagement in the world. Such existentials as being-in-the-world, being-with, being-at-hand, spatiality, eventness, and care are investigated. A conclusion is drawn that certain basic conditions of human being-in-the-world are reduced or lacking in digitalised milieu. The paper stresses that digital media neutralize the situation of finitude of human existence forcing the process of man's turning into a consummation machine.
Key words: being-in-the-world, digital media, homo digitalis, finitude, Heidegger, McLuhan.
Существование человека в условиях цифровой реальности можно исследовать в терминах экзистенциальной аналитики. Средства последней применяются в исследовании компьютерной культуры уже давно (см. например: [T. Winograd, 1995]). Особенное внимание исследователей привлекает хайдеггеровская категория подручного [/. Kim, 2001; З.А. Сокулер, 2017]. Ресурсы экзистенциального анализа позволяют предположить, что понятия теории
* Фролов Александр Викторович — кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры онтологии и теории познания философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: +7 (906) 042-71-96; e-mail: [email protected]
** Статья выполнена при финансовой поддержке РФФИ (проект № 17-03-00257 «Онтология и эпистемология в компьютерной культуре»).
коммуникации и теории медиа недостаточны для адекватного описания ситуации существования человека в компьютерной культуре1. Данные дисциплины оперируют вторичными понятиями (информация, коммуникация, агент, связь, медиа и пр.). Но именно экзистенциальная аналитика позволяет тематизировать первичные связи человеческого существования с миром (т.е. «мироотношение», Weltbezug), а также те трансформации, которые эти связи претерпевают вследствие развития медиа.
Главный тезис экзистенциальной аналитики гласит, что человеческое бытие в любых обстоятельствах — это бытие-в-мире. Мир — неотъемлемое измерение человеческого существования, в терминах Хайдеггера — экзистенциал. Это значит, от мира нельзя избавиться, не освободившись от собственного существования. «Уйти из мира» не значит избавиться от мира. Имеются другие экзистенциалы (в частности, бытие-с-другими, забота, пространственность, временность, бытие-к-смерти), но бытие-в-мире — это та черта человеческой экзистенции, с которой следует начинать.
Человеческое бытие-в-мире можно описывать по-разному. Для нас важно, что между миром и человеческой экзистенцией имеется определенного рода напряжение. Мир можно преодолевать, от мира можно уходить, его можно даже завоевывать. С другой стороны, мир и то, что в мире, может завоевывать человека, завлекать его. Тогда человек становится как бы пленником мира. Все это разные стратегии бытия-в-мире, разные экзистенциальные конфигурации. Это значит, что мироотношение — динамическая структура, здесь возможны изменения и вариации. Избрание определенного способа мироотношения, в принципе, дело свободной воли человека.
* * *
Человеческое бытие-в-мире — это воплощенное, телесное бытие. Поэтому первичная связь человека с миром опосредуется чувственным опытом. Однако рано или поздно его становится недостаточно. Тогда изобретаются средства, расширяющие эту связь, их называют информационными медиа.
Первый прорыв тут — изобретение письменности. Именно посредством письменности становится возможной регистрация прошлых событий, историописание. Как следствие, прошлое мира
1 Экзистенциальный медиаанализ конвергирует с подходом М. Маклюэна, рассматривающего медиа как расширения человека [М. Маклюэн, 2003]. Относительно конвергенции подхода Маклюэна и феноменологии жизненного мира см.: [/. Kornelsen, 1991]. Вообще было бы интересно сопоставить понятия подручного средства (Zeug) в экзистенциальной аналитике и средства коммуникации (medium) в медиаанализе.
сохраняется в настоящем, а циклическое, природное время мира приобретает черты исторического времени. Природный космос человека становится историческим миром. Также письменность приоткрывает мир в пространстве, позволяя фиксировать данные о неизведанных землях (ср. «Анабасис» Ксенофонта).
Изобретение письменности принципиально расширяет связи человека с миром: через записанные на материальном носителе тексты человек узнает о том, что сам на опыте пережить не может, но свидетелями чему были другие люди, — узнает о событиях прошлого, дальних странах, чужих народах и обычаях.
Однако рукописные книги не были средством массовой информации. Таким средством благодаря тиражированию становится печатная книга. Расширение связей с миром теперь возможно для всех людей, владеющих грамотой. Неумеющие читать и не имеющие доступа к книгам по-прежнему живут в своем «малом мире» (idios cosmos) повседневных забот и трудов. Однако доступ к печатным книгам порой оборачивается курьезами, один из которых представлен в повествовании о Дон Кихоте. Теперь можно «жить книгами» или «жить в книгах» — это уже предполагает определенную деформацию связи с реальностью.
Новый режим доступа к миру был обеспечен возникновением регулярной прессы — печатная газета дала возможность знакомиться не только с тем, что произошло когда-то в прошлом или что существует где-то в мире в настоящем, но с тем, что составляет текущий поток событий, с самой динамикой мира. Отныне человек становится привязан к новостным потокам, в которых бьется пульс мира. Однако повседневная жизнь при этом не сильно изменилась — пресса стала всего лишь одним из приятных ингредиентов повседневности.
Деформация повседневной жизни делается гораздо серьезнее с появлением электронных медиа — радио и телевидения, отличающихся гораздо большей навязчивостью, чем печатная пресса. Из-за массового распространения электронных медиа, которые во второй половине XX в. имеются практически в каждом доме, большинство людей оказались подключены к тому, что происходит в мире в режиме текущих событий, разделяя соответствующую повестку дня. Вместе с тем доступ к электронным медиа расширил диапазон опыта мира по сравнению с предыдущей эпохой, сделал этот опыт более доступным и качественно иным за счет новых средств передачи информации (прежде всего, телеэкрана).
Следует отметить, что параллельно шла революция в сфере транспорта: развитие высокоскоростных транспортных средств также
радикально повлияло на человеческий опыт, так или иначе связанный с преодолением пространства и проживанием времени. Электронные медиа и высокоскоростные ТС (прежде всего, пассажирские лайнеры и скоростные поезда) привели к своего рода сжатию пространственно-временного диапазона опыта мира. Как известно, в древние времена доставка новостей зависела от транспортных систем. Срочная (!) новость из Рима в Англию в Средние века доставлялась за четыре недели. И это создавало эффект отдаления, мир переживался как то, что «лежит за далями». Когда же стало возможным попасть из одной части света в другую за несколько часов, а новости распространяются по всему земному шару практически мгновенно, этот опыт дали утрачивается. По большому счету, больше нет ничего отдаленного, если, конечно, не пользоваться архаическими средствами связи типа бумажных писем. Но всерьез ими пользоваться уже невозможно, не выпадая из контекста современной жизни. Однако если нет опыта дали, то нет и опыта близи, имеет место некая пространственно-временная индифферентность, равнодоступность2.
Реальность, доступ к которой опосредуется электронными медиа, оказывается гораздо более привлекательной, чем реальность повседневной жизни. Повседневный мир гораздо менее динамичен, иногда в нем ничего не происходит. В нем все привычно. Гораздо увлекательнее погрузиться в то, что слышится или видится на расстоянии, ведь оно динамичнее, разнообразнее и интереснее. Тем самым деформируется связь с реальным окружением, которое переживается как источник тяготы и скуки. Электронные медиа дают возможность рассеяться и «отвлечься», чтобы на время облегчить себе существование в режиме повседневности. Отсюда зависимость от телевидения у множества людей, которая в принципе аналогична зависимости от наркотиков или усилителей вкуса. Повседневность перестает быть для человека тем «у-себя»3, где он присутствует «как дома».
В случае электронных медиа связь с миром выражается метафорой канала. Человеческое бытие-в-мире «канализируется», отчуждаясь от привычного окружения, и вовлекается в события, происходящие или происходившие где-то в мире (или просто воображаемые) и непосредственно его не затрагивающие. Тем самым
2 Собственно говоря, такого рода процессы были обобщены М. Маклюэном в концепте «электронная деревня» и в формуле «средство коммуникации есть сообщение» («the medium is the message»): «Сообщением любого средства коммуникации, или технологии, является то изменение масштаба, скорости или формы, которое привносится им в человеческие дела» [М. Маклюэн, 2003, с. 11].
3 «У-себя» (фр. chez-soi) — выражение Э. Левинаса.
человек стоит перед риском отчуждения от своего «у-себя». Электронные медиа вызывают соблазн искать «у-себя» где-то в мире, где его по определению нет. Иначе зачем людям по нескольку раз в день смотреть одни и те же новости или с азартом следить за жизнью героев телесериалов?
* * *
Еще более глубокая трансформация мироотношения достигается с развитием цифровых медиа и инфраструктуры виртуальных сетей. Согласно А. Шюцу, повседневный мир является для человека первопорядковой, базовой реальностью. С развитием цифровых технологий и беспроводной связи он дигитализируется, в него проникают цифровые элементы. Так, чтобы успеть на работу, мы смотрим электронное расписание, в метро можем воспользоваться электронной библиотекой. Автомобили постепенно становятся высокотехнологичными гаджетами на колесах, подключаясь к «облачным» сервисам обработки информации на основе «больших данных». Повсеместное распространение беспроводной связи в городской среде приведет к окончательному устранению границы между реальным и виртуальным. Виртуальная реальность уже не является «конечной областью значений», отделенной от мира повседневности своего рода «проницаемой мембраной»4. Виртуальное присутствует в самом реальном, становится его неотъемлемым элементом. Речь идет уже о «гибридном мире».
Для человека, ведущего активную сетевую жизнь, повседневная реальность уже не отделяется от реальности виртуальной, реальный мир виртуализируется. Когда ты непрерывно поглощаешь сетевой контент, работаешь в сети или общаешься с виртуальными друзьями, ты находишься «не-здесь», подобно тому, как это имеет место при просмотре телепрограмм. Твое «у-себя» перемещается туда, где ты присутствуешь не реально, а всего лишь виртуально, мнимо, причем твое виртуальное присутствие становится важнее реального и вытесняет его. Такая ситуация — повод пересмотреть хайдеггеров-ское определение человеческого присутствия как «здесь-бытия». Оказывается, человек может быть здесь и одновременно где-то еще, может отсутствовать в присутствии. (Впрочем, это было возможно и до возникновения современных технологий: способность воображения сама по себе легко уносит человека в мир помыслов и мечтаний.)
4 Такие оценки были возможны в начальный период развития цифровых технологий [/. Kornelsen, 1991, p. 5; см. также: Д.В. Куликов, 2007, с. 56 сл.]. «Конечная область значения» (англ.: finite province of meaning) — выражение А. Шюца.
Ставка виртуального присутствия весьма высока: контенты сети гораздо богаче и разнообразнее, чем реальные контенты повседневной жизни (за тем небольшим вычетом, что это контенты виртуальные). Через сеть мы получаем доступ практически ко всему освоенному человеком миру. Завлекает именно возможность произвольного выбора между контентами, т.е. приобщение, пусть и виртуальное, к любым содержаниям мира. Ничего подобного реальность не предлагает. Опыт повседневной реальности ограничен моим здесь-и-теперь-бытием, тем, что мне дано здесь и сейчас. Интернет же делает возможным (квази)всеприсутствие и в некотором смысле отменяет конечность моего опыта мира.
Понятие конечности отсылает нас к кантовской критике метафизического субъекта. По Канту, метафизика грешила тем, что представляла познание мира как возможное «с точки зрения вечности», как если бы мир был дан познающему субъекту сразу в качестве целого. Но такая ситуация не имеет места, ведь в реальности субъекту дан только конечный сегмент содержаний мира. В свою очередь, компьютерные технологии как бы возвращают нас к метафизическому мироотношению, предоставляя мгновенный произвольный доступ к любой информации. А мгновенный доступ в данном случае сближается с такими метафизическими понятиями, как всеприсут-ствие и всеведение. Такого не могла предложить ни эпоха книги, ни эпоха радио и телевидения.
Допустим, у меня есть хорошая библиотека, с помощью которой я могу погрузиться в различные контексты мира, реальные или воображаемые. Но читая книгу, я имею дело с конечной, замкнутой «областью значения» (хотя она может отсылать и к другим источникам). Эта замкнутость доставляет ощущение погружения в отдельный мир, и если книга интересная — дает ощущение комфорта и спокойствия, а заодно позволяет сгладить скуку. Опыт присутствия в гипертексте принципиально иной. Серфингу по сети сопутствует ощущение тревожности, это занятие (если нет конкретной цели) не приносит умиротворения. Причина этому — открытость гипертекста, потенциальная возможность обратиться к любым контентам. Это своего рода иллюзия всемогущества и всеведения, возникающая из преодолении человеческой конечности и недоступная людям доцифровой эпохи. За это приходится дорого платить. Даже простое наличие беспроводной сети в месте пребывания иногда вызывает раздражение и дискомфорт, а потенциальный доступ ко всем возможным сетевым контентам требуется подкреплять ноотропной стимуляцией. Конечность сегодня при-
ходится отвоевывать у виртуальной реальности — путем достаточно жесткой медиагигиены и медиааскезы5.
* * *
Дигитализация и виртуализация мироотношения ставит под вопрос саму мировость человеческого бытия. Можно ли homo digitalis, «человека цифрового», определить как бытие-в-мире? Иными словами, можно ли назвать миром то, куда меня выбрасывают цифровые медиа? Вопрос усложняется, если мы учтем, что реальное и виртуальное сегодня не разделены «проницаемой мембраной», о которой говорилось выше, но взаимопроникают, образуя симбиоз, гибридную среду. Тогда наш вопрос позволительно переформулировать следующим образом: можно ли назвать миром среду, где реальное насыщено виртуальными компонентами? Насколько виртуальное трансформирует наш жизненный мир? Или это уже не мир, а «цифровые джунгли»?
Ответ на поставленные вопросы мы будем искать с помощью хайдеггеровской экзистенциальной аналитики. Как уже было сказано в начале, последняя описывает базовые элементы человеческого существования (экзистенциалы), вскрывая тем самым способы вовлеченности человека в мир. Однако условия вовлеченности меняются в ходе развития технологий и в цифровую эпоху они иные, чем в век рукописной книги. Как цифровые технологии влияют на человеческие связи с миром? Остается ли при этом мир миром, а человек человеком?
Мы рассмотрим в данной связи такие экзистенциалы, как бытие-с-другими, подручность, пространственность, событийность, забота.
Наиболее показательный пример существования виртуального в качестве отдельного, самодостаточного измерения, каким оно представляется пользователю, — это компьютерная игра. Она вовлекает меня в фантастический «мир», где требуется выполнить некоторые задания, манипулируя подручными средствами. И слово «мир» здесь следует употреблять в кавычках, поскольку игровая реальность смоделирована гейм-дизайнерами на основе конечного набора параметров. Иными словами, на мир в собственном смысле слова такая реальность не тянет. В лучшем случае, виртуальный мир компьютерной игры можно обозначить гуссерлевским термином Sonderwelt («частный, отдельный мир»). Помимо меня, в нем могут быть другие игровые персонажи, однако если их действия запрограммированы (играю я один без партнеров), то это «мир без других».
5 Предлагаемый нами подход в принципе близок складывающемуся сегодня «цифровому минимализму» (см.: [А.В. Гасилин, 2017]).
Кроме того, присутствие в цифровой реальности лишено физического контакта с вещами. Есть множество средств или ресурсов, от обладания которыми часто зависит успех в игре. Однако манипуляция этими средствами происходит помимо физического контакта. Далее, киберпространство обладает определенной топологией, однако пространственность здесь редуцированная, чаще всего она привязана к игровому экрану. Событийность игры мнимая, фей-ковая: у меня могут кончиться ресурсы, меня могут уничтожить, но все можно начать сначала.
Другой случай, приближающийся к ситуации, когда виртуальное существует как измерение, отдельное от реального, — коммуникация в сетевых сообществах. Формально такой коммуникации свойственны структуры вовлеченности в мир — бытие-с-другими, пространственность, событийность. Однако есть черты, которые делают виртуальное общение существенно урезанным. За счет того, что другие субъекты не представлены в своей живой телесности и часто я даже не знаю, с кем имею дело, происходит редукция межсубъектного контакта. Я контактирую не с другими субъектами, а с их цифровыми репрезентациями, скрывающими их живое телесное присутствие. Получается, что зачастую я имею дело скорее с фикциями других, чем с ними самими. Отсутствие телесного контакта влечет урезание эмоций, мимики, жестов. Присутствие других вырождается в квазиприсутствие, которое, впрочем, иногда бывает более удобно и комфортно, чем живое общение (см.: [Е.В. Ко-силова, А.В. Фролов, 2017])6.
Сложным образом в сетевой коммуникации трансформируется событийность. Проблематично провести различие между реальным событием и событием виртуальным, медийным, учитывая, что события конструируются в сети (обязательно надо выложить в сети фото, иначе событие как таковое не состоится). Кроме того, восприятие событий в интернете носит клиповый характер, что, впрочем, отличало уже телевизионное восприятие мира. Трудно выделить более и менее значимые события — все они встраиваются в информационный поток, где все контенты равны. И такое восприятие событий редуцирует их принадлежность миру, их мировой характер. Они становятся всего лишь ингредиентом моей сетевой жизни.
6 В Японии, стране с передовыми информационными технологиями, распространен феномен хикикомори — молодых людей, изолирующихся от реальных связей с миром и проводящих целые месяцы в своей комнате, с трудом отваживаясь даже выходить на улицу. Японское государство, сделавшее приоритетной целью своей политики развитие информационных технологий, теперь вынуждено разрабатывать программы реабилитации и открывать специальные лечебные центры. По статистике, число хикикомори в Японии — около 1 млн, или каждый пятый молодой человек в возрасте до 30 лет (см.: [М.В. Осипова, 2018]).
Цифровые технологии меняют и опыт пространства, о чем уже шла речь в данной статье. Применительно к коммуникации в интернете это означает, что утрачивается естественное соотношение близи и дали, зависящее от привязки опыта к телесному присутствию субъекта. В реальном общении субъекты находятся рядом друг с другом, и тогда имеет место живой контакт, или на расстоянии — и тогда общение опосредуется пространственной дистанцией (например, когда люди шлют письма или телефонируют друг другу). Поскольку же при интернет-коммуникации телесность участников редуцируется, то не имеет значения, где они находятся: они не близко и не далеко друг от друга. Вместе с тем виртуальному общению свойственна большая открытость: в сети меня окружает открытый горизонт потенциальных собеседников, тогда как реальное общение часто бывает замкнуто на контексты повседневности.
До сих пор мы рассматривали случаи погружения в виртуальную среду, существующую более или менее отдельно от реальности повседневной жизни. Однако виртуальные элементы все сильнее проникают в эту реальность, которая становится гибридной, особенно в жизненном мире мегаполиса, где беспроводная связь покрывает все большие сегменты пространства. Показательно устройство городских транспортных сетей. К современным средствам управления транспортными потоками относится отслеживание трафика в режиме реального времени с помощью компьютера. С другой стороны, координация трафика и пассажиропотоков достигается за счет расписания движения (электронные табло на автобусных остановках). Можно упомянуть и сервисы типа «Яндекс-такси», когда клиент может в реальном времени отследить движение и прибытие автомашины, а также услуги каршеринга. Таким образом, функционирование транспортной системы мегаполиса сегодня попросту невозможно без виртуальной составляющей.
Другой пример — виртуальное наполнение экскурсий по городу, когда дополнительная информация об объектах может быть извлечена посредством гаджета в результате активации специального кода. Получается, что экскурсант находится в реальном пространстве, которое получает виртуальное наполнение7. Еще один пример — так называемый «интернет вещей», т.е. соединение разного рода устройств в компьютерные сети, подключенные к интернету, в результате чего холодильники начинают рассылать спам, а автомобили предлагают водителю сбросить скорость при появлении
7 Отдельным примером такого рода подхода является использование технологий виртуальной реальности для экскурсий по Помпеям, когда среди руин экскурсант в специальном шлеме вдруг видит виртуальных персонажей городской жизни из далекого прошлого.
впереди знаков дорожного движения. Частным случаем «интернета вещей» являются системы типа «умный дом», позволяющие автоматизировать многие процессы в доме — от закрывания штор до климат-контроля — и управлять ими через интернет.
Возникает вопрос: до какой степени реальное может быть насыщено виртуальными составляющими, чтобы оставаться реальным? И до какой степени могут идти подобные трансформации жизненной среды, чтобы существование человека в ней можно было еще называть бытием-в-мире?
Проведем аналогию с урбанизацией жизненного пространства: в мегаполисе практически отсутствуют неокультуренные участки земли, пространство загромождено высотной застройкой. Покой отсутствует в силу непрестанной суеты и шума. Природное пространство парков также в значительной степени культивировано, иными словами, хайдеггеровский «проселок» здесь практически невозможен. Таким образом, урбанизация и разрастание мегаполисов сами по себе препятствуют переживанию естественного опыта мира, для которого характерна фундаментальная интуиция мира как светлого простора, открывающегося между небом и землей. С дигитали-зированным жизненным миром эта интуиция также малосовместима. «Спор мира и земли» [М. Хайдеггер, 1993] не может состояться в «цифровых джунглях», как невозможен здесь и опыт мира как покоя (irene, pax), достижимый в состоянии отрешенности и невовлеченности в круг повседневных дел [В.В. Бибихин, 1995, 57 сл.].
Тема вовлеченности и заботы заслуживает особого рассмотрения в данном контексте. Человек вовлекается в виртуальную реальность подобно тому, как он вовлекается в свои реальные повседневные дела — починить прибор, убрать в квартире, приготовить еду. Но уборку квартиры теперь можно заказать через интернет, так же как и доставку еды уже в готовом виде. А сетевой коммуникацией мы, пожалуй, озабочены сегодня гораздо больше, чем реальным общением. Итак, свои заботы человек сегодня осуществляет не только через реальные манипуляции, но и через виртуальные операции. «Виртуальная реальность существует только для человека и в связи с человеком... Она органически входит в его озабоченность миром, в его бытие-в-мире; она используется. <...> Повседневное бытие обычного пользователя есть использование возможностей, предоставляемых Интернетом: посмотреть почту, пообщаться в соц-сетях, узнать новости, оплатить счета, заказать билеты и т.д. и т.п.» [З.А. Сокулер, 2017, с. 7 сл.].
Что же происходит с человеческой озабоченностью миром в условиях доступа к виртуальной реальности, в условиях дигитализации бытия-в-мире? Не секрет, что виртуальная реальность, в частности
интернет, «затягивает» человека. Что означает это «затягивание» экзистенциально?
Чтобы пойти в магазин и купить еды, нужно приложить определенные усилия, совершить работу, без которой в реальной повседневности ничего не происходит (см.: [А. Шюц, 2004, с. 406, 417 сл.]). Чтобы заказать еду в интернете, усилий требуется гораздо меньше, и это не физические усилия, а обработка информации и операции в сети. Поиск информации раньше предполагал поход в библиотеку, изучение каталога и заказ книг. Понятно, почему в библиотеки (по крайней мере, в России) сегодня мало кто ходит: доступ к информации посредством цифровых технологий стал почти мгновенным. Конечно, за это приходится платить тем, что от одной информации я могу легко соскользнуть к другой, от другой еще дальше и т.д.
Благодаря цифровым технологиям отсылание (см.: [М. Хайдег-гер, 1997, с. 76 и сл.]) в виртуальном мире осуществляется иначе, чем в реальности: мгновенно и почти беспрепятственно. Оно не опосредовано работой. Именно это является главной причиной того, что виртуальный мир затягивает меня иногда незаметно для меня самого. В виртуальном мире не требуется совершать работу (если не считать работой нажатие на кнопки клавиатуры или на сенсорный экран), поэтому отсылки и связи задействуются здесь гораздо легче и быстрее, чем в мире реальной повседневности.
Очевидно, что повседневная реальность современного человека (прежде всего, жителя мегаполиса) постепенно перестает быть миром работы. Существование в повседневном мире приобретает все более «кликовый» характер. Конечно, утрата реальных манипуляций означает редукцию важной стороны человеческого бытия. С другой стороны, цифровые технологии расширяют возможности опыта, трансформируя связи человека с миром. Интернет обеспечивает доступ практически к любой нужной пользователю информации. В сети можно заказать почти любой товар в любой точке земного шара. И это, как уже отмечалось, меняет ситуацию конечности человеческого бытия-в-мире, последствия чего неоднозначны.
Вместе с указанными возможностями человек приобретает иллюзию всеведения и всемогущества. Налицо более глубокая вовлеченность в мир, ведь от данных возможностей уже трудно отказаться. Но такая вовлеченность является и более поверхностной: доступ к любой информации порождает информационную всеядность, а возможность приобретения товаров в интернет-магазинах стимулирует консьюмеризм. Это означает рассеивание и растрату человека в потребляемой информации и приобретаемых вещах.
Таким образом, цифровые технологии окончательно превращают человека в машину потребления, ставя этот процесс на гладкие рельсы и предотвращая сбои.
Но таков ли подлинный человеческий опыт мира? Вспомним, что некогда человека манило неизведанное, за границами ойкумены лежали неизвестные и таинственные земли. Развитие средств транспорта и коммуникации постепенно привело к тому, что неизведанного в человеческом мире почти не осталось, ко всему обеспечен информационный доступ, почти все можно приобрести. Мир все больше напоминает гигантский пирог, в который человечество самозабвенно вгрызается (см.: [В.В. Бибихин, 1995, с. 141]). И цифровые
технологии усиленно подогревают этот процесс.
* * *
Итак, можно ли homo digitalis, «человека цифрового», определить как бытие-в-мире? Можно ли назвать миром виртуальную среду, в которую меня выбрасывают цифровые медиа? Далее, можно ли назвать миром гибридную среду, где реальное насыщено виртуальными компонентами? Насколько виртуальное трансформирует наш жизненный мир? Как цифровые технологии влияют на человеческие связи с миром? Остается ли при этом мир миром, а человек человеком?
Представляется, что доступ к виртуальной реальности не есть в полном смысле слова доступ человека к миру, так как здесь отсутствуют или редуцируются фундаментальные условия мировости человеческого бытия: подручность, работа, пространственность, событийность, бытие-с-другими. Существенно видоизменяются забота и вовлеченность. Далее, виртуализация жизненной среды означает постепенную утрату или вытеснение естественного опыта мира, определяемого интуицией светлого простора между небом и землей. Кроме того, цифровые технологии, упрощая доступ к информации и товарам и нивелируя ситуацию конечности человеческого бытия-в-мире, способствуют превращению человека в машину потребления. Человек дегуманизируется, а мир размирщается, становясь полигоном человеческой консумации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бибихин В.В. Мир. Томск, 1995.
Гасилин А.В. Минимализм как этика цифровой культуры // Философия и общество. 2017. № 4.
Косилова Е.В., Фролов А.В. Интернет в перспективе трансцендентальной философии и феноменологии // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 2017. № 6.
Куликов Д.В. Социальное пространство компьютерно-опосредованной реальности: опыт феноменологической реконструкции: Дисс. ... канд. филос. наук. Иваново, 2007.
Маклюэн М. Понимание Медиа: внешние расширения человека. М., 2003 (McLuhan M. Understanding media: the extensions of man. N.Y., 1964).
Осипова М.В. Интернет-зависимость в молодежной среде: опыт Японии // Электронный научно-практический журнал «Молодежный научный вестник» (социологические науки). Февраль. 2018.
Сокулер З.А. «Фундаментальная онтология» и онтология дигитального мира // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 2017. № 6.
Хайдеггер М. Исток художественного творения // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М., 1993 (Heidegger M. Der Ursprung des Kunstwerkes // Heidegger M. Gesamtausgabe. Bd. 5. Fr./M., 1977).
Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997 (Heidegger M. Sein und Zeit. 7. Aufl. Tübingen, 1953).
Шюц А. О множественных реальностях // Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М., 2004. С. 401—455 (Schutz, A. On multiple realities // Philosophy and Phenomenological Research. 1945. June. Vol. 5. N 4. P. 533—576).
Kim J. Phenomenology of digital-being // Human Studies. 2001. N 24. Р. 87-111.
Kornelsen J. Virtual reality? Marshall McLuhan and phenomenological investigation of the construction of virtual worlds. Simon Fraser University, 1991.
Winograd T. Heidegger and the design of computer systems // Technology and the politics of knowledge / Eds. A. Feenberg, A. Hannay. Bloomington: Indiana University Press, 1995.
