CC BY
9
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС 2009 В ЗЕРКАЛЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ
Надежда Ефимова, лаборатория аксиометрических исследований НОВАК
Резюме
В 2009 г. экономический кризис стал свершившимся фактом общественного сознания; число людей, ощутивших кризис на собственном опыте, существенно увеличилось. Признавая факт финансово-экономического кризиса, на протяжении первого полугодия 2009 г. общественное мнение склонялось к той точке зрения, что в Беларуси «масштаб бедствия» не столь значителен, как в других странах. Конец 2009 г. ознаменовался тем, что удельный вес респондентов, которые считают, что «экономический кризис в Беларуси есть, и его масштаб не меньше, чем в других странах», превысил удельный вес респондентов, разделяющих более оптимистичное мнение.
Стратегии адаптации к кризису являются индивидуальными (в противовес групповым) и «регрессивными» (предполагающими отступление от занимаемой социальной позиции). Нынешний кризис воспринимается общественным сознанием через призму кризиса 1990-х.
Тенденции:
• рост числа респондентов, признающих факт кризиса и воздействие кризиса на свою жизнь;
• постепенное замещение установок на сохранение уровня потребления (на фоне реального снижения доходов) установками на экономию и самоограничение;
• нарастание атомизации общества, обострение скрытой и явной враждебности друг к другу, отношений конкуренции;
• пассивное приспособление к ситуации - превалирующая тенденция в стратегиях адаптации к кризису;
• коллективные действия, социальный протест представляются большинству респондентов невозможными или маловероятными в период кризиса.
В 2009 г. главной темой социологических опросов во всём мире, в том числе в Беларуси, являлся финансово-экономический кризис, его восприятие и оценка общественным мнением. Как известно, кризис начался за океаном, в США, и быстро охватил другие страны. Вошла ли в их число Беларусь? Официальные источники уверяли, что нет, не вошла, что, не-
смотря на негативные процессы, имеющие глобальный характер, ситуация в республике остаётся под контролем.
Но ведь кроме информации СМИ люди обладают собственным опытом и собственными ощущениями, они в состоянии сформулировать умозаключения, ожидания и прогнозы. Именно к этой части личностного опыта и обращены вопросы социологической анкеты лаборатории НОВАК. Опрос общественного мнения по проблеме кризиса проводился ежемесячно на протяжении всего 2009 г. по репрезентативной общереспубликанской выборке (объём выборочной совокупности — около 1100 респондентов).
Динамика восприятия финансово-экономического кризиса
Проведённый ежемесячный опрос позволил проследить динамику общественного настроения по ряду позиций. И первая из них — признание самого факта наличия кризиса в стране (табл. 1).
Таблица 1. Распределение ответов на вопрос: «Сейчас много говорят о мировом финансово-экономическом кризисе. Как вы думаете, коснулся ли он Беларуси?» (% от числа опрошенных в каждом месяце)
Ноябрь 2008 Январь 2009 Февраль 2009 Апрель 2009 Июнь 2009 Август 2009 Октябрь 2009 Декабрь 2009
Кризис есть, но меньше, чем в 37.2 47.0 51.9 52.3 44.3 45.2 44.9 42.2
других странах
Кризис есть, и не меньше, чем 34.2 39.3 37.0 35.9 43.3 41.1 43.3 45.7
в других странах
Кризиса нет 9.3 3.3 2.1 3.4 5.0 4.0 4.2 3.4
Затрудняюсь ответить 19.3 10.4 9.0 8.4 7.4 9.6 7.6 8.6
Итого: 100% 100% 100% 100% 100% 100% 100% 100%
Как следует из приведённых в таблице цифр, 2009 год начался тревожно. Если в ноябре 2008 г. кризис признавали немногим более 70% опрошенных, то уже в феврале 2009 г. — почти 90%. При этом удельный вес респондентов, не имею-
щих определённого мнения по этому вопросу (отметивших «затрудняюсь ответить»), в указанный период уменьшился в два раза, а удельный вес респондентов, не признающих факт наличия кризиса в Беларуси, практически сошёл на нет. Таким образом, в 2009 г. общественное мнение недвусмысленно просигнализировало, что экономический кризис стал свершившимся фактом, и число людей, ощутивших кризис на собственном опыте, резко возросло.
Почему «всплеск» произошёл именно в начале 2009 г.? Материалы фокус-групп, проведённых лабораторией НОВАК, дают однозначный ответ на этот вопрос: большинство респондентов связывают начало кризиса в Беларуси с резким понижением курса белорусского рубля по отношению к доллару, которое произошло в этот период времени. В результате девальвации рубля резко упал фактический доход белорусов, а цены выросли.
Один из участников дискуссии в фокус-группе так определил начало кризиса: «В новый год, когда кончался 2008 и начинался 2009 год, я чётко понял, что кризис не где-нибудь далеко, он уже у нас, потому что был скачок доллара. Наверное, это можно назвать девальвацией рубля. В банке полный отток рублевых вкладов, всё меняется на валюту, естественно, кредиты выдавать нечем. Ну, можно сказать, что банковская система оказалась в кризисе...».
Признавая факт финансово-экономического кризиса, на протяжении первого полугодия 2009 г. общественное мнение склонялось к той точке зрения, что «масштаб бедствия» в Беларуси не столь значителен, как в других странах. С января по апрель примерно половина респондентов, участвовавших в опросах, стабильно отвечала, что «кризис в Беларуси есть, но меньше, чем в других странах», и около трети респондентов разделяли мнение, что «кризис в Беларуси такой же, как и в других странах». В июне зафиксирована точка равновесия, баланса общественного мнения, когда удельный вес респондентов, считающих, что «кризис в Беларуси проявляется в меньшем масштабе, чем в других странах», сравнялся с удельным весом респондентов, считающих, что «кризис в Беларуси имеет такой же масштаб, как в других странах».
По материалам дискуссий в фокус-группах можно заключить, что рост тревожности общественного мнения в оценке
экономического кризиса и его масштабов связан с обострением проблемы сбыта продукции, которая задела многие предприятия, трудовые коллективы. Как следствие — неполная рабочая неделя, существенное сокращение зарплаты и сокращение рабочих мест.
О ситуации на своём заводе рассказывает участница дискуссии фокус-группы в Гомеле: «С мая 2009 г. мы перешли на четырёхдневную работу... Я не знаю, как у верхушки, у нас наполовину зарплату урезали. Получаем 300—350 тысяч, некоторые по 200. У меня 140—150 тысяч в месяц... Но я не об этом хотела сказать. У нас сейчас продукция вся стоит на складе, и начальство высшее не знает, куда её деть. Даже если предлагают по бартеру "давайте мы вам станок, а вы нам тоже что-нибудь, чтобы мы могли какой-нибудь ремонт сделать, крышу покрыть или ещё что-то", то всё равно не хотят».
А это фрагмент дискуссии в Минске: «Мы что-то пытаемся сделать. Хоть мелкими партиями продавать, какие-то тягачи. Раньше продавали много, сейчас мы и сотню рады продать. Раньше сотня — это один день работы, а теперь мы и ради двух, трёх стараемся. Совсем маленькие партии, но люди хоть что-то делают».
«Наше предприятие с зарубежными поставщиками контракты заключало в валюте, а после скачка курса доллара возникли проблемы, со многими отношения прекратились. Колоссальное сокращение объёма продаж. В результате позакрывались дочерние предприятия, поснимались заказы с тех, кто брал заказы на давальческой основе. А теперь принято решение о реорганизации на предприятии, сокращении штата администрации, перекраивании структур. Много подразделений сократили, учитывая дочерние предприятия, например на "Грации" было 400 швей — всех сократили».
Последний в году, декабрьский, опрос общественного мнения, показал, что конец 2009 г. ознаменовался превышением удельного веса респондентов, считающих, что «экономический кризис в Беларуси есть, и его масштаб не меньше, чем в других странах», над удельным весом респондентов, разделяющих более оптимистичное мнение о том, что «кризис в Беларуси если и есть, то не такой сильный, как в других странах мира». С момента начала финансово-экономического кризи-
са люди ожидали негативных последствий, изменений своей жизни к худшему (табл. 2).
Таблица 2. Распределение ответов на вопрос: «Что лично для себя вы ожидаете в связи с финансово-экономическим кризисом?» (% от числа опрошенных в каждом месяце)
Ноябрь 2008 Январь 2009 Февраль 2009 Апрель 2009 Июнь 2009 Август 2009 Октябрь 2009 Декабрь 2009
Снижение доходов, зарплаты 51.3 58.8 53.4 53.2 56.1 58.3 56.4 52.3
Ограничение потребления 34.5 49.8 58.3 54.8 64.0 61.0 60.6 63.9
Опасность потери работы 26.5 30.3 25.4 27.0 27.6 31.0 30.0 26.7
Ограничение возможности доп. заработка 19.2 22.4 17.3 10.4 21.9 22.1 22.6 20.0
Сложности с получением и выплатой кредита 21.5 26.0 14.3 10.1 21.6 22.1 22.6 19.6
Примечание. Возможно несколько вариантов ответа.
Самые распространенные негативные ожидания, связанные с кризисом, — снижение или замораживание доходов и ограничение потребления. «Весь последний год я сдерживаю себя в покупках, думаю, на чём сэкономить. Зарплата стала меньше, поэтому всё время думаю, где найти дополнительный заработок и как сэкономить. Экономим на поездках, на одежде, на развлечениях, перестали ходить в кафе и пиццерию» (фрагмент дискуссии в фокус-группах, г. Минск).
Около трети опрошенных отметили, что боятся потерять работу. Примерно пятая часть респондентов отметила, что в связи с кризисом труднее найти дополнительный заработок (подработку). Те же, кто до кризиса взял кредит, почувствовали, что теперь его значительно труднее выплачивать.
Любопытно, что в начале 2009 г. для большей части белорусов главным признаком наступившего экономического кризиса явилось снижение (замораживание) доходов, зарплаты. Позже, во второй половине года, а точнее с мая-июня, таким признаком стало ограничение потребления. Если первоначально, несмотря на реальное снижение уровня доходов, мно-
гие старались не снижать уровень потребления, поддерживая его, в том числе, за счёт накоплений, то на более длинной дистанции эта тактика оказалась неподходящей: в какой-то момент самоограничение и экономия стали доминирующей чертой образа жизни для большинства. Это немедленно отразилось на торговле и сфере услуг.
«После 1-го января 2009 г. у людей паника, и у нас, в туристической фирме, тоже. Люди стали очень экономить. Естественно, клиентов у фирмы стало меньше. Зарплата, если раньше, ну, примерно два года назад, она росла, по чуть-чуть, но росла, то потом она остановилась, а затем и вниз ушла. И света в конце тоннеля не видно. Мы стали считать, сколько клиентов потеряли. По сравнению с Рождеством 2009 года на Рождество 2010 года клиентов, желающих взять тур, стало меньше на 30%. А если учесть, что люди стали брать более дешёвые туры, то по деньгам там вообще большой убыток для фирмы» (фрагмент дискуссии в фокус-группах, г. Минск).
Социальные позиции: различия в восприятиях
Материалы проведенных лабораторией НОВАК в 2009 г. дискуссий свидетельствуют о том, что разные социальные группы воспринимают кризис по-разному. Например, для тех, кто работает на производстве, кризис резко и радикально изменил ситуацию: сократилась рабочая неделя, упали расценки за сдельную работу, прекратился (сократился) сбыт произведённой продукции.
Для бюджетников кризис, в общем, привычное состояние, в котором приходится существовать. Они так и говорят: «Жить всегда было трудно: до того, как объявили кризис, и после того. То чуть лучше, то чуть хуже, но в принципе всегда одно и то же». Сейчас чуть хуже: цены растут, а доходы не только не растут, но фактически падают. Но зарплаты у врачей и раньше были маленькие, и сейчас такими остались. Разница в том, что теперь это состояние назвали «финансово-экономический кризис», значит, будем считать, что кризис.
Предприниматели, описывая свою ситуацию, как правило, констатируют, что столкнулись с падением платежеспособного спроса и конечных потребителей, и заказчиков-организаций. Люди перестали покупать в том объёме, как было рань-
ше, заказчики откладывают платежи за уже выполненную работу, не дают предоплату. Ощущается дефицит денег, получить же кредит на развитие и поддержание бизнеса крайне сложно.
Самыми беспечными участниками фокус-групп выглядели студенты. Кризис для них — это область теории. Они не прочь порассуждать о нём, используя материал недавно прослушанных лекций, но на себе лично практически не почувствовали его последствий. Правда, те, кому пришлось соприкоснуться со «взрослой» жизнью, обескуражено говорили: «обещали взять на работу, а теперь не берут», «там, где я подрабатываю, мне стали гораздо меньше платить», «хотела пойти на курсы, а они закрылись; говорят, теперь невыгодно такие курсы проводить».
В высказываниях рабочих, бюджетников, предпринимателей ощущается рост антагонизма по отношению к потенциальным конкурентам на рынке труда. Этот антагонизм мало осознаётся самими респондентами, но вполне явственно выражается в лексике и интонации — обиженной, возмущённой или подавленной.
Те люди, с кем рядом работают, порой работают многие годы, начали вызывать подозрения — подозрения в связях, наличии родственных отношений с начальством, в хитростях, скрытности, замысловатых стратегиях. Кажется, что все имеют какие-то преимущества «по сравнению со мной»: люди со стажем, с другой квалификацией, женщины без детей и без семьи (а следовательно, без претензий на более удобный график работы, отпуск в летнее время и справки «по уходу») и т. д.
Всё, чем человек обладает, вдруг начало восприниматься как обуза при получении работы: дети, престарелые родители, участок земли (требует денег, времени и заботы). В общем, всё по К. Марксу: «Резервная армия труда дышит в спину». Общий социально-психологический эффект — атомизация белорусского общества, обострение скрытой и явной враждебности друг к другу, отношений конкуренции.
Стратегии адаптации
Каковы же личные (индивидуальные) стратегии адаптации к экономическому кризису? Или, проще говоря, как люди при-
спосабливаются к ситуации? Общие особенности стратегий адаптации к кризису, описанные участниками фокус-групп, следующие:
а) индивидуальность (каждый спасается сам, как может; не подразумевается объединение или обращение за помощью и поддержкой к организациям, группам, фондам, профсоюзам);
б) «понижающая адаптация», то есть чаще всего предпринимаемые меры — это отступление назад от той социальной позиции, которую человек занимает в настоящее время; это потеря и смирение, согласие с потерей. Возможно, в каких-то случаях кризис стимулирует движение и развитие, но в нашей ситуации переживаемый кризис — это скорее толчок к регрессу, снижению планки жизненных притязаний. Вот что говорили участники фокус-групп: «если вообще не будут платить, всё равно будем сидеть на заводе, чтоб только сохранить своё место»; «люди пойдут воровать; а почему бы и нет? Сейчас не то, что раньше: есть богатые, есть у кого украсть»; «пойдём на неквалифицированную работу».
При этом теплится некая надежда, что где-то существуют отдельные «лакуны», в которых можно спокойно пересидеть, организовать себе безбедную жизнь, например, пойти в обслугу в богатые семьи, стать семейным врачом, педагогом, воспитателем — без налогов, без лицензии. Популярна идея уехать за границу. А там много вариантов, в частности — Иностранный легион. Рассказывают истории о парнях, которые отслужили в Иностранном легионе и вернулись, довольные жизнью и при деньгах.
Некоторых устраивает, по разным причинам, сложившееся положение дел. Рассказывает один из участников дискуссии в фокус-группе: «На Заводе вычислительной техники, где я работаю, сократили рабочую неделю. Все переживают. Но у меня, например, появилось больше свободного времени. У меня теперь 3 выходных, и я путешествую, езжу по стране с футбольными фанатами (я сам футбольный фанат). У нас основная прибыль завода идёт от аренды помещения. Вот магазин "Импульс" — это наше предприятие. Сдаём помещения и частным предпринимателям. Некоторые рабочие, специалисты успевают работать и на своём заводе, и на частных предприятиях во время работы (на тех предприятиях,
что у нас же арендуют площадь). Так что тех, с кем я работаю, не сильно прижало».
Контекст восприятия: 1990-е
Почти во всех фокус-групповых дискуссиях респонденты, рассуждая о нынешнем кризисе, объясняя его истоки и свою позицию, спонтанно, то есть без какой-либо подсказки или провокации со стороны модератора, обращались к опыту 1990-х гг. (А повторяемость объяснительных схем на фокус-группах дорогого стоит, свидетельствуя об их неслучайности для общественного сознания.) Анализ проведённых дискуссий показал, что обращение респондентов к опыту 1990-х гг. для осмысления текущих событий мотивировано разными причинами.
Во-первых, это база для сравнения, система координат, которая позволяет людям определить, где они находятся сейчас, и оценить нынешнюю ситуацию: лучше она или хуже той, что была 15 — 20 лет назад. Большинство респондентов склоняется к тому, что лучше: «Раньше и в магазинах было шаром покати, и чего завтра ждать — неизвестно. А сейчас всё-таки не так, сейчас получше».
Во-вторых, опыт девяностых — это база для прогнозирования того, как будет развиваться ситуация. Такой прогноз респондентами выдается в духе Екклесиаста: будет то, что было, и было то, что будет; так что всё суета сует. А если цитировать конкретные высказывания участников фокус-групп, то звучит это так: «В 90-е годы было очень трудно, но потом всё постепенно само собой наладилось. Так и теперь будет, надо только переждать, пересидеть, и всё устаканится».
В-третьих, вспоминают, как в 1990-е все с энтузиазмом ринулись в предпринимательство: «Ездили в Польшу, торговали. Была, что называется, эйфория, но богатыми не стали». Теперь такая стратегия выхода из кризисной ситуации в духе «как начать свой бизнес» воспринимается чаще всего с иронией.
Наконец, в-четвертых, 1990-е гг. запомнились как время, когда много митинговали и бастовали, да так ничего и не добились, хотя власть тогда была слабее, чем сейчас.
Рассказывает участник фокус-групповой дискуссии: «Я уже участвовал в забастовке, когда были 90-е годы. Тогда ра-
ботал на метрополитене. Когда метрополитен относился к железной дороге, зарплаты были хорошие, а как только метрополитен забрал себе горисполком, сразу сделали "урезание" зарплаты и поставили своего руководителя, который не знал специфику нашей работы. Забастовка была в коллективе, чтобы убрали ставленника горисполкома. Так вот, та забастовка не дала ничего. Только через какое-то время сняли того руководителя, не из-за забастовки, а когда кому-то сверху захотелось его снять. Машинистов, которые бастовали, заменили другими: сняли машинистов с оршанского, брестского направления, хотя они не связаны с электричками на метрополитене. Этой забастовке просто скрутили голову — и всё. Мы не добились ничего».
Таким образом, хорошо это или плохо, но опыт 1990-х, в контексте которых массовое сознание осмысливает текущий кризис, фактически сыграл роль своеобразной прививки для тех, кто его помнит, а может быть, не только для них. Теперь, в период нового кризиса, коллективные действия и социальный протест представляются людям невозможными или маловероятными.
