CC BY
21
РОССИЯ И МИР
В НАЧАЛЕ XXI ВЕКА
Т.Г.Пархалина
ЭКОНОМИЧЕСКОЕИЗМЕРЕНИЕ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ*
Пархалина Татьяна Глебовна — кандидат исторических наук, заместитель директора ИНИОН РАН, руководитель Центра по изучению проблем европейской безопасности.
О факторе «экономизации» российской внешней политики и политики безопасности стало возможным говорить с середины 90-х годов прошлого столетия. Именно тогда российский капитал, выйдя из подросткового возраста, нарастив мускулы, стал серьезно влиять на процесс принятия решений в сфере внешней политики. Это относится, прежде всего, к нашим нефтяным и газовым монополиям. Уже тогда ряд из них (прежде всего, «Газпром» и «Лукойл») определили направления своей экспансии за рубежами страны и, соответственно, направления и формы внешней политики, которая могла бы служить их интересам. Так, например, за идеей союза между Россией и Беларусью просматривался «Газпром», который был заинтересован в бесперебойном функционировании газопровода Западная Сибирь -Западная Европа. В то же время «Газпром» всегда интересовался сохранением «цивилизованного имиджа» России на Западе, поэтому развивал деловые отношения с исламскими государствами только в том случае, если они не вредили его репутации в западном мире.
Что касается нефтяных компаний, то в тот период они не имели такого влияния, как «Газпром». Вместе с тем следует иметь в виду, что в первые годы существования России как независимого государства российский бизнес не мог обходиться без нефтепроводов, портов и нефтеперерабатывающих заводов (НПЗ), расположенных в странах СНГ и Балтийских государ-
* Данная статья, как и две последующих, были опубликованы в № 7 и 8 бюллетеня «Европейская безопасность: События, оценки, прогнозы» за 2003 г., издаваемого Центром по изучению проблем европейской безопасности ИНИОН РАН.
ствах. До определенной степени этот фактор сыграл свою роль в том, что Россия не пошла на введение экономических санкций против Латвии во время так называемого политического кризиса в двусторонних отношениях весной 1998 г.
«Лукойл» был и остается заинтересованным во внешней экспансии на Запад и на Юг. Ко второй половине 90-х годов компания контролировала около 40% продажи нефтепродуктов в страны Балтии и более 30% - в Молдове. В Азербайджане компания участвовала в трех из пяти каспийских проектах. Было подписано соглашение с Ираком об эксплуатации нефтяного месторождения в Западной Курне - одного из крупнейших месторождений в мире. Работы там могли бы начаться только после снятия санкций ООН против Ирака - это одна из причин, по которой Россия на протяжении ряда лет настаивала на снятии санкций. Таким образом, в тот период отношения со странами Балтии, исламскими государствами и государствами СНГ были принципиально важными для «Лукойла», а отношения со странами Запада (в сравнении с «Газпромом») менее значимыми, поскольку в то время не было серьезных проектов, реализация которых зависела от западных инвестиций. Приблизительно такую же ориентацию имели нефтяные компании «Роснефть» и «Славнефть».
Во время Балканского кризиса (из-за Косово) за российской позицией по поддержке режима С.Милошевича также просматривались интересы наших нефтяных компаний. Дело в том, что топливно-энергетический комплекс Югославии был в значительной степени замкнут на Россию. А российские нефтяные компании считали в тот период, что режим Милошевича сможет обеспечить их интересы в регионе.
Обострение отношений с Западом в результате Косовского кризиса, а затем критическое отношение ряда европейских стран и международных институтов (ОБСЕ, Европейского союза, Совета Европы) к методам ведения Россией второй чеченский кампании (вторая половина 1999 г.) по сути поставили Россию к концу президентства Б.Ельцина на грань маргинализации (или самомаргинализации).
Будучи прагматичным политиком, В.Путин, по всей видимости, понял, что конфронтация с Западом противоречит фундаментальным интересам России, которые, прежде всего, состоят в модернизации страны. Последняя же невозможна без западной финансовой помощи и западных инвестиций. Да и российский капитал, столкнувшись с осложненными условиями взаимодействия с западными партнерами, обусловленными политическими реалиями, также стал понимать, что курс на конфронтацию с Западом не соответствует его экономическим интересам.
Новый курс В.Путина в сфере внешней политики, основы которого, можно предполагать, закладывались с момента его появления в Кремле в качестве президента, и который обозначился после 11 сентября 2001 г., когда Россия поддержала антитеррористическую коалицию, уже принес как политические, так
и экономические дивиденды. О политических результатах неоднократно писали известные российские политологи: участие в коалиции помогло России решить проблему наших южных границ руками американцев, не только восстановить отношения с НАТО, но и выйти на их качественно новый уровень (Совет «20»), развязать узел в российско-американских отношениях, возникший в связи с выходом США из Договора по ПРО, не на декларативном, а на реальном уровне войти в «большую восьмерку». Что касается экономических результатов, то этот курс помог частично решить проблему российского долга бывшей ГДР, получить «зеленый свет» на вхождение в ВТО. При этом, безусловно, не следует забывать, что до сих пор американский сенат не отменил поправку Джексо-на-Вэника, явно устаревшую, не имеющую ничего общего с новыми политическими реалиями. Правда, следует оговориться, что отмена поправки практически не повлияет на экономическое сотрудничество между Россией и США, но символический смысл этой акции явно соответствовал бы улучшению климата российско-американских отношений.
Говоря об «экономизации» российской внешней политики в целом, нельзя обойти молчанием два вопроса: отношение России к намерению США «наказать» Саддама Хусейна через бомбовые удары по Ираку и взаимоотношения России и НАТО. Изменение российской позиции по Ираку, не на декларативном уровне, а фактически, произошло после российско-американского нефтяного форума в Хьюстоне в начале октября 2002 г., когда российские нефтяные компании поняли, что их интересы в этой стране могут быть гарантированы даже в случае смены режима в Ираке. Что касается отношений России и НАТО, то в данном контексте прежде всего имеется в виду фактор дальнейшего расширения Альянса. На Пражском саммите НАТО семи странам Центральной и Восточной Европы было направлено приглашение присоединиться к этому евро-атлантическому институту в сфере безопасности1. Известно, что вопрос расширения Альянса был и остается чувствительным для российского политического и военного истеблишмента. До недавнего времени (включая 2000 г.) Россия придерживалась так называемой концепции «красной линии», подчеркивая, что эту линию - государства Балтии - НАТО пересекать не должна. Следует подчеркнуть, что в настоящее время официальная Россия, - прежде всего, президент, МИД, да и военное руководство, - хотя и не выражают удовольствия по данному поводу, тем не менее, не склонны драматизировать ситуацию.
Вместе с тем российская сторона имеет ряд озабоченностей и хотела бы, что-
1. Это - страны Балтии, Словения, Словакия, Болгария, Румыния.
бы они были услышаны и правильно интерпретированы западной стороной.
Достаточно спокойное отношение России ко второй волне расширения НАТО связано, по-видимому, с осознанием следующих моментов. Во-первых, дальнейшее расширение Альянса является, прежде всего, вызовом для самой НАТО. Ведь если процесс принятия решений в рамках этого союза не будет изменен, 26 (и более) делегаций в рамках НАТО просто-напросто заблокируют этот процесс. Если НАТО в ближайшем будущем не реализует концепцию специализации вооруженных сил своих членов, это также породит огромное количество проблем (различные уровни принятия решений, финансирование, оперативность действий). Во-вторых, события, последовавшие за 11 сентября 2001 г., а именно то, как Соединенные Штаты формировали антитеррористическую коалицию, отказавшись, по сути, от помощи атлантических союзников (кроме Великобритании), явились холодным душем для европейцев. Именно с этого момента генеральный секретарь Альянса лорд Робертсон стал говорить об острой необходимости реформирования процесса принятия решений с тем, чтобы избежать в будущем так называемой «войны» между комитетами, зачастую блокирующей этот процесс. Был также призыв к разработке упреждающей стратегии против терроризма и государств-изгоев, что, по мнению ряда западных аналитиков, может спасти НАТО.
В-третьих, с того момента, когда США перестали рассматривать НАТО как организацию коллективной обороны и видят ее значение в политической стабилизации Европы - как институции, которая может интегрировать страны Центральной и Восточной Европы и предоставить основу для трансформации отношений с Россией - можно говорить о постепенной трансформации Альянса в организацию коллективной безопасности, в региональную организацию, способную в будущем взять на себя задачи по кризисному урегулированию. Все эти моменты явно не противоречат видению роли НАТО со стороны российского политического и военного истеблишмента.
Озабоченности российской стороны, связанные с присоединением стран Балтии к Североатлантическому альянсу, лежат в двух плоскостях: в военно-политической и экономической. Озабоченности военного характера связаны с присоединением стран Балтии к Договору об ограничении обычных вооружений в Европе (ДОВСЕ). Речь об этом уже шла в ряде публикаций, в том числе в статьях известного эксперта по военно-стратегическим вопросам А.Пионтковского. Вторые, т.е. экономические, обуславливаются фактором транспортировки энергоресурсов через территорию Балтийских государств. «Снятие» этих озабоченностей имеет значение как для экономической безопасности России и стран Балтии, так и для интересов тех российских нефтяных компаний, которые являются основными игроками на балтийском рынке: «Лукойл», «Славнефть», «ЮКОС» и «Сибнефть».
Большая часть мазута и дизельного топлива вывозится из России через страны Балтии - Вентспилс (Латвия), Клайпеда (Литва) и Таллинн (Эстония). Государственная компания «Транснефтепродукт», контролирующая четверть российских нефтепродуктов, строит терминал в Приморске (для транспортировки нефтепродуктов на экспорт), к этому терминалу будет подведен новый Северо-Западный продуктопровод, который соединит Нижний Новгород - Ярославль - Кириши и Приморск. «Лукойл» планирует с 2004 г. прекратить экспорт нефтепродуктов через порты стран Балтии, он будет осуществляться через строящийся терминал в порту Высоцк (в Ленинградской области) и через нефтетерминал в Калининграде, который предполагается значительно расширить. Но пока через страны Балтии идет значительная часть российского экспорта. Так, что касается Эстонии, то 95% грузов, идущих через эту страну, приходится на долю российских компаний, весомую часть транзитных грузов составляют нефть и нефтепродукты.
В 2000-2001 гг. крупнейшим поставщиком нефти на латвийский терминал являлся «Лукойл» (20,6% общих объемов), а нефтепродуктов «ЮКОС» (24,8%). В это же время 90% балтийского экспорта нефти российских малых и средних нефтяных компаний и СП осуществлялось через Вентспилс.
Транзитный потенциал Литвы уступает Латвии и Эстонии, но в отличие от них страна обладает нефтеперерабатывающими мощностями: на ее территории находится Мажейкяйский НПЗ. Главной проблемой литовской нефтяной отрасли являются разногласия между российским и американским бизнесом. В начале 90-х годов на базе НПЗ была создана компания «Мажейкяй нафта» (в состав которой вошли сам НПЗ, трубопровод и терминал в Бутинге), затем она была выставлена на продажу. И хотя самые сильные позиции в регионе занимал «Лукойл», по политическим соображениям предпочтение было отдано американской WIC (Williams International Company) - в 1999 г. она получила 33% акций. Но затем не выполнила свои обязательства и в 2001 г. компания «ЮКОС» приобрела почти 27% акций «Мажейкяй нафта». Можно предположить, что руководители «ЮКОСа» рассматривали свой приход в Литву, прежде всего, как возможность наладить тесные связи с представителями американского бизнеса, учитывая их стремление выйти на крупнейшую в мире биржу «Нью-Йорк Сток Эксчейндж».
Все эти экономические реалии подводят к мысли о том, что членство стран Балтии в НАТО беспокоит представителей российского бизнеса, как государственного, так и частного. Интересным моментом является то, что до тех пор, пока российские нефтяные компании не имели альтернативы балтийскому транзиту, т.е. пока не велось строительство БТС (Балтийской трубопроводной системы), рос-
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ
сийская дипломатия отстаивала концепцию «красной линии». Когда же альтернатива появилась, тогда российская позиция по вопросу расширения НАТО претерпела изменения в сторону ее смягчения. И все же даже сейчас российскому бизнесу пока не ясно, насколько и как будет гарантирован российский транзит (прежде всего нефтепродуктов) через страны Балтии в случае их членства в НАТО. Это - оправданные опасения экономического порядка. То, как будут «сняты» озабоченности как военно-политического, так и экономического характера, явится свидетельством зрелости отношений в рамках Совета «20» России-НАТО, да и по линии Россия-Запад в целом.
В заключение позволю себе сделать предположение, что в долгосрочной перспективе фактор «экономизации» российской внешней политики будет способствовать все большему сближению России и Запада, поскольку вынудит российский капитал следовать правилам, установленным западными «игроками» и распространенным затем на мировой рынок.
