CC BY
330
ББК Ю3(0)
УДК 10
Е.Г. Логинова
г. Чита
Экзистенциальное осмысление проблемы страха в русской и западно-европейской философских традициях
Представленная статья посвящена исследованию феномена страха и его влиянию на формирование духовно-нравственной сферы человека. Автор анализирует и сравнивает взгляды русских и западно-европейских философов-экзистенциалистов. Феномен страха рассматривается как важная нравственная проблема, одно из условий подлинного существования.
E.G. Loginova
Chita
The Existential Understanding of the Fear Problem in Russian and West-European Philosophical Traditions
The article is devoted to the fear phenomenon study and its influence on the person's moral sphere formation. The author analyses and compares the views of the Russian and West-European existentional philosophers. The fear phenomenon is considered as an important moral problem, one of the conditions of the genuine existence.
Страх, смерть, одиночество, тревога, забота — основополагающие понятия экзистенциализма, пессимистического философского мировоззрения, пришедшего на смену рационализму XIX в. Чувства и субъективные человеческие переживания, связанные с проблемой отчуждения индивида от общества, анализируются в экзистенциализме особенно глубоко. Именно представители экзистенциальной философии в XIX столетии, в период глубоких изменений структуры во всех сферах человеческого общества, первыми обратили внимание на проблему страха. И экзистенциальная философия, безусловно, стала его понятийным выражением. Только в ней страх был познан в своем основополагающем значении — как условие становления подлинного существования.
Мистические и крайне иррациональные мотивы современного экзистенциализма, предвосхищенные С. Кьеркегором [См.: 4, 5], и полу-
чившие свое дальнейшее развитие в работах М. Хайдеггера, К. Ясперса, Ж.-П. Сартра, А. Камю [См.: 7, 9, 6, 2], отражены в учениях и русских религиозных философов Н. Бердяева [См.: 1] и Л. Шестова [См.: 8]. В экзистенциализме этих ярких представителей русского духовного ренессанса чётко прослеживается взаимообусловленность русской и европейской философии в ХХ в.
С. Кьеркегору принадлежит первое определение страха как состояния неопределенного, расплывчатого беспокойства, отличного от обычного понимания страха как чувства, возникающего перед какой-либо конкретной опасностью. По мнению многих современных исследователей творчества мыслителя, «концепция Кьеркегора в вопросах познания и этики является исходной точкой теории познания любого варианта экзистенциализма XX в. — как атеистического, так и религиозного» [3, с. 98].
В своих этических трактатах «Понятие страха», «Страх и трепет» Кьеркегор различает обычный страх-боязнь, вызываемый внешними причинами, и безотчетный страх-тоску или страх-ужас. Причиной возникновения такого страха Кьеркегор считает «ничто». Человек поставлен перед бездной «ничто». Оно рождает страх. «Ничто», по Кьеркегору, открывается при переходе от состояния невинности, как природного состояния, к состоянию вины, как условию свободы.
Отличительная черта человека, решительно отделяющая его от всех прочих живых существ, — осознание им собственных возможностей. Человека постоянно манят к себе возможности, он думает о возможностях, он их себе представляет, и способен в творческом акте их реализовать. Для Кьеркегора, возможность — это свобода, а страх вины — промежуточное звено между существующей возможностью и претворением ее в реальность. Не следует бежать от страха вины, искать различные способы оправдания своих поступков, так как это может привести к гораздо более тяжелым и непреодолимым последствиям, считает Кьеркегор. Совершая это, человек теряет прекрасный шанс для формирования собственной личности, для ее становления. Страх вины человек должен взять на себя. Только мучения совести, боль и страдания позволяют восстановить нормальную жизнедеятельность, являются способом восстановления нравственности. Чем в большей степени человек испытывает страх вины, тем значительнее он сам.
Безотчетный страх-тоска, предмет которого, согласно Кьеркегору, не может быть ясно определен, есть, в конечном счете, страх смер-
ти. Смерть у Кьеркегора — это не то, чем завершается жизнь, а то, что «висит» над ним со дня рождения. Страх смерти как тень сопровождает человека на всем его жизненном пути. Подход к смерти как к простому биологическому факту, то есть подход научный, «беспристрастный», Кьеркегор считал тщеславным и неадекватным человеческому запросу, так как «беспокойство — это истинное отношение ... к нашей личной реальности» [4, с. 251]. Жизнь человека — это жизнь к смерти. Она может случиться в любое мгновение, потому что является постоянным спутником жизни. Неминуемость смерти сочетается с неопределенностью смертного часа. Зная о своей непреодолимой конечности, человек должен развить в себе внутреннюю веру, соприкоснуться с бесконечностью, с Богом. «В бездуховности нет никакого страха, поэтому она слишком счастлива и довольна и слишком бездуховна. Однако это поистине печальное основание.» [5, с. 190]. Вот почему Кьеркегор называл страх нашим «лучшим учителем». По его мнению, страх возникает тогда, когда перед человеком раскрываются новые возможности. Чем большими возможностями и творческими способностями обладает человек, тем в меньшей степени он испытывает страх.
Вслед за Кьеркегором, другой представитель философии экзистенциализма М. Хайдеггер так же разграничивает страх-ужас и обычную боязнь. Однако делает это уже не с религиозных позиций, наделяя оба понятия более существенными признаками. Разница заключается в том, что боязнь — это всегда боязнь чего-то предметно определенного: стихийного бедствия, человека, животного и т.д. Человек боится всегда одного или другого сущего, которое ему в том или ином отношении угрожает. Страх-ужас — это не малодушный испуг, а более глубокое состояние, основанное на озабоченности. «Глубокая тоска, бродящая в безднах бытия, словно глухой туман, смещает все вещи, людей и человека вместе с ними в одну массу какого-то странного безразличия. Этой тоской приоткрывается сущее в целом» [7, с. 21]. Другими словами, ничто сущее не может быть причиной страха. Там, где есть страх, для сумятицы нет никакого места. Именно в этом состоянии человек пытается выйти из узкого круга повседневности и задуматься о своем существовании до крайнего возможного предела. Таковым пределом является смерть.
Согласно концепции Хайдеггера, человек должен научиться выдерживать страх. На это способны только мужественные люди. Страх — не слабость, не порок, напротив, — только сильный человек способен предоставить себя
страху. И выдерживание страха в итоге оборачивается для человека тем величайшим достижением, в котором единственно реализуется подлинность его существования.
Французские мыслители Ж.-П. Сартр и А. Камю в своих рассуждениях о феномене страха еще более радикальны. Ж.-П. Сартр говорит о страхе или тревоге, которая всегда сопровождает человека в его решениях и поступках, поскольку человек никогда не может избежать чувства полной и глубокой ответственности за свои действия не только перед собой, но и перед всем человечеством. Ответственность эта становится тем более сильной, чем более решительно Сартр отвергает существование Бога. «... Даже если бы Бог существовал, это ничего бы не изменило» [6, с. 344]. Такое чувство тревоги составляет, по его мнению, условие действия, является частью самого действия, так как предполагает, что рассматривается множество различных возможностей, из которых надо выбрать одну.
А. Камю, констатируя состояние внезапно возникающего беспокойства, беспричинной тревоги, то есть по существу экзистенциального страха, употребляет термин «скука». Скука имеет разные последствия. Так, положительное значение скуки, по Камю, состоит именно в том, что она может пробудить в человеке сознание. Скука пробуждает его и провоцирует дальнейшее: либо бессознательное возвращение в привычную колею, либо окончательное пробуждение. А за пробуждением рано или поздно идут следствия: либо самоубийство, либо восстановление хода жизни.
Таким образом, только благодаря скуке («тревоге»), имеющей в своей основе страх, по мнению Камю, обеспечивается действительное восхождение человека к достойному бытию. Метафизический бунт, как результат скуки и позиции абсурда есть борьба человека за свое человеческое достоинство. Это достоинство человек утверждает уже тем, что он борется, а не мирится со своим униженным положением. В бунте, согласно Камю, проявляется любовь и человеческая солидарность. Бунт не имеет ничего общего с озлобленностью, так как «является обоснованным требованием блаженного единства, антипода страданий жизни и страха смерти» [2, с. 29]. Это состояние глубоко позитивное, способное открыть в человеке все то, к чему стоит стремиться.
Религиозно-мистическая форма русского экзистенциализма, представителями которого являются Н. Бердяев и Л. Шестов, предполагает существование высших ценностей только во взаимосвязи с безусловной значимостью
религии. Основная установка русских мыслителей — необходимость божественного освещения морали, поэтому страх как этическая проблема рассматривается ими, прежде всего, в религиозном контексте.
Анализируя феномен страха, Бердяев, в отличие от других философов-экзистенциалис-тов, много внимания уделяет такому понятию как «страх Божий». Данное выражение, по мнению Бердяева, весьма неточно и требует дополнительного толкования. Человек не должен испытывать религиозный страх, страха перед Богом не может быть. Человек может ужасаться Бога, тосковать по нему, но не бояться. «Внесение в нашу религиозную веру и в наши отношения к Богу религиозного страха есть внесение категории обыденной природной жизни в высшую сферу, в которой она не применима. Страх может быть перед злым зверем или перед инфекционными болезнями, но не перед Богом. Бояться можно властей этого обыденного мира, царей, народных комиссаров или жандармов, но не Бога» [1, с. 156].
Категория страха, отмечает Бердяев, не может быть основополагающей категорией религиозной и нравственной жизни, духовная и нравственная жизнь человека не может определяться страхом перед Богом и перед добром. Человек должен испытывать тоску по Божьей правде, любовь к Богу и Божьему добру, должен освободиться от смешения низшего страха с высшим состоянием ужаса и тоски. Бердяев осуждает религиозную мораль, вызывающую чувство страха в качестве нравственного побуждения, вменяющую людям страх перед Богом, перед страшным судом, адом, как наиболее надежную гарантию соблюдения ее требований. Религиозная жизнь, искаженная страхом, неоднократно использовалась для поддержания злых и несправедливых порядков в обществе, так как страх низшего, по Бердяеву, перемешивался со страхом высшего, «страх дьявола со страхом Божьим». Проникая в самую суть религиозных верований, страх искажает их. Первобытный человек испытывал страх перед неведомыми силами природы, перед духами, демонами. Человек, находясь в страхе перед магическими силами и ища защиты от них, обращается к религии. Истинное предназначение религии — освободить человека от страха, так как «отсутствие страха есть райское состояние. И наступление царства Божьего есть окончательная победа над страхом жизни и страхом смерти» [1, с. 155].
Рациональный страх, то есть страх в буквальном смысле слова, у Бердяева приобретает резко отрицательное значение. Такой страх
рассматривается им как основа греховной жизни, состояние унижающее, а не возвышающее человека. Испытывая такой страх, человек не может стремиться к возвышенному, он находится на самом дне бытия, ожидая грядущих страданий, лишений, опасностей, и на все готов, чтобы избежать их, освободиться от этого тягостного мучительного состояния и собственного бессилия перед ним. В этом, по мнению Бердяева, заключается нравственное значение страха, проявляющееся не в самом страхе как переживании, так как непосредственное переживание не может быть нравственно, а в механизме его опосредования.
Нравственный поступок — это сознательный выбор, он не может быть автоматическим. Человек, совершающий нравственные поступки под влиянием страха, совсем не совершает нравственных оценок и актов в чистом виде. Этика страха, утверждает Бердяев, происходит не из духовного источника, а из социальной обыденности. «Не определяйся в своих нравственных суждениях и действиях аффектом страха, побеждай духовно страх, определяйся чистым стремлением к высоте, к божественному, к чистой любви — это есть абсолютный нравственный императив» [1, с. 157].
Концепция страха у Л. Шестова во многом близка к таковой у Кьеркегора, мыслителя, близкого ему по духу. Предмет безотчетного метафизического страха у Шестова, так же как у Кьеркегора — «ничто». Оно пробуждает страх. «.Мы принуждены говорить, — пишет Шестов, — что оно существует, ибо, хотя его нигде нет и разыскать его нельзя, оно, загадочным образом врывается в человеческую жизнь, калеча и уродуя его, как рок, судьба, жребий, Fatum, от которого некуда уйти и нет спасения» [8, с. 87]. Задумываясь о причинах происхождения страха перед «ничто», Шестов так же в свою очередь определяет его как страх смерти.
Определяя моральный смысл учения о первородном грехе, согласно которому любому человеку в соответствии с библейским преданием, независимо от его собственных действий, вменяется неискоренимая вина или прирожденная склонность к греху, Шестов далеко не во всем согласен с Кьеркегором. У датского философа первородный грех, падение первого человека есть результат появления страха перед «ничто». У Шестова же страх перед «ничто» — это состояние, наоборот, присущее греху и знанию. «В состоянии невинности так же неправильно усматривать страх, как неправильно усматривать сон духа. И сон духа, и страх — по Библии — пришли после падения» [8, с. 85].
Однако отчаянье, безнадежность, безумие, страх вовсе не являются непреодолимыми спутниками человеческой жизни в философии Шестова. Напротив, он призывает к борьбе с обыденностью, со страхами, пронизывающими ее. Это борьба за великие надежды в море боли, страдания и горя, отрицание всякого предела человеческих стремлений.
Спасение от страха, от греха, от ужаса перед абсурдом «ничто» Шестов видит в вере. В своих трудах он подчеркивает демоническую, всемогущую силу религиозности. Только вера, понимаемая им как новое измерение мышления, побеждает страх и смерть, открывает человеку путь к спасению.
Таким образом, одно из позитивных осмыслений страха возможно в рамках экзистенциально-философской картины мира. Экзистенциальная философия, несомненно, характеризует феномен страха в его глубочайшей сущности. Глубокие и убедительные описания человеческого бытия — своеобразный фон созидания позитива, то есть обоснование такой ценности, которая позволит преодолеть зло и страх и придать жизни подлинный смысл. В русском экзистенциализме трагизм человеческого бытия, страх перед смертью, неизбежность страданий «просветляется» и одухотворяется живой всеобъемлющей верой во всемогущего Бога — Бога, для которого возможно все.
Библиографический список
1. Бердяев, Н.А. О назначении человека [Текст] / Н.А. Бердяев. - М., 1993. - С. 156
2. Камю, А. Бунтующий человек [Текст] / А. Камю. — М.: Политиздат, 1990.
3. Коссак, Е. Экзистенциализм в философии и литературе [Текст] / Е. Коссак. — М.: Политиздат, 1980.
4. Кьеркегор, С. Болезнь к смерти [Текст] / С. Кьеркегор. — М., 1993.
5. Кьеркегор, С. Страх и трепет [Текст] / С. Кьеркегор. — М., 1993.
6. Сартр, Ж.-П. Экзистенциализм — это гуманизм [Текст] / Ж.-П. Сартр // Сумерки богов. — М.: Политиздат, 1989.
7. Хайдеггер, М. Время и бытие [Текст] / М. Хайдеггер. — М.: Республика, 1993.
8. Шестов, Л. Киркегард и экзистенциальная философия [Текст] / Л. Шестов. — М., 1992.
9. Ясперс, К. Духовная ситуация времени [Текст] / К. Ясперс // Смысл и назначение истории. — М.: Политиздат, 1991.
