CC BY
16
С. Л. Григорьев
Российский государственный аграрный университет - МСХА им
К. А. Тимирязева
Д. В. Котусов
Российский государственный аграрный университет - МСХА им
К. А. Тимирязева
ЭКРАННОЕ ПОТРЕБЛЕНИЕ КАК УСЛОВИЕ ФОРМИРОВАНИЯ «ОБЩЕСТВА ПЕРЕЖИВАНИЙ»
Цель исследования, лежащего в основе статьи - показать, как экспансия экрана во всех сферах культуры обусловила повышение градуса эмоциональности в политике, искусстве, науке и масс-медиа. Активное использование современных технологий теперь уже во всех сферах жизни, средствах массовой информации, видах искусства и жанрах, возможных только при наличии экрана (кинематографе, компьютерных и мобильных играх, онлайн-сервисах), неминуемо переосмысляет отношения между человеком и культурой, человеком и человеком, человеком и техникой. В статье исследовано, как в философии, социологии и культурологии определяются новые рамки взаимодействия человека и техники; опасности и новые возможности экранного техницизма. Концептуальной новизной статьи, в рамках философского анализа культуры через обращение к истории эмоций, является анализ эмоционального элемента, напрямую зависящего от популяризации экрана и его проникновения в культуру.
Ключевые слова: экранная культура, эмоции, аффективность, экранное потребление, экранное время, социальная тревожность, эмоциональность, virtue signaling.
Sergey L. Grigoryev,
Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education "Russian Timiryazev State Agrarian University",
(Moscow, Russian Federation)
Dmitriy V. Kotusov
Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education "Russian Timiryazev State Agrarian University",
(Moscow, Russian Federation)
SCREEN CONSUMPTION AS A CONDITION FOR THE FORMATION OF THE
"EXPERIENCE SOCIETY"
The purpose of the study underlying the article is to show how the expansion of the screen in all areas of culture has led to an increase in the degree of emotionality in politics, art, science and mass media. The active use of modern technologies in various spheres of life, types of art and genres that are possible only with the presence of a screen - cinema, computer and mobile games, online services - inevitably rethinks the relationship between man and culture, man and man, man and technology. The article explores how a new framework for the interaction of man and technology is defined in philosophy, sociology and cultural studies; dangers and new possibilities of screen technology. The conceptual novelty of the article is the analysis of the emotional element, which directly depends on the popularization of the screen, its penetration into culture, the appeal to the history of emotions for the purpose of a philosophical analysis of culture.
Keywords: screen culture, emotions, affectivity, screen consumption, screen time, social anxiety, emotionality, virtue signaling.
DOI 10.22405/2304-4772-2023-1 -2-48-58
Актуальность исследования. Сегодня конкретным проявлением глобального техницизма является мощная экспансия экранности, а влияние экрана на познание и чувства человека - проявлением технократии. Средства производства товаров и услуг, а также культурной продукции рассматриваются современными исследователями [6; 7] в качестве рычагов воздействия на эмоциональную жизнь общества. «Потребление впечатлений», «эмоциональный капитализм» - концепции, отражающие специфику современной культуры, в которую прочно интегрирован экран как продуцент и регулятор аффектов пользователя: зрителя, геймера и т.д. С конца XIX столетия, став постоянным феноменом человеческого существования, экран играет эту роль в масс-медиа, политике и науке все последние десятилетия.
Как жанровая, так и элитарная культура, начиная с XX века размышляла, и особенно активно размышляет сегодня о взаимоотношении человеческого и роботизированного мышления, подчинении и власти: с помощью образа роботов, например, обострялась тема рабства и этичности подчинения нечеловеческих существ [11]. Для описания современных технологических опасностей сегодня часто используют такие мифы, как отражение Нарцисса, ящик Пандоры, пещера Платона. Они изображают людей, погруженных в собственные отражения, и очень напоминают современного пользователя, погруженного в создаваемый им самим цифровой образ. В таких рассуждениях либо утверждается, что технология обладает магической силой, либо просто, что технология представляет человеческую природу, не изменившуюся с момента возникновения мифа.
Мы ставим перед собой цель - показать, как экспансия экрана и интеграция принципа экранности во всех сферах культуры обусловила поведение и повышение степени эмоционализации реакций в политике, искусстве, науке и масс-медиа.
Для решения поставленной задачи представляется необходимым:
• проанализировать причинно-следственную связь культурных метаморфоз экрана и эмоционализации жизни;
• и с помощью художественных иллюстраций массового искусства выявить варианты эмоционального диалога человека и экрана, который из средства связи постепенно превращается в субъект.
Отдельные жанры кино и литературы рассматривают экран не только как культурный объект, который можно изучать и критиковать, но и инструментализируют его.
От бестселлера 1990-х гг., гиперромана Дэвида Фостера Уоллеса «Бесконечная шутка», демонстрирующая угрозу зависимости от безобидных на первый взгляд видов досуга (книга посвящена поискам героя пленки, от которой невозможно оторваться после начала просмотра), до известнейшего
сериала «Черное зеркало» (англ. Black Mirror), само название которого описывает зеркальную поверхность экрана, выключенного электронного устройства, в которую смотрится человек, а каждая серия посвящена опасностям и искушениям новых технологий, которые могут превратить жизнь в кошмар наяву - самые известные культурные продукты современности так или иначе задействуют мотив экспансии экранного потребления. В качестве эскапизма или источника зависимости, контролирующего жизнь, экран подвергается социальной критике [5].
В качестве примера также может быть назван универсальный сюжетный поворот фильмов ужасов - проникновение экрана в разные сферы человеческой жизни изменило многие конвенции. Так, теперь экран может выступать новым проводником между протагонистами и антагонистом фильма (как в хоррор-киносериале «Пила» (США, 2003-2023 гг.), где главный злодей передаёт сообщения с помощью записей на экране старого телевизора). Экран становится единственной возможностью для зрителя узнать, что случилось с героями. Также работают хорроры, построенные вокруг сюжетного хода «найденная плёнка» (англ. found footage), где технические данные и видеозаписи дают ключ к разгадке дальнейшей судьбы персонажей кинокартины. Без экрана (интернета, связи) человек чувствует себя потерянным, и тогда задачей режиссёра фильма ужасов становится «обесточить» героев, лишить их доступа к глобальной сети.
Наконец, некоторые фильмы представляют собой исключительно запись экрана - этот формат киноповествования называется скринлайф (screen life) и сосредотачивает внимание зрителя не на съемочных изысках, а на эмоциях актерах и остром сюжете. Скринлайф-фильмы часто задействуют технические возможности, например, курсор или рабочий стол, в качестве уникального киноязыка. Сформировавшись в качестве нового способа визуального сторителлинга, фильмы, снятые в скринлайф-режиме, уже становятся лауреатами кинопремий (например, фильм «Убрать из друзей» 2014 года был назван самым инновационным по версии Fantasia Film Festival).
Помимо этого, прогнозы психологов и культурологов, обращающих внимание на постоянный стресс, связанный с включенностью в онлайн-мир и наблюдением за экраном оказываются технопессимистичными. Многочисленные исследования указывают на связь между увеличением периода времени, проведённого у экрана (screen time), и возросшими показателями социальной тревожности и депрессии. Родителям рекомендуется ограничивать доступ к экранам планшета или смартфона своих детей [15]. Интерфейс устройств отвечает на это функцией «экранное время», которое отслеживает количество часов, проведённых за экраном, а каждую неделю демонстрирует пользователю средний показатель вместе с информацией о том, уменьшилось или увеличилось количество такого времени по сравнению с предыдущей неделей. Появляются возможности саморегуляции: пользователь может сам ограничить время своей работы в определённых программах. Более радикальным подходом является принципиальный отказ от использования
технических устройств на определённое время, так называемый цифровой детокс (digital detox), призванный «вернуть» человека в жизнь оффлайн.
Несмотря на это, определённый интернет-сегмент, напротив, вводит в практики технологии, связанные со спокойствием, восстановлением и лечением. Для этого созданы приложения для медитации, расслабления, концентрации дыхания; по видеосвязи проходят встречи с психотерапевтами и даже психоаналитические сеансы. Впрочем, как утверждает Джиллиан Рассел, автор книги «Отношения через экран» (Screen Relations) [16], у технологий есть некоторый предел применимости: онлайн-сессии не могут воссоздать то же чувство безопасности и защищенности, что создаётся у терапевта в кабинете; иной проблемой становится отсутствие телесного контакта, который многое может сказать терапевту о состоянии пациента. Интервьюируя многих терапевтов, Д. Рассел отмечает, какой острой становится проблема присутствия терапевта без помех и технических сбоев: «Что происходит, когда терапевт не может обеспечить надежную базу достаточно стабильно, когда нет возможности гарантировать, что соединение не будет неоптимальным или прерванным?» [16, с. 12].
«Как раз в тот момент, когда моя пациентка говорила о боли от чувства одиночества и разобщенности, соединение с Интернетом прервалось» [16, с. 18], - вспоминает терапевт, работающий с пациенткой, которая занимается оказанием помощи в Африке. «Из-за экстремальной погоды в отдаленном месте, где она живет, мы не могли связаться, чтобы возобновить сессию. Хотя я смог ответить на письмо, которое она получила, когда восстановили подачу электроэнергии, я чувствовал себя разочарованным и бессильным. Я не мог присутствовать рядом с ней, чтобы сохранить эти чувства или разобраться в них. К тому времени, когда мы встретились на следующем сеансе, произошло так много событий, что момент был упущен» [16, с. 20].
Д. Рассел утверждает, что популяризация лечения с применением экранных технологий связана не с новыми клиническими потребностями, но человеческими нуждами: многие психотерапевты просто ищут работу. После расцвета практики и преподавания психоанализа с 1950-х по 1970-е годы популярность психоанализа и психоаналитической психотерапии в западном мире резко упала. Сторонние плательщики, будь то частные страховые компании или правительства, субсидирующие здравоохранение, ограничили количество сеансов, доступных пациентам, и поддерживают более дешевые, ограниченные по времени поведенческие терапии и психофармакологические методы лечения. Ограничения, установленные плательщиками, усиливают надежды пациентов на «быстрое решение проблемы». Многие люди, которые могли бы получить значительную пользу от психоаналитической помощи, испытывают все большую нехватку времени, отвлекаются на технологии и переживают экономические трудности. Они предпочитают краткосрочное лечение, с меньшими временными и финансовыми затратами и, как им кажется, более быстрыми результатами. Как это влияет на эмоциональную сферу как терапевта, так и клиента? Меньшая вовлечённость, меньшее время, отведённое на терапию, меньше времени, которое может себе позволить терапевт - и более
высокий, хоть и беспорядочный, эмоциональный накал, позволяющий установить близкие отношения с клиентом за минимальное количество сеансов.
Итак, с одной стороны, экранные технологии, несомненно, отражают беспокойство и тревогу общества, связанную, с продуктивным использованием времени и препятствиям на пути к этому идеалу неолиберального мышления (такими препятствиями может представать интернет-зависимость, социальная тревожность, мешающая добиться поставленных целей; мошенники, обманывающие юных пользователей; вредные и оскорбительные материалы, материалы для взрослых и т.д.). Не стоит также забывать и о том, что технологические нововведения часто являются средством решения проблем трудоустройства, а не новых запросов со стороны клиентов или доказательных медицинских исследований.
С другой стороны, технологии, по мнению многих философов, сами по себе не формируют опасности: отражая социальные симптомы, они эмблематизируют их в виде уже существующих продуктов-угроз. Существует множество исследований, в которых технология рассматривается как отражение капиталистической системы. По утверждению Фредрика Джеймисона, современного американского литературного критика и теоретика марксизма, «технология - это не более чем внешняя эмблема или симптом» [2, с. 70] социальных и экономических отношений. Такая позиция может показаться слишком упрощённой, но с этой точки зрения технология одновременно является иконой или «эмблемой», а также признаком болезни, «симптомом» экономического и социально-политического порядка. Хотя наблюдение Джеймисона может быть слишком дефляционным, лишая технологию возможности трансформировать общество и перевести его на следующую ступень прогресса (и в этом он, как и многие мыслители XX века, полемизирует с поступательной логикой эпохи Просвещения), он, безусловно, прав в том, что многое из того, что представляет собой нынешняя технологическая трансформация общества, не являются качественно новым явлением. Экранные технологии используются и инструментализируются капиталистическим порядком для достижения целей, которые затем выставляются на посмешище или рекламируются как преимущества или последствия самой технологии (вторжение в частную жизнь, сбор данных, «когнитивный капитализм» [3], беспокойство вокруг социальных сетей [18]). Такое видение одновременно контрастирует и дополняет уже частично описанное Т. Адорно и М. Хоркхаймером понимание технологии в связи с инструментальностью [12]. По мнению последних, миф раскрывает инструментальность рационального элемента, который часто упускается из виду. В понимании Т. Адорно и М. Хоркхаймера мифы записывались и собирались ради их объяснительной силы. Мифы, связанные с технологиями, призваны объяснить ландшафт меняющегося мира - однако вместо этого они «затушевывают» те структуры, которые действительно влияют на регулирование жизни каждого человека, в том числе онлайн.
Марксистский взгляд на экспансию экрана в разных сферах культуры на наш взгляд несколько обедняет возможность социологического,
эмоционального и философского анализа. К тому же, не всегда экран связывает пользователя с другими людьми - он может, наоборот, обеспечивать цифровое одиночество, окружая человека мобильными играми, такими, например, Candy Crush, которая была проанализирована современным писателем, философом испанского происхождения, квир-теоретиком Полем Пресьядо (урожд. Беатрис Пресьядо). В книге «Квартира на уране», представляющей сборник его дневниковых записей и статей о различных электронных ресурсах, он заявляет, что такие игры, как и экран в качестве медиума, меняют темпоральность потребления человеком информации и получения психических импульсов, не ведущих, как ни странно, к удовольствию, а потому вызывающих фрустрацию: «Candy Crush - это дисциплина души, нематериальная тюрьма, предполагающая четкую темпорализацию желания и действия. Игра формирует замкнутую цепь реакций между лимбическим мозгом, рукой и экраном. <...> Это новые операторы субъектности» [8, c. 46-47]. Несмотря на провокационный язык написания статьи, когнитивная включенность пользователя в пространство за экраном, действительно, не всегда даёт ощутимое удовлетворение: по П. Пресьядо, «игрок никогда ничего не выигрывает - после прохождения уровня наслаждение переживает экран» [8, c. 47].
«Общество впечатлений» немецкого социолога Герхарда Шульце, в современную эпоху приобретает темпоральный элемент - пользователи вовлекаются в общество быстрых переживаний, где высокая увлечённость быстро сменяется апатией, популярные ролики становятся всё короче по времени (впрочем, этой тенденции противостоит популяризация часовых и более видеоэссе на YouTube), лента приложения Тик-ток бесконечна.
С другой стороны, эмоциональная жизнь пользователя может стать богаче в социальных сетях, позволяющих «спрятаться» за анонимной маской и высказать всё, что хочется, но что по каким-то причинам невозможно высказать в реальной жизни: агрессию, табуированные желания, маргинализированные интересы. Регулируемая шкала анонимности позволяет показать о себе ровно столько, сколько хочет пользователь; это, конечно, не значит, что он невидим для механизмов надзорного капитализма, отслеживающего историю его поисков, покупок в онлайн-магазинах и прослушиваний музыки [3].
Снятие стигмы с эмоций и интересов может расширить диапазон «нормальных» эмоций: за злостью, ревностью или тревогой не последует немедленная негативная санкция. Однако именно это создаёт чувство безнаказанности, позволяющее происходить онлайн-буллингу, травле и сталкингу (stalking - слежка), доксингу (doxing - раскрытие личных данных пользователя без его согласия).
С другой стороны, эмоции, которые могут провоцироваться лишь экраном, но не реальной жизнью, могут создавать чувство дружеской близости и способствовать возникновению эмоциональных связей с людьми, с которыми пользователь не знаком лично. Эти люди могут быть видеоблогерами, известными актёрами или музыкантами - доверительные отношения, устанавливаемые со знаменитостями через экран, называются парасоциальными отношениями. Помимо чувства близости к незнакомому
человеку и ощущению понимания его чувств, это также размывает грань между приемлемым уровнем осведомлённости о жизни другого. Могут ли незнакомые люди знать о нас всё, от любимой еды на завтрак до фамилий школьных друзей? Разрешение уже необязательно.
Запрос на эмоциональную связь, которая устанавливается по две стороны экрана, очевидна: в англоязычном сегменте YouTube уже несколько лет ведутся споры о том, что именно делает видеоблогера привлекательным для аудитории. Раньше это была возможность идентификации зрителя с блогером на основании общих интересов, места проживания или уровня дохода. Их подчёркнутая неидеальность (неловкость, беспомощность, одиночество) резонирует со страхами и комплексами самих зрителей, вызывая чувство соотносимости или релейта (англ. relate - привязываться, идентифицироваться с кем-либо).
Вообще relatability (свойство человека/культурного продукта привязывать к себе, быть узнаваемым и способным создавать эмоциональную связь) - важнейшее для имиджа публичной фигуры качество в последние несколько лет. Именно оно, считают медиаисследователи, заставляет людей годами смотреть за жизнью интернет-блогеров, следить за ними в социальных сетях и испытывать искреннюю радость и сопричастность к событиям жизни чужого незнакомого человека. Эти отношения со знаменитой интернет-персоной называются парасоциальными - этот термин был введён ещё в 1956 году антропологом Дональдом Ортоном и социологом Ричардом Волом [13] для описания привязанности, которую испытывают зрители к героям фильмов или ток-шоу.
Сегодня, в период коммерциализации чувств, парасоциальные отношения становятся источником дохода и социального капитала, и производители контента пытаются сохранить возможность людей релейтиться к героям сериалов или интернет-роликов всё дольше. В связи с этим внезапное повышение уровня достатка или изменение образа жизни может вызвать отток популярности: перестав узнавать себя, зрители перестанут следить за человеком, чья жизнь уже не так напоминает ему собственную. Этому феномену посвящено видео «You're Not Relatable Anymore» Тиффани Ферг. Т. Ферг рассуждает о том, как можно остаться релейтебл интернет-фигурой, даже став богатым и знаменитым. Она также сомневается в том, сможет ли продолжаться эра релейтбл-контента ещё несколько лет: по её мнению, совсем скоро это свойство может трансформироваться во что-то ещё или уступить качество новому свойству - аутентичности, правдивости и искренности контента [10]. Итак, сейчас медиапространство выдвигает новое требование к блогерам — это аутентичность, естественность, эмоциональная открытость и способность делиться проблемами со зрителем.
В телевизионной индустрии стоимость времени выше, чем на интернет-порталах: передачи в сетке каналов соревнуются за внимание зрителя. В результате сценарии телешоу часто строятся с опорой на сильную и быструю эмоциональную реакцию - гнев, удивление, смех, и это порой замещает нюансированность контента. Американские социологи, изучавшие семьи,
отказавшиеся от просмотра телевизора, замечают: «по результатам глубинных опросов можно утверждать, что зрители и незрители имеют несколько разное отношение к политике и гражданской активности. Поскольку телевизионные новости, с их дорогим эфирным временем, могут предоставлять менее подробное освещение событий, постольку те, кто получает телевизионные новости, могут быть менее информированы, чем те, кто получает новости из газет, радио или Интернета. Чтобы поддержать это, я ввожу концепцию Бурдье (1996) об эффекте реальности, который заключается в способности телевидения убеждать людей в объективности и правдивости своих ярких образов. Я провожу параллели между этой концепцией и теорией культивирования Джорджа Гербнера, который утверждает, что чем больше люди смотрят телевизор, тем больше их собственное представление о реальности схоже с тем, что представлено на телевидении» [14, с. 56].
Люди, отказывающиеся от просмотра телевизора, жалуются, что в новостях политические и социально-общественные новости подаются поверхностно; при этом именно они, а не постоянные зрители ТВ, чаще участвуют в выборах на разных уровнях, от государственного до муниципального, и чаще оказываются вовлечены в волонтерство. Можно сделать вывод, что эмоциональная жизнь зрителя телевизора, форсируемая логикой телеэкрана, не несёт глобальных последствий для политической жизни человека в реальной жизни. Даже сильная эмоция не реализуется на практике с помощью общественной деятельности или благотворительной работы.
Выводы. Итак, можно сделать вывод, что современные технологии, как в оптимистичном, так и в пессимистичном вариантах оказываются куда сложнее, чем всего лишь отражение общественных запросов и изменений. Логика экрана диктует свои правила, экономику и логистику, которая в свою очередь влияет на зрителя. Не последнюю роль в этом играет аффективный элемент: зритель должен испытывать сильные эмоции, чтобы не переключить канал или не закрыть вкладку в браузере. Эмоциональная составляющая рассматривается как благо (парасоциальные отношения, чувство принятия и поддержки), но и как опасность (поверхностная информированность о политических событиях, зависимость, уход от реального мира).
Экран трансформирует эмоциональную культуру современности: прозрачный медиум, он одновременно как бы невидим и влиятелен; само его существования становится барьером для определённых практик, проведение которых он вроде бы должен облегчать - например, онлайн-психотерапия. Однако не следует наделять экран неизмеримой силой. Он используется корпорациями и культурными деятелями, а также простыми пользователями: вопрос в агентности, которую каждый из этих акторов имеет или желает иметь.
Литература
1. Аскерова М. А. Понятие насилия в современной культуре. Эстетизация насилия // Вестник магистратуры. 2020. № 4-3 (103). С. 11-13.
2. Джеймисон Ф. Постмодернизм и общество потребления // Логос. 2000. № 4. С. 63-77.
3. Зубофф Ш. Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти. М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2022. 784 с.
4. Кель М. Время и собака. Депрессии современности. М.: Горизонталь, 2021. 370 с.
5. Кортунов В. В., Григорьев С. Л. Роль эмоциональных триггеров в экранной культуре // Образовательный вестник Сознание. 2022. Т. 24, № 11. С. 33-40.
6. Кортунов В. В., Саенко Н. Р. Эмоциональные антиномии современности // Контекст и рефлексия: философия о мире и человеке. 2022. Т. 11, № 5-1. С. 83-91.
7. Лобанова Ю. В. Человек в системе символического потребления и эмоциональный капитализм // Вестник Казанского государственного университета культуры и искусств. 2022. № 3. С. 6-12.
8. Пресьядо П. Квартира на Уране: хроники перехода. M.: No Kidding Press, 2021. 288 c.
9. Юханнисон К. История меланхолии. О страхе, скуке и печали в прежние времена и теперь. М.: Новое лит. обозрение, 2011. 311 с.
10. Ferg T. You're Not Relatable Anymore // Tiffanyferg : видеоблог. 23:42 (время воспроизведения). URL: https://www.youtube.com/watch?v=3UBBulOCI7I (дата обращения: 23.08.2022). Доступно на YouTube : видеохостинг.
11. Hampton G. Imagining Slaves and Robots in Literature, Film, and Popular Culture: Reinventing Yesterday's Slave with Tomorrow's Robot. Lexington Books, 2015. 114 p.
12. Horkheimer M., Adorno T. Dialectic of Enlightenment: Philosophical Fragments / ed. G. Schmid Noerr, trans. E. Jephcott. Stanford: Stanford University Press, 2002. 305 p.
13. Horton D., Wohl R. Mass communication and para-social interaction; observations on intimacy at a distance // Psychiatry. 1956. Vol. 19, no. 3 (August). P. 215-229.
14. Krcmar M. Living Without the Screen: Causes and Consequences of Life without Television. New York: Routledge, 2009. 242 p.
15. Limit screen-time and limit anxiety : study // Family Zone : [приложение в Google Play]. URL: https://www.familyzone.com/anz/families/blog/limit-screen-time-and-limit-anxiety (дата обращения: 11.01.2023).
16. Russell G. I. Screen Relations: The Limits of Computer-Mediated Psychoanalysis and Psychotherapy. New York: Routledge, 2018. 224 p.
17. The Tragedy of Droids in Star Wars. Pop Culture Detective // YouTube : видеохостинг. 35:38 (время воспроизведения). URL: https://www.youtube.com/watch?v=WD2UrB7zepo (дата обращения: 10.01.2023).
18. Wansbrough A. A. Capitalism and the Enchanted Screen: Myths and Allegories in the Digital Age. New York: Bloomsbury Academic, 2020. 232 p.
References
1. Askerova M. A. Ponyatiye nasiliya v sovremennoy kul'ture. Estetizatsiya nasiliya [The concept of violence in modern culture. Aestheticization of violence]. Vestnikmagistratury. 2020. No 4-3 (103). Pp. 11-13. [in Russ.]
2. Jameson F. Postmodernizm i obshchestvo potrebleniya [Postmodernism and Consumer Society]. Logos. 2000. No. 4. Pp. 63-77. [in Russ.]
3. Zuboff S. Epokha nadzornogo kapitalizma. Bitva za chelovecheskoye budushcheye na novykh rubezhakh vlasti [The Age of Surveillance Capitalism. The Fight for a Human Future at the New Frontier of Power]. Moscow, Izdatelstvo Instituta Gaydara Publ, 2022. 784 p. [in Russ.]
4. Kehl M. Vremya i sobaka. Depressii sovremennosti [Time and the Dog]. Moscow, Gorizontal Publ, 2021. 370 p. [in Russ.]
5.Kortunov V. V., Grigoryev S. L. Rol' emotsional'nykh triggerov v ekrannoy kul'ture [The Role of Emotional Triggers in Screen Culture]. Obrazovatel'nyy vestnik Soznaniye [Educational Bulletin "Consciousness"]. 2022. Vol. 24, No 11. Pp. 33-40. [in Russ.]
6. Kortunov V. V., Saenko N. R. Emotsional'nyye antinomii sovremennosti [Emotional antinomies of modernity]. Kontekst i refleksiya: filosofiya o mire i cheloveke [Context and Reflection: Philosophy of the World and Human Being]. 2022. Vol. 11, No 5-1. Pp. 83-91. [in Russ.]
7. Lobanova Yu. V. Chelovek v sisteme simvolicheskogo potrebleniya i emotsional'nyy kapitalizm [A Person in the System of Symbolic Consumption and Emotional Capitalism]. Vestnik Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of Kazan State University of Culture and Arts]. 2022. No 3. Pp. 612. [in Russ.]
8. Preciado P. Kvartira na Urane: khroniki perekhoda [An Apartment on Uranus]. Moscow, No Kidding Press, 2021. 288 p. [in Russ.]
9. Johannisson K. Istoriya melankholii. O strakhe, skuke i pechali v prezhniye vremena i teper' [The Rooms of Melancholia = Melankoliska rum. Om angest, leda och sarbarhet i forfluten tid och nutid]. Moscow, Novoye literaturnoye obozreniye Publ, 2011. 311 p. [in Russ.]
10. Ferg T. You're Not Relatable Anymore // Tiffanyferg : videoblog. 23:42 (timecode). Available on YouTube. URL: https://www.youtube.com/watch?v=3UBBulOCI7I (accessed: 23 August 2022).
11. Hampton G. Imagining Slaves and Robots in Literature, Film, and Popular Culture: Reinventing Yesterday's Slave with Tomorrow's Robot. Lexington Books, 2015. 114 p.
12. Horkheimer M., Adorno T. Dialectic of Enlightenment: Philosophical Fragments, ed. G. Schmid Noerr, trans. by E. Jephcott. Stanford, Stanford University Press, 2002. 305 p.
13. Horton D., Wohl R. Mass communication and para-social interaction; observations on intimacy at a distance. Psychiatry. 1956. Vol. 19, no. 3 (August). P. 215-229.
14. Krcmar M. Living Without the Screen: Causes and Consequences of Life without Television. New York, Routledge, 2009. 242 p.
15. Limit screen-time and limit anxiety: study. Family Zone. URL: https://www.familyzone.com/anz/families/blog/limit-screen-time-and-limit-anxiety (accessed: 11 January 2023).
16. Russell G. I. Screen Relations: The Limits of Computer-Mediated Psychoanalysis and Psychotherapy. New York, Routledge, 2018. 224 p.
17. The Tragedy of Droids in Star Wars. Pop Culture Detective. YouTube, 35:38 (timecode). URL: https://www.youtube.com/watch?v=WD2UrB7zepo (accessed: 10 January 2023).
18. Wansbrough A. A. Capitalism and the Enchanted Screen: Myths and Allegories in the Digital Age. New York: Bloomsbury Academic, 2020. 232 p.
Статья поступила в редакцию 22.05.2023 Статья допущена к публикации 15.07.2023
The article was received by the editorial staff22.05.2023 The article is approved for publication 15.07.2023
