CC BY
12ISSN 2409-630X (Print), ISSN 2618-916X (Online) DOI: 10.15507/2409-630X.044.015.201901.072-081
УДК 27-9:94(470.4)
Ф. H. Козлов
Государственный исторический архив Чувашской Республики (Чебоксары, Россия), e-mail: fedor1977@yandex.ru
экономическое положение православного
ДУХОВЕНСТВА В ПЕРИОД ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА (на материалах национальных регионов Среднего Поволжья)
Введение. В статье анализируется отношение православного духовенства к Февральской революции 1917 г в России. На фоне восприятия названной революции в том числе как религиозной (в силу принятых Временным правительством законодательных решений в этой сфере) рассматриваются происходившие изменения в социально-экономическом статусе священно- и церковнослужителей. Материалы и методы. Эмпирический уровень составило выявление и изучение фактического материала в архивах и опубликованных источниках, а также наработок в исторической литературе. Собранный фактический материал был интерпретирован с помощью общих логических приемов и общенаучных методов исследования. В ходе исследования базовыми выступили принципы историзма и объективности Обсуждение и заключение. Ситуация в национальных (инородческих) регионах Среднего Поволжья после Февральской революции 1917 г развивалась в условиях установившейся «свободы Церкви». Повсеместно складывались новые формы отношений в системах «орган государственного управления - духовенство»», «священник - приход»>, «<священник - священник»». На основе изучения документальной базы констатируется и подтверждается тезис об ухудшении общего положения рядового духовенства, снижении общественно-социального значения и уровня экономической обеспеченности причтов, активном - и часто незаконном - вмешательстве в дела приходов как со стороны новых государственных институтов управления, так и части граждан, не входящих в структуры официального церковного управления, росте напряженности в священнической среде.
Ключевые слова: Русская православная церковь, Временное правительство, Февральская революция, религиозная революция, государственно-церковные отношения, Среднее Поволжье, Ядринский уезд
Для цитирования: Козлов Ф. Н. Экономическое положение православного духовенства в период Временного правительства (на материалах национальных регионов Среднего Поволжья) // Экономическая история. - 2019. - Т. 15. - № 1. - С. 72-81. DOI: 10.15507/2409-630X.044.015.201901.072-081
Fedor N. Kozlov
State Historical Archive of the Chuvash Republic (Cheboksary, Russia),
e-mail: fedor1977@yandex.ru
ECONOMIC SITuATION OF ORTHODOX CLERGY
in the period of the provisional government
(on Materials of National Regions of the Middle Volga Region)
Introduction. The article analyzes the attitude of the Orthodox clergy to the February revolution of 1917 in Russia. Against the background of the perception of the mentioned revolution, including as a religious one (due to the legislative decisions taken by the Provisional government in this area), the changes in the socio-economic status of the clergy are considered. Materials
© Козлов Ф. Н., 2019
and Methods. The empirical level was the identification and study of factual material in the archives and published sources, as well as developments in historical literature. The collected factual material was interpreted with the help of general logical methods and general scientific research methods. In the course of the study, the basic principles were historicism and objectivity. Discussion and Conclusion. The situation in the national (foreign) regions of the Middle Volga region after the February revolution of 1917 developed in the conditions of the established "freedom of the Church". Everywhere there was a new form of relations in system "the authority of government - the clergy", "priest - parish", "a priest - a priest" On the basis of the study of the documentary base the thesis about the deterioration of the General situation of the ordinary clergy, reduction of social significance and the level of economic security of the clergy, active -and often illegal - interference in the affairs of the parishes both from the new state institutions of governance and from the part of citizens who are not included in the structure of the official Church administration, the growth of tension in the priestly environment is stated and confirmed.
Keywords: the Russian Orthodox Church, the Provisional government, the February revolution, religious revolution, Church - State relations, the MUddle Volga region, Yadrin district
For citation: Kozlov F. N. Economic Situation of Orthodox Clergy in the Period of the Provisional Government (on Materials of National Regions of the Middle Volga Region). Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2019; 15(1): 72-81. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.044.015.201901.072-081
Введение
В истории России ХХ в. события 1917 г. являются знаковой, красной чертой, разделяющей две разнонаправленные эпохи государственно-церковных отношений. При этом, как правило, главной разграничительной линией служат события Октября 1917 г. и начавшееся затем формирование особой антирелигиозной политики Советского государства. Между тем отдельные факторы социально-экономического плана были заложены еще в период Временного правительства. Большая часть исследователей, отмечая этот факт, не акцентирует на нем внимание и не проводит детальный анализ тех или иных процессов, наблюдающихся еще в феврале-октябре 1917 г. (а то и в более ранний период) и во всей полноте раскрывшихся после прихода к власти В. И. Ленина и его соратников. Одним из таких «белых пятен» является социально-экономическое положение духовенства. Изучение историографии вопроса показало, что даже на общероссийском уровне при изучении событий февраля-октября 1917 г. внимание исследователей главным образом уделяется оценке конфессиональной политики Временного правительства и истории Церкви. Отсутствуют самостоятельные работы, посвященные анализу экономического положения православного духовенства в изменившихся общественно-политических
условиях, хотя увидело свет несколько работ обобщающего плана, освещающих положение Русской православной церкви в начале ХХ в., в том числе отдельные аспекты социально-экономического статуса ее членов [подробнее см.: 7, с. 13-16]. Схожим образом складывается ситуация и на региональном уровне: в марийской, мордовской и чувашской историографии введены в научный оборот отдельные факты, характеризующее положение епархиального и приходского духовенства в рассматриваемый период, но обобщающего анализа не проводилось [4, с. 12-14].
В связи с вышеизложенным целью исследования является анализ экономического положения православного духовенства в новых политических условиях на примере изменения социально-экономического статуса православного духовенства в национальных регионах Среднего Поволжья. Поставленная цель требует решения следующих задач: 1) охарактеризовать отношение православного духовенства к Февральской революции; 2) оценить новый формат государственной политики в конфессиональной сфере; 3) описать складывающееся положение дел на низовом, приходском уровне; 4) показать влияние межличностных отношений в священнической среде на динамику статуса конкретных служителей культа. Статья не пре-
тендует на исчерпывающее рассмотрение заявленного вопроса, но может послужить предметом для дальнейшего углубления проблематики.
Материалы и методы определяются заявленной целью и поставленными задачами и основываются на системно-синергетиче-ском подходе к рассматриваемой проблеме. Эмпирический уровень составило выявление и изучение фактического материала в архивах и опубликованных источниках, а также наработок в исторической литературе. При обращении к источникам использовался традиционный метод источниковедческого анализа, основанный на внешней и внутренней критике документа. С помощью общих логических приемов и общенаучных методов исследования (сравнение, обобщение, классификации, типологиза-ция, анализ, синтез и т. д.) собранный фактический материал был интерпретирован в духе избранных исследовательских практик. В ходе непосредственно исследования базовыми выступили принципы историзма и объективности.
Обсуждение
К началу революционных потрясений 1917 г. Русская православная церковь (РПЦ) уже находилась в состоянии затяжного глубокого внутреннего кризиса. Внешне она представлялась весьма внушительной силой. Существовавшая в царский период «самодержавная модель» государственной политики вероисповедания закрепляла «союзнические» отношения между правящим режимом и православной церковью, обеспечивала последней господствующее и первенствующее положение. В Российской империи было примерно 117 млн православных верующих, 78 тыс. храмов и часовен, около 120 тыс. священников, дьяконов и псаломщиков, 130 архиереев, 1 253 монастыря и скита с 95 тыс. монашествующих и послушников, 35 тыс. начальных школ, 57 духовных семинарий и 4 духовные академии. Впечатляющие цифры! Однако на по-
верку все это цифровое величие оказалось иллюзорно-эфемерной мощью. Авторитет и влияние этой организации оказались в значительной степени подорванными.
Надо понимать, что уже в начале XX в. в недрах РПЦ созрела своеобразная революционная ситуация. Часть духовенства, в том числе епископата, проявляла открытое недовольство политикой Святейшего синода и системой в целом. Февральская буржуазная революция действительно стала своеобразной «религиозной революцией»: в марте-апреле 1917 г. по стране прокатилась волна чрезвычайных епархиальных съездов духовенства и мирян, в соответствии с решениями которых с кафедр были смещены свыше десяти наиболее скомпрометированных архиереев и вводился выборный порядок замещения всех духовных должностей, коллегиально-представительное начало церковного управления и демократизировалась приходская жизнь [6, с. 37]. По заключению В. Черкасова, установилась «свобода церкви на началах соборности», «свобода, которая не дает отчета в своих решениях и распорядке своей жизни светской власти и не находится под ее давлением»1. Фактически Церковь благословила Февральскую революцию и происходившие общественно-политические изменения. В резолюции прошедшего в Москве 1-12 июня 1917 г. Всероссийского съезда духовенства и мирян признавалось, что «отделение Церкви от государства не может быть допущено, но должна быть объявлена и последовательно проведена свобода вероисповедания и культа»2. Отдельные наиболее радикальные деятели даже предлагали провести полное отделение Церкви от государства. Так, профессор по кафедре нравственного богословия Киевской духовной академии, председатель Киевского религиозно-философского общества В. И. Экземплярский был убежден, что принцип отделения Церкви от государства важен сам по себе, поскольку
1 Голос свободной церкви. - 1917. - 3 мая.
2 Всероссийский церковно-общественный вестник. - 1917. - 13 июня.
оба института являются настолько различными и самобытными организациями, что «говорить об их союзе значило бы всегда и неизбежно вносить вовсе чуждое начало в область либо церковной, либо государственной жизни». Эту мысль он не только озвучивал в частных беседах, но и открыто высказал в статье «О направлении церковной реформы» на страницах журнала Киевского религиозно-философского общества «Христианская мысль» [9]. Вместе с тем надо понимать, что это была официальная позиция епархиальных съездов и в основном высшего руководства РПЦ. На уровне рядового духовенства картина оказывалась гораздо сложнее, вплоть до противоположных оценок.
Временное правительство не пошло на кардинальную ломку прежде существовавшей конфессиональной политики, но вопросы взаимоотношений Церкви и государства из области теоретического (при этом часто заочного) дискутирования все же переросли в плоскость отдельных практических решений. Буржуазно-демократический режим предпринял некоторые шаги по либерализации религиозной жизни: постановлениями «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» (20 марта), «О свободе совести» (14 июля) и рядом других была введена свобода вероисповедания, отменено обязательное преподавание Закона Божьего в школах, церковноприходские школы переданы в ведение Министерства народного просвещения, созданы нормальные условия для жизнедеятельности некоторых национальных церквей: грузинской православной, армяно-григорианской, греко-католической и католической. Весной 1917 г. именно приходские священнослужители в полной мере ощутили падение общего статуса Церкви в результате проведенных правительством реформ.
Отголоски общероссийских событий гулким эхом проявлялись в провинциальном инородческом Поволжье. Важны, на наш взгляд, в этом отношении прежде всего свидетельства «духовных пастырей» в силу их наиболее болезненной реакции. Как
подчеркнул епископ Андрей (Ухтомский), «свобода всевозможных совращений во всякое иноверие всякими темными путями признается у нас одною из благодетельных свобод печального 1905 года». Известный чувашский просветитель и миссионер А. В. Рекеев, основываясь на анализе сведений по Тетюшскому уезду Казанской губернии, констатировал, что еще в 1910-е гг. «последствием буржуазных 1905 и 6-го годов» стало уменьшение числа присутствующих на богослужениях. Священник «А. Ф-ов» в докладе собранию Буинского отделения Симбирского Братства Трех Святителей в 1912 г. отметил, что под влиянием «всевозможных обновителей русской жизни» пропаганда неверия нашла вполне благоприятную почву среди молодого поколения чувашей. На критику и злые насмешки со стороны молодежи как в адрес «чувашских суеверий и вредных обычаев», так и по отношению к «христианству, церкви и духовенству» обратил внимание священник В. Михайлов. Не лучше обстояли дела и в других инородческих приходах Среднего Поволжья. Так, архимандрит Аверкий (Бойков), проживавший в с. Семеновка Вараксинской волости Царевококшайского уезда, в декабре 1917 г. писал, что «у нас в медвежьем углу распространилось безбожие. В 1915 и 1916 гг. шли здешние мужички на войну, почти все перебывали у меня на благословении и со слезами просили молиться о них. И что же теперь вижу, возвратились через год они домой, не признают Бога и надсмехаются над Церковью и духовенством». Как отмечалось в отчете местного духовенства, в с. Шапы Царевококшайского уезда прибывший с фронта солдат истоптал и бросил в печь иконы, избил ни за что жену, пришел в церковь и оскорбил священника. «Неверие в Бога», «непочитание» святых мощей и святых икон среди вернувшихся с фронта отмечал и священник с. Акашево того же уезда. Немного «открыла глаза» на церковную жизнь и духовенство Первая мировая война и жителям мордовских сел [5, с. 17-18].
Меры Временного правительства по трансформации государственно-конфессио-
нальных отношений лишь усугубили ситуацию, подведя нормативно-правовую базу под дальнейшее понижение статуса православной церкви. Будучи в прямом контакте с прихожанами, рядовые представители духовного сословия первыми ощутили на себе последствия революционного раскрепощения народа. Причем наиболее явно это произошло на уровне сельского социума. Именно здесь резко изменились взаимоотношения с паствой. Если раньше статус и положение священнослужителей поддерживались как личностными характеристиками, так и принадлежностью к государственному аппарату, то теперь единственным фактором остался персональный авторитет. Между тем для общества, все сильнее погружавшегося в нигилизм и безразличие, моральные качества значили все меньше. Народная мудрость гласит: «Где тонко, там и порвется». Копившиеся десятилетиями в сельских обществах противоречия между различными группами выплеснулись наружу, как только оказался утрачен инструмент сдерживания. Как отмечает М. А. Бабкин, авторитет церковных пастырей начал падать среди сторонников как левых, так и правых взглядов. С одной стороны, данный факт можно объяснить распространением среди части российских граждан антирелигиозных настроений. С другой -неуважительное отношение к духовенству со стороны православной паствы, например консервативного крестьянства, было вызвано быстрой политической переориентацией священнослужителей, а именно - их фактическим отказом от государственно-монархической идеологии и публичным приветствием революционных событий [1, с. 38].
Что происходило на местах? Вспоминая о событиях осени 1917 г. в д. Юшково Ца-ревококшайского уезда Казанской губернии, И.С. Максимов отметил, как «мужики навострили уши», когда агитаторы на конкретном примере пояснили, что «если поделить 200 десятин монастырской земли, то каждое хозяйство получит по две десятины». Практически во всех уездах Казанской, Пензенской
и Симбирской губерний были приняты приговоры крестьянских сходов, постановления волостных земельных и сельских комитетов, уездных и губернских съездов крестьянских депутатов с требованием изъятия цер-ковно-монастырских угодий. Аналогичные решения принимали национальные съезды (например, прошедшее 15-22 мая 1917 г. I общее собрание представителей мелких народностей Поволжья; проходивший в г. Бир-ске Уфимской губернии 15-25 июля 1917 г. I Всероссийский съезд мари). Случаи отчуждения причтовой земли отмечены практически во всех уездах, впоследствии составивших национальные автономии мари, мордвы и чувашей. Подверглась «изъятию» на указанных территориях и монастырская земельная собственность [4, с. 225-226]. Говорить о каких-либо количественных выкладках довольно сложно в связи с отсутствием полноценной документальной базы, но имеющиеся факты свидетельствуют о высоких процентах перераспределения земельной собственности по отдельным волостям и уездам. Так, в воспоминаниях члена исполкома Совета крестьянских депутатов Казанской губернии М. Г. Булочникова отмечено, что к июню 1917 г. «в нашем (Козь-модемьянском - Ф. К.) уезде уже были самовольно конфискованы, вспаханы и засеяны крестьянами все церковные и монастырские земли» [2, с. 59].
В поисках защиты представители духовенства апеллировали к органам власти. Так, в июле 1917 г. в Казанский губернский исполнительный комитет с прошением об отмене постановления Посадско-Сотников-ской волости Чебоксарского уезда о разделе крестьянами причтовой земли обратился благочинный II округа М. М. Некрасов3. Тогда же съезд одного из благочиннических округов Цивильского уезда «покорнейше просил» Казанскую духовную консисторию о прекращении таких «беспорядков», как самовольное отобрание прихожанами пахотных и луговых земель и выселение причта из церковных домов4. Конечно, гу-
Национальный архив Республики Татарстан (НАРТ). - Ф-174. - Оп. 1. - Д. 62. - Л. 46.
бернские и уездные комиссары Временного правительства и другие исполнительные органы принимали соответствующие постановления о сохранении земли в распоряжении прежних хозяев, направляли на места циркулярные предписания и требовали от волостных комитетов повлиять на крестьян «своим авторитетом»5. Однако захваты и передел церковно-монастырских угодий продолжались, более того, волостные земельные комитеты выше по инстанции сообщали о невозможности остановить уже набравший обороты процесс перераспределения и ходатайствовали об «оставлении земли в настоящем виде», т. е. раз-деленной6. Таким образом, принятый после октябрьских событий Декрет о земле на самом деле лишь узаконил экспроприацию церковного и монастырского землевладения, инициированную во многих случаях большевиками или сочувствующими им еще в период Временного правительства.
Нельзя не отметить, что некоторые местные органы управления оказывали активное давление на церковные институты. «На днях прихожанин просил меня служить сорокоуст, а комитет не позволил. Лишен возможности производить обычные сборы, отнята земля», - сообщал архиепископу Симбирскому Вениамину (Муратовскому) священник с. Безштановка Сенгилеевского уезда7. Этот пастырь, как и многие другие, был всего лишь ограничен в возможности отправлять богослужение и расстался с земельным наделом. Можно сказать, что ему сильно повезло: с некоторыми поступили еще жестче. Представитель волостного исполнительного комитета в с. Папузы Карсунского уезда Симбирской губернии 27 апреля 1917 г. предложил местному свя-
щеннику «в 24 часа оставить церковный храм и с семейством удалиться из прихода, в противном случае угрожая учинить рас-праву»8. Как «человек старого режима» в июле 1917 г. был изгнан из с. Байглычево Те-тюшского уезда священник А. В. Рекеев -в числе инициаторов этого «отлучения» были вернувшийся домой кронштадтский матрос-большевик и несколько сельских «куштанов», но главным «виновником» стал другой местный священник - П. Степанов. Как охарактеризовал последнего сам А. В. Рекеев в письме другому чувашскому священнику-просветителю Д. Ф. Филимонову, «оказался он с невозможным сутяжным характером, "кутен" (чуваш. "лентяй". - Ф. К.) и любителем пиво пить новое. Прожив в Байглычеве около двух месяцев, он сначала вытеснил хорошего псаломщика, а потом выжал и меня». Естественно, «победитель» получил должность, а вместе с ней и улучшил финансовое положение. Правда, позднее П. Степанов по решению благочиннического совета был удален из прихода за противоправные дей-ствия9 [8, с. 100-101].
Показательно складывалась ситуация в Ядринском уезде Казанской губернии. Именно здесь четко обозначилась проблема противостояния всех сторон, когда причт, в отличие от прежних времен, не мог рассчитывать на абсолютную поддержку властных институций. Здесь возникло сразу несколько очагов напряжения, причем сторонами конфликта стали полюсы «священник - священник», «священник - приход», «орган государственного управления - духовенство». Одним из ключевых факторов противостояния явился экономический аспект. Такое положение дел нельзя назвать
4 НАРТ. - Ф-4. - Оп. 149. - Д. 265. - Л. 2.
5 Революционная борьба крестьян Казанской губернии накануне Октября : сб. документов и материалов. -Казань, 1958. - С. 708.
6 Октябрьская революция и установление Советской власти в Чувашии: сб. документов. - Чебоксары, 1957. - С. 105-106.
7 Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). - Ф-134. - Оп. 9. - Д. 232. - Л. 36.
8 Там же. - Д. 215. - Л. 10-11.
9 Священник против священника. Письмо Рекеева А. В. Филимонову Д. Ф. // Советская Чувашия. - 1996. -31 июля.
в целом уникальным (оно наблюдалось и в других районах), но может быть использовано как пример - выраженный пример! -развития событий в период между двумя революциями 1917 г. Сохранившиеся архивные документы позволяют детально восстановить хронику трех процессов. Последующее изучение фондов государственных архивов, вероятно, сможет расширить и источниковую базу, и спектр анализируемых ракурсов.
Первый пример наглядно иллюстрирует вмешательство в церковную жизнь уездных органов управления, приостанавливавших или отменявших распоряжения духовных властей, а также издававших нормативные акты в этой области.
Ядринский волостной продовольственный комитет на заседании 1 мая 1917 г. постановил причтам всех приходов волости вместо получаемой прежде хлебной руги назначить денежную плату и, более того, сам установил фиксированные размеры этой платы, а также размеры вознаграждений за свершение треб. Тем самым один из местных органов управления прямым образом вмешался в сферу финансово-экономического обеспечения священнослужителей. И не просто вмешался, а сделал это самым радикальным способом, приняв во внимание позицию лишь одной стороны. Основанием для такого решения послужило «заявление прихожан приходов всей Ядринской волости, которые указывают, что их местное духовенство, несмотря на высокие цены на хлеб, хлебную ругу берут в том же размере, что и ранее, что и является для прихожан крайне обременительным». Естественно, последовала обратная реакция: благочинный 1-го округа Ядринского уезда обратился к уездному комиссару Временного правительства с заявлением о превышении Продовольственным комитетом своей компетенции: «Он должен был заботиться о продовольствии народонаселения,
а не рассуждать о панихидах и молебнах». Более того, благочинный подчеркнул: «Постановление и объявление комитета есть не что иное, как призыв к захвату чужой земли», поскольку «условия платы за землю - руги - вырабатываются прихожанами и причтом совместно. Если соглашение не состоится, землю возвращают причту для собственной запашки. В данном случае о согласии причтов отдать землю за установленную комитетом цену никто не спрашивал». Дело по инстанциям дошло до Казанской губернской земельной управы и губернского комиссара Временного правительства. Разбирательство показало, что вообще не существует «заявлений прихожан приходов всей Ядринской волости», а опубликованное решение основано на мнении отдельных лиц. Как следствие, Ядринским уездным комитетом общественной безопасности постановление Продовольственного комитета от 1 мая было признано незакон-ным10.
Впрочем, высшее должное лицо в Ядринском уезде тоже оказалось не без греха. Уездный комиссар Временного правительства в июне 1917 г. «повелся» на поводу у граждан, обвинивших священника с. Чемеева П. П. Любимова в «проклятиях новому правительству», и возбудил перед Казанским губернским комиссаром ходатайство об удалении священника из прихода ввиду выражаемого «большинством прихожан» недовольства «неблаговидными» его действиями11. Прямого экономического конфликта пастыря и паствы в данном случае не прослеживается, однако важна предыстория событий. Советский историк П. В. Денисов серьезно «прошелся» по этому священнику, дав ему несколько негативных характеристик: «Этот сторонник полицейских мер подавления крестьянских выступлений являлся в годы царизма доносчиком жандармерии. По его доносу 20 октября 1906 г. был арестован И. М. Мо-
10 Государственный исторический архив Чувашской Республики (ГИА ЧР). - Ф-527. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 7-9, 11-14, 16-20, 25.
11 ГИА ЧР. - Ф-527. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 37.
рев, руководитель революционной группы крестьян в Ядринском уезде. Будучи яростным защитником монархии, черносотенец Любимов и после Февральской революции продолжал поминать царя, а 9 апреля 1917 г. во время церковной проповеди, обращаясь к прихожанам, сказал: "Да будет проклята свобода, да проклят тот человек, который достал ее, эту свободу" (выделено нами. -Ф. К.)» [Цит. по: 3, с. 114].
Чем же была вызвана такая проповедь? Вряд ли она была беспричинной. В распоряжении исследователей есть любопытный документ, многое объясняющий в поведении священника. 5 апреля 1917 г. о. Петр Любимов вынужден был обратиться к Ядринскому уездному комиссару Временного правительства с сообщением, что именно 9 апреля в селе будет проходить приходской сход, на котором «предполагается и агитируется уже всеми способами поднять возмущение и устроить бунт против нас - причта, где должны нас совершенно погубить (убить)». Основывалась эта информация батюшки на словах старшины Ядринского волостного правления. Естественно, П. Любимов обратился в поисках защиты к представителю власти, заодно объяснив, что это не первый бунт, который он вынужден будет пережить: первый такой выпал ему на судьбу в 1882 г., когда ставились межевые знаки на целинной земле, второй - в 1905 г. И вот - третий бунт, причем «в данном случае руководятся лишь одной свободой, дарованной в настоящее время, каковая понимается ими в смысле полнейшего произвола (выделено нами. -Ф. К.)»12. На таком фоне удивительно ли, что произнесенная батюшкой проповедь приобрела определенные интонационные и смысловые ноты? Корни же противоречий между священнослужителем и частью крестьян следует искать в материально-финансовой сфере, когда при межевании и распределении земли причт получил надел,
на который, видимо, имелись претенденты и из крестьянских хозяйств. При новой власти они и припомнили о. Петру Любимову свои нереализованные прежде желания. Впрочем, под предлогом «неблагонадежности» удалить батюшку не удалось, так как он и в последующем исполнял пастырские обязанности в церкви указанного села13.
Еще один пример наглядно иллюстрирует, как отдельные лица духовного звания, пользуясь брожением в умах опьяненных «свободой» людей, сводили счеты и пытались улучшить собственное финансовое благополучие за счет коллег.
14 мая 1917 г. отпущенные на полевые работы солдаты с. Шумшеваши и Исмен-деры Ядринского уезда задержали после обедни бывших в церкви с. Шумшеваши прихожан и организовали собрание. В зачитанной Д. С. Эльменем, одним из инициаторов схода, повестке значилось два пункта: замена в богослужении славянского языка чувашским и обвинение священника Н. Лаврентьева в приверженности старому режиму. Как следует из заявлений названного священника Ядринскому уездному и Казанскому губернскому комиссарам Временного правительства, «покончив с 1-м пунктом в две минуты», оратор с товарищами «составил протокол об удалении меня из прихода». Обвинительное заключение строилось на показаниях четырех человек, трое из которых имели прямое отношение к причту или обслуживающему храм персоналу: второй приходской священник, псаломщик и церковный сторож. При составлении протокола по настоянию первого из указанных лиц толпа потребовала немедленной передачи ему церковного ключа, печати, документов церковных, церковного вина и всей порожней посуды из-под вина. Дальше последовал обыск в доме священника Н. Лаврентьева, была обнаружена мука, и «только усиленная слезная просьба моей жены удержала разъяренную толпу
Научный архив Чувашского государственного института гуманитарных наук. - Отд. II. - Ед. хр. 437. -Инв. № 1118.
ГИА ЧР. - Ф-557. - Оп. 9. - Д. 297, 303.
12
от расхищения моего имущества». Важно отметить, что непосредственное участие в обыске принимал местный милиционер, тем самым санкционируя законность производимых действий. Несмотря на направленное в Шуматовский волостной комитет общественной безопасности предписание уездного комиссара, основанное на поручении губернского комиссара Временного правительства, о «недопустимости» вмешательства каких-либо «собраний» в церковную жизнь, очередной сход прихожан 5 июня потребовал от священника «немедленно освободить» церковную квартиру14.
Отмечавшееся во многих местах негативное развитие событий привело Казанскую духовную консисторию к выработке на экстренном епархиальном съезде специального положения о «Примирительной комиссии улажения конфликтов, возникающих между причтами и прихожанами в г. Казани, уездных городах и селах». В начале июня 1917 г. названное положение было доведено до уездных комиссаров Временного правительства и комитетов общественной безопасности. Одним из ключевых пунктов стало введение должности «духовного комиссара», избираемого из среды духовенства на благочинниче-ском съезде и состоявшего членом уездного комитета общественной безопасности. Особо оговаривалось, что «комиссаром может быть избрано лицо как из священников, так и дьяконов и псаломщиков безразлично, лишь бы только избранное лицо обладало словом убеждения, нравственным авторитетом и опытом и благотворно могло бы повлиять на умиротворение прихода»15. Однако, как показывают приведенные выше примеры изъятия церковно-монастырской земельной собственности, появление нового должностного лица
не способствовало улучшению ситуации в целом, хотя в отдельных случаях (прежде всего в сфере межличностных отношений), вероятно, и смягчало ситуацию.
Заключение
Подытоживая анализ экономического положения православного духовенства в период Временного правительства, следует обратить внимание на следующие ключевые моменты. Во-первых, под влиянием объявленной «свободы» существенные изменения претерпели взаимоотношения духовенства и паствы. Наблюдалось ухудшение экономического положения значительной части низового духовенства вследствие изъятия причтовой земельной собственности под собственные крестьянские нужды, а части «отцов» даже пришлось покинуть приходы в виду прямых угроз в свой адрес. Во-вторых, на фоне общего положительного восприятия православным духовенством Февральской революции, конкретно-личностное отношение к последней стало поводом для сведения счетов во внутрицерковной жизни с неугодными коллегами, в том числе ради улучшения собственного материального благополучия. В-третьих, повсеместно отмечались случаи вмешательства сельских исполнительных органов в распоряжение храмами, самочинное разрешение/запрещение проведения религиозных служб и попытки пересмотра и регламентации установленных церковных сборов. Как тут со злой иронией не вспомнить процитированные в начале статьи слова одного из религиозных деятелей об установившейся после Февральской революции «свободе церкви», которая не находится «под давлением» светских властей.
Библиографический список
1. Бабкин М. А. Русская православная церковь в начале ХХ века и ее отношение к свержению монархии в России : автореф. дис. ... д-ра ист. наук : 07.00.02. - М., 2007. - 51 с.
2. Булочников М. Г. Записки участника трех революций. - Чебоксары : Чувашгосиздат, 1961. -180 с.
14 ГИА ЧР. - Ф-527. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 317-327. - Д. 17. - Л. 1.
15 Там же. - Л. 21-22.
3. Денисов П. В. Религия и атеизм чувашского народа. - Чебоксары : Чуваш. кн. изд-во, 1972. - 478 с.
4. Козлов Ф. Н. Государственно-церковные отношения в 1917 - начале 1940-х гг. в национальных регионах СССР (на примере республик Марий Эл, Мордовия и Чувашия). - М. : РОССПЭН, 2017. - 335 с.
5. Козлов Ф. Н. Православие в Чувашском крае: внутрицерковная ситуация в конце 1910-х -1920-е годы. - Чебоксары : Чуваш. кн. изд-во, 2014. - 239 с.
6. Левитин А. Э., Шавров В. М. Очерки по истории русской церковной смуты. - М. : Крутицкое патриаршее подворье, 1996. - 670 с.
7. Соколов А. В. Государство и Православная церковь в России, февраль 1917 - январь 1918 гг. : автореф. дисс. ... д-ра ист. наук : 07.00.02. - СПб., 2015. - 38 с.
8. Тенюшев И. Я. Свет яркой звезды. - Чебоксары : Фонд И. Я. Яковлева при ЧИЭМ СПбГПУ, 2008. - 198 с.
9. Экземплярский В. И. О направлении церковной реформы // Христианская мысль. - 1917. -№ 9-10. - С. 92-103.
References
1. Babkin M. Russian Orthodox Church in the early Twentieth Century and its Attitude to the Overthrow of the Monarchy in Russia. dis. ... doc. hist. sciences: 07.00.02. Moscow, 2007, 51 p. (In Russ.).
2. Bulochnikov M. G. Notes of the Participant of Three Revolutions. Cheboksary, 1961, 180 p. (In Russ.).
3. Denisov P. V. Religion and Atheism of the Chuvash People. Cheboksary, 1972, 478 p. (In Russ.).
4. Kozlov F. N. Church - State Relations in 1917 - early 1940s in the Soviet Union (on the Example of the Republics of the Republic of Mari El, the Republic of Chuvashia). Moscow, 2017, 335 p. (In Russ.).
5. Kozlov F. N. Orthodoxy in the Chuvash region: Internal Situation in late 1910s - 1920ies. Cheboksary, 2014, 239 p. (In Russ.).
6. Levitin A. E., Shavrov V. M. Essays on the History of Russian Ecclesiastical Turmoil. Moscow, 1996, 670 p. (In Russ.).
7. Sokolov A. V. State and the Orthodox Church in Russia, February 1917 - January 1918: autoref. diss. ... doc. hist. sciences: 07.00.02. Saint Petersburg, 2015, 38 p. (In Russ.).
8. Tenishe I. Ya. Light Bright Star. Cheboksary, 2008, 198 p. (In Russ.).
9. Ekzemplyarsky V. I. On the Direction of Church Reform. Hristianskaya mysl'= Christian Thought. 1917. No. 9-10: 92-103. (In Russ.).
Поступила 12.10.2018.
Сведения об авторе
Козлов Федор Николаевич - кандидат исторических наук, заместитель директора по основной деятельности Государственного исторического архива Чувашской Республики (г Чебоксары, Россия). Сфера научных интересов: история православной церкви в советский период, государственно-церковные взаимоотношения, этнография чувашского народа, биографии деятелей gравославия в национальных регионах Среднего Поволжья. Автор более 100 научных публикаций, в том числе 4 монографий. ORCID https://orcid.org/0000-0003-1411-6429.
Тел.: +7 927 997-60-49
E-mail: fedor1977@yandex.ru
Submitted 12.10.2018.
About the author
Fedor N. Kozlov - Candidate of History, Deputy Director for the main activities, the State Historical Archive of the Chuvash Republic (Cheboksary, Russia). Research interests: history of the Orthodox Church in the Soviet period, state-Church relations, Ethnography of the Chuvash people, biographies of Orthodox figures in the national regions of the Middle Volga region. The author of more than 100 scientific publications, including 4 monographs. ORCID https://orcid.org/0000-0003-1411-6429.
Tel.: +7 927 997-60-49
E-mail: fedor1977@yandex.ru
