CC BY
0
MUSEUM
УДК 069.1 DOI 10.53115/19975996_2024_01_072_076
ББК 79.17
Ю.В. Крук
ЭКСПОЗИЦИОННАЯ ЭТИКА АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО МУЗЕЯ
В наши дни создание, потребление и распространение изображений является одним из ведущих способов коммуникации. Главенство этой формы социального взаимодействия позволяет описывать современную культуру как визуальную. Ее изучением занимаются «визуальные исследования». Методы этого междисциплинарного научного направления позволяют по-новому взглянуть на археологический музей. Археологический музей, как вместилище наглядных объектов, отбирая материалы для показа и предлагая свою картину прошлого, влияет на представления о настоящем. Преобразующая сила актов видения, зависимость репрезентации от политики и идеологии ставит перед археологическим музеем ряд этических вопросов и практических задач, от решения которых зависит эффективность функционирования музея в условиях новой социокультурной реальности. Данная статья посвящена проблеме пересмотра экспозиционной этики археологического музея под влиянием визуальной культуры.
Ключевые слова:
актуализация наследия, археологический музей, визуальная культура, визуальные исследования, музейная этика, этнографический авторитет.
Крук Ю.В. Экспозиционная этика археологического музея // Общество. Среда. Развитие. - 2024, № 1. - С. 72-76. -DO I 10.53115/1997599 6_ 2 0 24 _01 _072_076
© Крук Юлия Васильевна - аспирант, Санкт-Петербургский государственный институт культуры; e-mail: [email protected]
О
Активный интерес к изучению социокультурных изменений, вызванных возможностью безгранично создавать и тиражировать визуальные образы, наметился еще в XX в. Он привел к так называемому «визуальному повороту» в гуманитарной сфере и появлению визуальных исследований - междисциплинарного научного направления, фокусирующегося на проблематике «визуальной культуры».
Важно подчеркнуть, что не материальность видимого объекта, а преобразующая возможность актов видения, является критерием включения артефакта в предметное поле визуальных исследований [4, с. 24]. Продуцируя смыслы, визуальное трансформирует общество. Поэтому зародившимися в недрах искусствоведения визуальными исследованиями занимаются философы, антропологи, социологи, политологи, экономисты, музеологи и другие специалисты.
Среди работ, анализирующих место музея в пространстве визуальной культуры, заметно влияние (пост)структура-лизма. Даже название одной из самых
цитируемых в музеологии книг Т. Бен-нетта «Рождение музея: история, теория, практика» принято считать аллюзией на работу Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы» [8, с. 122]. Идеи М. Фуко повлияли также на позицию Э. Хуппер-Гринхилл и других исследователей, фокусирующихся на проблематике власти, особенно в рамках социально-критического подхода. Этот подход применим к изучению визуальных проявлений общественного порядка, неравенства и визуальной репрезентации социальных групп [2, с. 18], в том числе и в пространстве археологического музея.
А.С. Максимова в своей статье «Развитие подходов к изучению музеев в социальных и гуманитарных науках» обращает внимание на то, что авторы, которые не апеллируют к философии Фуко напрямую, тоже рассматривают музей как инструмент власти. Кэрол Дункан описывает посещение музея как «цивилизующий ритуал», а сам музей - как ретранслятор ценностей. Эндрю МакКлеллан рассуждает о том, как музей способствует поддержанию
неравенства (социального и интеллектуального). О влиянии уровня образования на способность воспринимать музейное собрание говорят в том числе Ален Дар-бель и Пьер Бурдье. При анализе археологической экспозиции важны работы антрополога Джеймса Клиффорда, который расследует то, как музей становится способом установления этнографического авторитета [8, с. 124].
Расставляя акценты внутри экспозиционного пространства, предлагая свою интерпретацию прошлого, давая возможность зрителям посмотреть не только на экспонаты, но и на самих себя, музей участвует в формировании социокультурного настоящего или, словами Тонни Беннетта, «упорядочивает и объекты для публичного обозрения и обозревающую их публику» [13, с. 61]. Это обстоятельство накладывает на музей определенную социальную ответственность и делает актуальным вопрос об экспозиционной этике.
Этический кодекс 1СОМ (далее - Этический кодекс) определяет Базовые стандарты профессиональной деятельности музеев и их сотрудников [12]. Изложенные в этом документе этические основы являются общими для музеев вне зависимости от профиля. Особый характер археологических материалов, их связь с этнографическим, историческим и религиозным самосознанием побуждает нас сфокусировать внимание на этических проблемах, стоящих именно перед археологическим музеем, и рассмотреть те из них, которые связанны с визуальным характером современной культуры. Этические особенности приобретения, хранения, изучения археологических артефактов заслуживают отдельного внимания и остаются за рамками данного исследования.
Для облегчения дальнейшего анализа предлагаем разделить проблемы экспозиционной этики археологического музея на четыре группы. Первую составляют проблемы интеллектуального неравенства, вытекающие из «закрытости» археологической экспозиции для профанного зрителя. Во вторую входят вопросы этнографической репрезентации, связанные с влиянием политики и идеологии на интерпретацию археологического наследия. Третья охватывает широкий спектр особенностей демонстрации антропологических и сакральных материалов в составе археологических коллекций (мумифицированные тела, костные останки, предметы культа и т.п.). В четвертую включены спорные этические моменты экспонирования вещей,
попавших в музей в колониальный период или в результате военных конфликтов, а также предметов, провенанс которых невозможно установить. Рассмотрим каждую из этих групп отдельно.
Визуальная культура предоставляет большой набор инструментов преодоления интеллектуального неравенства в музее: фото- и видеоматериалы, голограммы, 3D-реконструкции, технологии дополненной и виртуальной реальности открывают археологическую экспозицию даже неподготовленному зрителю. С одной стороны, это способствует демократизации музейного пространства, а с другой - может приводить к алиенации представителей научного сообщества, коим, ввиду особенностей профессиональной деятельности, цифровые аттракционы могут быть не по душе.
Ван Менш, рассуждая о музейной этике, замечает, что стремление сделать свои коллекции доступнее как можно более широкой публике «не означает, что каждый музей должен служить каждой группе потенциальной аудитории. При этом, к какой бы аудитории музей не обращался, он должен демонстрировать знание этой аудитории, а также реагировать на те способности и тот опыт, которые она приносит с собой» [9, с. 135].
Визуальные исследования наглядно показали, что степень и глубина восприятия визуального послания зависит от социокультурно обусловленных оптик как его создателя, так и реципиента. Музейный зритель обретает субъектность, наделяется возможностью участвовать в смыслоо-бразовании. При этом на видение влияют не только индивидуальные особенности восприятия, но и скопический режим, характерный для поколения, сословия или институции [6, с. 74], поэтому идея одинаково доступного для всех выставочного пространства представляется утопичной. Гораздо реалистичней выглядят проекты многоуровневых экспозиций, с разной степенью детализации раскрывающих себя для разных категорий посетителей.
Повышая привлекательность и наглядность археологических материалов, визуальная культура расширяет возможности музея управлять аудиторией. Археологический дискурс отчасти совпадает с политическим, следовательно, археологические выставки не являются нейтральным способом исследования. Отечественный археолог и этнолог В.А. Шнирельман подчеркивает важность осознания того, «как и в какой степени археологические
о
реконструкции влияют на социальный и политический статус коренного населения» [11, с. 110]. С их помощью можно продемонстрировать древность заселения определенной местности и поднять авторитет существующего на ней политического образования, а указав на автохтонность народа - обосновать его права на данную территорию или подогреть сепаратизм. Иллюстрацией этого тезиса служит история исследования и музеефикации Биску-пинского городища (Польша). Этот памятник железного века был найден в 1933 г. и атрибутирован как принадлежащий к Лужицкой (праславянской) культуре. Исходя из этой посылки, в 1936 г. на месте древнего укрепления был открыт музей, который косвенно свидетельствовал о том, что поляки издревле заселяли эти земли и противостояли германцам. Во время фашистской оккупации Польши немецкие археологи искали и находили в Бискупине свидетельства его освоения древними германцами, оправдывая территориальные притязания рейха. А когда в 2004 г. современная Польша стала членом ЕС, в музее был проведен фестиваль «Кельты - народы Европы», как бы свидетельствовавший, что интеграция поляков в европейское сообщество началась еще в доисторические времена [7, с. 42].
Господствующая идеология и мифология определяют политику репрезентации, которая задает тон современным межэтническим отношениям. Антропологические и этнографические составляющие археологической экспозиции служат инструментом конструирования идентичности, а также выстраивания образа Другого. В результате переосмысления теоретических оптик Другой больше не воспринимается как заданный изначально, он мыслится конструируемым в процессе описания и репрезентации его образа [3, с. 13].
Этические вопросы экспонирования инокультурных памятников вышли на первый план в результате рефлексивного поворота в антропологии и рассматриваются в современной музеологии с позиции критики колониализма. Канадские антропологи Джон и Джин Комарофф высказали мысль о том, что воображаемое аутентичное прошлое мешает строить общее будущее [14]. Дискурс деколонизации изображения Другого затрагивает в основном проблемы наследия «экзотических» народов. Однако беглого взгляда на карту достаточно, чтобы заметить этническую неоднородность самой «цивилизованной» Европы. Поиск новых этических прин-
ципов репрезентации археологических памятников важен для противостояния национализму, шовинизму, империализму и другим «-измам», которым вольно или невольно может способствовать актуализация археологического наследия музейными средствами. На смену идеям исконности и ассимиляции приходит понятие «гибридности», которое мыслится как «плодотворность культурных смешений вне рамок культурной чистоты» [1, с. 239]. Музейным воплощением этого принципа можно считать «Центр славян и викингов» в польском Волине [15], где с 2008 г. функционирует частный музей под открытым небом, фокусирующийся на межкультурных контактах.
Смена этических ориентиров приводит к пересмотру экспозиции традиционных археологических залов. Одним из проявлений этого стали дебаты по поводу человеческих останков и сакральных предметов. Международный совет музеев определил их как «чувствительные материалы», которые требуют уважительного отношения, а также учета мировоззрения «родительских» сообществ (статьи 2.5, 3.7, 4.3 Этического Кодекса) [12]. Ксения Пименова замечает, что «внедрение этих принципов в работу музеев на практике нередко выявляет противоречия между универсалистскими ценностями музейного дела (например, сохранением наследия и обеспечением доступа к нему) и партику-ляристской логикой этнических и религиозных групп» [10, с. 115]. С одной стороны, музеи должны предоставлять равный доступ к своим коллекциям, но с другой - недифференцированный показ может идти вразрез с религиозными представлениями коренных народов. Радикальным решением становится отказ от экспонирования этой категории памятников, а в некоторых случаях - репатриация и вторичное захоронение. Более мягким ответом считается создание частично закрытых выставочных пространств, которые предлагают посетителю принять информированное решение смотреть или не смотреть. Так посещение Укокской принцессы считается у алтайцев неэтичным, но несколько дней в течение месяца ее зал в Национальном музее им. А.В. Анохина в Горно-Алтайске открыт для публики. В контексте визуальной культуры имеет значение не только то, что и как показано на экспозиции, но и то, что и почему скрыто от общества [8, с. 124].
Экспозиционная политика также зависит от принадлежности рассматриваемого музея к «музеям Себя» или к «музеям
Других». Первые хранят и экспонируют предметы «своих» народов для местной публики и гибко адаптируются под запросы сообщества. Вторые представляют артефакты разных этносов и исторических культур и являются универсальными институтами, чьи экспозиции часто носят энциклопедический характер и строятся по принципу эстетизации и дистанцирования от сакральных смыслов инокультур-ных объектов; при этом к демонстрации артефактов титульных народов такие музеи, как правило, подходят с большим тактом. В своем исследовании «Археология, историческое наследие и проблемы этики» В.А. Шнирельман сообщает: «Раскопки погребений и демонстрация человеческих останков музеями иной раз вызывают неприятие в христианских странах, где, казалось бы, исследование человеческих скелетов не запрещено обычаями. Но, что показательно, в Англии это неприятие касается местных первобытных и средневековых погребений, но не относится к останкам людей, обнаруженным в других странах» [11, с. 100].
Этический кодекс постулирует обязанность музея экспонировать «чувствительные материалы» с учетом «интересов и мировоззрения, - если таковые известны, -членов соответствующего сообщества, этнической или религиозной группы» (статья 4.3) и «быстро и с пониманием реагировать на просьбы убрать с экспозиции человеческие останки и материалы, имеющие сакральное значение, исходящие от членов сообществ, которым изначально принадлежали данные материалы» (статья 4.4), а также поднимает вопрос о возвращении и реституции культурных ценностей (статьи 6.2, 6.3) [12].
В ряде случаев музейные предметы (не только археологические) в буквальном смысле становятся заложниками, судьба которых зависит от решений государственных лидеров. Так произошло с золотом скифов» из музеев Крыма, которое было задержано в Амстердаме, после присоединения полуострова к России. Статья 2 пункт 11 Этического кодекса сообщает, что «никакие положения данного Кодекса не препятствуют тому, чтобы музей служил законным местом хранения предметов неизвестного происхождения, а также предметов или природных образцов, полученных незаконным путем на территории, на которую распространяется данное законом соответствующее право музея». Таким образом, решения суда достаточно для того, чтобы определить музей местом
содержания «материалов сомнительного происхождения», хотя их демонстрация при этом признается нежелательной (статья 4.5).
Пока политики и юристы решают судьбу коллекций, в выставочном пространстве вчерашних метрополий по-прежнему представлены археологические объекты, вывезенные из бывших колоний, а также предметы, перемещенные в ходе военных конфликтов ХХ и XXI вв. Подробная экспликация и объяснение провенанса предмета музейными средствами может служить делу борьбы с «гегемонистским дискурсом» и способствовать деколонизации образа Другого, а также превратить археологическую экспозицию в место диалога не только исторических, но и современных культур. Еще одним проявлением новой музейной этики в условиях визуальной культуры стала так называемая цифровая репатриация - передача не самих артефактов, а обширных баз данных, включающих детальную фото- и видеофиксацию археологических материалов. Хотя ключевой вопрос о том, где должен быть выставлен оригинал, а кому суждено довольствоваться копией, цифровая репатриация, конечно же, не решает.
Вышесказанное наглядно показывает, что разговор об экспозиционной этике археологического музея невозможен без анализа актуального политического наррати-ва. Визуальные исследования выявили зависимость репрезентации и интерпретации от идеологии, показали, что, отбирая материалы для показа, предлагая свою трактовку прошлого, археологический музей формирует современную социокультурную среду. Существование различных научных теорий, базирующихся на одном и том же археологическом материале, конфликт интересов этнических групп, противостояние религиозного и секулярного сознания ставят под вопрос возможность существования нейтральной археологической экспозиции.
В то же время под воздействием культурных изменений археологический музей из пространства дидактики постепенно превращается в пространство диалога. В нем все громче звучат голоса коренных и малочисленных народов. Зритель определяет не только способ демонстрации, но и состав того, что должно быть представлено в музее. Посетитель перестает мыслиться как пассивный реципиент музейного послания, он становится полноправным субъектом музейной коммуникации, не только потребителем, но и творцом смыс-
лов, которые могут быть весьма далеки от заложенных при проектировании экспозиции. Критика колониализма и антропологический поворот привели к изменению археологических экспозиций, в частности к сокращению количества культовых объ-
ектов и человеческих останков, а также к пересмотру языка текстов сопроводительных материалов. Однако этические коллизии, обусловленные пересечением археологического и политического дискурсов, далеки от преодоления.
Список литературы:
[1] Бахманн-Медик Д. Культурные повороты: новые ориентиры в науках о культуре / Пер. с нем. С. Ташкенова. - М.: Новое литературное обозрение, 2017. - 504 с.
[2] Вдовина Т.В. Визуальные исследования: основные методологические подходы // Вестник Российского Университета дружбы народов. Серия: Социология. - 2012, № 1. - С. 16-26.
[3] Винокуров Г.Д. Критическая антропология: проект деколонизации воображения Другого // Ноябрьские социологические чтения: Сборник материалов молодежной научной конференции. Санкт-Петербург, 30 ноября 2021 года. - СПб.: Скифия-принт, 2022. - С. 12-16.
[4] Ищенко Е.Н. «Визуальный поворот» в современной культуре: опыт философской рефлексии // Вестник ВГУ. Серия: Философия. - 2016, № 2. - С. 16-27.
[5] Комарофф Дж.Л., Комарофф Дж. Безумец и мигрант / Пер. К.А. Левинсона // История и антропология: Междисциплинарные исследования на рубеже XX-XXI вв. / Под ред. М.М. Крома, Д. Сэбиана, Г. Альгаци. - СПб., 2006. - С. 265-301.
[6] Конфедерат О.В., Дядык Н.Г. Скопический режим и его место в эпистемологическом плане визуальной культуры // Социум и власть. - 2022, № 3 (93). - C. 71-82.
[7] Крук Ю.В. Нематериальное наследие славян в археологических экспозициях средовых музеев // Культура в евразийском пространстве: традиции и новации. - 2022, № 1 (6). - С. 40-43.
[8] Максимова А.С. Развитие подходов к изучению музеев в социальных и гуманитарных науках // Журнал социологии и социальной антропологии. - 2019, № 22 (2). - С. 118-146.
[9] Менш П. ван. Этика и музеология // Вопросы музеологии. СПб.: СПБГУ. - 2014, № 1 (9). - С. 128-138.
[10] Пименова К.В. Сакральные предметы и трансформации музейной этики: истоки, проблемы, решения // Новые исследования Тувы. - 2019, № 2. - Интернет-ресурс. Режим доступа: https://nit.tuva.asia/ nit/ar ticle/v iew/851 (21.10.2023)
[11] Шнирельман В.А. Археология, историческое наследие и проблемы этики // Сибирские исторические исследования. - 2020, № 1. - С. 97-122.
[12] Этический кодекс ИКОМ для музеев / Пер. с англ. М. Гнедовский. - Интернет-ресурс. Режим доступа: https://icom-russia.com/upload/documents/%20code_russia2013-1.pdf (21.10.2023)
[13] Bennett T. The Birth of the Museum: History, Theory, Politics. - Lоndon: Routledge, 1995. - P. 288.
[14] ComaroffJ.L., ComaroffJ. Of Revelation and Revolution. 2 vols. Chicago, 1991-1997.
[15] Filipowiak W., Bogacki M., Kokora K. The Centre of Slavs and Vikings in Wolin, Poland. History, scenography, story and effect // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. - 2021, № 1. - С. 89-113.
О
