CC BY
239
Социально-экономические проблемы современности
М.А. Румянцев
ЭКОНОМИКА ОБЩЕСТВА ПОСТМОДЕРНА: КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
В статье анализируются базисные тенденции развития экономики в начале XXI века. Исследованы философские основания и ключевые социально-экономические характеристики экономики «общества Постмодерна». Выявлены институциональные, антропологические и макроэкономические деформации современной экономики, связанные с эмансипацией хозяйства от этических ограничений. Раскрываются противоречия «виртуальной экономики», имеющей перераспределительную природу. Рассмотрены альтернативы доминантной мирохозяйственной модели, базирующиеся на процессах регионализации экономики и на возрождении религиозно-этических принципов хозяйствования.
Ключевые слова: Модерн, Постмодерн, постэкономика, перераспределение, «виртуальная реальность», глобальный рынок, спекуляции, инновации, регионализация экономики, православное хозяйство.
Под Модерном принято понимать историческую эпоху, которая началась в Европе со времен Просвещения (XVIII - начало XIX вв.) и длилась до конца XX в. Модерн сложился в «эпоху революций» 1789-1849 гг. Парадигма Модерна — это идеология прогресса, которая инициировала создание и развитие системы индустриальных производительных сил, национальных государств и общественных классов. Модерну в формационном плане соответствует индустриальный капитализм (в ряде стран — социализм), в цивилизационном плане — соответствующий временной период развития западной цивилизации. Постмодерн — состояние общества после эпохи Модерна, та цивилизационная, культурная и экономическая ситуация, в которой оказался мир после исчерпания созидательного потенциала Модерна. Как определить это состояние?
Идейные основания Постмодерна
Постмодернистские философы не занимались апологией наличной действительности — они, скорее, пытались трезво выразить суть происходящей в наши дни радикальной метаморфозы общества Модерна и классического индустриального капитализма. Эта метаморфоза, по их ощущениям, ведет общество к гибели. Безграничное накопление капитала, власти и технический прогресс
Михаил Алексеевич Румянцев — доктор экономических наук, доцент кафедры экономической теории Экономического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.
исчерпали себя, дойдя до стадии саморазрушения. Вот как описывает современную ситуацию Ж. Бодрийяр: «Во всяком случае, власть — иллюзия, истина — иллюзия. Все существует в молниеносном ракурсе, где заканчивается полный цикл накопления власти или истины. Нет никогда ни инверсии, ни субверсии: цикл должен быть завершен. В этом ракурсе разыгрывается смерть»1.
Парадигма Постмодерна не выходит за рамки либерально-позитивисткого мироощущения эпохи Модерна, она лишь крайне субъек-тивизирует и психологизирует это мироощущение. И поскольку постмодернистская философия стремится к преодолению логики позитивизма, оставаясь в пределах либерально-атеистического мировоззрения, то мощный заряд интеллектуального критицизма у мыслителей Постмодерна начисто лишен какой-либо положительной социальной и нравственной перспективы.
Внеморальность Постмодерна подчас интерпретируется как полная и исчерпывающая толерантность — открытость всем разнообразным мировым ценностным контекстам и способность к пониманию незападных культур и цивилизаций. Но это не так. «Открытость другому» здесь можно рассматривать как «сужение области собственной моральной высоты» — как способность «посмеяться над своими богами»2. Чужие ценности принимаются постмодернистами не посредством их включения в определенных рамках в свою систему ценностей, а благодаря тому, что свои ценности утрачивают абсолютное значение, внутреннюю интимную привязанность — они отстраненно прочитываются как «текст» наряду с другими рядоположенными «текстами»3. Такой ценностный релятивизм порожден предпринятой теоретиками Постмодерна попыткой полной деонтологизации мира — отказом от признания подлинности бытия, сущего, сверхличного. Ж. Бодрийяр, например, прямо указывает, что уже не существует ни «истории», ни «субстанции»: наступила «стадия полной относительности, всеобщей подстановки, комбинаторики и симуляции»4.
Теоретики Постмодерна декларируют отказ от единой картины мира, предлагая взамен бесконечные возможности конструирования, точнее, перекомбинирования моделей мира «играющим» субъектом. Постмодерн манипулирует любыми культурными контекстами, образами и знаками предшествующих эпох. Отрицая подлинную реальность, Постмодерн создает свою псевдореальность мозаики несводимых друг к другу уникальных состояний «экзистен-
1 Бодрийяр Ж. Забыть Фуко. СПб., 2000. С. 90.
2Бек У. Что такое глобализация. М., 2001. С. 142, 152.
3ПанаринА.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002. С. 38-43.
4Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000. С. 52. 166 Христианское чтение № 6, 2012
циально заброшенного» субъекта, модель непрерывно меняющего свою конфигурацию хаоса5. Поэтому в обществе Постмодерна не воспринимается «всерьез» реальность мироздания, предметность веры или сверхличных основ нашей материальной жизни. Отсюда проистекает определенное интеллектуальное бесплодие Постмодерна, отсутствие в нем творческой подлинности. Во времена заката Модерна наступает, по выражению Ж. Бодрийяра, «царство полной свободы — всеобщей ни-к-чему-не-привязанности, никому-не-обязанности, ни-во-что-не-верия»6.
Технократическое мышление эпохи Модерна, основанное на безблагодатных рационально-логических началах, на идее прогресса как утверждении господства над природой и на редукции человеческих качеств к материальным потребностям, очевидно, зашло в тупик. В обществе Постмодерна проступает состояние переходности современной ситуации, знаменующее упадок исчерпавшей себя цивилизации и поиск альтернатив общественно-хозяйственного развития. Стандартные, уже имевшие место в истории, признаки упадка цивилизаций обнаруживаются в депопуляции народов, создавших индустриальную цивилизацию и в массовых миграциях представителей чуждых цивилизаций; в культе гедонизма и в утрате былой пассионарности у автохтонных народов; в экологическом кризисе; в кризисе творчества.
Таким образом, идейные основания Постмодерна даны как:
• отрицание ценностей Модерна (поступательность развития, направленного к лучшему будущему, прогресс науки и техники, экономический рост).
• упразднение смысла и положительного содержания истории, отрицание социально-экономических возможностей развития, деонтологизация бытия и истины.
• доведенный до предела принцип номинализма в познании, когда полностью отрицаются значение понятий и систем понятий.
• внеморальность: отсутствие этических ограничений и скрытая апология аморальных экономических практик.
• наделение статусом сущего не реальности, а знака, оторванного от обозначаемого.
5Румянцев М.А. Религиозные основания хозяйствования. СПб., 2005. С. 163-167.
6Бодрияйр Ж. Символический обмен и смерть. С. 52.
Постмодерн — это состояние общества, когда проект Модерна достиг конечного результата: модернизация (эмансипация экономики от всего ценностного контекста традиционного общества) оказалась в основном завершенной. Постмодерн — это аномальная стадия социально-экономической эволюции, завершение и девиация Модерна и, одновременно, ситуация переходности, в условиях которой возможно появление и взаимодействие нескольких альтернатив дальнейшего развития.
Постэкономика
Хозяйственное устройство общества Постмодерна мы определяем как постэкономику. Постэкономика возникла в результате завершения модернизации — окончательной эмансипации экономики от этических ограничений. В своем предельном выражении постэкономика представляет единый универсальный тип хозяйствования (глобальный рынок), позволяющий осуществлять системные операции в мировом экономическом пространстве: осуществлять контроль над распределением ресурсов, получать финансовые ренты и оптимизировать хозяйственно-сбытовые операции. Формирование глобальной экономики упразднило одно из главных системных условий поступательного развития капитализма: наличие некапиталистического сектора как объекта экспансии капитала.
Становление постэкономики проявляется в ряде современных тенденций, что позволяет выделить ее атрибутивные характеристики:
1. Процесс эмансипации экономики от суверенитета национальных государств. Эмансипация экономики от государства выражается в организации финансового и административного контроля государств-корпораций (ТНК и ТНБ) над национальными экономиками7, в развитии глобального финансового рынка.
2. Стремление к приватизации национальных государств владельцами крупнейших активов, государственными и корпоративными топ-менеджерами. Данная тенденция прозрачно проступила на поверхности экономических явлений во время финансового кризиса 2008-2009 гг. Антикризисные мероприятия большинства государств, прежде всего, сводились к финансовому вливанию бюджетных средств в банковский сектор и к выкупу ча-
7 Неклесса А.И. Новый амбициозный план. Проекция и чертежи новой сборки мира // Политический класс. 2008. № 1.
сти активов финансовых и промышленных корпораций. Например, в России совокупные расходы государства на преодоление финансового кризиса в 2008-2009 гг. составили 40% валового внутреннего продукта страны (в ценах 2008 г.). По оценке академика С.Ю. Глазьева, «85-88% этих ресурсов пошли на поддержку финансовой системы, игру на фондовом рынке и на спасение олигархов, а на помощь реальному сектору экономики — соответственно 12-15%»8. В результате за счет средств налогоплательщиков финансировались убытки инициировавших кризис частнохозяйственных институтов, ответственных за создание долговых спекулятивных пирамид и неэффективное управление активами. Этот знаковый для постэкономики феномен означает приватизацию доходов населения и социализацию убытков банков и корпораций посредством перераспределения бюджетных доходов. Бюджетные и административные ресурсы национальных государств постепенно превращаются в элемент активов крупного бизнеса. Идейный контекст данной метаморфозы заключен в идеологии роста экономической конкурентоспособности государства в условиях глобального рынка. Когда политика государства определяется экономической эффективностью, а само государство начинает организовываться по типу фирмы или корпорации, тогда социальные надрыночные основы государства размываются и демонтируются. В странах Евросоюза, к примеру, это выражается в росте безработицы, который обновляет многолетние максимумы (средний показатель уровня безработицы по 17 странам ЕС, использующим евро, достиг в мае 2012 г. 11%, что означает отсутствие работы у 17 млн человек экономически активного населения)9. На фоне жесткой экономии социальных расходов бюджета крупные корпорации продолжают уклоняться от уплаты налогов. Так, в уклонении от уплаты налогов были замечены крупные британские фирмы, такие как Barclays, обманувшая государство на сумму более 500 млн фунтов10. Таким образом, распространение рыночных отношений на сферу общественных благ (образование, здравоохранение), отказ государства от ряда своих социальных обязательств и переложение их на граждан привели современные общества к росту социальной поляризации.
8Глазьев С.Ю. Уроки очередной российской революции: крах либеральной утопии и шанс на «экономическое чудо». М., 2011. С. 471, 472.
9Бондарь В. В плену чужих идей // Однако. 11.06.2012. С. 33.
10Бедным — затянуть пояса, богатым — поблажки // Однако. 02.04.2012. С. 38.
3. Затухание волновой динамики экономики. Последний кондратьевский цикл начался после II мировой войны, при этом повышательная волна (А — Кондратьев) закончилась в 1968-73 гг., окончание понижательной волны (Б — Кондратьев) должно было произойти в 1990-е гг., но этого не случилось11. Почему? Длинные волны Н.Д. Кондратьева выражают внутреннюю логику развития экономики капитализма. Стадия устойчивого роста производства, цен и прибылей сменяется стадией неустойчивого роста, затяжных депрессий при достижении экономикой пределов развития рынка, перенакоплении капитала и исчерпании производственных возможностей доминантного технологического уклада. Когда рыночный потенциал прежней экономической модели вырабатывался, происходили периодические «реконструкции»: формировались новые технологические уклады, новые рыночные стратегии, новые центры накопления капитала12. Данная логика была присуща индустриальной экономике Модерна, когда движение капитала происходило в рамках материальных (зависимость от возможностей материального производства) и пространственных ограничений (зависимость от национальных государств). В постэкономике капитал эмансипируется от прежних ограничителей: а) благодаря информационным технологиям и электронным трансакциям капитал снимает материальные ограничения своего движения и б) влияние государств на национальные экономики в условиях глобализации резко снижается. Перенакопление капитала уже не приводит к периодическим «реконструкциям» производства, оно становится автономным и блокирует возможности промышленно-технологического развития. В итоге цикличность индустриальной экономики Модерна деформируется аномалиями постэкономики. Ряд исследователей длинноволновой динамики экономики считают, что переход к новой повышательной длинной волне экономической конъюнктуры тормозится благодаря преобладанию финансово-спекулятивных мотиваций, затягивается во времени, «приобретая форму затяжной фазовой неясности и не принося с собой ничего принципиально нового»13.
11 Акаев А.А. Современный финансово-экономический кризис в свете теории инновационно-технологического развития экономики и управления инновационным процессом // Системный мониторинг / Под ред. Д.А. Халтуриной, А.В. Каратаева. М., 2009. С. 253.
12Кондратьев Н.Д. Большие циклы конъюнктуры // Н.Д. Кондратьев. Избранные сочинения. М., 1993. С. 48-60.
13Акаев А.А., Румянцева С.Ю., СарыгуловА.И., Соколов В.Н. Экономические циклы и экономический рост. СПб., 2011. С. 165.
4. Становление спекулятивной модели «казино-капитализма» (системный контроль над финансовыми операциями и получение финансовой ренты). В постэкономике максимизация прибыли достигается не столько за счет промышленного производства, сколько в результате манипуляций с фиктивными финансовыми инструментами. «Речь идет о великой спекулятивно-ростовщической революции, ставящий в центр экономической жизни уже не предприятие, а банк»14. Вот как Ж. Бодрияйр выразил суть этой, по его выражению, «революции стоимости»: «Плавающий курс валют и знаков, зыбкость потребностей и целевых установок производства, зыбкость самого труда — подстановочный характер всех этих элементов, сопровождающийся безудержной спекуляцией и инфляцией»15. Знаки финансовой информации — курсы валют, электронные трансакции, долги16, хеджирование (страхование и управление) рисков и операции с «горячими деньгами» — действительно оторвались от материального производства и превратились в автономные чистые знаки, «виртуальные трей-динги» спекулянтов Уоррена Баффета, Джона Мэрфи и Джорджа Сороса. Однако с их помощью перераспределяются планетарные ресурсы и вменяются необходимые «главным игрокам» мировые цены.
Постмодернистская модель спекулятивного капитализма возможна только в условиях гетерогенной (неоднородной) глобальной экономики — она существует как игра на различиях в уровнях цен, в условиях производства и в уровнях доходов. Фиктивные, постмодернистские по своей природе инструменты «операторов глобального рынка» обслуживают движение потоков капиталов, обеспечивая рост финансовой ренты бизнес-элит. Но безсубстанциональной, сугубо фиктивной экономики не бывает, о чем свидетельствует резкое обостре-
14ПанаринА.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002. С. 361.
15Бодрияйяр Ж. Символический обмен и смерть. С. 51-53.
16О символически-знаковой природе современных денег, отъединенных от хозяйственной реальности и порождающих своими бесконтрольными циркуляциями рост дефицитов всех категорий, свидетельствует такие факты. Уже к февралю 2007 г. общий дефицит всех текущих счетов США составлял около 800 млрд. долл., 7% ВВП. Чтобы финансировать дефициты только по текущим счетам и капиталовложения за границей, США требовалось привлекать около 1 триллиона долларов в год. См.: Bergsten C.F. Testimony before the Budget Committee of the United States Senate // The Current Account Deficit and the US Economy. 01.02.2007. В 2009 г. 93-95% всей финансовой системы США составляли деривативы (долговые спекулятивные ценные бумаги) общим объемом около квадриллиона долларов. См.: Глазьев С.Ю. Уроки очередной российской революции... С. 372-373.
ние проблемы бедности. По оценке Дж. Стиглица, в мире сформирована «двойственная экономика, экономика, в которой есть анклавы богатства». В итоге «глобализация не работает на бедных. Она не работает большей частью и на сохранение среды обитания. Она не работает на стабильность глобальной экономики»17. Социальное неравенство в мире достигло предельных значений: по данным совместного доклада МВФ и МОТ в 2010 г. в мире насчитывалось 210 млн безработных, что являлось максимальным уровнем за все время ведения этой статистики, при этом 1,2 млрд человек (40% от численности мировой рабочей силы) живут меньше чем на 2 доллара в день18.
5. Симуляция постиндустриального развития экономики. Принято считать, что современная эпоха — это эпоха перехода к принципиально новым возможностям социально-экономического развития. Обычно позитивный сценарий будущего описывается в терминах теорий постиндустриального и информационного общества. Утверждается, что на смену индустриальному капитализму приходит новая экономика, основанная на знаниях (knowledge based economy) и информационных технологиях, в которой сфера услуг доминирует над материальным производством19. Интеллектуальные продукты и услуги занимают все более приоритетное положение на мировых рынках, а в стоимости товаров новой экономики преобладает стоимость интеллектуальных ресурсов — знания и информации. А так ли это, так ли нова «новая экономика»?
Во-первых, увеличение доли услуг в структуре экономики США произошло в результате перераспределения доходов индустриальных отраслей в пользу услуг — цены на услуги росли быстрее, чем на промышленные изделия20. Развитие сферы услуг, действительно составляющей до двух третей ВВП развитых стран, связано с расширением производственных возможностей мировых лидеров за счет ресурсов периферии и переноса центра промышленного производства в Китай. «То обстоятельство, что индустриальные системы <...> вынесены за пределы развитых стран, вовсе не означает, что эти предприятия не при-
17Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. М., 2003. С. 96-97, 249.
18Ни количества, ни качества // Однако, 13.09. 2010. С. 7.
19Общество знания: от идеи к практике. Часть 1. Основные контуры концепции Общества знания / Под ред. В.В. Васильковой, Л.А. Вербицкой. СПб., 2008. С. 6-7.
20Ефимчук И.В. Экономический постмодерн - послесовременность или современность? // Философия хозяйства. 2003. № 4. С. 65.
нимают участия в их жизнеобеспечении»21. С помощью бизнес-технологий аутсорсинга производство реальных благ переносится в страны Азии и Восточной Европы, в результате чего углубляется асимметричная двухполюсная структура мировой экономики. На «развитом» Севере концентрируются финансы и интеллект, а на «неразвитых» Юге и Востоке оказывается большинство человечества, «те, которые трудятся». При этом трудящиеся развитых стран не только лишаются рабочих мест, но и оказываются вынужденными нести более тяжелое налоговое бремя ради сохранения привычного образа жизни.
Во-вторых, рост стоимости нематериальных затрат в стоимости товаров мало связан с подлинно интеллектуальными ресурсами — знанием и информацией. Возрастают специфические расходы фирм на дизайн, рекламу, маркетинг и связи с общественностью. На практике произошла подмена самого понятия «экономика знаний». Среди «интеллектуальных услуг» спросом пользуются преимущественно брокерские и другие финансовые услуги, страховые операции и операции с недвижимостью, развлечения и услуги отдыха. Сфера перераспределения уже созданного значительно преобладает над сферой производства постиндустриальных товаров с повышенной долей знания в добавленной сто-имости22. Налицо очевидная симуляция постиндустриального инновационного проекта развития экономики, основанного на идее производительного применения интеллектуальных ресурсов общества — знания и информации.
Фигурой, ответственной за бесперебойное функционирование рынков, становится имиджмейкер — создатель образов продаваемых благ. Именно он с помощью высокогуманитарных технологий (high-hum) программирования инвесторов и потребителей обеспечивает корпорациям получение т. н. «статусной ренты» — реализации «символических ценностей» (брэндов и т. п.) монополистов рынка. Как правило, производители стремятся к симуляции рыночных новинок, обеспечивая своим товарам более глубокое сервисное сопровождение и навязывая потребителю определенный имидж, стиль потребления.
Постиндустриализм не развивается, а симулируется. Основными продуктами новой экономики, как правило, являются маркетинговые, финансовые и гуманитарные схемы продажи продуктов индустриальной экономики.
21 Там же. С. 66.
22Тульчинский Г.Л. Особенности бизнеса в условиях глобализации // Мост. № 56. Ноябрь 2003. С. 33-34.
Экзистенциональный аспект постэкономики
В постэкономике преобладает, по определению А.С. Панарина, «декадентская вырожденческая личность, утратившая способность к настоящей внутренней мобилизованности и сосредоточенности... Она больше не желает заниматься организацией материального производства и другими требующими усилий занятиями»23. На смену трудоголику индустриальной эпохи приходит гедонист-потребитель Постмодерна, «человек потребляющий», чуждый внутренней мобилизованности и трудовой аскезы своих предков. На языке философов эта метаморфоза личности обозначается как «превращение Эдипа в Нарцисса» — переход от эпохи запретов и обязанностей к эпохе гедонистической расслабленности и потребительского самолюбования24.
Подобный антропологический сдвиг существенно меняет место и роль «экономического человека» в хозяйственной жизни25. Еще В. Зомбарт заметил, что для «экономического человека» сам человек из цели становится средством: «Живой человек с его счастьем и горем, с его потребностями и требованиями вытеснен из центра круга интересов и место его заняли две абстракции: нажива и дело»26. Для «экономического человека» значение имеют только инструментальные рыночные ценности, сводимые к универсальному безличному мерилу рыночной эффективности — к деньгам. К внерыночным духовным ценностям, если они не влияют на рентабельность бизнеса, экономический человек безразличен. Но принцип «экономического человека» — принцип сугубо абстрактный. До последнего времени в реальной хозяйственной жизни аб-
23Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002. С. 361.
24Горичева Т., Орлов Д., Секацкий А. От Эдипа к Нарциссу: Беседы. СПб., 2001. С. 11.
25 «Экономический человек» — набор представлений о базовых экономических характеристиках и мотивах личности, присущий современному «магистральному руслу» экономической науки (неоклассическое направление в экономической теории). Эта антропологическая модель основывается на принципе суверенитета (полной свободы) индивида. Внешние, заданные обществом нормы и ограничения поведения человека трактуются как иллюзии, а подлинно реальными признаются внутренние, «суверенные» для него ценности и намерения. Таким способом констатируется независимость индивидуальных предпочтений от нормативов внешнего окружения и от этических оценок, принятых другими столь же автономными личностями. При этом мотивы индивидуума сводятся исключительно к корыстному мотиву, к рациональной максимизации собственной выгоды. Подобный образ человека служит обоснованием для придания экономике статуса естественной или позитивной, этически нейтральной науки — науки, свободной от нормативов и долженствований. См.: Макашева Н.А. Этические основы экономической теории. М., 1993. С. 13, 170-172.
26Зомбарт В. Буржуа. М., 1994. С. 131.
страктный «экономический человек» сосуществовал с конкретным «человеком хозяйственным» — субъектом производительной, продуктивной экономики.27 Социальный тип труженика и хозяина (крестьянина, предпринимателя, рабочего) ориентирован на длительное приложение усилий и на долговременную отдачу от вложенных в дело средств. Поэтому для хозяина-производителя значение имеют не только рыночные мотивы немедленной доходности, но и все ценности, связанные с его долговременной привязанностью к данному культурно-географическому ареалу: национальные традиции, стабильность общества, природа, государственные интересы. Хозяин-труженик, в отличие от «экономического человека», связан с окружающим миром чувством интимной, внутренней привязанности, не подлежащим универсально-рыночным оценкам.
«Нарцисс» как доминирующий субъект эпохи Постмодерна лишен привязанности к окружающему миру, объектом его устремлений являются исключительно капризы собственной индивидуальности. Это приводит к гипертрофии абстрактных рыночных принципов в современной глобальной экономике, к подавлению ранее исключительно значимого типа хозяина-труженика во имя удобства и выгоды «человека экономического». Безразличие Постмодерна к любому ценностному контексту образует идейную среду для доминирования «экономического человека». Критерии рыночной целерациональности и утилитаризма становятся массовыми стереотипами поведения людей.
Постмодернистская «рядоположенность» (безразличие) всех ценностей ведет к неявной апологетике аморальных экономических практик. Денежные спекулянты — субъекты виртуальной финансовой экономики и коррупционеры стран периферии, распродающие накопленное предками национальное богатство, — уже не принимают во внимание нравственные нормы, которые ранее ограничивали их стремление к наживе. Для глобального «экономического человека» крайне необходимо устранение непродаваемых ценностей (национальной идеи и национальных интересов, обычаев и традиций), которые сдерживают экспансию «чистой» рыночной рациональности и потребительства.
Если экзистенциальные ресурсы личности подавляются постэкономикой, то чем тогда внутренне озабочен, к чему устремлен современный Нарцисс — «человек потребляющий»? «Нарцисс повсюду ищет знаки собственной привязанности и, конечно же, без труда находит их. Современная товаропроизводя-
27Вопрос о взаимодействии «экономического человека» и «хозяина-труженика» в современном мире был исследован Н. Зарубиной (Зарубина Н.Н. «Экономический человек» в глобальном мире: энергия экспансии и толерантность // Москва. 2004. № 11).
щая цивилизация держится на ублажении и поощрении нарциссизма. Стоит лишь вслушаться в потоки струящейся всепроникающей рекламы, чтобы зафиксировать уровень лести, который не снился, например, халифу багдадскому. Умные тефалевые сковородки думают о вас, крем заботится о вашей коже, и даже формула крема заботится о красоте прекраснейшего из смертных»28. По ироническому замечанию Ж. Бодрийяра, «изобилие и потребление — подчеркнем еще раз, не изобилие и потребление материальных благ, изделий и услуг, а потребленный образ потребления — составляют именно нашу родовую мифологию,
29
мораль современности» .
Постэкономика блокирует творческую реализацию экзистенциальных ресурсов личности. Потребительский гедонизм, скрытая апология аморальных экономических практик и атрофия продуктивных мотиваций приводят к исходу масс людей из сферы производительного труда и выражают девиантную, инволюционную природу Постмодерна. Финансовый успех, а не традиционная ценность «профессионального призвания» становится мерой социального статуса человека.
«Виртуальная реальность»
Общественно-хозяйственная реальность дана агентам постэкономики в виде виртуальной псевдореальности неограниченных возможностей манипуляций знаками, лишенными объективного содержания. Но современный исследователь Д.В. Иванов оспаривает пессимистический вывод Ж. Бодрийяра об «утрате» реальности в эпоху Постмодерна. «Однако Бодрийяр, — считает Д.В. Иванов, — упустил из виду, что сами «знаки». становятся «новой реальностью». Теперь знаки реального более действенны, чем сама реальность. Упадок реальности, описанный Бодрияйром и Лиотаром, отнюдь не апокалиптичен. Просто «старая» реальность сменяется «новой» реальностью. В эпоху Постмодерна индивид погружается в виртуальную реальность симуляций, и во все
большей степени воспринимает мир как игровую среду, сознавая ее условность,
30
управляемость ее параметров и возможность выхода из нее» .
А так ли это, насколько оправданно использование самого понятия «виртуальной реальности»? Впервые проблема разрыва знака и значения, обозначающего и обозначаемого была поставлена Ф. де Соссюром — одним из основопо-
28Горичева Т., Орлов Д., Секацкий А. От Эдипа к Нарциссу. С. 12.
29Бодрийяр Ж. Общество потребления. М., 2006. С. 242.
30Иванов Д. В. Общество как виртуальная реальность // Информационное общество. М., 2004. С. 385-387.
ложников постструктурализма. Его идея самодостаточности знаков как «освобождения от пережитков бытия» получила развитие у теоретиков Постмодерна в виде идеи «децентрации», деконструкции бытия — превращения бытия в «знаковую реальность», всецело независимую от действительной, первичной реальности. «Никогда ничего не существовало, — писал Ж. Деррида, — кроме письма, никогда ничего не было, кроме дополнений и замещающих обозначений... И так далее до бесконечности, поскольку то, что мы прочли в тексте абсолютное наличие, природа, то, что именуется такими словами как «настоящая мать» и т.п., уже навсегда ушло, никогда не существовало, то, что порождает смысл и язык, является письмом, понимаемым как исчезновение наличия»31.
Идеологи Постмодерна настаивают на том, что «текст» (комбинация знаков) уничтожает «всякий метаязык» — безусловные долженствования культуры, истины, этической нормы и справедливости. По оценке А.С. Панарина, «Постмодернистский глобальный проект прямо направлен на то, чтобы уничтожить онтологическую и моральную волю в культуре — то, что обязывает знаки культуры соответствовать законам действительности или нравственным зако-нам»32. Да, но как и когда становится возможной ситуация постмодернистской «автономии знаков»? Может быть, мир Постмодерна — это действительно мир без субстанции, без онтологии, без пережитков бытия и реальности?
Никак нет. Постмодерн возможен именно и только как «надстройка» Модерна, как многоуровневая грандиозная система перераспределения и приватизации его результатов. Постмодерн присваивает плоды Модерна и потребляет («перекомбинирует») их. Подобно тому, как философы постмодернизма «играют» с реальными текстами, созданными другими —классическими мыслителями, — так и экономический постмодернизм присваивает и перекомбинирует в свою пользу результаты труда других — производительных классов и мировой Периферии. Финансовые и маркетинговые симуляции экономических благ, институтов и производственно-сбытовых операций обмениваются на реальные блага, формируют источники финансовых и статусных рент и провоцируют финансовые и экономические кризисы.
При этом менеджеры имеют беспрецедентную технологическую возможность оптимизации экономического пространства. Дж. Ритцер так определяет базисные принципы организации современной социально-экономической жизни: полная предсказуемость; количественная оценка всех параметров и полная
31 Ильин А. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. С. 38.
32Панарин А.С. Православная цивилизация. С. 248-249.
стандартизация; максимальная эффективность33. Иными словами, полный контроль над будущим. Современные корпорации, университеты, супермаркеты, офисы и государственные учреждения становятся неотличимыми: повсюду доминируют бюрократические организационные процедуры, выполненные по лекалам тотальной рациональности, искусственно вменяющей свои системы оценок (рейтингов, баллов, цен) и обеспечивающей полный контроль над сотрудниками и покупателями. Мир выстраивается по образу «Макдональдс» — «железная клетка рационализации» становится всеохватывающей. Бесконечные хаотичные акты покупок и продаж, трудовых и профессиональных взаимодействий всегда и везде имеют четко определенное стандартное целеполагание и завершаются просчитанным столь же стандартным результатом с тем, чтобы мгновенно вновь и вновь воспроизводить себя в расширенном масштабе и так вменить себя бытию.
Где же существует подобное сплошное, бесконечное и беспредельное становление, безразличное бытию и жизни, но постоянно воспроизводящее себя посредством всепоглощающего универсально организованного хаоса? Согласно античным представлениям, это Аид. Аид это «ужасная бездна», в которой есть начала и концы жизни, но нет самой жизни, взятой в ее онтологической подлинности. «Античный Хаос всемогущ и безлик, он все оформляет, но сам бесформен. Он — мировое чудовище, сущность которого есть пустота и ничто. Но это такое ничто, которое стало чудовищем, это — бесконечность и нуль од-новременно»34.
Общественно-хозяйственные альтернативы
В современном мире при сохраняющемся национально-культурном разнообразии экономических менталитетов и систем хозяйствования35, смысловыми доминантами, определяющими господствующий стиль мышления и основное русло экономического развития, являются парадигмы Модерна и Постмодерна. Причем пропорции в этой конфигурации изменяются в пользу постмодернистской парадигмы, блокирующей возможности общественно-хозяйственного развития. Возможны ли альтернативы постэкономики — ее трансформация в новый тип продуктивно ориентированного хозяйства?
33Ритцер Д. Макдональдизация общества. М., 2011. С. 15-16.
34Лосев А. Ф. Хаос // Мифологический словарь. М., 1992. С. 584.
35 Рязанов В.Т. Роль религиозной этики в формировании этно-экономических (национальных) систем хозяйствования // Христианство и ислам об экономике / Под ред. Румянцева М.А., Раскова Д.Е. СПб., 2008. С. 16-20.
Альтернативу сложившейся мирохозяйственной модели многие исследователи видят в формировании самодостаточных региональных экономических систем в Юго-Восточной Азии, Европе, Латинской Америке, в Исламском мире. Одно из проявлений данной тенденции — растущее значение региональных экономических союзов, таких как ЕС, НАФТА (Североамериканская зона свободной торговли), Меркосур (Таможенный союз ряда государств Южной Америки), процессы интеграции в Юго-Восточной Азии с перспективой создания там зоны свободной торговли между Китаем, Японией и Индией.
По мысли Д. Белла, создателя теории постиндустриального общества, «Регионы — вот те политические, социальные и культурные единицы, из которых будет строиться мир XXI века»36. Г. Верхофстадт, в прошлом премьер-министр Бельгии, констатирует: «Совершенно очевидно, что однополярное мироустройство доказало свою неэффективность и нежелательность. Так что, нравится нам это или нет, мы в каком-то смысле возвращаемся к региональным империям (курсив наш. — М.Р.) и вступаем в новый век»37. А. Полити, директор лаборатории стратегических сценариев Института экономических исследований (Болонья, Италия) прогнозирует, что управляемая рыночная экономика стран БРИК будет разительно отличаться от евроатлантического мейнстрима38.
Становление мощных региональных группировок усиливает межцивили-зационную конкуренцию: «Финансовая экспансия Запада, этническая — Китая и религиозная — ислама не просто развертывается в разных плоскостях: они не принимают друг друга. в силу самого своего образа жизни»39. По-видимому, можно говорить о нарастании межцивилизационного соперничества в форме конкуренции новых экономических субъектов — макрорегионов и региональных группировок.
Процессы региональной интеграции наиболее эффективны там, где объединяющиеся национальные экономики базируются на исконных религиозно-философских ценностях той или иной цивилизации современного мира. Возрождение традиционных религиозно-хозяйственных принципов может дать мощный импульс экономической интеграции в Евразии, поскольку исторически России
36Белл Д. Эпоха разобщенности // Свободная мысль. XXI. 2006. С. 6.
37Верхофстадт Г. Три выхода для Европы: на пороге «нового века империй» // Россия в глобальной политике. 2009. Том 7. № 1. С. 26-27.
38Полити А. После бушеномики. От бездержавной многополярности к текучим балансам // Россия в глобальной политике. 2009. Том 7. № 1. С. 68.
39Делягин М.Г. Предстоящий мир: некоторые базовые тенденции и требования к России // Введение в будущее. Мир в 2020 году. М., 2007. С. 242-243.
и Евразии в целом была присуща модель экономики, основанная на религиозно-этических началах.
Православному хозяйству была свойственна асимметрия экономического обмена — дарообмен или взаимное отдаривание, основанное на принципах государственной и человеческой растраты, которая при текущей неэквивалентности в обмене агентов хозяйства обеспечивает долгосрочную стабильность жизни и воспроизводство основных общественно-хозяйственных пропорций. На подлинно субстанциональную значимость понятий «дара» и «дарения» в российской цивилизации обратил внимание А.С. Панарин: «В нашем типе цивилизации нет и не может быть труда, производства, социальной активности вообще на принципах эквивалентного обмена стоимостями. Когда русский человек, питаемый энергией вдохновения, идущей от воли, верит в общественное устройство, он неизменно дает больше того, что предусмотрено «обменом»; когда же перестает верить — дает неизмеримо меньше, и вся социальная жизнь расстраивается, превращаясь в хаос. От падения в хаос Россию всегда спасал не закон — он сделать этого не в состоянии, — а вера, обеспечивающая спонтанность дарения на всех уровнях и во всех слоях общества»40.
Свойственная православному хозяйству асимметрия дарообмена проявляется в долговременном неформальном обмене услугами хозяйственных субъектов, который гарантирует предсказуемость будущего и минимизацию рисков неопределенности. Например, в русской сельской общине солидарная помощь соседям, оказавшимся в трудном положении, называлась «помочи» и занимала почетное место в жизни деревни. «Случалось, что мир направлял здоровых людей топить печи, готовить еду и ухаживать за детьми в тех дворах, где все рабочие члены семьи были больны. Вдовам и сиротам община нередко оказывала помощь трудом общинников: во время сева, жатвы и на покосе. Особенно распространена была помощь общины погорельцам — и трудом, и деньгами. По данным Череповецкого уезда (за XIX в. — М.Р.), если пожар поражал всю деревню, строиться ей помогала община другой деревни»41.
Руководящий принцип православного хозяйства, основанного на посильном труде каждого и взаимной помощи, был сформулирован преподобным Иосифом Волоцким. Указав братии Иосифо-Волоколамского монастыря «не туне хлеба ясти, но в труде и подвизи», преподобный Иосиф видел обязанность
40ПанаринА.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002. С. 133.
41 Громыко М.М., Буганов А.В. О воззрениях русского народа. М., 2000. С. 263-264.
иноков в том, чтобы «не точию своея ради потребы делати, но и нищих ради и
42
странных и немощьных ради и престаревьшихся» .
Источники и литература
1. Акаев А.А. Современный финансово-экономический кризис в свете теории инновационно-технологического развития экономики и управления инновационным процессом // Системный мониторинг / Под ред. Д.А. Халтуриной, А.В. Каратаева. М., 2009.
2. Акаев А.А., Румянцева С.Ю., Сарыгулов А.И., Соколов В.Н. Экономические циклы и экономический рост. СПб., 2011.
3. Бек У. Что такое глобализация. М., 2001.
4. Бедным — затянуть пояса, богатым — поблажки // Однако. 02.04.2012.
5. Белл Д. Эпоха разобщенности // Свободная мысль. XXI. 2006.
6. Бодрийяр Ж. Забыть Фуко. СПб., 2000.
7. Бодрийяр Ж. Общество потребления. М., 2006.
8. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.
9. Бондарь В. В плену чужих идей // Однако. 11.06.2012.
10. Верхофстадт Г. Три выхода для Европы: на пороге «нового века империй» // Россия в глобальной политике. 2009. Т. 7. № 1.
11. Глазьев С.Ю. Уроки очередной российской революции: крах либеральной утопии и шанс на «экономическое чудо». М., 2011.
12. Горичева Т., Орлов Д., Секацкий А. От Эдипа к Нарциссу: Беседы. СПб., 2001.
13. Громыко М.М., Буганов А.В. О воззрениях русского народа. М., 2000.
14. Делягин М.Г. Предстоящий мир: некоторые базовые тенденции и требования к России / Введение в будущее. Мир в 2020 году. М., 2007.
15. Ефимчук И.В. Экономический постмодерн — послесовременность или современность? // Философия хозяйства. 2003. № 4.
16. Зарубина Н.Н. «Экономический человек» в глобальном мире: энергия экспансии и толерантность // Москва. 2004. № 11.
42Послания Иосифа Волоцкого. М.-Л., 1959. С. 314.
17. Зомбарт В. Буржуа. М., 1994.
18. Иванов Д.В. Общество как виртуальная реальность // Информационное общество. М., 2004.
19. Ильин А. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996.
20. Иноземцев В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М., 2000.
21. Климов С.М. Интеллектуальные ресурсы организации. СПб., 2000.
22. Кондратьев Н.Д. Большие циклы конъюнктуры // Кондратьев Н.Д. Избранные сочинения. М., 1993.
23. Лосев А.Ф. Хаос // Мифологический словарь. М., 1992.
24. Макашева Н.А. Этические основы экономической теории. М., 1993.
25. Неклесса А.И. Новый амбициозный план. Проекция и чертежи новой сборки мира // Политический класс. 2008. № 1.
26. Ни количества, ни качества//Однако. 13.09.2010.
27. Общество знания: от идеи к практике. Часть 1. Основные контуры концепции Общества знания / Под ред. В.В. Васильковой, Л.А. Вербицкой. СПб., 2008.
28. Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002.
29. Полити А. После бушеномики. От бездержавной многополярности к текучим балансам // Россия в глобальной политике. 2009. Т. 7. № 1.
30. Послания Иосифа Волоцкого. М. - Л., 1959.
31. Ритцер Д. Макдональдизация общества. М., 2011.
32. Румянцев М.А. Религиозные основания хозяйствования. СПб., 2005.
33. Рязанов В.Т. Роль религиозной этики в формировании этно-экономических (национальных) систем хозяйствования // Христианство и ислам об экономике / Под ред. Румянцева М.А., Раскова Д.Е. СПб., 2008.
34. Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. М., 2003.
35. Тульчинский Г.Л. Особенности бизнеса в условиях глобализации // Мост. № 56. Ноябрь 2003.
