CC BY
76
8. Klenk R.M. Gandhi's other daughter: Sarala Devi and Lakshmi ashram // Himalaya, the journal of the Association for Nepal and Himalayan studies. - 2014. - Vol. 31, N 1. - P. 94-104.
9. Mallik B. Sarala Behn: The silent crusader // Depórtate, esuli, profughe. - Venezia, 2018. - N 37. - P. 83-116.
10. Shiva V., Bandyopadhyay J. The evolution, structure, and impact of the Chipko movement // Mountain research and development. - 1986. - Vol. 6, N 2. - P. 133142.
11. Shiva V. Staying alive: women, ecology and development. - London: Zed books, 1989. - 256 p.
ЭКОНОМИКА
2020.03.009-015. МОЗИАС П.М. ЭКСПОРТ КИТАЙСКОГО КАПИТАЛА: ПРЕДПОСЫЛКИ И ПОСЛЕДСТВИЯ. (Обзор).
2020.03.009. ХЭ ЛИПИН, ЧЖАН ЯНЬХУА. НАНОСИТ ЛИ «УТЕЧКА КАПИТАЛА» ВРЕД ЭКОНОМИЧЕСКОМУ РОСТУ? ЭМПИРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ДАННЫХ ПО КИТАЮ ЗА ПЕРИОД ПОСЛЕ 1982 г. И ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ.
ХЭ ЛИПИН, ЧЖАН ЯНЬХУА. Цзыбэнь вайтао суньхай цзинцзи цзэнчжан ма? - Дуй 1982 нянь илай Чжунго шуцзюй дэ цзяньянь цзи чубу цзеши // Цзинцзи яньцзю. - Пекин, 2004. - № 12. - С. 6674. - Кит. яз.
2020.03.010. ЧЖАН ЦЗИНЬЦЗЭ. НОВАЯ СТРУКТУРА ПРЯМЫХ ИНВЕСТИЦИЙ КИТАЯ ЗА РУБЕЖОМ: ОДНОВРЕМЕННОЕ ИНВЕСТИРОВАНИЕ В РАЗВИТЫХ И РАЗВИВАЮЩИХСЯ СТРАНАХ.
ЧЖАН ЦЗИНЬЦЗЭ. Чжунго дуйвай чжицзэ тоуцзы синь гэцзюй: фада юй фачжаньчжун гоцзя бинчжун // Гоцзи цзинцзи хэцзо. -Пекин, 2017. - № 5. - С. 31-35. - Кит. яз.
2020.03.011. ЛИНЬ ЦИН, ТАО ПАНЬ, ХУН ЦЗЮНЬЦЗЭ. ИССЛЕДОВАНИЕ МОТИВАЦИИ КИТАЙСКИХ КОМПАНИЙ К ЗАРУБЕЖНЫМ СЛИЯНИЯМ И ПОГЛОЩЕНИЯМ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПРОСТРАНСТВЕННОГО РАЗМЕЩЕНИЯ И ОБЪЕМОВ ИНВЕСТИЦИЙ.
ЛИНЬ ЦИН, ТАО ПАНЬ, ХУН ЦЗЮНЬЦЗЭ. Чжунго хайвай бин-гоу дэ дунинь яньцзю - цзиюй гуанъянь бяньцзи юй цзиюэ бяньцзи дэ шицзяо // Цзинцзи яньцзю. - Пекин, 2017. - № 1. - С. 28-43. -Кит. яз.
2020.03.012. ХУАН ЛИНЪЮНЬ, ЛО ЦИНЬ, ЛЮ СЯМИН. РЫНОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ, СВЯЗАННЫЕ С ЗАРУБЕЖНОЙ ИНВЕСТИЦИОННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ КИТАЙСКИХ ТНК: АНАЛИЗ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ РАЗЛИЧИЙ ФОРМ СОБСТВЕННОСТИ НА ПРЕДПРИЯТИЯХ.
ХУАН ЛИНЪЮНЬ, ЛО ЦИНЬ, ЛЮ СЯМИН. Вого куаго гунсы OFDI дэ шичан сяоин - цзиюй бу тун соючжи цие дэ фэньси // Гоцзи маои вэньти. - Пекин, 2014. - № 12. - С. 125-135. - Кит. яз.
2020.03.013. ЧЖАН СЯНЬФЭН, ЯН ДУНСЮ, ЧЖАН ЦЗЭ. МОГУТ ЛИ ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ ЗА РУБЕЖОМ ОСЛАБИТЬ ФИНАНСОВЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ ДЛЯ ПРЕДПРИЯТИЙ: ЭМПИРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ НА МАТЕРИАЛАХ ПО КИТАЙСКИМ ПРОМЫШЛЕННЫМ ПРЕДПРИЯТИЯМ.
ЧЖАН СЯНЬФЭН, ЯН ДУНСЮ, ЧЖАН ЦЗЭ. Дуйвай чжицзэ тоуцзы нэн хуаньцзэ цие жунцзы юэшу ма - цзиюй Чжунго гунъе цие дэ цзинянь чжэнцзюй // Гоцзи маои вэньти. - Пекин, 2017. -№ 8. - С. 131-141. - Кит. яз.
2020.03.014. ЧЖУ ЧЖУЦЗЮНЬ, ЧЖАН ШЭНЛИ, ХУАН СЯНЬ-ХАЙ. МОГУТ ЛИ ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ ЗА РУБЕЖОМ ИСЦЕЛИТЬ ПРЕДПРИЯТИЯ-«ЗОМБИ»: ПОДХОД С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ РЕНТАБЕЛЬНОСТИ ПРЕДПРИЯТИЙ.
ЧЖУ ЧЖУЦЗЮНЬ, ЧЖАН ШЭНЛИ, ХУАН СЯНЬХАЙ. Дуйвай чжицзэ тоуцзы нэн чжиюй цзянху цие - цзиюй цие цзячэнлюй дэ шицзяо // Гоцзи маои вэньти. - Пекин, 2018. - № 8. - С. 108-120. -Кит. яз.
2020.03.015. ТАН СЯОЯН, ЕОМ Дж. ВОСПРИЯТИЕ ВРЕМЕНИ И ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ: РАЗЛИЧИЯ И КОНВЕРГЕНЦИЯ ТРУДОВОЙ ЭТИКИ НА КИТАЙСКИХ ПРЕДПРИЯТИЯХ В АФРИКЕ.
TANG XIAOYANG, EOM J. Time Perception and Industrialization: Divergence and Convergence of Work Ethics in Chinese Enterprises in Africa // China quarterly. - London, 2019. - N 238. - P. 461-481.
Ключевые слова: Китай; прямые зарубежные инвестиции; слияния и поглощения; производственные мощности.
Становление Китая в качестве нового «центра силы» в глобальной экономике выразилось, в частности, и в том, что КНР стала одним из мировых лидеров по объемам вывоза капитала. Усло-
вия для его активизации стали складываться еще в 1990-е годы. 1993 год был последним, когда в китайской товарной торговле импорт был больше экспорта, а начиная с 1994 г. и по торговому балансу, и по счету текущих операций устойчиво фиксировались положительные сальдо. Примерно тогда же приток прямых иностранных инвестиций (ПИИ) в китайскую экономику стал измеряться десятками миллиардов долларов, а это привело к тому, что в платежном балансе возникла ситуация «двойного профицита» - и по текущему счету, и по счету движения капитала.
Объективно уже тогда требовалось «уравновешивание» платежного баланса за счет вывоза капитала. Но во второй половине 1990-х годов оно происходило главным образом за счет увеличения валютных резервов страны (т.е. вложений государственных средств в зарубежные финансовые инструменты) и нелегальной «утечки капитала» (фиксируемой в платежном балансе по статье «чистые ошибки и пропуски»).
В то время мотивов для нелегального вывоза капитала у китайских хозяйствующих субъектов было много. В зарубежные юрисдикции, в том числе в офшорные зоны, выводились активы, присвоенные в ходе стихийной «прихватизации»; этот канал служил и для «отмывания» похищенных бюджетных средств. Китайские компании, включая и государственные, предпочитали оставлять за рубежом экспортную валютную выручку, не желая делиться ею с государством по установленным нормативам. Такая линия поведения была обусловлена и девальвационными ожиданиями, сложившимися вследствие устойчивого снижения валютного курса юаня в 1980-е - первой половине 1990-х годов.
Отдельно следует сказать, что, легализуя свой не всегда праведно нажитый капитал в офшорах, китайские хозяйственники не только минимизировали тем самым налоговые отчисления. Они еще и готовили почву для последующего реимпорта капитала в КНР уже под видом ПИИ - в расчете на лучшую правовую защиту и получение налоговых льгот.
Хэ Липин (финансовый факультет Института экономики и управления Пекинского педагогического университета) и Чжан Яньхуа (издательство «Чжунго цзиньчжун») (009) привели в своей статье опубликованные к тому времени оценки нескольких китайских экономистов по поводу масштабов «утечки капитала» в 1990-е
годы. Так, в 1997 г., согласно расчетам Сунь Вэньбина, нелегальный вывоз капитала из КНР составлял 40,8 млрд долл.; Тянь Сяося оценивал его в 67,5 млрд долл., а Ян Хайчжэнь - в 53,8 млрд долл. А у одного из авторов статьи Чжан Яньхуа цифры были на порядок больше, причем он проследил их динамику и применительно к началу 2000-х годов обнаружив там усугубление ситуации. По его данным, в 1997 г. «утечка капитала» составляла 143,7 млрд долл., в 1998 г. - 158,9 млрд долл., в 1999 г. - 156,8 млрд долл., в 2000 г. -168,8 млрд долл., в 2001 г. - 177,8 млрд долл., и только в 2002 г. было отмечено снижение - до 147,3 млрд долл. (009, с. 74). Конкретные методики подсчетов у разных исследователей отличались, но в любом случае речь шла о многих десятках миллиардов долларов - суммах, сопоставимых с фиксировавшимся в те годы легальным притоком иностранных инвестиций в КНР.
Как отметили Хэ Липин и Чжан Яньхуа, в экономической литературе преобладает мнение, что «утечка капитала» из страны наносит ущерб ее экономическому росту, а потому «бегству капитала» нужно противостоять с помощью мер экономической политики. К числу неблагоприятных последствий оттока капитала для хозяйственной динамики обычно относят:
- сокращение национального фонда накопления вплоть до возникновения дефицита внутренних инвестиций;
- сжатие налоговой базы, которое, в свою очередь, может спровоцировать власти на увеличение налоговых ставок, угнетающее экономический рост;
- давление в пользу девальвации национальной валюты, которое в случае, если страна проводит политику фиксированного валютного курса, чревато истощением валютных резервов;
- нехватку ликвидности в национальной банковской системе, трудности с обслуживанием внешних долгов государства и частного сектора;
- возможные панические настроения среди инвесторов, которые усугубляют нестабильность на финансовых рынках и сами по себе провоцируют дальнейшую «утечку капитала» (009, с. 67).
Однако в китайской действительности 1990-х годов эти причинно-следственные связи не реализовывались. Отток капитала из страны из года в год увеличивался, но ВВП при этом рос высокими темпами. Не выявило негативного влияния «утечки капитала»
на экономический рост и проведенное Хэ Липином и Чжан Яньхуа регрессионное исследование. Из результатов расчетов следовало, что воздействие оттока капитала на прирост ВВП было или нейтральным, или даже позитивным (009, а 68-69).
И такой результат невозможно объяснить тем, что государственная политика нейтрализовала потенциальное негативное влияние: валютный контроль в КНР после 1998 г. был ужесточен, но масштабы оттока капитала продолжали увеличиваться. По мнению Хэ Липина и Чжан Яньхуа, одно из возможных объяснений как раз и заключается в том, что значительная часть вывезенных денег -это средства, которые выводились за рубеж ради последующего реимпорта в качестве ПИИ и получения соответствующих преференций. Так что эти средства в конечном счете задействовались во внутреннем инвестиционном процессе и вносили вклад в поддержание высоких темпов экономического роста. В этом отличие Китая от многих развивающихся стран, откуда капитал уходил из-за высоких рисков и обратно не возвращался.
В пользу такого вывода говорит и то, что с конца 1990-х годов резко увеличился фиксировавшийся официальной статистикой приток капитала в КНР из островных офшорных зон, таких как Маврикий, Мадагаскар, Каймановы острова, Виргинские острова, Багамы, Бермуды, отмечали Хэ Липин и Чжан Яньхуа (009, а 70).
Впрочем, в любом случае на рубеже 1990-2000-х годов ситуация стала меняться. К тому времени в китайском корпоративном секторе сформировался круг субъектов (как государственных, так и частных), готовых к легальным прямым зарубежным инвестициям (ПЗИ) и удовлетворению тем самым своих потребностей в дополнительных рынках сбыта, в дешевых производственных ресурсах, в заимствовании технологий.
Валютный курс юаня с 1996 г. де-факто был фиксированным. Девальвационные ожидания развеялись. Более того, «двойное положительное сальдо» в платежном балансе создавало давление в пользу ревальвации китайской валюты. К тому же в конце 1990-х годов на внутреннем рынке Китая товарное предложение стало устойчиво превышать спрос, экономический рост существенно замедлился, началась дефляция. Реагируя на все это, власти в 1999 г. провозгласили курс «Идти вовне» - политику поддержки национальных предприятий в их усилиях обрести новые
зарубежные рынки сбыта с помощью ПЗИ. Вывоз капитала стал стимулироваться методами льготного кредитования и страхования инвестиций, стали упрощаться нормы валютного регулирования, касающиеся вывода средств за рубеж.
По данным ЮНКТАД, в 2000 г. китайские ПЗИ составляли всего 0,9 млрд долл.1 Но уже в 2005 г. они достигли 11,3 млрд долл.2 Можно сказать, что в качестве дополнительного катализатора их роста выступил мировой финансовый кризис конца 2000-х годов, в ходе которого произошло значительное удешевление активов западных компаний - перспективных объектов покупки для китайцев. В 2010 г. из Китая было вывезено ПЗИ на 68,8 млрд долл. 3, и в течение следующих лет этот процесс шел по нарастающей.
В 2015 г. объем ПЗИ составил 145,7 млрд долл., он впервые превысил годовой объем ПИИ в саму китайскую экономику (135,6 млрд долл.). Исторического максимума китайские ПЗИ достигли в 2016 г. - 196,1 млрд долл., а дальнейшее снижение (158,3 млрд долл. в 2017 г. и 129,8 млрд долл. в 2018 г.4) наводит на мысли о стабилизации на высоком уровне, да и о том, что власти в условиях ослабления внутренней инвестиционной активности приступили к сознательному сдерживанию ПЗИ.
Чжан Цзиньцзэ (Институт мировой экономики и мировой политики Академии общественных наук КНР) констатирует, что к середине 2010-х годов Китай превратился в третий по значимости источник ПЗИ в мире - после США и Японии. Причем увеличение объемов вывоза капитала в 2000-2010-е годы в существенной мере было обеспечено за счет транснациональных сделок по слияниям и поглощениям (СиП) с участием китайских предприятий. В 2008 г. совокупная стоимость таких сделок составляла 10,4 млрд долл., а в 2012 г. она достигла отметки в 66,9 млрд долл., правда, на следу-
1 UNCTAD. World investment report 2003. FDI policies for development: national and international perspectives. - New York; Geneva, 2003. - P. 251, 253.
2 UNCTAD. World investment report 2006. FDI from developing and transition economies: implications for development. - New York; Geneva, 2006. - P. 301.
3 UNCTAD. World investment report 2013. Global value chains: investment and trade for development. - New York; Geneva, 2013. - P. 214.
4 UNCTAD. World investment report 2019. Special economic zones. - New York; Geneva, 2019. - P. 213.
ющий год произошло снижение этого показателя до 56,9 млрд долл. (010, c. 31).
Преимущества СиП над инвестициями в создание новых производственных мощностей (greenfield investment) заключаются, в частности, в быстроте выхода на зарубежные рынки. Но у этого достоинства есть и оборотная сторона: сотрудничество может закончиться неудачей из-за того, что с течением времени выявится несовместимость установок китайских и иностранных партнеров. Вложения в новые мощности осуществляются медленнее. Но они увеличивают производственные возможности и трудовую занятость в принимающей инвестиции стране, а потому они обычно особо приветствуются правительствами государств-реципиентов.
На протяжении 1980-1990-х годов потоки ПЗИ из Китая направлялись главным образом в развивающиеся страны, и вполне логично, что большая их часть представляла собой инвестиции в новые мощности. Средства вкладывались главным образом в отрасли обрабатывающей промышленности, выпускающие товары потребительского назначения (текстиль, одежду, электротехнику и т.д.). Но с начала XXI в. в структуре ПЗИ стала расти доля инвестиций в развитых странах, а вместе с ней стал увеличиваться и удельный вес СиП. Хотя и сейчас на СиП приходится относительно меньшая часть ПЗИ - порядка 35-45% совокупного их объема.
После 2008 г. уже накопившие к тому времени определенный опыт зарубежной инвестиционной деятельности китайские предприятия воспользовались возможностями, которые открыло для них кризисное удешевление активов в развитых экономиках. Целью многих совершаемых ими СиП стало установление контроля над «верхними» звеньями глобальных цепочек создания стоимости (ГЦСС), т.е. получение доступа к технологическим ресурсам и брендам западных компаний.
В связи с этим к середине 2010-х годов существенно изменилась отраслевая структура ПЗИ. Еще в 2011 г. 83% совокупной стоимости трансграничных СиП с китайским участием приходились на нефтедобычу и разработку рудных полезных ископаемых. А в 2015 г. соответствующий показатель составил только 9,8%, тогда как на обрабатывающую промышленность приходилось тогда 25,2% совокупного объема СиП, на сектор информационных
технологий - 15,3, на финансовый сектор - 12,1, на сферу недвижимости - 3,8, на оптовую и розничную торговлю - 4,9% (010, с. 33).
Дополнительный импульс отраслевой диверсификации ПЗИ придала реализуемая китайскими властями с 2013 г. инициатива «Один пояс, один путь (ОПОП)»: китайские компании стали активнее вкладываться в строительство за рубежом автомобильных и железных дорог, портов, объектов электроэнергетики и здравоохранения. Традиционно среди субъектов вывоза китайских ПЗИ доминировали государственные предприятия (ГП). Такое положение вещей сохраняется и при реализации проекта ОПОП, ведь для крупномасштабного инфраструктурного строительства нужны большие капиталы, технологии, политическая поддержка, а ими располагают в первую очередь как раз ГП. Но постепенно к осуществлению инвестиционных проектов в рамках ОПОП подключается и китайский частный бизнес, тем более что он может теперь привлекать кредиты созданного по инициативе КНР на межгосударственной основе Азиатского банка инфраструктурных инвестиций.
В целом структура вывоза ПЗИ за прошедшие десятилетия эволюционировала по принципу «Сначала легкое, потом сложное». В соответствии с этим алгоритмом инвестиции сперва вкладывались в соседних с Китаем странах, а потом уже в Европе, Америке и на других дальних континентах. По сути, мотивация китайских предприятий к вывозу капитала сейчас все больше напоминает ту, которой руководствовались японские компании в 1980-е годы, считает Чжан Цзиньцзэ (010, с. 34). Сходство в том, что в КНР растут издержки на оплату труда, значительно укрепился валютный курс юаня. Как следствие, предприятия отраслей китайской промышленности, в которых существуют значительные избыточные мощности (черная металлургия, цементная, автомобилестроение, судостроение и др.) заинтересованы в вывозе капитала ради экономии издержек и получения доступа к новым внешним рынкам сбыта. Проект ОПОП создает для этого дополнительные возможности, он появился очень вовремя.
Ситуация, когда КНР является одновременно и крупным экспортером, и крупным импортером капитала, делает особенно актуальным заключение с другими государствами двусторонних соглашений о поощрении и защите инвестиций, отмечает Чжан
Цзиньцзэ (010, c. 34-35). А своими силами Китай может создать госкомпанию по страхованию ПЗИ (по модели американской Overseas Private Investment Corp.), которая будет страховать инвесторов от политических рисков и рисков экспроприации.
Но нужно работать и над улучшением имиджа китайских инвесторов в глазах потенциальных зарубежных партнеров, тем более что из-за недобросовестности отдельных лиц с таким восприятием есть проблемы. Были случаи, когда китайские инвесторы вкладывали средства в разработку полезных ископаемых за рубежом в периоды высоких мировых цен на сырье, но после падения цен китайцы просто исчезали, не погасив долги ни по кредитам, ни по зарплатам. А бывало и так, что китайские фирмы инвестировали в лесозаготовки в других странах. Лес они вывозили в Китай, где цены на него давно и устойчиво растут, а в принимающей стране они осуществляли хищническую деятельность, не заботясь о соблюдении экологических стандартов (010, c. 35).
Более детально особенности мотивации китайских инвесторов к совершению СиП за рубежом исследуют Линь Цин (факультет международной экономики и торговли Университета внешнеэкономических связей и торговли, Пекин), Тао Пань (факультет международной экономики и торговли Шаньдунского финансово-экономического университета) и Хун Цзюньцзэ (факультет международной экономики и торговли Университета внешнеэкономических связей и торговли, Пекин) (011).
Они отмечают, что китайские предприятия стали совершать СиП в других странах еще в 1980-е годы, но после присоединения Китая к ВТО в 2001 г. этот процесс резко интенсифицировался. В 2002-2012 гг. было анонсировано 2006 таких сделок на общую сумму в 294,9 млрд долл., а фактически было осуществлено 1138 сделок на общую сумму в 173,8 млрд долл. Средние размеры сделки увеличились с 50 млн долл. в 2005 г. до 200 млн долл. в 2011 г. Наибольшее количество СиП в тот период было совершено в Гонконге и США, в «пятерку» наиболее популярных страновых направлений инвестирования входили также Австралия и Канада (т.е. две развитые ресурсодобывающие экономики) и Сингапур (011, c. 32).
Но зачастую китайские инвесторы подвергаются дискриминации со стороны принимающих государств и местного бизнес-
сообщества. Во многом это связано с тем, что за рубежом принято считать: китайские ПЗИ мотивированы непрозрачными внеэкономическими соображениями, деловая практика китайских компаний нерыночная, она принципиально отличается от стандартов поведения западных ТНК.
Но есть ли в действительности такие системные различия в мотивации? Можно ли сказать, что существует специфическая «китайская модель» вывоза ПЗИ? Лин Цин, Тао Пань и Хун Цзюньцзэ напоминают, что, согласно ставшей уже классической классификации английского экономиста Дж. Даннинга, ПЗИ бывают трех типов: 1) мотивированные поиском производственных ресурсов, 2) ориентированные на поиск новых рынков, 3) совершаемые ради установления контроля над стратегическими активами. Сторонники теории неполных контрактов добавили к этому еще один мотив: желание инвестора использовать к своей выгоде качество институциональной среды в принимающей стране (011, с. 28).
Обычно считается, что у американских компаний главный побудительный мотив к ПЗИ - это поиск дополнительных рынков сбыта; у японских - стремление получить новые технологии (если ПЗИ совершаются в развитых странах) или минимизировать издержки за счет использования местного дешевого сырья и дешевой рабочей силы (если речь идет о ПЗИ в развивающихся странах), японские фирмы также часто прибегают к ПЗИ ради выноса за рубеж избыточных производственных мощностей. Корейские инвесторы в большинстве своем задумываются прежде всего о поддержании своего присутствия на зарубежных рынках. А индийские бизнесмены прибегают к ПЗИ и для освоения зарубежных рынков, и для получения доступа к современным технологиям. Причем они предпочитают совершать ПЗИ в странах с хорошей правовой средой, низким уровнем коррупции, стабильной политической ситуацией (011, с. 31).
Насколько теми же самыми мотивами можно объяснить ПЗИ китайских предприятий? В поиске ответа на этот вопрос, считают Линь Цин и его коллеги, нужно учесть принципиальные различия в мотивации между инвестициями в новые производственные мощности, с одной стороны, и СиП - с другой.
Greenfield investment опираются главным образом на имеющиеся у фирмы-инвестора преимущества во владении активами,
они представляют собой элемент долгосрочной инвестиционной стратегии компании. А СиП - это прежде всего способ приобрести активы на рынке, мотивация к его использованию усиливается, когда на зарубежных рынках происходят краткосрочные ценовые коррекции, т.е. когда активы дешевеют. Качество институциональной среды на этих двух видах зарубежного инвестирования сказывается по-разному: СиП более распространены в развитых странах, где качество институтов выше, а инвестиции компаний, создающих новые мощности, менее чувствительны к характеристикам правовой среды в стране-реципиенте.
В любом случае СиП и вложения в новые производственные мощности не являются субститутами, т.е. взаимозаменяемыми вариантами. А у многих китайских предприятий преимуществ владения активами нет, и поэтому более предпочтительным способом инвестирования для них являются СиП (011, а 30).
Для выявления того, насколько мотивы поиска рынков, стратегических ресурсов, стратегических активов и лучшей институциональной среды влияют на размещение и количественные параметры ПЗИ китайских предприятий, Линь Цин и его соавторы использовали двухстадийную гравитационную модель. На первом шаге модели выявляется, между какими странами распределены китайские инвестиции, на втором - выяснить, от чего зависит их объем в той или иной стране.
В модели потенциальные объемы китайских ПЗИ через СиП в определенной стране ставятся в зависимость от качества ее экономических и правовых институтов, наличия естественных ресурсов и стратегических активов, емкости рынка принимающей страны.
Качество институтов оценивается по публикуемым аналитической компанией PRS индексам политических рисков, в том числе по индексу стабильности правительства, индексу законности и правопорядка, индексу коррупции.
Емкость рынка страны оценивается по показателям абсолютного ВВП (он показывает общую величину рынка), подушевого ВВП (характеризует покупательную способность населения) и темпам прироста ВВП (описывают потенциал увеличения рынка).
Ресурсный потенциал оценивается по удельным весам поставок металлов, нефти и природного газа в совокупном товарном экспорте страны. Имеющиеся у страны стратегические активы ха-
рактеризует число подаваемых в течение календарного года заявок на патентование технологий. Все эти данные были взяты авторами из базы данных Всемирного банка World Development Indicator.
В модель включена и специальная контрольная переменная, которая учитывает географическую и языковую близость страны-реципиента к Китаю, наличие между ними общей границы, а также долю торговли с КНР во внешнеторговом обороте страны-реципиента (011, с. 35).
Собственно же информация о зарубежных СиП китайских инвесторов была получена из базы данных Thompson Financial SDC Platinum Database, которая считается наиболее авторитетным источником сведений о СиП, реализуемых по миру. Из этой базы авторы взяли все имеющиеся там сведения о зарубежных СиП с участием китайских инвесторов за период с января 1982 г. по декабрь 2012 г. За это время были анонсированы 2413 сделки, а фактически осуществлены - 1416 сделок. Но из выборки авторами были исключены сделки по покупкам фирм в офшорах, так как их мотивация заведомо особая - это уход от налогов. В конечном счете в выборке остались 103 страны (территории) - направления инвестирования. Данные за период до 1985 г. страдают неполнотой, поэтому для расчетов по модели был взят период 1985-2012 гг. В расчетах авторами были использованы данные только по реально осуществленным сделкам (011, с. 32).
Для полноты исследования в рамках гравитационной модели в выборку были включены и 43 страны (территории), где объемы сделок СиП с китайским участием нулевые, т.е. общее число затронутых исследованием стран достигло 146. Учесть в гравитационной модели те страны, где китайских ПЗИ нет, нужно было как раз для того, чтобы лучше понять мотивацию инвесторов (011, с. 34).
Расчеты выявили позитивную корреляцию между величиной абсолютного ВВП страны-реципиента и пространственным размещением китайских ПЗИ в рамках сделок СиП, т.е. обнаружилось, что если у страны емкий внутренний рынок, то это привлекает китайских инвесторов. Величина подушевого ВВП в стране не оказывает заметного влияния на выбор ее китайскими инвесторами, но она заметно влияет на объемы китайских инвестиций. Иначе говоря, если китайские компании все-таки выбрали данную
страну для совершения СиП, то покупательная способность местного населения для них важна. А вот темпы экономического роста в стране не важны ни с точки зрения выбора ее инвесторами, ни в плане определения объемов ПЗИ, т.е. для китайских предпринимателей потенциал роста рынка не является важным фактором при принятии решений об инвестициях.
Наличие в стране запасов меди благоприятно сказывается и на выборе ее китайцами для инвестирования, и на величине их ПЗИ, а наделенность страны нефтью и газом позитивно отражается только на объемах инвестиций. Это говорит о том, что доступ к рудным месторождениям для китайских инвесторов очень важен, а доступ в отрасли топливно-энергетического комплекса их, по-видимому, интересует меньше из-за зарегулированности этого рынка и значительной роли внеэкономических факторов в его функционировании (011, а 37-38).
Позитивной корреляции между числом заявок на патенты в стране и китайскими ПЗИ не выявлено. Это свидетельствует о том, что у китайских инвесторов все еще относительно слаба мотивация к совершению СиП ради получения доступа к стратегическим активам. Очевидно, связано это со все еще относительно низким уровнем технологического развития самой китайской экономики.
Влияния факторов политической стабильности в стране, качества ее законодательства и уровня правопорядка на выбор ее китайскими инвесторами выявлено не было, а корреляция между этими факторами и объемами китайских ПЗИ, как оказалось, негативная. Уровень коррупции в стране, как выяснилось, позитивно коррелирует с выбором страны для инвестирования, но для объемов инвестиций он не значим. Все это наводит на размышления о том, что китайские инвесторы мало озабочены политическими рисками, они даже склонны вкладывать средства в более рискованных странах.
Но в любом случае китайские инвесторы мотивированы прежде всего возможностью доступа к рынкам, а не возможностью использовать слабые места институтов в принимающей стране. Субъектами СиП с китайской стороны выступают в основном ГП и крупные частные предприятия (ЧП), и им ввиду их статуса и размеров не нужно прибегать к коррупционным практикам для доступа на рынки в принимающей ПЗИ стране. Но в то же время
такие компании сами не отличаются высоким качеством корпоративного управления. Как следствие, они ориентируются в основном на извлечение краткосрочных выгод, а потому они мало задумываются о влиянии коррупции в принимающей стране на судьбу их капиталовложений. К тому же именно на высокорискованных рынках обычно можно получить большие прибыли.
Расчеты по модели показали также, что наличие общей границы и языковая общность благоприятны для СиП с китайским участием, а географическая удаленность страны - получателя инвестиций от Китая не является важным обстоятельством, влияющим на размещение и величину китайских ПЗИ. Обнаружилось также, что склонность китайских инвесторов осуществлять СиП в стране и наращивать там объемы ПЗИ тем выше, чем теснее страна связана с Китаем торговыми отношениями (011, с. 38-39).
Дополнительное количественное исследование показало, что после присоединения Китая к ВТО мотив получения доступа к зарубежным стратегическим активам у китайских инвесторов усилился. Они стали более заинтересованы в поглощениях зарубежных фирм с целями овладения технологиями и использования управленческих «команд» поглощаемых компаний. Но увеличилась и склонность китайских инвесторов к совершению СиП в странах с высокими политическими рисками (011, с. 39).
КНР свое первое двустороннее соглашение о защите и поощрении капиталовложений подписала со Швейцарией в 1982 г., а на 2016 г. таких соглашений было уже 129. Но исследование Линь Цина и его коллег показало, что наличие / отсутствие такого соглашения не сказывается ни на склонности китайских инвесторов к СиП в соответствующей стране, ни на объемах их ПЗИ (011, с. 40).
В целом, таким образом, структура мотивов к совершению трансграничных СиП у китайских предприятий примерно такая же, как у фирм развитых стран. Но есть и отличия: китайские инвесторы в основном ориентируются на текущее положение дел, им не хватает стратегического видения, что проявляется в недооценке ими потенциала рынков и в предпочтении рискованных проектов. Но, во всяком случае, претензии и подозрения по поводу внеэкономических мотивов деятельности китайских инвесторов необос-
нованны, резюмируют Линь Цин, Тао Пань и Хун Цзюньцзэ (011, а 38, 40).
Каким образом вывоз ПЗИ сказывается на микроэкономической эффективности китайских предприятий-инвесторов и на ситуации в китайской экономике в целом? Хуан Линъюнь, Ло Цинь (факультет экономики и промышленно-торгового менеджмента Чунцинского университета) и Лю Сямин (Институт «Бирбек» Лондонского университета) (4) выясняют в своей статье, как зарубежные капиталовложения китайских предприятий отражаются на их экспортных продажах и сбыте на внутреннем рынке КНР.
Авторами была использована база данных о китайских ПЗИ, составленная Академией общественных наук КНР и Всекитайской промышленно-торговой ассоциацией на основе опроса, проведенного в 2008 г. База содержит данные об объемах и формах инвестирования, о странах-реципиентах, о форме собственности предприятий-инвесторов (012, с. 126-127).
В экономической теории, напоминают Хуан Линъюнь и его коллеги, выделяются следующие виды торговых эффектов, вызванных совершением ПЗИ:
1) эффект замещения экспорта, который предполагает, что сбыт продукции, произведенной в принимающей стране на предприятиях, куда вложены ПЗИ, является субститутом прежних экспортных поставок туда и в соседние страны с предприятий, находящихся в стране происхождения инвестиций;
2) эффект стимулирования экспорта, который заключается в том, что ПЗИ могут приводить к новой активизации экспортных поставок продукции из страны происхождения инвестиций, если до этого продукция потеряла конкурентоспособность в связи с утратой сравнительного преимущества;
3) комбинированный эффект, сочетающий в себе два предыдущих эффекта в пропорции, зависящей от сроков вложений, специфики отрасли и других факторов (012, с. 127).
На практике, разумеется, китайские компании благодаря ПЗИ создают сбытовые сети, приспосабливаются к особенностям зарубежного спроса, реализуют свои технологические разработки. Поэтому первая гипотеза авторов статьи заключается в том, что ПЗИ китайских предприятий обрабатывающей промышленности вызывают эффект стимулирования экспорта.
На внутреннем рынке Китая предприятия, осуществляющие ПЗИ, задействуют технологии, полученные благодаря зарубежным СиП, это улучшает их инновационный потенциал и конкурентоспособность, а соответственно ведет к росту продаж. ПЗИ способствуют и становлению брендов китайских компаний. Посредством ПЗИ китайские предприятия выносят производства в страны с более низкими издержками, а затем дешевая продукция ввозится оттуда в Китай, и продажи ее растут.
Но одновременно ПЗИ могут вести и к уменьшению нормы накопления в самом Китае, так как часть его ограниченных капитальных ресурсов выводится за рубеж. Правда, такой эффект обычно кратковременный, а в долгосрочном периоде внутренние и зарубежные инвестиции являются комплиментарными (взаимодополняющими). Отсюда вторая гипотеза: воздействие ПЗИ на продажи китайских ТНК на внутреннем рынке Китая разное для разных групп предприятий.
Нужно учитывать также, что в современном мире распределение инвестиций ТНК, в том числе и китайских, становится все более дисперсным: одна и та же компания часто вкладывает средства во множестве стран. Согласно данным из использованной авторами базы, за 1998-2007 гг. 732 китайских предприятия осуществили ПЗИ в 99 странах и территориях на всех континентах, из них 101 компания инвестировала более чем в одной стране (012, с. 128).
При этом инвестиции совершаются во многом ради преодоления протекционистских барьеров, мешающих компаниям осуществлять прямые экспортные поставки в соответствующие страны, а отсюда вытекает третья гипотеза: диверсификация географических направлений ПЗИ сопровождается сокращением экспортных поставок китайских ТНК в страны - реципиенты инвестиций.
Но в то же время благодаря диверсификации ПЗИ компании-инвесторы сокращают транспортные издержки на доставку продукции до потребителей, повышают эффективность использования капитала и его рентабельность, а это позволяет им наращивать конкурентоспособность и на внутреннем рынке самого Китая. Это побудило авторов сформулировать четвертую гипотезу: распределение вложений китайских ТНК по многим зарубежным странам
ведет к наращиванию ими продаж на собственном внутреннем рынке (012, с. 127-128).
Хуан Линъюнь и его коллеги проанализировали данные о 4715 случаях зарубежных инвестиций 732 китайских компаний 28 отраслей обрабатывающей промышленности за 1998-2007 гг. По формам собственности среди предприятий-инвесторов выделяются: предприятия с иностранными инвестициями (ПСИИ); предприятия инвесторов из Гонконга, Макао и Тайваня; ГП, ЧП и коллективные предприятия (КП).
Было выявлено, что у национальных предприятий ПЗИ намного больше, чем у ПСИИ, а зарубежные инвестиции ЧП больше, чем у ГП. Страновая диверсификация вложений у ГП и КП выше, чем у ЧП, но в целом она невелика у всех групп предприятий (012, с. 128-129).
У национальных предприятий доля сбыта на китайском рынке в целом выше, чем у ПСИИ, но при этом у ЧП она наименьшая среди всех групп национальных предприятий, что как раз вполне гармонирует с их повышенной зарубежной активностью. Доля экспортных продаж у ПСИИ (в среднем - 47% совокупной реализации ими товаров и услуг) намного больше, чем у национальных предприятий, но и у тех она превышает 20%. Однако для предприятий всех форм собственности основным является внутрикитайский рынок.
По размерам активов, расходам на НИОКР и рекламу, продолжительности существования лидируют ГП, а ЧП занимают низшие позиции. И если при этом ЧП опережают ГП по объемам зарубежных инвестиций и их диверсификации, то это, по-видимому, означает, что к зарубежной экспансии ЧП подталкивает именно конкурентное давление на внутреннем рынке (012, с. 129).
Выдвинутые гипотезы проверяются авторами с помощью регрессионной модели, в которой объясняемыми переменными являются экспорт компании и ее продажи на внутреннем рынке, а объясняющими - объем ПЗИ компании и их географическое распределение; капиталоемкость отрасли, в которой действует предприятие; величина расходов предприятия на рекламу при продажах на внутреннем рынке (012, с. 130).
Расчеты по модели показали, что у КП и ЧП продажи на внутреннем рынке и на экспорт являются субститутами: если уве-
личивается одно, то сокращается другое. А у ГП и ПСИИ взаимосвязь продаж на внутреннем и внешнем рынках более сложная: они могут как заменять, так и дополнять друг друга - в зависимости от сочетания многих факторов.
Выявлено, что ПЗИ национальных предприятий (ГП, КП и ЧП) оказывают стимулирующее воздействие на экспорт, тем самым подтвердилась первая гипотеза (012, с. 131). По-видимому, такое влияние связано с тем, что вместе с ПЗИ за рубеж вывозятся инвестиционные товары китайского происхождения (оборудование, компоненты и т.д.) - вместо ранее вывозившейся готовой продукции фирмы-инвестора. Кроме того, за рубежом фирмой-инвестором предоставляются услуги, связанные с установкой и эксплуатацией китайского оборудования. В конечном счете вывоз товаров и услуг производственного назначения может компенсировать сокращение экспорта готовой продукции.
Выяснилось также, что чем выше у ГП и ЧП показатель географической диверсификации ПЗИ, тем меньше их экспорт. В случае с КП какой-либо устойчивой корреляции этих показателей не выявлено, но в целом расчеты, таким образом, подтвердили третью гипотезу (012, с. 132). Объяснить это можно тем, что компании, инвестирующие во многих странах, создают тем самым ГЦСС, минимизируют издержки путем использования дешевых ресурсов, а потому они не сильно нуждаются в поставках инвестиционных товаров из Китая, и это ограничивает масштабы китайского экспорта.
Влияние ПЗИ на продажи на внутрикитайском рынке не одинаково у предприятий различных форм собственности, что подтверждает вторую гипотезу. Зарубежные инвестиции со стороны ГП и КП способствуют уменьшению их продаж на внутреннем рынке, а вот у ЧП зарубежная инвестиционная деятельность позитивно коррелирует с такими продажами.
Причины тут могут быть связаны с низкой эффективностью и забюрократизированностью менеджмента ГП и КП, нерациональностью их ПЗИ, высокими политическими рисками таких вложений и убыточностью инвестиций. Все это неизбежно сказывается на эффективности использования ресурсов такими предприятиями внутри страны, на динамике освоения ими китайского рынка. Напротив, у ЧП права собственности специфицированы,
менеджмент гибкий и отзывчивый к требованиям рынка, решения принимаются быстро. А за счет ПЗИ такие предприятия накапливают позитивный опыт, который помогает им наращивать продажи и в КНР.
У ГП и ЧП выявлено позитивное влияние диверсификации ПЗИ на продажи внутри Китая, а у КП оно ясно не выражено, но в целом, таким образом, подтвердилась и четвертая гипотеза (012, с. 133). Объяснить это можно тем, что диверсификация зарубежных инвестиций способствует обретению предприятиями новых технологических, организационных, маркетинговых компетенций, а это повышает конкурентоспособность предприятий и ведет к наращиванию ими внутрикитайских продаж.
Опыт осуществления зарубежных инвестиций ПСИИ и предприятиями с участием капиталов хуацяо тоже отчасти подтверждает выдвинутые гипотезы. ПЗИ действующих в Китае предприятий инвесторов из Гонконга, Макао и Тайваня стимулируют экспорт, но могут приводить к уменьшению продаж на внут-рикитайском рынке. Дело тут, очевидно, в том, что такие предприятия обычно небольшие и ориентированные на экспорт, китайский рынок для них не является главным по определению, а если свои ограниченные ресурсы они выносят в качестве ПЗИ в другие страны, то возможности освоения внутреннего рынка Китая еще больше уменьшаются.
ПЗИ, осуществляемые предприятиями с участием инвесторов из других стран, являются субститутами экспорта, что противоречит первой гипотезе, а на продажи на внутреннем рынке они не оказывают заметного влияния, и это соответствует второй гипотезе. Но можно сказать и так, что для ПСИИ обычно важны и внутренний, и внешний рынки. Сокращение их экспорта из-за осуществления ПЗИ в третьих странах может объясняться тем, что в этих третьих странах ниже издержки производства и транзакци-онные издержки освоения местных рынков. Поэтому ПСИИ, действующие в Китае и выступающие в данном случае в качестве материнских компаний-инвесторов, не осуществляют экспорт в третьи страны, где они с помощью ПЗИ наладили производства, ориентированные на местные рынки, а сосредотачивают усилия на освоении китайского рынка (012, с. 134).
И у предприятий с участием хуацяо, и у ПСИИ географическая диверсификация ПЗИ сдерживает продажи и на китайском, и на внешних рынках, что подтверждает третью гипотезу, но противоречит четвертой. Связано это может быть с тем, что большинство таких предприятий в Китае действует в трудоемких отраслях промышленности. Если уж они осуществляют и диверсифицируют ПЗИ, то ради нахождения более дешевой, чем в Китае, рабочей силы, а не для того, чтобы увеличить экспорт или продажи внутри КНР.
Итак, все четыре гипотезы нашли подтверждение применительно ко всем группам национальных предприятий (ГП, КП и ЧП). Общий вывод состоит в том, что вложения ПЗИ способствуют наращиванию китайского экспорта, но географическая диверсификация ПЗИ, наоборот, сдерживает экспорт. Поэтому для того чтобы зарубежная инвестиционная деятельность помогала вывозу товаров и услуг из Китая, нужны крупные и концентрированные ПЗИ национальных предприятий. Диверсификация же вложений способствует локализации производства в зарубежных странах и ослабляет спрос на поставки товаров и услуг из Китая, заключают Хуан Линъюнь, Ло Цинь и Лю Сямин (012, с. 135).
Чжан Сяньфэн, Ян Дунсю и Чжан Цзэ (экономический факультет Хэфэйского промышленного университета) (013) пишут, что ПЗИ помогают решать две важнейшие макроэкономические проблемы Китая. Во-первых, за рубеж таким образом выводится часть производственных мощностей, а их избыток - это главная причина замедления экономического роста в КНР в 2010-е годы. Во-вторых, установление через ПЗИ контроля над месторождениями полезных ископаемых в других странах приводит к увеличению импорта сырьевых товаров в Китай, тем самым смягчаются ресурсные ограничения для экономического роста.
Но менеджеры китайских предприятий при опросах обычно говорят, что зарубежной инвестиционной деятельности препятствуют трудности в получении заемного финансирования, а они проистекают из того, что внутренние финансовые рынки в Китае все еще относительно неразвитые, негосударственные предприятия (прежде всего, ЧП) подвергаются дискриминации при распределении кредитов.
Однако собственно количественная информация, поступающая с микроуровня китайской экономики, свидетельствует о другом: чистые потоки ликвидности у предприятий, осуществляющих ПЗИ, гораздо масштабнее, чем у тех предприятий, которые ПЗИ не совершают. А тогда возникают следующие вопросы. Китайские предприятия бывают склонны вывозить ПЗИ, если они хорошо обеспечены финансовыми ресурсами, или же, наоборот, ПЗИ способствуют преодолению ограничений на мобилизацию капитала предприятиями? Если верное второе, то как именно происходит такое смягчение финансовых ограничений? (013, с. 132).
До сих пор в работах китайских экономистов по этой тематике преобладало мнение, что финансовые ограничения очевидным образом препятствуют ПЗИ, а ослабление ограничений приводит к активизации вывоза капитала. Но рядом исследователей уже было доказано, что преодолению финансовых ограничений способствует экспортная деятельность предприятий, т.е. получение ими прибыли от продаж товаров и услуг за рубеж, тогда как наличие финансовых ограничений само по себе не влияет на выбор предприятий в пользу осуществления или неосуществления экспорта.
В таком случае имеет смысл предположить, что и осуществление ПЗИ может прямо или косвенно способствовать преодолению финансовых ограничений. Прямое воздействие может происходить по следующим каналам.
Во-первых, предприятия, вкладывающие ПЗИ, работают и на внутрикитайском, и на внешних рынках. Они диверсифицируют тем самым инвестиционные риски, повышается эффективность управления сбытом продукции, более гибким становится ценообразование, а все это ведет к увеличению рентабельности, что и способствует преодолению финансовых ограничений.
Во-вторых, вмененные издержки (sunk costs) у компаний при совершении ПЗИ гораздо выше, чем при инвестициях внутри страны или при экспорте. Поэтому зарубежной инвестиционной деятельностью могут заниматься только предприятия с достаточно высокой производительностью, а значит, уже сам факт реализации предприятием ПЗИ посылает банкам и другим финансовым посредникам сигнал о том, что у данного предприятия сравнительно высокий технологический уровень, эффективный менеджмент,
большой потенциал рентабельности, и такому предприятию будут более охотно давать кредиты, его акции и облигации будут пользоваться спросом на рынке ценных бумаг.
В-третьих, преимущество предприятий, прибегающих к ПЗИ, состоит еще и в том, что они могут пользоваться ресурсами и внутренних, и внешних финансовых рынков.
Косвенные эффекты воздействия ПЗИ на финансовые ограничения могут заключаться в следующем. Во-первых, предприятия, осуществляющие ПЗИ, вступают во взаимодействие с технологически передовыми зарубежными компаниями. Они развивают тем самым собственный технологический и инновационный потенциал, а в результате увеличивается их рентабельность, что и позволяет смягчать финансовые ограничения.
Во-вторых, ПЗИ позволяют предприятиям-инвесторам изучить особенности зарубежных рынков (специфику предпочтений потребителей, конкурентную структуру отрасли и т.д.), а это позволяет наращивать экспортные поставки товаров и услуг. К тому же ПЗИ помогают преодолевать протекционистские ограничения в торговле. Все это ведет к увеличению доходов от реализации на зарубежных рынках, что усиливает и возможности предприятий мобилизовывать необходимые им финансовые ресурсы в самом Китае (013, с. 132-133).
Высказанные ими предположения Чжан Сяньфэн и его коллеги тестируют с помощью эконометрической модели. Они выясняют также, насколько преодолению финансовых ограничений способствуют ПЗИ в той или иной группе стран.
В модели жесткость финансовых ограничений для предприятий ставится в зависимость, во-первых, от наличия / отсутствия у них ПЗИ (оно характеризует прямое воздействие ПЗИ на финансовые ограничения), а во-вторых, от того, влекут ли за собой ПЗИ увеличение производительности на китайском предприятии-инвесторе и рост его экспортных продаж (таким образом характеризуются косвенные эффекты воздействия ПЗИ на финансовые ограничения).
Контрольными переменными в модели выступают также:
- доходность активов предприятия-инвестора, она рассчитывается как отношение чистой прибыли предприятия к средней стоимости его активов за рассматриваемый период;
- капиталоемкость предприятия, которая исчисляется как отношение чистой величины его основных фондов к численности занятых работников;
- совокупная факторная производительность на предприятии;
- масштабы экспортной деятельности предприятия, которые оцениваются по динамике отгрузок продукции зарубежным заказчикам;
- продолжительность существования предприятия;
- форма собственности предприятия (является оно ГП или ПСИИ).
Степень жесткости финансовых ограничений для предприятия оценивается по уровню его расходов на выплаты процентов по кредитам. Считается, что чем больше такие выплаты, тем доступнее финансовые ресурсы для предприятия (013, с. 133-134).
В расчетах по модели была использована база данных по китайским промышленным предприятиям, в которой есть информация обо всех промышленных ГП, а также о негосударственных предприятиях с доходами от реализации свыше 5 млн юаней в год. Задействованы данные за 2002-2008 гг., этот период был взят потому, что именно с 2002 г. в Китае стала вестись государственная статистика ПЗИ. За рамки исследования были выведены предприятия, где работали менее восьми человек, а также предприятия, по которым не было данных о величине активов. В итоге в выборке остались 732 757 предприятий.
Также была использована статистика Министерства коммерции Китая по поводу ПЗИ китайских нефинансовых предприятий. В результате наложения друг на друга этих двух баз данных была получена выборка из 1478 предприятий, осуществивших за 2002-2008 гг. 1574 инвестиционных проекта за рубежом (013, с. 134-135).
По результатам расчетов выяснилось, что финансовые ограничения действительно сдерживают вывоз ПЗИ китайскими промышленными предприятиями, и, наоборот, чем лучше компании обеспечены финансовыми ресурсами, тем больше они склонны осуществлять ПЗИ. Но, в свою очередь, и совершение ПЗИ ведет к смягчению финансовых ограничений для предприятий-инвесторов. Причем расчетами было подтверждено существование и пря-
мых, и косвенных эффектов влияния ПЗИ на обеспеченность предприятия финансовыми ресурсами.
Но такое влияние становится заметным по истечении определенного времени, а именно - через один-два года после начала реализации инвестиционного проекта за рубежом. Эффекты смягчения финансовых ограничений проявляются сильнее, если ПЗИ совершаются в развитых странах - членах ОЭСР, а не в развивающихся странах. Они также более заметно выражены, если ПЗИ вкладываются в странах с обычным налоговым режимом, а не в офшорных зонах.
В практическом плане отсюда следует, что китайские ПЗИ в странах, охваченных проектом ОПОП, вряд ли сами по себе существенно поспособствуют преодолению финансовых ограничений для китайских предприятий-инвесторов. Это так потому, что вложения в страны ОПОП - это инвестиции в развивающиеся страны с весьма несовершенной инфраструктурой, с длительными сроками окупаемости и низкой рентабельностью инвестиций. Соответственно, там трудно будет достичь реализации косвенных эффектов воздействия ПЗИ на финансовые ограничения: и эффекта, связанного с ростом производительности на китайском предприятии-субъекте ПЗИ; и эффекта, обусловленного расширением экспортной деятельности предприятия-инвестора.
Чжан Сяньфэн и его коллеги советуют поэтому специально поддерживать китайские предприятия, вкладывающие ПЗИ в страны ОПОП, методами экономической политики: предоставлять им долгосрочные, низкопроцентные кредиты китайских государственных институтов развития («политических банков»).
Но и предприятиям, совершающим ПЗИ в странах ОЭСР, тоже надо помогать, только по-другому: страхованием инвестиций, предоставлением госгарантий, содействием в «раскрутке» товарных брэндов. Это нужно для того, чтобы у предприятий складывалась хорошая репутация и им было легче привлекать финансовые ресурсы непосредственно на кредитных и фондовых рынках развитых стран (013, с. 139-140).
По существу, ту же самую проблему, только в несколько другом ракурсе, исследуют Чжу Чжуцзюнь, Чжан Шэнли и Хуан Сяньхай (экономический факультет Чжэцзянского университета) (014). Они отмечают, что вывод из оборота избыточных производ-
ственных мощностей - это важнейшая составляющая осуществляемой в Китае с середины 2010-х годов «структурной реформы на стороне предложения». Властям приходится «в ручном режиме» заниматься нерентабельными, маложизнеспособными предприятиями. Такие предприятия в Китае стали в последние годы называть «зомби» (этот термин был позаимствован из японской практики времен затяжной депрессии 1990-х годов в японской экономике) (014, с. 108).
Но надо сказать, что многие провинциальные правительства в Китае придерживаются консервативного подхода к этой проблеме. Они избегают закрывать такие предприятия, опасаясь спровоцировать рост безработицы и ущемить интересы лоббистов, связанных с тем или иным предприятием-«зомби». От этого избыток производственных мощностей со временем только усугубляется, очаги нерентабельности «расползаются» вдоль отраслевых производственных цепочек. Но как конкретно можно оздоровить такие предприятия, не доводя их до банкротства? Одним из вариантов, по мнению Чжу Чжуцзюня и его соавторов, может быть совершение ПЗИ предприятиями-«зомби» и нахождение ими тем самым новых источников повышения рентабельности.
Если предприятия-«зомби» будут выводить свои избыточные мощности за рубеж, то это по идее может привести к оздоровлению конкурентной ситуации на внутреннем рынке Китая. Предприятия будут уделять больше внимания разработке инновационной продукции. Рассасывание избытка товарного предложения на рынке сделает ценообразование более гибким, а это будет способствовать повышению рентабельности предприятий.
Иначе говоря, ПЗИ через ценовой передаточный канал воздействия вызовут к жизни эффект ослабления конкуренции на внутреннем рынке Китая. Но нужно учитывать, что такой эффект может проявиться только с определенным временным лагом. А в краткосрочной перспективе предприятия-«зомби» при осуществлении зарубежных инвестиций столкнутся с острой международной конкуренцией, а от этого их рентабельность скорее всего только уменьшится.
На положении предприятий-«зомби» может сказаться и то, что вкусы потребителей в стране - получателе их ПЗИ будут отличаться от привычных им по работе на китайском рынке. От этого
способность предприятий влиять на установление цен может ослабеть, а вместе с ней снизится и рентабельность. То есть в краткосрочном периоде ПЗИ могут породить эффект усиления конкуренции, тоже воздействующий на рентабельность через ценовой канал.
Суммируя эти предположения, авторы формулируют свою первую гипотезу: воздействие ПЗИ на рентабельность предприя-тий-«зомби» проявляется через эффекты усиления и ослабления конкуренции, распространяющиеся через ценовой канал (014, с. 109).
Если «зомби» осуществят инвестиции в развитых странах, то они смогут тем самым заимствовать технологии, вступать в сотрудничество с зарубежными компаниями в сфере НИОКР, а это может приводить к распространению возвратных технологических экстерналий по китайской экономике, к снижению рисков и издержек, связанных с осуществлением НИОКР. В результате эффективность китайских предприятий повысится, а их предельные издержки уменьшатся.
А если предприятия-«зомби» вложат ПЗИ в развивающихся экономиках, то они тем самым получат доступ к более дешевым, чем в Китае, ресурсам, в том числе трудовым, и это тоже будет способствовать оздоровлению предприятий, переходу их в категорию рентабельных.
В целом, таким образом, в долгосрочном плане рентабельность «зомби» может повыситься благодаря снижению издержек. Но в краткосрочном периоде ПЗИ могут, наоборот, привести к «трениям» в процессах заимствования технологий и адаптации к новой среде хозяйствования, а от этого издержки предприятий на какое-то время увеличатся, рентабельность снизится.
Отсюда вторая гипотеза авторов: осуществление предприя-тиями-«зомби» ПЗИ может приводить и к увеличению, и к снижению издержек, что оказывает непосредственное влияние на потенциал прибыльности таких предприятий.
Надо также учесть, что в краткосрочном периоде, непосредственно после осуществления ПЗИ в развитой стране, предприятие может испытать на себе эффект резкого ужесточения конкуренции. Тогда как выгоды от технологических заимствований станут ощущаться только с течением времени, и произойдет это благода-
ря тому, что вследствие укрепления собственного технологического, инновационного потенциала предприятие будет в меньшей степени уязвимо к конкурентному давлению, у него будет больше рыночной власти и возможностей воздействовать на установление цен.
Если же ПЗИ вкладываются в странах низкого и среднего уровней развития, то мотивация инвесторов связана, как правило, с возможностью использовать там дешевые факторы производства и выходить на международные рынки с продукцией, конкурентоспособной по цене. Такие ПЗИ могут обеспечить быстрое снижение издержек и рост прибылей, но устойчивым во времени этот позитивный эффект не будет.
Обобщая эти соображения, авторы формулируют третью гипотезу: в случае осуществления предприятиями-«зомби» инвестиций в развитых странах позитивное воздействие ПЗИ на рентабельность будет более существенным, чем при вложениях капитала в странах с низкими и средними показателями подушевого ВВП (014, с. 109-110).
В ходе своего исследования Чжу Чжуцзюнь и его коллеги использовали базу данных по китайским промышленным предприятиям за 2004-2007 гг. Использована информация по 407 017 предприятиям. Такие хронологические рамки были взяты потому, что до 2004 г. экспорт ПЗИ из Китая был сравнительно небольшим, тогда как за 2004-2007 гг., по данным Министерства коммерции КНР, прямые инвестиции в других странах реализовали 3568 китайских предприятий.
Сопоставление данных Министерства коммерции с информацией из базы данных по промышленным предприятиям привело к тому, что в выборке остались 1820 предприятий - субъектов ПЗИ. Исключены были предприятия, совершавшие ПЗИ в течение не одного года, а ряда лет, а также предприятия, начавшие этот процесс только в 2007 г. Не вошли в выборку и предприятия, зарубежные объекты которых так и не начали функционировать. В качестве же предприятий-«зомби» в выборке были оставлены только 826 предприятий, осуществивших ПЗИ (014, с. 110).
Операционные показатели деятельности предприятий (валовая стоимость промышленной продукции; стоимость, добавленная в промышленном производстве; величина накопленных активов предприятия; стоимость использованной предприятием продукции
производственного назначения) были пересчитаны исходя из базового уровня цен 2000 г.
Само отнесение тех или иных предприятий к «зомби» осуществляется авторами по методу, разработанному в свое время Р. Кабальеро, Т. Хоши и А. Кашьяпом на японском материале1. Суть метода в том, что задолженность предприятия подразделяется на кратко- и долгосрочную, а его фактические выплаты процентов по долгам сопоставляются с предполагаемыми выплатами в том случае, если бы банки устанавливали преференциальные процентные ставки. Когда разница между фактическими и предполагаемыми выплатами достаточно велика (первые меньше вторых), то это значит, что кредит, выданный банком предприятию, стал «проблемным», а предприятие превратилось в «зомби» (014, с. 111).
Но эта методика была разработана применительно к Японии 1990-х годов. Там после прорыва «мыльных пузырей» на рынках акций и недвижимости и соответствующего обесценения активов промышленных компаний в банковской системе образовалась большая масса «плохих долгов». Для того чтобы адаптировать эту методику к китайским условиям, надо учесть, что в КНР значительная часть предприятий получает государственные субсидии, а это приводит к номинальному завышению их прибыли.
Если говорить более конкретно, то при калькуляции разницы между фактическими и нормативными выплатами предприятием процентов по банковским кредитам надо вычесть величину госсубсидии из прибыли и к полученной разнице приплюсовать фактические выплаты процентов по кредитам. Вот если эта полученная величина будет меньше предполагаемых выплат по льготным процентным ставкам, то тогда действительно речь идет о свершившемся превращении предприятия-заемщика в «зомби» (014, с. 111-112).
В качестве же показателя, характеризующего рентабельность предприятия, авторы используют «ценовую накидку» (markup), т.е. отношение отпускной цены предприятия к его предельным издержкам (014, с. 112).
1 Caballero R.J., Hoshi T., Kashyap A.K. Zombie lending and depressed restructuring in Japan // American economic review. - 2008. - Vol. 98, N 5. - P. 19431977.
В построенной авторами регрессионной модели склонность предприятия к совершению ПЗИ поставлена в зависимость от того, является ли это предприятие «зомби» или нет; от масштабов деятельности предприятия (они определяются по его удельному весу в совокупных продажах отрасли); от соотношения факторов производства в структуре используемых им ресурсов (определяется как соотношение капитала предприятия и среднесписочной численности его сотрудников); от структуры собственности на предприятии (доли государства в его уставном капитале); от продолжительности существования предприятия; от интенсивности конкуренции в отрасли (ее характеризует индекс рыночной концентрации Гирфендаля); от совокупной факторной производительности предприятия; от того, осуществляет ли оно экспортную деятельность.
Кроме того, в отдельном уравнении модели сопоставляются фактическая рентабельность предприятия, осуществившего ПЗИ, и предполагаемая рентабельность в случае, если бы вывоза капитала за рубеж не произошло (этот второй показатель рассчитывается на основе данных по предприятиям-«зомби», вошедшим в выборку, но ПЗИ не совершавшим).
Расчеты показали, что после совершения ПЗИ рентабельность у предприятий-«зомби» еще больше снижается, тогда как увеличение совокупной факторной производительности и капиталоемкости производства на предприятии позитивно влияет на его рентабельность. Между экспортной ориентацией предприятия, его размерами, долей государства в его уставном капитале, с одной стороны, и рентабельностью его - с другой, существует негативная корреляция, т.е. увеличение первых трех показателей ведет к снижению рентабельности. А между длительностью существования предприятия и его рентабельностью статистически значимой взаимосвязи обнаружено не было (014, с. 113-114).
Но простой констатацией снижения рентабельности в результате вывоза капитала Чжу Чжуцзюнь, Чжан Шэнли и Хуан Сяньхай не ограничиваются. Они учитывают то, что эффекты ослабления конкуренции и снижения издержек, связанные с вывозом ПЗИ, могут проявиться с определенным временным лагом, тогда как усиление конкуренции и рост издержек могут произойти как раз вскоре после осуществления ПЗИ.
Дополнительные расчеты выявили, что позитивные эффекты воздействия ПЗИ на рентабельность начинают чувствоваться в среднем через год после осуществления таких инвестиций. По истечении двух лет по всем предприятиям выборки, совершившим ПЗИ, позитивные эффекты уже преобладали над негативными, а по прошествии трех лет эта тенденция еще больше усилилась (014, с. 114).
Однако характер влияния ПЗИ на рентабельность во многом определяется тем, какие цели ставит перед собой предприятие -экспортер капитала. Если ПЗИ осуществляются в добывающих отраслях промышленности и целью их является установление контроля над природными ресурсами в других странах, то, как показали расчеты авторов, это не приводит ни к снижению издержек, ни к повышению рентабельности. Впрочем, это вполне логично, так как подобные ПЗИ могут совершаться с целью поддержания национальной энергетической безопасности КНР, а не исходя из коммерческих соображений.
Не происходит перелома в сторону повышения рентабельности и у предприятий-«зомби», совершающих ПЗИ ради наращивания экспорта. Такие предприятия могут вынести за рубеж свои избыточные мощности. Но если они только этим и ограничатся, то столкнутся с ростом издержек и ужесточением конкуренции, и в результате рентабельность будет снижаться, а не расти.
Позитивные изменения происходят на таких предприятиях-«зомби», которые с помощью ПЗИ пытаются нарастить свой инновационный потенциал или сделать свое производство транснациональным (использовать в нем технологии развитых стран и дешевые ресурсы стран развивающихся). Именно у таких предприятий позитивное воздействие ПЗИ на рентабельность проявляется с определенным временным лагом, но затем оно последовательно усиливается (014, с. 115-116).
Подразделение предприятий-«зомби» на тех, кто совершил инвестиции в развитых странах, и тех, кто вложился в экономики стран с «формирующимися» рынками, дало следующие результаты. ПЗИ в развитых экономиках вызывают существенный рост рентабельности предприятий-инвесторов, причем он устойчив, проявляется и по истечении двух лет с момента реализации инвестиций. Очевидно, это связано с тем, что такие ПЗИ вызывают
сильные возвратные технологические экстерналии, укрепляют инновационный потенциал предприятий-инвесторов.
Если ПЗИ вкладываются в экономики слабо- и среднеразвитых стран, то позитивное воздействие тоже присутствует, но оно проявляется слабее, чем в целом по выборке. В данном случае рост рентабельности, по-видимому, обусловлен использованием дешевых зарубежных ресурсов, выводом из Китая избыточных производственных мощностей, реализацией на зарубежных рынках технологических преимуществ китайских компаний. Но поскольку весомых технологических экстерналий при этом не возникает, «эффект обучения» слаб, то и стимулирующее влияние на рентабельность меньше, чем в случае с ПЗИ в развитых странах.
Если же ПЗИ совершаются в офшорах и тем самым «зомби» уходят от налогов или же пытаются воспользоваться зарубежной юрисдикцией для обретения статуса иностранного инвестора в самом Китае, то заметного изменения рентабельности у них не происходит (014, с. 117).
Конкретизация расчетов по отдельным географическим направлениям позволила авторам уточнить эти выводы. Выяснилось, что при вложениях ПЗИ в экономики африканских стран рост рентабельности предприятий-«зомби» сильнее, чем в среднем по выборке. Судя по всему, это связано с тем, что как раз в Африку, переживающую процессы индустриализации, китайские «зомби» могут легче всего «пристроить» свои избыточные производственные мощности. Кроме того, именно в Африке сохраняется наибольший в мире резервуар дешевых трудовых ресурсов.
Более существенно, чем в среднем по выборке, и повышение рентабельности в случаях осуществления ПЗИ в странах, охваченных проектом ОПОП. Очевидно, и там могут найти применение излишние производственные мощности китайских предприятий. А вот при вложениях в экономики стран БРИКС увеличение рентабельности менее заметно, чем в среднем по выборке. Дело тут, видимо, в том, что китайские ПЗИ в этих странах пока реализуются в основном в инфраструктурных и ресурсодобывающих отраслях, а не в обрабатывающей промышленности и тем более не в инновационных сферах (014, с. 117).
Особое внимание авторы уделили тому, как влияет на динамику рентабельности после осуществления ПЗИ структура соб-
ственности предприятия-«зомби». Выяснилось, что у «зомби», находящихся в государственной собственности, рентабельность если и начинает расти, то не ранее чем через два года после совершения ПЗИ. Это связано, в частности, с тем, что у многих ГП-«зомби» зарубежные инвестиции сосредоточены в ресурсодобывающих отраслях. Если же ПЗИ вывозят негосударственные «зомби», то возникающее в краткосрочном периоде негативное влияние на рентабельность из-за роста издержек и усиления конкуренции менее заметно, чем в среднем по выборке (014, с. 118).
В целом ПЗИ вполне могут способствовать оздоровлению предприятий-«зомби» и превращению их в нормально функционирующие предприятия, резюмировали Чжу Чжуцзюнь, Чжан Шэнли и Хуан Сяньхай (014, с. 118-119). Тем не менее описанные и ими, и другими китайскими экономистами эффекты влияния ПЗИ на процессы, протекающие на микро- и макроуровнях китайской экономики, нельзя не оценить как сложные и неоднозначные. В равной степени это относится и к воздействию китайских ПЗИ на экономики стран-реципиентов инвестиций.
Тан Сяоян (факультет международных отношений Университета Цинхуа, Пекин) и Дж. Еом (Школа передовых международных исследований Университета им. Дж. Хопкинса, Балтимор, США) (015) изучают практику управления персоналом на предприятиях с китайскими инвестициями, созданных в африканских странах. По данным Министерства коммерции КНР, число китайских инвесторов в Африке быстро растет. К 2010 г. в африканских странах осуществили ПЗИ 888 китайских компаний, а к 2015 г. их было уже 3049 (015, р. 461).
Статистика занятости на созданных ими предприятиях фрагментарна - из-за общей ненадежности статистических служб африканских государств. Но данные, собранные отдельными исследователями, показывают, что китайские инвесторы в Африке склонны нанимать местных работников в больших количествах. Например, в индустриальных парках, построенных китайцами в Египте, Замбии, Нигерии, Эфиопии и на Маврикии, удельный вес африканцев в совокупной занятости достигает 85% (015, р. 462).
Тем не менее трудовые отношения на таких предприятиях конфликтны. Китайские работодатели часто говорят, что африканские работники «медлительные», «неэффективные», «отсталые»,
«ленивые». Для того чтобы проверить, так это или нет, авторы статьи провели в 2012-2014 гг. обследование 87 предприятий с китайскими инвестициями в обрабатывающей промышленности, действовавших в экономиках Ганы, Нигерии, Танзании и Эфиопии.
Обследованные предприятия занимаются изготовлением текстиля, одежды, продукции из кожи и пластмасс, производством строительных материалов. В 2014 г. на этих предприятиях были заняты 15 052 африканца и 688 китайских работников. Больше, чем в этих странах, китайские инвесторы на Африканском континенте представлены только в ЮАР.
В ходе обследования опрашивались как менеджеры, так и рабочие. 56% китайских управленцев отметили недисциплинированность африканских рабочих, в том числе их склонность к опозданиям, долгие приготовления к работе, предрасположенность отвлекаться от дел в течение рабочего дня. Неудивительно, что китайские менеджеры предпочитают по возможности нанимать своих соотечественников, а не местных, если только речь не идет о выполнении таких простых функций, как уборка помещений или охрана. Считается, что африканцы «не выдерживают китайского рабочего ритма», не выполняют норму - «как если бы они работали 10-15 дней, а получали зарплату за весь месяц» (015, р. 462463).
Распространено мнение, что эти трения порождены культурными различиями. Многие исследователи считают, что основы китайской трудовой этики были заложены конфуцианством, которое издавна поощряло ответственность, тягу к знаниям; лояльность к организации, к которой принадлежит человек.
Но на это сразу можно возразить, что до того, как в 1980-е годы китайская экономика стала быстро расти, те же самые конфуцианские истоки считались первопричинами отсталости Китая, препятствиями для его модернизации. Да и в самом Китае в начальный период рыночных реформ работников называли «ленивыми». А надо сказать, что тогда китайские трудовые ресурсы представляли собой по преимуществу выходцев из деревни, и на трудовой этике сказывались стереотипы восприятия рабочего времени сельскими жителями. Во многих организациях люди могли и работать, и разговаривать при этом друг с другом. Они часто отклонялись от рабочего графика сами и толерантно относились к
тому, что другие не выполняли свои обязательства вовремя. Они могли уйти домой, не доделав работу (015, р. 464).
Нетрудно заметить, что ныне нечто подобное говорят об африканцах китайские менеджеры. А тогда возникает вопрос, в культурных ли различиях тут дело. Если трудовая этика в самом Китае так изменилась по сравнению с 1980-ми годами, то это надо как-то объяснить. Да и вообще надо выяснить, существует ли специфическая «китайская» трудовая этика как таковая. Тем более что по поводу китайцев раньше бытовали прямо противоположные стереотипы: одни их считали «ленивыми», а другие - «трудолюбивыми». Так что для начала стоит разобраться с критериями, на основе которых даются такие оценки.
Китайских рабочих-мигрантов из сельской местности могли считать недисциплинированными и неконкурентоспособными по западным стандартам эффективности работы на современных предприятиях. Но в то же самое время о них говорили, что они привыкли работать в поле от рассвета до заката. Аналогичным образом, китайские наблюдатели отмечают сейчас неутомимость африканских водителей автобусов и уличных торговцев, физическую выносливость африканских женщин, совмещающих крестьянский труд и работу по дому.
Так что проблема, по-видимому, в том, что трудовая этика, присущая традиционному сельскому хозяйству, оказывается неадекватной в условиях индустриального капитализма. Принципиальная разница между аграрным и индустриальным обществами заключается в восприятии рабочего времени. В первом случае считается, что нужно просто выполнить задачу, и это требует времени. А во втором - когда предприниматель покупает за зарплату время труда рабочего - рациональное использование времени становится мерилом эффективности производства. Соответственно, для поддержания конкурентоспособности нужна строгая трудовая дисциплина. Б. Франклин еще в 1748 г. написал по этому поводу: «Время - деньги» (015, р. 465).
Подобную эволюцию трудовая этика пережила и в Европе. В доиндустриальную эпоху наемные работники там трудились по гибкому графику, а величина зарплаты не зависела от количества отработанных часов. Но Промышленная революция принесла с собой выход на работу по заводскому гудку, жесткий контроль над
работниками со стороны менеджеров, использование премий и штрафов.
В Китае же восприятие времени, присущее аграрному обществу, сохранялось и в XIX в.: люди работали подолгу, но не слишком эффективно, с многочисленными паузами. Ситуация стала меняться лишь с развитием индустриального капитализма в конце XIX в.: в новинку было уже то, что компании вынуждали работников жить по единообразно исчисленному времени.
В социалистический период люди на производстве тоже должны были придерживаться установленного распорядка дня. Но связь между временем и денежной оценкой продукции была разрушена, а из-за этого трудовая дисциплина могла поддерживаться лишь спорадическими политическими кампаниями.
Поэтому по-настоящему отношение ко времени, свойственное индустриальной эпохе, стало распространяться в Китае только с началом рыночных реформ в 1980-е годы. А теперь, накрепко усвоив взаимосвязь между порядком использования рабочего времени, эффективностью и денежными доходами, представители китайского корпоративного сектора требуют того же от африканцев. «Трудолюбие», пропагандируемое на предприятиях с китайскими инвестициями в африканских странах, предполагает, в частности, готовность работать сверхурочно - по вечерам и в выходные. И такая трудовая этика проистекает не из конфуцианских традиций, а из практики индустриального капитализма, укоренившейся в самом Китае за последние десятилетия.
В Африке современное отношение к рабочему времени насаждали еще колонизаторы. Но и сейчас его распространенность зависит от того, насколько та или иная экономика продвинулась по пути от аграрного к индустриальному обществу. В 2015 г. 62% населения стран Африки, расположенных к югу от Сахары, жили в сельской местности (в КНР на тот момент - 44%). На промышленность в 2011 г. в Китае приходилось 46,9% совокупной занятости, а в Гане - 14,4, в Замбии - 9,5, в Нигерии - 8,5, в Танзании - 6,4, в Эфиопии - 7,4% (015, р. 469). Отсюда и различия в восприятии времени между китайцами и африканцами, которые порождают трудовые конфликты на совместных предприятиях.
В качестве примеров того, как китайские инвесторы пытаются изменить трудовую этику своих африканских рабочих, Тан
Сяоян и Дж. Еом описывают ситуацию на двух предприятиях: текстильной фабрике «Урафики» в Дар-эс-Саламе (Танзания) и обувной фабрике «Хуацзянь» в пригороде Аддис-Абебы (Эфиопия).
Первое предприятие было создано еще в 1968 г. как проект в рамках китайской экономической помощи Танзании, а с 1997 г. оно является совместным предприятием, в котором партнером с китайской стороны является госкомпания. Второе предприятие возникло в 2011 г. благодаря китайским частным инвесторам.
Фабрика «Урафики» в 1990-е годы предоставляла рабочие места почти 4 тыс. местных жителей, но из-за коммерческих неудач занятость постепенно снижалась, и в августе 2014 г. на предприятии работали 860 танзанийцев и 17 китайцев. Предприятие «Хуацзянь», напротив, расширялось: в июле 2012 г. там работали 1000 эфиопов и 100 китайцев, а в январе 2015 г. их было соответственно 3400 и 120 (015, р. 471).
На «Урафики» китайские менеджеры столкнулись с тем, что работники злоупотребляли своим правом брать больничный, а профсоюз требовал повышения зарплат и социальных выплат, но противился сверхурочным. В качестве реакции на это в 2013 г. была внедрена система вознаграждения за труд, в рамках которой всем работникам выплачивались премии по случаям праздников, но индивидуальные бонусы начислялись тем, кто в течение фиксированного временного интервала производил больше продукции. Отдельно оплачивались сверхурочные.
Причем бонусы рассчитывались в зависимости от результатов труда не только отдельного рабочего, но и группы, в которой он состоял, так что формировалась культура производства, предполагающая коллективные усилия по повышению производительности. Вскоре и профсоюз стал просить у менеджмента не просто повысить зарплаты, а увеличить портфель заказов с тем, чтобы люди могли больше работать и зарабатывать (015, р. 472-473).
Фабрика «Хуацзянь» была основана китайскими предпринимателями, привыкшими шить одежду по субподрядным заказам западных фирм со всемирно известными брендами. Предприятие в Эфиопии было создано после того, как в самом Китае инвесторы столкнулись с быстрым ростом издержек на оплату труда.
Корпоративная культура на «Хуацзянь» напоминает военную. Новичков в течение недели готовят к работе на фабрике кур-
сом физических упражнений, при этом отрабатываются навыки коллективных действий. За опоздания работников наказывают штрафами, а система бонусов, как и на «Урафики», принимает во внимание усилия не только одного человека, но и всей группы, в которой он работает.
Каждая «команда» возглавляется китайским менеджером. Между группами идет соревнование, кто произведет больше, итоги его подводятся каждую неделю. Эфиопских рабочих приучают работать как можно быстрее, даже если это чревато ошибками (015, p. 474-475).
Итак, привычка к эффективному использованию рабочего времени формируется индустриальным капитализмом. Там, где строятся фабрики, там и возникает представление о том, что стандартизация рабочего дня, рост производительности и рост доходов -это взаимосвязанные вещи. Но нужно учитывать и то, что такой переход в разных странах происходит по-разному, он всегда предполагает взаимодействие общих закономерностей индустриализации и специфических традиций, культурных особенностей именно данной страны.
Взаимная адаптация трудовой этики китайцев и африканцев -это еще один эпизод в давнем противостоянии «современного» и «традиционного», подчеркивают Тан Сяоян и Дж. Еом (015, p. 476). Уникальность его в том, что сами китайцы обрели индустриальную этику только за последние десятилетия. Возможно, у них еще не укоренилось чувство превосходства над африканцами, чреватое дискриминацией. А если это так, то вполне вероятно, что контакты между китайцами и африканцами на рабочих местах помогут развеять имеющиеся у обеих сторон предубеждения, и будет постепенно происходить конвергенция их подходов к организации труда (015, p. 477).
2020.03.016. ХИННВИНКЕЛЬ К., ГИЙЕРМ С., МОППЕР Б. ЭКОЛОГИЗАЦИЯ ДЕРЕВЬЕВ В АГРОЛЕСАХ ЗАПАДНЫХ ГАТОВ (ИНДИЯ).
HINNEWINKEL Ch., GUILLERME S., MOPPERT B. Écologisation des arbres dans les agroforêts des Ghâts occidentaux (Inde) // Développement durable et territoires. - Paris, 2017. - Vol. 8, N. 1. -P. 1-18.
