CC BY
55
www.hjournal.ru
Journal of Institutional Studies, 2021, 13(4): 101-111 DOI: 10.17835/2076-6297.2021.13.4.101-111
ЭКОНОМИКА ДИНАСТИИ СУН, ИЛИ ОПЫТ НЕУДАВШЕЙСЯ МОДЕРНИЗАЦИИ: К ВОПРОСУ О ГРАНИЦАХ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ КОРИДОРОВ
МАРИЯ СЕМЕНОВНА КРУГЛОВА,
Институт экономики РАН, Москва, Россия, e-mail: mashakruglova999@gmail.com
Цитирование: Круглова М.С. (2021). Экономика династии сун или опыт неудавшейся модернизации: к вопросу о границах институциональных коридоров // Journal of Institutional Studies 13(4): 101-111. DOI: 10.17835/2076-6297.2021.13.4.101-111
Статья вносит вклад в развитие теории институциональных матриц (Кирдина, 2011; 2014), а именно ее раздел о роли доминирующих идеологий в процессе институциональных изменений. На примере реформ, проводимых в Китае в период династии Сун во второй половине XI в., тестируется гипотеза о наличии так называемых «институциональных коридоров». «Институциональный коридор» подразумевает траекторию развития, ограниченную набором определенных институтов, формирующих принципы принятия управленческих решений и границы реформирования институциональной среды. В статье дается краткая характеристика экономического положения Китая в период династии Сун, анализируются основные реформы, проведенные первым министром империи Ван Аньши, и причины их провала. Разбирается концепция цзин цзи, предполагающая комплексный подход к регулированию экономики в Китае, основанный на морально-этических концепциях конфуцианской этики. Эта концепция стала основной при регулировании экономики в Китае до начала XX в. Делается вывод о том, что конфуцианская идеология в период реализации реформ Ван Аньши стала важнейшим фактором, определившим границы институционального коридора и предопределившим провал реформ. Реформы Ван Аньши, которого многие называют протокейнсианцем, выходили за рамки идеологического институционального коридора и уже поэтому были обречены на провал.
Ключевые слова: институциональная экономика; реформы; «институциональный коридор»; институциональные матрицы; цзин цзи; Ван Аньши
© Круглова М.С., 2021
THE ECONOMY OF THE SONG DYNASTY OR THE EXPERIENCE OF FAILED MODERNIZATION: THE BOUNDARIES OF INSTITUTIONAL CORRIDORS
MARIA S. KRUGLOVA,
Institute of Economics RAS, Moscow, Russia, e-mail: mashakruglova999@gmail.com
Citation: Kruglova M.S. (2021). The economy of the song dynasty or the experience of failed modernization: The boundaries of institutional corridors. Journal of Institutional Studies 13(4): 101—111. DOI: 10.17835/2076-6297.2021.13.4.101-111
The article contributes to institutional matrices theory (Kirdina, 2011). On the reforms carried out in China during the Song Dynasty in the second half of the XI century, the hypothesis of the existence of so-called "institutional corridors" is considered. The "institutional corridor" implies a space limited by a set of certain institutions that define the principles of decision-making and the boundaries of institutional environment reform. The article briefly describes the economic situation of China during the Song dynasty, analyzes the main reforms carried out by the first Minister of the empire Wang Anshi and the reasons for their failure. The concept of jing ji is analyzed. Jing ji assumes an integrated approach to regulating the economy in China, based on Confucian ethics' moral and ethical concepts. The concept of jing ji has become the main one in regulating the economy in China. It is concluded that Confucian ideology during the implementation of the Wang Anshi reforms became the defining boundary of the "institutional corridor" of the variable that predetermined the failure of the reforms. The reforms of Wang Anshi, often called a Proto-Keynesian, went beyond the ideological "institutional corridor"and were therefore doomed to failure.
Keywords: institutional economics; reforms; institutional matrices; "institutional corridor"; jing ji; Wang Anshi
JEL: B15, D02
Введение
Чудо китайских экономических реформ — наиболее успешного примера постепенного демонтажа плановых механизмов экономического регулирования с последующим выходом на траекторию долгосрочного роста — многие авторы стремились рассматривать в русле представлений экономического мейнстрима о конвергенции: развивающаяся национальная экономика, включенная в глобальные производственные цепочки, постепенно догонит развитые экономики и выйдет на один с ними уровень. Модель конвергенции рассматривала институциональный фактор как одно из непреложных условий: рост возможен лишь при условии наличия стабильных институтов, гарантирующих права рыночных агентов (Sachs, Warner, 1995: 5; Long Gen Ying, 2006). Успехи Китая в экономическом развитии, постепенное сближение китайской правовой и финансовой сфер с условными мировыми стандартами, внушали своего рода оптимизм касательно и более глубокой конвергенции в части политической либерализации. Оптимизм 1990-х — 2000-х гг. отчасти можно было назвать составляющей «эпистемы эпохи», символ которой — известный тезис Фрэнсиса Фукуямы о конце истории: страны постепенно приближаются к единому стандарту либеральных демократий и тем самым из истории уходят многие конфликтные вопросы (Fukuyama, 1989). Однако последнее десятилетие развития Китая под руководством Си Цзиньпина показало: при продолжающемся экономическом расширении и развитии стабильных, гарантирующих собственность, институтов, политической либерализации в современном Китае так и не произошло, напротив, можно говорить об обратной
тенденции. Идея конвергенции оказалась вытеснена из общественно-политического дискурса. Отныне американские политические лидеры видят будущее как эпоху противостояния между демократией и авторитаризмом, лидер которого — современный Китай (Bade, 2021).
Торможение нынешними лидерами Китая политической либерализации и ужесточение регуляторной политики в отдельных отраслях китайской экономики, актуализирует дискуссии не только о проблемах авторитарной модернизации, но и о пределах институциональных трансформаций в обществе. Новая институциональная экономическая теория устами Дугласа Норта и Аджемоглу и Робинсона дает нам вполне определенные ответы на этот вопрос. Для Аджемоглу и Робинсона случаи либерального транзита редки, гораздо чаще срабатывает «порочный круг» поддержания элитами нелиберальных институтов (Аджемоглу и Робинсон, 2012: 255—278). Дуглас Норт не так категоричен, но в его модели институциональных изменений силой обладает «эффект колеи», он же «эффект блокировки» (Path dependence), который он понимал не как инерцию, но как «ограничение возможностей выбора, существующих в настоящем, основанное на историческом опыте прошлого» (Норт, 2010: 83). Эффект колеи для него — свойство институциональной матрицы, основа которой — доминирующие в обществе представления, влияющие на окончательный выбор стратегий (Норт, 2010: 15). Особую роль в ограничении реформ он отводит организациям. Рожденные к жизни текущей институциональной матрицей, организации, ради собственного выживания, будут блокировать любые институциональные изменения. Однако и в данном случае Норт говорит о силе убеждений: мотивом борьбы организаций с изменениями для него является не только стремление к выживанию, но и набор разделяемых членами организаций убеждений, которым противоречат институциональные изменения (Норт, 2010: 119).
Допустив существование институциональных матриц, уже на стадии выбора возможных стратегий, сужающих пределы институциональных изменений, мы можем попытаться очертить те самые возможные пределы. Для уточнения данного положения С.Г. Кирдина-Чэндлер вводит понятие «институциональных коридоров»1. Данные коридоры задают направления и границы институциональных преобразований и означают пределы, в рамках которых возможно усиление роли институтов комплементарных матриц. Так, если в стране доминирует Х-матрица и свойственные ей экономические институты, в частности перераспределения, условной верховной собственности и др., то попытка их тотальной замены экономическими институтами комплементарной Y-матрицы, а именно институтами рынка, частной собственности и т.д., будет неудачной. Речь может идти лишь об их частичном, хотя порой и достаточно масштабном, распространении, а само действие таких институтов будет ограничено институтами доминирующей матрицы. Это и выражается метафорическим понятием «институционального коридора», внутри которого разворачивается деятельность альтернативных институтов — в данном случае рынка, частной собственности и др. (Кирдина, 2011). То же справедливо в отношении политических и идеологических институтов. Так, в ходе институциональных преобразований базовые институты коммунитарной идеологии Х-матрицы (которая тысячелетиями доминирует в Китае), такие как коллективизм, эгалитаризм и др., не могут быть заменены, вытеснены соответствующими базовыми институтами Y-матрицы — индивидуализма, стратификации и др. Действие таких идеологических институтов в Китае, как следует из теории институциональных матриц, будет находиться в «институциональном коридоре», границы которого определяет доминирование институтов Х-матрицы. Принципиальное отличие концепций Норта и Кирдиной-Чэндлер состоит в том, что для первого определяющей границы изменений переменной являются доминирующие в обществе убеждения, тогда как для Кирдиной-Чэндлер сдерживающим фактором можно считать некие системные ограничения институтов. В этом смысле Кирдина-Чэндлер выступает с позиций системного подхода: в ее концепции сама система делает выбор за индивидов, а границы коридоров определяются параметрами самой системы, принципиально обезличенной. Норт, напротив, будучи, с одной стороны, сторонником эволюционного подхода, двигателем
1 История возникновения и развития данного понятия и его разработка представлена в работах (Ксензов, Ксензова, 2019; Попов, Соколов, 2017).
истории считал людей, делающих свой выбор, но в условиях ограничений — существующих убеждений, паттернов мышления, выросших на основе прошлого опыта как одного, так и многих поколений. Мы полагаем, что до некоторой степени обе концепции могут быть сведены к некоему представлению о том, что убеждения, детерминируя человеческий выбор, и являются тем инструментом, через который система устанавливает коридоры институциональных трансформаций.
В своем исследовании мы будем отталкиваться от гипотезы о существовании институциональных коридоров и предпримем попытку на примере опыта модернизации экономики Китая в период династии Сун (960—1279 гг.) показать, как на практике проявляли, реализовывали себя границы институциональных коридоров, и какова была роль убеждения и борьба идеологий в определении их границ.
Сунский Китай как объект анализа выбран нами не случайно. Период династии Сун стал переломным как для экономики, так и для экономической мысли средневекового Китая. Именно в этот период в обращение вошло понятие цзин цзи (££//), термин, который в современном китайском языке означает «экономика» (как явление). Значительная часть исследователей экономики сунского Китая сходится на том, что это был период настоящей революции в экономической, политической и социальной сферах (Chen, Kung, 2019; Schottenhammer, 2017; Edwards, 2013). Например, Эрик Джонс утверждал, что Китай в период династии Сун стоял на пороге промышленной революции (Jones, 1990: 1—4, 9). Ему вторит Джоэль Мокир, который неспособность Китая сохранить технологическое превосходство, достигнутое им в период до 1400 г., называет «величайшей загадкой в истории техники» (Мокир, 2014: 331). Российский исследователь С.А. Васильев (2020) идет дальше и говорит о том, что при Сун Китай стоял на пороге перехода к институтам открытого доступа гораздо раньше, чем к этому пришли страны Запада. А это — уже колоссальных для того времени масштабов социальная инновация, которой, впрочем, не суждено было реализоваться. Загадка, почему Китай не пошел по пути либерализации и технического прогресса, мучает исследователей и по сей день
Интересно, что романтизация сунского периода—черта европейской историографии. Напротив, китайская историография воспринимает период Северной Сун как время административной и военной слабости, время, когда империя была вынуждена выплачивать дань кочевникам, была ими завоевана и потеряла значительную часть территорий, которую контролировала предшествующая сильная династия Тан (Deng, 2013). Для китайской историографии сунский период—это эпоха бесконечной турбулентности, когда экономические, политические и социальные потрясения следовали одно за другим (Меликсетов, 2002).
В своей работе мы наследуем скорее европейскую историографическую традицию и будем рассматривать историю сунского периода как историю нереализованной возможности реформ. В первой части статьи будет дана краткая характеристика сунской экономики, во второй мы рассмотрим историю реформ Ван Аньши, благодаря которым в том числе сунский период стал так привлекателен для европейских историков, в третьей части мы обратимся к причинам отторжения китайскими политическими элитами результатов реформ, рассмотрим понятие цзин цзи, фактическое наполнение которого оказало решающее воздействие не только на становление представлений конфуцианских элит о принципах китайской экономической науки, но и на экономику Китая в целом.
Экономика в период династии Сун
Несмотря на разногласия в оценках сунского периода, в хозяйственно-экономической жизни Китая в тот период важным и неоспоримым явлением был рост численности населения. Так, можно найти данные о росте численности домашних хозяйств с 6,2 млн в 980 г. до 17,5 млн к 1101 г. Спорить с надежностью приводимых сведений сложно: они рассчитаны по данным традиционной переписи дворов с целью передела земли (с интервалом в 1—3 года), по пересчету хозяев дворов, активов домашних хозяйств, а также налоговых реестров и данных о количестве дворов, участвующих в местной самообороне. Вопрос о причинах такого быстрого роста — предмет
отдельных дискуссий, важным для нас является само то, что он произошел и, что он, как представляется, характеризует уровень развития экономики.
В вопросах регулирования экономической жизни государство, с одной стороны, как и в прежние периоды, видело целью обогащение страны и укрепление вооруженных сил (Xu, 1976), что тем более казалось актуальным в свете нестабильной обстановки на границах империи и необходимости платить дань новым государствам Ляо, Цзинь и Западное Ся. Для увеличения площади обрабатываемых земель правительство разрешило самостоятельное установление права собственности на невостребованную землю, а после распространило это практику на все государственные земли. Таким образом, в период Сун практически на законных основаниях появилась возможность приватизации земли (Deng, 2013: 11).
Важной инновацией было предоставление гораздо большей свободы торговле как внутренней, так и внешней. Ранее торговля в Китае считалась «низким» занятием. Конфуцианские элиты не поощряли развитие торговли. Вся торговая деятельность оценивалась как возможность купить дешевле, а продать дороже, что, разумеется, было ниже достоинства любого благородного мужа империи. В период сунского правления ситуация изменилась. Правительство, напротив, инициировало развитие внешней торговли. Были спроектированы и построены большие морские суда, открыты новые морские пути, исследованы новые торговые направления. Появились новые торговые пункты на отдаленном Аравийском полуострове и на побережье Восточной Африки. Географический масштаб территорий, где велась торговля китайскими судами, был практически идентичен направлениям путешествия Золотого флота евнуха периода династии Мин Чжэн Хэ в начале XV в. Порты вдоль юго-восточного побережья Китая были свободны от набегов кочевников, вести через них торговлю, например, со странами Юго-Восточной Азии, было удобно (Deng, 2013).
В период реформ начала XI в. реализовало правительство и целую серию новаций в финансовой и производственной сферах: были выпущены оборотные ценные бумаги, такие как «Разрешения на соль», «Разрешения на чай», что фактически ликвидировало традиционную государственную монополию на продажу соли и чая. В начальный период правления Северной Сун2 был начат выпуск ценных бумаг для обеспечения государственного долга. Ценные бумаги позволили снизить бюджетный дефицит. Введены так же были и такие институты как письменные деловые контракты для снижения рисков, переводные векселя для кредита на деловую деятельность, бумажная валюта для ликвидности (Liang, 1995: 678—86).
В условиях развития торговли и финансовых инструментов, сельское хозяйство также менялось. Люди, занятые в сельском хозяйстве, не стремились к удешевлению продовольствия, несмотря на масштабный ввод в оборот новых земель, напротив, использовали механизмы рыночного ценообразования для реализации результатов собственного труда (Deng, 2013).
Результатом снятия ограничений на торговую деятельность стало формирование особого торгового класса (Bao, 2011). Правительство и конфуцианские элиты в сунский период смягчили свое отношение к торговцам вплоть до того, что дети купцов отныне получали возможность сдавать столичные экзамены, а это открывало путь в политическую и управленческую элиты страны. Ранее такой возможности купеческому слою не предоставлялось.
Принимаемые меры постепенно меняли традиционный экономический ландшафт Китая. Росли и развивались торговые города, которые как работали вовне страны, так и обслуживали потребности внутреннего рынка (Elvin, 1973; von Glahn, 2016; Shiba and Elvin, 1986), появлялись технические инновации. Китайская экономика в самом деле демонстрировала рост, катализатором которого стал ряд стимулирующих мер, предпринятых правительством. У реформ было имя — Ван Аньши. Были и те, кто считал себя проигравшим вследствие реформ. Последовательный демонтаж государственных монополий, рост влияния купечества на китайскую экономику, — все это шло вразрез к тогдашним представлениям конфуцианских элит о должных принципах управления государством.
2 Традиционно принято делить правление династии Сун на два периода, а именно, Северная Сун (960-1127, со столицей в Кайфэне) и Южная Сун (1127-1279, со столицей в Ханчжоу), образовавшаяся после нападения на Китай чжурчжэней.
Реформы Ван Аньши
Описанные нами выше трансформации экономической и институциональной структур сунского Китая явились следствием серии реформ, проводимых реформаторами в период правления Северной Сун, в частности, в рамках «Новой политики» (1069—1076 гг.), проводимой первым министром империи Ван Аньши. Реформы Ван Аньши широко изучались западными исследователями (Drechsler, 2013; Zhao, Drechsler, 2018; Schottenhammer, 2017)3. Видный китайский мыслитель конца XIX — начала XX вв. Лян Цичао описывал реформу Ван Аньши как «в тот период истории действительно самую авторитетную социальную реформу в истории Китая и в мире» (Liang, 1908). Среди современных авторов можно встретить предположение о том, что реформаторский проект Ван Аньши был по своему духу протокейнсианским. Сравнение с кейнсианством не случайно: как и Кейнс, Ван Аньши считал, что государственные расходы необходимы для поддержания совокупного спроса, а увеличение стимулов к инвестициям и усиление государственного влияния на экономику позволят смягчить последствия экономических шоков и сократить безработицу (Zhao, Drechsler, 2018).
Ван Аньши (1021—1086) получил хорошее традиционное конфуцианское образование. Он с блеском сдал конфуцианские экзамены и быстро был принят на государственную службу. После десяти лет, проведенных на должности наместника различных провинций Китая, в 1069 г. император назначил его на должность первого министра. Находясь при дворе императора Шэньцзуна (1068—1085), Ван Аньши возглавил группировку, стоявшую на утилитаристских позициях: оппонируя конфуцианцам, для которых традиционная этика являлась главным определяющим критерием государственной политики, утилитаристы во главу угла ставили практические результаты принимаемых правительством мер. Именно утилитаристы под руководством Ван Аньши развивали торговлю и реформировали финансовую систему империи. Менялись и учебные программы для подготовки чиновников. Ван Аньши, идя на конфликт с конфуцианской традицией, полагал, что для чиновника важно не знание традиционных философских текстов и этических доктрин. Напротив, чиновник должен разбираться в механизмах функционирования государственных институтов. При Ван Аньши в учебные планы были добавлены практические предметы: юриспруденция, военное дело и медицина, чуть позже и математика. Поэтическое сочинение, которое традиционно входило в программу конфуцианского экзамена, было заменено дискуссиями по практическим вопросам.
В чем же заключался кейнсианский характер реформ Ван Аньши? Отвечая на этот вопрос, мы приведем, пожалуй, наиболее яркий пример: «Закон о ссудах на зеленые побеги» (1069). В условиях жесткого бюджетного дефицита, своей главной задачей реформатор видел расширение налоговых поступлений. Причина же сокращения налоговой базы заключалась в следующем. С одной стороны, экономика нуждалась в развитии торговли, в том числе продовольственных рынков. С другой, крупные торговцы, пользуясь сезонными скачками цен на зерно и скачками цен в неурожайные годы, и опираясь на свое фактически монопольное положение как на рынке зерна, так и на рынке кредитования, повышали процентные ставки. Из-за закредитованности населения государство недополучало часть налогов. Значительная часть населения, фактически находясь в долговой кабале, не имела ресурсов для развития пахотных земель и закупки больших объемов зерна для посадки весной. Говоря языком Кейнса, население не могло и не хотело инвестировать в будущий урожай, а слабое желание инвестировать во все времена было главной проблемой экономического роста (Кейнс, 1936: 347—348). Желая «обогатить государство, не взимая более высоких налогов» (Li, 1881) и будучи противником директивных методов государственного регулирования цен, Ван Аньши своей целью видел использование рыночных механизмов, а точнее, их развития для того, чтобы цены на зерно, в основном, мог регулировать именно рынок. Обнародованный им «Закон ссудах на зеленые побеги» как раз и был направлен на создание механизмов регулирования государством цен путем выравнивания баланса спроса
3 В отечественной историографии наблюдается некоторый дефицит исследований, касающихся реформ, проведенных Ван Аньши (Ляпина, 1970; Иванов 1909). Основное внимание отечественных исследований направлено на поэтическое наследие Ван Аньши (Коробова, 2014; Литература Востока..., 1999; Серебряков, 1980).
и предложения. Фактически, реализуя закон, правительство становилось участником рыночных отношений. «Закон о ссудах на зеленые побеги» регулировал приобретение и хранение зерна правительством в урожайные месяцы и предоставление кредитов на зерно в месяцы нехватки зерна, т.е. в феврале и мае, по полугодовой процентной ставке 20—30% (намного ниже полугодовой процентной ставки, предоставляемой ростовщиками), с выплатой процентов вместе с налогами летом и осенью. Правительство ссужало либо зерном, либо деньгами, при этом денежная стоимость зерна рассчитывалась в соответствии с рыночной ценой с учетом процентных ставок. Был установлен верхний предел объемов кредитования, доступных для различных домохозяйств, в зависимости от их уровня дохода. Как результат реформы были увеличены налоговые поступления в казну. Согласно хроникам династии Сун, за шестилетний период правительство получило проценты в размере 2 920 000 гуань (1 гуань составлял примерно 60 кг риса) (Luo, 2013). Противопоставление государства частному сектору в вопросе контроля над инвестициями, процентными ставками и потреблением за счет увеличения государственных расходов на инвестиции, — эти цели преследовал «Закон о ссудах на зеленые побеги», и это роднило Ван Аньши с традиционным кейнсианством (Zhao, Drechsler, 2018).
Одна лишь эта реформа Ван Аньши не только снизила финансовую нагрузку на домашние хозяйства, ликвидировав практику ростовщичества, но и способствовала удовлетворению рыночного спроса на зерно, и, что являлось главной целью правительства, стимулировала рост взимаемых налогов, не увеличивая, при этом, налоговой нагрузки на само население. Однако «Закон о ссудах на зеленые побеги», создававший механизмы государственного регулирования, нормальные для нашего понимания, в корне расходился с идеологическими и этическими представлениями конфуцианских элит, обладавших наиболее значительным политическим весом при дворе. Участие государства в торгово-финансовых сделках — уже само это казалось конфуцианцам недостойным для государства занятием (Liu, 1959: 23). Вкупе с реформами образовательной системы, инициированной утилитаристами, реформы вызвали раздражение консерваторов. Началась придворная борьба, из которой конфуцианцы вышли победителями. Реформы Ван Аньши были свернуты, действие закона приостановлено, а учебные программы переписаны вновь. Отныне, как и прежде, в них уделялось большое значение этическим аспектам управления государством (Chaffee, 1995: 19). Сам Ван Аньши удалился в свое имение в горах на окраине Цзяннина (современный Нанкин), где занялся стихосложением и духовными практиками. В 1085 г. на фоне известий о приходе к власти Сыма Гуана — главного политического оппонента Ван Аньши со стороны консерваторов — у него обострились хронические болезни. Больше года он был прикован к постели, и в 1086 г. в возрасте 65 лет скончался (Коробова, 2014).
Цзин цзи как отражение национального подхода к регулированию экономики: границы «институционального коридора»
Что же послужило причиной столь странного политического поражения реформатора, чьи реформы дали ощутимо положительный эффект для страны? Одним из ответов может стать простое повествование о дворцовых интригах. Другой и более удовлетворяющей нас версией является гипотеза о том, что реформы Ван Аньши, эффективные сами по себе, вместе с тем выходили за рамки «институционального коридора» Китая того времени. Набор институтов, привычных для большинства политических элит сунского Китая, и определял те границы «институционального коридора», за которые стремился выйти реформатор.
Отношение конфуцианского учения, обладавшего силой доминирующей государственной идеологии, и экономики как явления общественной жизни, и как науки о методах управления явлением, было сложным. Нормальное функционирование хозяйственных сфер жизни воспринималось как просто следствие общего гармоничного управления государством (Переломов, 2009; Кобзев, 2002; Экономические воззрения древнего конфуцианства, 1987)4. Все, что касалось вопросов получения прибыли, развития торговли и ремесел, считалось недостойным занятием.
4 Единственным ведомством, которое курировало экономические вопросы, было Ведомство налогов (^И хубу). Его часто называют Министерством финансов, однако, на наш взгляд, это не совсем точно. Данное ведомство занималось исключительно сбором налогов.
Сложился определенный набор институтов, регулирующий товарно-денежные отношения в обществе.
Тем не менее, полностью изолировать себя от вопросов управления экономикой конфуцианство не могло и постепенно заимствовало из других учений концепции, которые позволяли осмыслять экономическую проблематику, не расходясь со своими этическими идеалами. Одной из таких стала концепция цзин цзи (&//). Еще в период династии Тан (618—907), столкнувшись с экономическими трудностями, танский император Тай-цзун и один из его приближенных Ван Тун обратились к изучению наследия прошлого в поисках ответа на те вопросы экономического регулирования, на которые не могло ответить конфуцианство. Их выбор пал на концепцию цзин цзи, обнаруженную в трактате даосского мыслителя Гэ Хуна «Баопу-цзы»5. Несмотря на даосское авторство, Тай-цзун и его помощники не нашли в трактате ничего, что противоречило бы идеалам конфуцианства. Внимание императора привлекли следующие слова трактата: «Вот чему учит конфуцианство: постижению посредством созерцания небесных знаков наверху и свойств очертаний земли внизу, трем тысячам правил круговращения, искусствам наступления, сохранения, продвижения и отступления, доктрине, согласно которой надо пренебрегать собой и ценить долг-справедливость, делам радости и скорби, музыке и ритуалу, а также заботе об управлении людьми и благе простолюдинов» (Гэ, 1999)6. Главным, что интересовало Тай-цзуна, было нахождение понятия, которым можно было бы обозначить участие государства в экономической жизни общества: каноническое конфуцианство того времени вовсе не предполагало такого рода государственных функций. «Забота об управлении людьми и благе простолюдинов», — это и было тем, что искал император в текстах. Для передачи идеи «заботы о благе» в трактате был использован иероглиф цзи Щ (//), который позднее стал стандартным термином китайской теории управления, а в современном языке входит в состав слова «экономика»7 (цзин цзи).
В танский период концепция цзин цзи не успела прочно войти в китайскую общественно-политическую мысль. Это случилось позднее, уже в сунский период, время становления неоконфуцианской идеологии, когда в классическую конфуцианскую мысль были включены некоторые буддийские и даосские идеи. В период Сун конфуцианский мыслитель Ли Гоу (1009-1059) развил концепцию цзин цзи. Он трактовал цзин цзи как необходимость осуществлять три главных аспекта по гармонизации общества: обогащение государства, усиление армии, успокоение народа (Ли, 2001). Стоит отметить, что Ли Гоу стал непосредственным учителем Ван Аньши, а Ван Аньши, который получил традиционное конфуцианское образование, изначально разделял конфуцианскую трактовку цзин цзи.
Связь идеи цзин цзи с идей обогащения государства, установившись в сунский период, прочно вошла в дискурс китайской бюрократии. Дальнейшая судьба понятия оказалась сложной: в XIX в. западный термин «economy» был переведен как цзин цзи. В современном языке термин «цзин цзи» (&//) обозначает непосредственно «экономику», где первый иероглиф & (цзин) обозначает «управлять, заниматься, ведать, держать в порядке»8, а второй иероглиф / (цзи) — «помогать, приносить пользу»9. Ни в средневековье, ни ныне ни одна из составляющих термина не обозначала что-либо хотя бы приблизительно напоминающее наше представление об экономике. В отечественной синологии принято трактовать цзин цзи как «гармонизация и вспомоществование» (Лапина, 2006: 536). Если говорить о более прикладном толковании и учитывать, что народ в китайском представлении о гармонизации мира является неотъемлемой составляющей вселенной, то данный двуслог можно трактовать как «упорядочение мира и вспомоществование народу» (Лапина, 2006: 536). Такое толкование ведет нас к базовой конфуцианской идее о необходимости гармоничного взаимодействия правителя и подданных: учение цзин цзи изначально мыслилось как практический путь к поддержанию идеалов предков, обеспечивающий обеспечение социальной гармонии и пресечение хаоса (Лапина, 1980).
5 Считается, что именно в этом тексте двуслог «цзин зци» употребляется впервые (Торчинов 1999).
6 «Восточная литература» (http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/IV/320-340/Ge_Chun/text10.phtml?id= - Дата обращения: 23.09.2021)
7 Большой русско-китайский словарь (https://bkrs.info/slovo.php?ch=%E7%BB%8F%E6%B5%8E - Дата обращения: 23.09.2021)
8 Большой русско-китайский словарь (https://bkrs.info/slovo.php?ch=%E7%BB%8F - Дата обращения: 12.09.2021).
9 Там же.
Наша идея состоит в том, что, хотя понятие цзин цзи и было призвано обозначить функциональные возможности влияния государства на экономику, тем не менее, в своей конфуцианской трактовке оно устанавливало строгие границы этого влияния. На наш взгляд, понятие цзин цзи являет собой определенный набор институтов, сложившийся в обществе и эффективно функционировавший в Китае на протяжении нескольких столетий. Экономика для конфуцианских элит была одним из незначительных эпизодов отношений государства и общества, которые могли быть построены исключительно лишь на опеке со стороны управленцев. Государство-покровитель, государство-ретранслятор этических норм, — эти роли были понятны для элит. Ван Аньши, чьи реформы предполагали активную роль государства в экономике и торговле, нисхождение государства с позиций регулятора до позиции еще одного игрока на продовольственных рынках, выходил за пределы допустимого. Именно это стало причиной его идеологического и политического поражения при дворе. Политический провал реформ Ван Аньши — лишь один из бесчисленного множества эпизодов проигрышей реформаторов. Но он, с нашей точки зрения, точно показывает то, насколько сильна роль предельных границ допустимого, «институциональных коридоров» при реализации стратегии реформ.
Разрабатывая концепцию «институциональных коридоров», необходимо оговорить тот факт, что сам Ван Аньши и все его соратники и враги были идейными конфуцианцами. И основной причиной провала реформ послужило то, что Ван Аньши пытался выйти за рамки сформировавшегося «коридора».
Заключение
Большинство исследователей, объясняя провал реформ Ван Аньши, как правило, сосредоточивают свое внимание на неэкономических причинах: военные неудачи, постепенное истощение ресурсов (Pomeranz, 2000), перенаселение (Васильев, 2010). Среди возможных причин провала реформ и прекращения экономического роста называют постоянные войны с кочевниками севера и воцарение монгольской династии Юань. В своем исследовании мы попытались показать, что провал реформ Ван Аньши был предрешен не экономическими факторами и не факторами объективными, такими как демографический и ресурсный, но политическими и идеологическими. Мы оказываемся близки к той исследовательской традиции, что видит причины стагнации китайской экономики в средневековье в последствиях решений политических элит, продиктованных той идеологией, носителями которой они являлись (Мокир, 2014; Landes, 2006). Ван Аньши предполагал изменить взгляд китайцев на деньги и торговлю, считая, что в обогащении народа и государства нет ничего предосудительного. Однако китайская традиция в лице консервативных конфуцианских чиновников не могла такого позволить. Реформы и методы Ван Аньши предполагали пересмотр всей конфуцианской системы, с самым главным ее элементом, программой конфуцианского экзамена, куда сам Ван постепенно включал проверку кандидатов на знание практических вещей, исключая при этом написание стихов и сочинений по конфуцианским канонам. Реализация той стратегии реформ, что планировал Ван Аньши, была невозможна без перестройки культурных и образовательных традиций. Он пытался раздвинуть рамки «институциональных коридоров», обусловленных свойствами китайской социально-экономической системы, где исторически доминировали институты Х-матрицы, но ему это не удалось.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ/REFERENCES
Аджемоглу Д., Робинсон Д.А (2012). Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты. М.: «АСТ». [Acemoglu, D., Robinson, J.A. (2012). Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty. Moscow: "AST' (In Russian).] Васильев С.А. (2020). Ранняя модернизация в Китае в эпоху Сун // Вопросы теоретической экономики 4(3): 130-156. [Vasiliev, S.A. (2020). Early modernization in Song China. Theoretical economics 4(3): 130-156 (In Russian).] DOI: 10.24411/2587-7666-2020-10306
Гэ Хун (1999). Баопу-цзы. Перевод Е.А. Торчинов (Памятники культуры Востока, XI). СПб.: Центр «Петербургское востоковедение». [Ge Hong. (1999) Baopu-zi. translated by E.A. Torchinov (Monuments of Oriental Culture, XI). Saint-Petersburg: "Peterburgskoe vostokovedenie" (In Russian).] Кирдина С.Г. (2011). Институциональные изменения и принцип Кюри // Экономическая наука современной России 1(52): 19—38. [Kirdina, S.G. (2011). Institutional changes and the Curie principle. Ekonomiceskaa nauka sovremennoj Rossii 1(52): 19—38 (In Russian).] Кирдина С.Г. (2014). Институциональные матрицы и развитие России: введение в X-Y-теорию. Издание 3-е, переработанное, расширенное и иллюстрированное. СПб.: Нестор-История. [Kirdina, S.G. (2014). Institucional'nye matricy i razvitie Rossii: vvedenie v HY-teoriyu. Izdanie 3-e, pererabotannoe, rasshirennoe i illyustrirovannoe [Institutional matrices and the development of Russia: an introduction to the X-Y theory. 3rd edition, revised, expanded and illustrated]. SPb.: Nestor-History (In Russian).] Кобзев А.И. (2002). Философия китайского неоконфуцианства. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН. [Kobzev, A.I. (2002). The Philosophy of Chinese Neo-Confucianism. Moscow: Publishing company "Vostochnaya literatura" RAS (In Russian).] Коробова А.Н. (2014). Книги и судьбы: творческое наследие средневекового китайского литератора Ван Аньши (1021—1086) // Человек и культура Востока: Исследования и переводы: 18—46. М.: ИДВ РАН. [Korobova, A.N. (2014). Books and destinies: the creative heritage of the medieval Chinese writer Wang Anshi (1021—1086). Man and Culture of the East: Studies and Translations: 18—46. Moscow: IFES RAS (In Russian).] Ксензова В.Э., Ксензов С.В. (2019). «Институциональный коридор» как категория социально-экономического анализа // Журнал экономической теории 3(16): 488—497. [Ksenzova, V.E., Ksenzov, S.V. (2019). "Institutional Corridor" as a Category of Socio-economic Analysis. Zhurnal Economicheskoj Teorii [Russian Journal of Economic Theory] 16(3), 488—497 (In Russian).] DOI: 10.31063/2073-6517/2019.16-3.16 Лапина З.Г. (1985). Учение об управлении государством в средневековом Китае: Трактат «План обогащения государства, план усиления армии, план успокоения народа» Ли Гоу. М.: Наука. [Lapina, Z.G. (1985). The Doctrine of Government in Medieval China: The treatise "The plan of enriching the state, the plan of strengthening the army, the plan of calming the people" by Li Gou. Moscow: Nauka (In Russian).] Лапина З.Г. (2006). Цзин цзи // Духовная культура Китая: 536—537. М.: Восточная литература. [Lapina, Z.G. (2006). Jing-ji. Spiritual Culture of China: 536—537 Moscow: Vostochnaya literatura (In Russian).]
Меликсетов А.В. (ред.). (2002). История Китая. М.: Изд-во МГУ, Изд-во «Высшая школа». [Melixesov, A.V. (Ed.). (2002). History of China. Moscow: Publishing house MSU, Publishing house "Higher School" (In Russian).] Мокир Дж. (2014). Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс. М.: Издательство Института Гайдара. [Mokyr, J. (2014). The Lever of Riches. Technological Creativity and Economic Progress. Moscow: Gaidar Institute Publishing house (In Russian).] Норт Д.С. (2010). Понимание процесса экономических изменений. М.: Издательский дом ГУ-ВШЭ. [North, D.C. (2010). Understanding the Process of Economic Change. Moscow: Publishing house HSE (In Russian).] Переломов Л.С. (2009). Конфуций и конфуцианство с древности по настоящее время (V в. до н. э. — XXI в.). М.: Стилсервис, Институт Дальнего Востока РАН. [Perelomov, L.S. (2009). Confucius and Confucianism from antiquity to the present (V BC — XXI). Moscow: Stilservice, IFES RAS (In Russian).]
Попов Е.В., Соколов Г.М. (2017). Институциональный коридор развития земельных отношений. Journal of new economy 71(3): 5—18. [Popov, E.V., Sokolov, G.M. (2017). Institutional corridor for the development of land relations. Journal of new economy 71(3): 5—18 (In Russian).] Черковец В.Н. (ред.). (1987). Экономические воззрения древнего конфуцианства // Всемирная история экономической мысли, Т. I. От зарождения экономической мысли до первых
теоретических систем политической жизни: 94-99. М.: Мысль. [Cherkovets, V.N. (Ed.). (1987). Economic views of ancient Confucianism // The World History of Economic Thought, Vol. I. From the origin of economic thought to the first theoretical systems of political life: 94-99. Moscow: Mysl (In Russian).]
Bao, W. (2001). Songdai Difang Caizhengshi Yanjiu (A History of Local Finance during the Song Period). Shanghai: Shanghai Classic Press.
Chaffee, J.W. (1995). The Thorny Gates of Learning in Sung China: A Social History of Examinations. Albany: State University of New York Press.
Chen, T., Kung, J.K. (2019). Why the song dynasty? The rise of a merchant class and the emergence of meritocracy in China. Working paper. Hong Kong.
Deng, K. (2013). Demystifying growth and development in North Song China, 960-1127. Working paper (178). London School of Economics and Political Science, London, UK.
Drechsler, W. (2013). Wang Anshi and the origins of modern public management in Song Dynasty China. Public Money & Management 33(5): 353-360. DOI: 10.1080/09540962.2013.817125
Edwards, R.A. (2013). Redefining Industrial Revolution: Song China and England. Meeting Papers 351, Society for Economic Dynamics.
Elvin, M. (1973). The Pattern of the Chinese Past. Stanford.
Fukuyama, F. (1989). The End of History? The National Interest (16): 3-18.
Jones, E.L. (1990). The Real Question about China: Why Was the Song Economic Achievement Not Repeated? Australian Economic History Review 30(2): 5-22.
von Glahn R. (1996). Fountain of Fortune: Money and Monetary Policy in China, 1000-1700. Berkeley: University of California Press.
Keynes, J.M. (1936). The General Theory of Employment, Interest, and Money. New York, Harcourt Brace.
Landes, D.S. (2006). Why Europe and the West? Why Not China? Journal of Economic Perspectives 20(2): 3-22.
Li T. (1881). Continuation to the Comprehensive Mirror to Aid in Government. 3(2). Zhejiang: Zhejiang Publishing House.
Liang, Q.C. (1908). Wang Anshi Biography. Xian: Shaanxi Normal University Press.
Liu, J. T.C. (1959). Reform in Sung China: WangAn-shih (1021-1086) and his New Policies. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
Long, G.Y. (2006). An institutional convergence perspective on Chinas recent growth experience: A research note. Papers in Regional Science, Wiley Blackwell 85(2): 321-330.
Luo, H.Y. (2013). On the Success and Failure of Wang Anshi's Green Sprout Act: A Mechanism Design Perspective. Youth and Society 8.
Pomeranz, K. (2000). The Great Divergence, Europe, China and the Making of the Modern World Economy. Princeton.
Shiba, Y. (1970). Commerce and society in Sung China. Ann Arbor: University of Michigan, Center for Chinese Studies.
Sachs, J.D., Warner, A.M. (1995). Economic Convergence and Economic Policies. NBER Working Papers 5039, National Bureau of Economic Research, Inc.
Schottenhammer, A. (2017). The Song Dynasty (960-1279): a Revolutionary Era Turn? New Developments in Song Studies. pp. 133-173. In: China Across the Centuries. 1st ed. (Ed). Gabor Kosa. Budapest: ELTE University, Department of East Asian Languages.
Wang, S. (1995). Liangsong Caizheng Shi (A Fiscal History of the Northern and Southern Songs). Beijing.
Xu, S. (1809). Song Huiyao Jigao (Edited Administrative Statutes of the Song Dynasty). Reprint. Taipei.
Zhao, X., Drechsler, W. (2018). Wang Anshi's economic reforms: Proto-Keynesian economic policy in Song Dynasty China. Cambridge Journal of Economics 42: 1239-1254. DOI: 42. 1239-1254. 10.1093/CJE/BEX087
