CC BY
77
ИНТЕГРАЦИЯ В АТР
УДК 339.9
БСИ 10.24866/1815-0683/2020-1/5-23 В. Л. ЛАРИН*, Л. Л. ЛАРИНА*
Экономические отношения Тихоокеанской России с Китаем:
между установками, желаниями и действительностью
ЛАРИН
Виктор Лаврентьевич - академик РАН, заместитель председателя ДВО РАН, заведующий Центром азиатско-тихоокеанских исследований. [email protected].
LARIN V. L. - academician RAS, Deputy Chairman FEB RAS, Head of the Center for Asia-Pacific Studies.
ЛАРИНА Лилия Львовна -кандидат исторических наук, заведующая лабораторией изучения общественного мнения. ihaefe@yahoo. com.
LARINA L. L. - Candidate of Historical Sciences, Head of Laboratory of Public Opinion Studies.
Рассматривается проблема соотношения заявлений и планов российских и китайских властей, настроений и пожеланий жителей Тихоокеанской России с реалиями торгово-экономических связей между соседними территориями России и Китая. Показано, что ни победные реляции и декларированные намерения чиновников по обе стороны границы, ни даже санкционированные на самом «верху» программы соразвития соседних территорий не влекут за собой ни роста объемов и качества двусторонней торговли, ни существенного увеличения взаимных инвестиций, ни возникновения российско-китайской промышленной, сельскохозяйственной и, тем более, научно-технической кооперации. Причинами этого противоречия являются как двойственность сознания жителей региона, которые, с одной стороны, считают Китай наиболее привлекательным экономическим партнером, а с другой, демографической и экономической угрозой, так и низкое качество управления экономическими процессами по обе стороны границы.
Ключевые слова: российско-китайские отношения, Тихоокеанская Россия, общественное мнение.
V.L. LARIN, L. L. LARINA
Economic Relations between Pacific Russia
and China: Statements, Wishes and Reality
The article is devoted to the problem of correlation of the statements and plans of Russian and Chinese authorities, sentiments and wishes of people living in Pacific Russia with the facts and results of trade and economic relations between neighboring territories of Russia and China. The authors show that neither promises and intentions of officials
* Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока Дальневосточного отделения Российской академии наук. 690001, г. Владивосток, ул. Пушкинская, 89.
Institute of History, Archaeology and Ethnography of the Peoples of the Far East of the Far Eastern Branch of the Russian Academy of Sciences. 89, Pushkinskaia Str., Vladivostok, Russian Federation, 690001.
on both sides of the border, nor even the programs for the development of neighboring territories, sanctioned at the very top, entail either an increase in the volume and quality of bilateral trade, or a significant increase in mutual investments, or the formation of Russian Chinese industrial, agricultural and, especially, scientific and technical cooperation. The reasons for this contradiction are both the duality of people's minds living in the region who, on the one hand, see China as the most attractive economic partner, and on the other, the demographic and economic threat, as well as the poor quality of managing economic processes on both sides of the border.
Keywords: Russia-China relations, Pacific Russia, public opinion.
О необходимости развития, упрочения и совершенствования торгово-экономических связей восточных районов России с КНР, использовании гигантского демографического, производственного и рыночного потенциала соседней страны говорят, причем по обе стороны границы, уже более трех десятилетий. В 90-е гг. XX в. инициатива преимущественно шла с мест, от властей, бизнеса и простых жителей региона, которых сама жизнь вовлекла в водоворот челночной и рыночной торговли, стихийного туризма, гуманитарного трансграничного взаимодействия. Уже тогда к жителям российского приграничья пришло понимание, что «стабильные отношения с Китаем вполне могут быть единственным важнейшим посредником экономического развития на российском Дальнем Востоке, а также его интеграции в большую часть Тихоокеанского региона» [25, с. 512]. Даже самые непримиримые в отношении Китая региональные лидеры были вынуждены признать необходимость такого взаимодействия. «Одна из главных совместных задач - это создание условий для привлечения китайских инвестиций для организации на российской территории перерабатывающих производств», - писал губернатор Хабаровского края В. Ишаев [4, с. 8].
На российской стороне сдерживающими факторами для развития таких отношений были собственные экономические возможности территорий, страх перед «демографической и экономической экспансией Китая на Дальнем Востоке», а также пассивность федерального центра, который в большей степени был обеспокоен потенциальным политическим дрейфом восточных районов страны в сторону Азии, чем их благосостоянием и экономическим развитием.
Официальная отмашка «сверху» на привлечение Китая в экономику региона была дана только в 2012 г., когда В. Путин призвал задействовать «китайский потенциал в целях хозяйственного подъема Сибири и Дальнего Востока» [13]. В марте 2013 г. президент России в присутствии китайской
стороны подтвердил, что Россия и Китай будут уделять особое внимание реализации проектов на Дальнем Востоке РФ [3]. Хотя формальное начало этому процессу было положено в ноябре 2009 г. подписанием Программы сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири РФ и Северо-Востока КНР на 2009-2018 гг., бюрократической по сути и поэтому изначально обреченной на провал, но обозначившей некоторый сдвиг в сознании политической элиты России. Получив высшее соизволение, региональные власти Тихоокеанской России, тем не менее, не проявляли особого энтузиазма к его исполнению, хотя периодически, главным образом на различных российско-китайских встречах, конференциях, форумах, активно демонстрировали намерение развивать отношения с Китаем.
Опросы общественного мнения с начала 2000-х гг. также фиксировали стабильный настрой населения российского приграничья на развитие экономических отношений с южным соседом. Этот настрой закономерно рос по мере стремительного экономического развития Китая, кардинального изменения его внешнего облика, подъема благосостояния и качества его населения.
Высшее политическое руководство КНР очень осторожно подходило к теме вовлечения Китая в экономическое развитие Тихоокеанской России, видимо, опасаясь спровоцировать обвинения в территориальных претензиях Китая к России со стороны только и ждущих повода для этого российских и западных китаефобов. Одно из редких заявлений по этому поводу было сделано в декабре 2014 г. вице-премьером КНР Ван Яном, который сказал, что «Китай намерен активно участвовать в строительстве дальневосточной зоны развития и расширять взаимовыгодное сотрудничество с регионом, чтобы форсировать кросс-граничное социальное и экономическое развитие» [24]. В то же время стабильный энтузиазм к развитию отношений с территориями Тихоокеанской России со второй половины 1980-х гг. и по сегодняшний день проявляют приграничные с Россией провинции Хэйлунцзян, Цзилинь и автономный район Внутренняя Монголия1. Этот энтузиазм связан, прежде всего, с поисками внешних ресурсов для решения обострившихся в последние годы проблем социально-экономического развития Северо-Восточного Китая.
Таким образом, с обеих сторон российско-китайской границы и практически на всех уровнях демонстрировался интерес к развитию экономических связей, основанный на понимании преимуществ приграничного взаимодействия. Но даже поверхностный взгляд на состояние и динамику
1 Подробнее об интересах и политике Северо-Восточного Китая в отношении России см.: [6, с. 86-136].
этого взаимодействия в последнее десятилетие вызывает закономерный вопрос: почему желания, намерения, усилия сторон не воплощаются в конкретные результаты?
В данной статье предпринимается попытка выявить, каким образом во втором десятилетии XXI в. воплощались в жизнь принимавшиеся наверху решения, настроения и намерения региональных властей, а также пожелания жителей региона и каковы в конечном итоге реальные результаты экономического взаимодействия Тихоокеанской России с Китаем. По сути дела, речь пойдет об эффективности китайской политики России.
Декларируемые приоритеты и политика
Российские подходы. Как уже было сказано, развитие приграничных экономических отношений с Китаем и использование китайского потенциала для развития восточных районов России было санкционировано в Кремле, воплощено в ряде политических решений и транслировано на уровень региональных администраций.
Впервые намерение Кремля «поддерживать участие китайских предприятий в освоении российских регионов Сибири и Дальнего Востока, поощрять участие российских предприятий в освоении западных районов Китая и возрождении старой промышленной базы Северо-Востока Китая» было зафиксировано на правительственном уровне в 2004 г. в итоговых документах встречи глав двух правительств - М. Фрадкова и Вэнь Цзябао [18, с. 275]. Годом позднее его подтвердили главы двух государств - В. Путин и Ху Цзиньтао [19, с. 343]. В 2009 г. эта линия нашла отражение во внутреннем российском документе стратегического характера: «Стратегии социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2025 года». Стратегия предполагала широкомасштабный выход на энергетические, природно-сырьевые, туристские рынки «Китая и других стран Азиатско-Тихоокеанского региона», «интеграцию транспортной системы Российской Федерации в международную транспортную систему АТР» [20].
Получив санкцию от Кремля, региональные власти Тихоокеанской России внесли аналогичные установки в свои стратегические документы, однако сделали это критически, с учетом близости к Китаю и местных реалий. Стратегии развития территорий ДВФО, активно разрабатывавшиеся и принимавшиеся в 2012-2013 гг., в части внешнеэкономической деятельности были ориентированы преимущественно на Китай, но при этом отмечались некоторые опасения по поводу увеличения его экономического присутствия в регионе [22, с. 260]. Еще больше опасений и меньше иллюзий относительно китайского участия содержат модернизированные региональные стратегии последних лет (2016-2018 гг.). В частности, Стратегия
развития Хабаровского края до 2030 г. предполагает сотрудничество с Китаем в развитии экономического пространства «Нового Шелкового пути», но при этом обозначает угрозу «превращения края в сырьевой придаток развивающихся стран Северо-Восточной Азии» [21]. Такое снижение энтузиазма на местах, видимо, обусловлено, с одной стороны, разочарованием в результатах приграничного взаимодействия с Китаем, с другой - некоторым отстранением Москвы от темы приграничного сотрудничества.
Общественное мнение в последнее десятилетие демонстрирует высокий уровень стабильности предпочтений в выборе векторов развития межрегиональных экономических связей, как внешних (с зарубежными соседями), так и внутренних (с субъектами РФ). Если в 1990-е - начале 2000-х гг. жители региона отдавали безоговорочный приоритет в развитии экономического сотрудничества Японии [8, с. 107-111], то с конца первого десятилетия XXI в. сформировалась тройка практически равнозначных по важности направлений: сибирские и дальневосточные территории, Япония и Китай [7, с. 12]. Исследование 2019 г.2 подтвердило устоявшуюся тенденцию. Отвечая на вопрос анкеты: «С какими странами и районами мира следует развивать отношения Вашей территории?», 48 % респондентов отметили Китай (рис. 1). КНР лидирует среди зарубежных государств и делит первое-второе место с «сибирскими и дальневосточными территориями», опережая последние всего на 1 %. Япония набрала 35 % голосов, Южная Корея - 24 %, тогда как за первоочередное развитие отношений с европейскими государствами высказались 12 %, а с США - только 7 % респондентов. При этом порядок выстроенных респондентами в 2019 г. приоритетов на 90 % совпадает с тем, что показали результаты опроса 2017 г., проходившего на притихоокеанских территориях ДВФО (Приморский край, Камчатка, Сахалин, Магадан).
Нельзя не заметить, что приоритеты дальневосточников зависят от места их проживания. В 2019 г. Китай занял первую позицию во Владивостоке, Благовещенске (по 56 % опрошенных) и Биробиджане (57 %), вторую после сибирских и дальневосточных территорий в Хабаровске, Чите (по 46 %) и Улан-Удэ (35 %) и только третью-четвертую вместе с европейскими областями России (32 %), уступив еще и Японии, в Дальнере-ченске.
В анкете 2019 г. общий вопрос о желательных странах для сотрудничества был подкреплен прямым вопросом, целью которого было выяснить: как относятся жители российского приграничья к укреплению сотрудничества с КНР. Сформулирован он был следующим образом: «Согласны
2 Это исследование проводилось в городах, близких к российско-китайской границе: Владивосток, Дальнереченск, Хабаровск, Благовещенск, Биробиджан, Чита и Улан-Удэ.
ли Вы с тем, что в период активного развития Дальнего Востока Россия должна укреплять сотрудничество с Китаем?». Без каких-либо оговорок за такое сотрудничество высказалась четвертая часть (25 %) респондентов. Более половины опрошенных (55 %) выступили за сотрудничество с Китаем с оговоркой: его надо развивать «с осторожностью». Против сотрудничества, поскольку это «приведет к опасному укреплению позиций Китая на Дальнем Востоке», выступили 13 % респондентов.
Австралия Западная Европа США
Европейская Россия
РК
Япония
]28
Сибирь, ДВ
КНР
46
1 48
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||| ннпнпннпнпннш НННННННННН 4/
45
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||| мишмммммммимм 48
33
0 10 20 30 40 50 60
Ш 2019 г. □ 2008 г. ЕЗ 2003 г.
Рис. 1. Приоритетные страны и территории для развития отношений (юг ДВФО, не более трех стран), % от числа опрошенных
Результаты исследований не позволили выявить каких-то заметных различий в выборе приоритетов в зависимости от пола и возраста опрошенных жителей региона. Самый высокий настрой на сотрудничество с КНР продемонстрировали руководители (57 %), минимальный (44 %) - лица в возрасте от 51 до 50 лет, у которых на первом месте оказались сибирские и дальневосточные территории (53 %), а на втором - Япония (47 %).
Китайские чаяния. В планах и программах китайского правительства по развитию и модернизации северных и северо-восточных территорий страны Россия в целом и ее тихоокеанские территории в частности представлены как важный ресурс, партнер и объект воздействия. Важность этого направления китайской внутренней и внешней политики, которая сегодня реализуется, главным образом, в рамках концепта «Пояса и пути», китайские эксперты определяют хотя бы тем фактом,
28
35
50
что через Россию пролегают два из шести запланированных экономических коридоров «Пояса и пути» [29, с. 145].
В основной версии инициативы «Пояса и пути» Тихоокеанская Россия представлена очень скромно. Озвученное властями КНР в марте 2015 г. концептуальное видение инициативы упоминает лишь намерение «улучшить ... сотрудничество Хэйлунцзяна, Цзилиня, Ляонина с Дальним Востоком РФ в области комбинированной сухопутной и морской транспортировки» [30]. Лаконично представлена роль Тихоокеанской России и в «морском векторе» инициативы. Она предполагает «активизацию совместных действий» с Россией по созданию «голубого экономического коридора» через Северный Ледовитый океан в Европу и «стыковку» Морского шелкового и Северного морского путей [28].
Местные интерпретации «экономического коридора Пояса и пути», со строительством которого сегодня увязываются многие планы развития территорий, более подробны, хотя столь же абстрактны. И хэйлунцзян-ская «Программа строительства экономического пояса мультимодального Шелкового пути экономического коридора Китай - Монголия - Россия», и цзилиньский «Экономический пояс морского шелкового пути СевероВосточной Азии», и ляонинский «План реализации» участия провинции в строительстве сухопутного и морского «шелковых путей», и «степной шелковый путь» Внутренней Монголии, по мнению китайских экспертов, «неотрывны от сотрудничества с Россией» [29, с. 164], однако направления и формы этого сотрудничества не детализируют. На сегодняшний день провинции сконцентрировали усилия на создании на своей территории платформ будущей экспансии вовне, «опорных районов» новых экономических коридоров, в которых восточные районы России представлены в зависимости от протяженности (или отсутствия) у них границы с Китаем, а также структуры их экономики. Очевидно, что наибольшее значение сотрудничество с Россией имеет для провинции Хэйлунцзян, во внешней торговле которой на РФ приходится почти 70 % объема, в значительно меньшей -для имеющей выходы к морю провинции Ляонин.
Эти различия полностью отразились в планах приграничных провинций на 13-ю пятилетку (2016-2020 гг.). Особое внимание уделяет развитию отношений с Россией провинция Хэйлунцзян. Достаточно сказать, что в отчетах правительства провинции за 2017, 2018 и 2019 гг. Россия упоминается соответственно 31, 38 и 20 раз. Руководители Хэйлунцзяна считают одной из главных своих задач создание «новой архитектоники внешней открытости», которая, как и ранее, будет сориентирована на сотрудничество с Россией. При этом, как свидетельствует текст доклада о работе правительства в 2018 г., его общие направления практически не меняются: России отводятся функции транспортной артерии и поставщика сырья
(в том числе пахотной земли для сельхозпроизводства) [27]. Особые надежды связываются с завершением строительства мостов через Амур, призванных создать новые транспортные коридоры для экспорта провинциальных товаров в Европу и Россию. Примечательно, однако, что транспортный коридор «Приморье-1», способный вывести Хэйлунцзян на страны Восточной Азии, в перечне приоритетных задач в докладе января 2019 г. не фигурирует: видимо, в Харбине уже потеряли надежды договориться с Москвой по поводу его создания и эксплуатации.
С 2011 г. территория Дальнего Востока рассматривается в Китае как перспективный регион для инвестиций в агропромышленный комплекс [31]. По некоторым оценкам китайские инвестиции в аграрный сектор РФ составляют 13 % от всех зарубежных инвестиций в этот сектор российской экономики, и значительная их часть размещена на Дальнем Востоке [33].
Нормативно-правовое оформление. Намерения Москвы и Пекина развивать приграничные торгово-экономические связи и совместно участвовать в развитии Тихоокеанской России реализовалось в целой серии двусторонних соглашений, заявлений и коммюнике. Впервые идея координации планов и усилий в развитии соседних территорий двух стран была формализована в подписанной в ноябре 2009 г. Программе сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири Российской Федерации и Северо-Востока Китайской Народной Республики (20092018).
Однако, осознавая важность развития приграничных и межрегиональных связей и придавая большое значение созданию политической платформы для этого, Москва и Пекин не смогли радикально улучшить общую картину экономических связей Тихоокеанской России с Китаем. Уже на первом этапе реализации вышеупомянутой программы стало очевидно, что ее ожидает, как минимум, невыполнение [см.: 13]. В 2013 г. руководители РФ и КНР вынужденно вывели на уровень «стратегической задачи...» конвертацию «достигнутого уровня политических отношений в результаты практического сотрудничества в экономической, гуманитарной и других сферах» [17]. Межрегиональное и приграничное взаимодействие, несмотря на, казалось бы, постоянное внимание к нему и РФ, и КНР, оказалось в перечне «отстающих» сфер [22, с. 140].
В последующих документах саммитов В. Путина и Си Цзиньпина говорится лишь о намерении сторон «продолжать углублять двустороннее приграничное сотрудничество» [15], в них нет упоминаний о китайском участии в развитии Тихоокеанской России. Тем не менее линия на вовлечение Китая в экономическое развитие Тихоокеанской России была сохранена, и в ноябре 2018 г. премьеры России и КНР Д. Медведев и Ли Кэцян
подписали два свежих интеграционных документа, призванных кардинально расширить участие КНР этих процессах. Такими документами стали «Программа развития российско-китайского сотрудничества в торгово-экономической и инвестиционной сферах на Дальнем Востоке Российской Федерации на 2018-2024 годы» [11] и «План развития сельского хозяйства Дальнего Востока и Байкальского региона России и Северо-Востока Китая». Задача реализации этих «планов» вошла в текст Совместного российско-китайского заявления от 5 июня 2019 г., в котором, кстати, упоминается еще один «интеграционный документ»: «План сотрудничества по увеличению объемов экспорта сои и продуктов ее переработки из России в Китай» [16]. Поскольку два последних документа до настоящего времени не опубликованы, то их содержание оценить невозможно. Что касается Программы развития, то, по утверждению китайских чиновников, она является «программным документом сотрудничества между двумя сторонами и путеводителем для китайских промышленных инвестиций на Дальнем Востоке» [32], поскольку российская сторона, как записано в тексте документа, «будет способствовать реализации благоприятной инвестиционной политики и реализовывать меры для снятия барьеров, препятствующих инвестициям из Китайской Народной Республики на Дальнем Востоке России» [33].
Реалии торгово-экономических связей
Торговля. В последнее десятилетие внешнеэкономические связи восточных районов России были серьезно подорваны. Причинами стали девальвация рубля в 2014 г., падение мировых цен на нефть и санкции США и Евросоюза против России. В результате воздействия совокупности этих и иных факторов стоимостной объем торговли региона составил в 2018 г. только 87,6 % от уровня 2013 г., причем импорт региона сократился почти вдвое, составив 51,5 % от уровня 2013 г. Это падение произошло в экономических связях со всеми главными экономическими партнерами Тихоокеанской России (рис. 2)3.
Несмотря на то что объем торговли Тихоокеанской России с Китаем в 2018 г. находился на уровне 2012 г., а импорт из этой страны заметно сократился, доля Китая в выросла как в общем объеме внешнеторгового оборота ДВФО (с 28 % в 2013 г. до 31,6 % в 2018 г.), так и особенно в его импорте (с 45,9 до 61,9 % за тот же период). Причиной тому послужило еще большее, чем с Китаем, снижение товарооборота ДВФО с двумя другими основными партнерами - Японией и Южной Кореей.
3 Здесь и далее данные по внешней торговле Тихоокеанской России основаны на таможенной статистике Дальневосточного федерального округа (http://dvtu.customs.ru/).
2011 г. 2012 г. 2013 г. 2014 г. 2015 г. 2016 г. 2017 г. 2018 г.
■■■■^■■■■1 —« — 2 ■ 3
Рис. 2. Динамика торговли ДВФО (в границах 2019 г.). А - внешняя с основными странами-партнерами, млрд долл. США: 1 - ДВФО, 2 - Китай, 3 - Япония, 4 - Южная Корея; Б - торговля ДВФО с Китаем, млн долл. США: 1 - экспорт, 2 - импорт, 3 - объем
При этом масштабы экономических связей с КНР различных субъектов ДВФО сильно отличаются. Более двух третей объема экспорта округа (68,9 %) приходится на три территории - Приморский и Хабаровский края и Сахалинскую область. Практически такая же часть импорта ДВФО (68,2 %) падает на Приморский край, который является дистрибьютером китайских товаров на большей части региона (рис. 3).
Несмотря на все разговоры о важности приграничных связей с Китаем, ведущиеся в последнее десятилетие, принимаемые властью решения и подписываемые программы, доля ДВФО в общем объеме российско-китайской торговли снизилась с 13,8 % в 2013 г. до 9,9 % в 2018 г. Снижение наблюдается как в экспорте (с 16,4 до 12,4 %), так и в импорте (с 11,9 до 7,4 %). При этом доля региона в общем объеме внешней торговли РФ
увеличилась с 4,7 до 5 %, а в ее экономических связях с Южной Кореей с 35,5 до 39,1 %.
А
7 (21,2 %)
6 С(>.4
(19,6 %)
2 С!1» %)
3 (5,1 %)
5 (4,8 %)
(2,0 %)
Рис. 3. Торговля ДВФО с КНР. А - экспорт: 1 - Приморский край, 2 - Хабаровский край, 3 - Забайкалье, 4 - ЕАО, 5 - Амурская область, 6 - Сахалин, 7 - прочие; Б - импорт: 1 - Приморский край, 2 - Хабаровский край, 3 - Забайкалье, 4 - Амурская область, 5 - ЕАО, 6 - прочие
Инвестиции. В последние два-три года российские чиновники много и с пафосом говорили о большом притоке китайских инвестиций в экономику восточных районов России. К примеру, весной 2019 г. вице-премьер российского правительства Ю. Трутнев утверждал, что в территориях опережающего развития и свободного порта Владивосток реализуется 45 проектов с участием инвесторов из Китая с объемом инвестиций 2,6 млрд долл. США и «ведется активное взаимодействие» по 35 инвестиционным проектам на сумму 17,8 млрд долл. США [2]. Однако сухие отчеты органов, призванных контролировать приток и отток этих инвестиций, дают значительно более скромные цифры.
По сведениям Центробанка, на 1 января 2019 г. накопленный объем прямых инвестиций из КНР (включая Гонконг) в ДВФО составил 619 млн долл. США. Это составляет 16,9 % от объема прямых китайских капиталовложений в РФ, однако только 0,9 % от общего объема ПИИ в ДВФО [23]. 412 млн из них приходится на Забайкальский край, где они вложены в строительство Амазарского ЦБК. Географическая структура накопленных прямых китайских инвестиций в ДВФО представлена на рис. 4.
Корпорация развития Дальнего Востока, в зоне ответственности которой находится развитие ТОРов и СПВ, зафиксировала в них только 300 млн долл. США китайских денег [5].
Б
6 (4,5 %)
2 (2,9 %) 3 (2,1 %)
4 (66,6 %)
Рис. 4. Географическая структура накопленных прямых китайских инвестиций в ДВФО на 1 января 2019 г.: 1 - Приморский край, 2 - Хабаровский край, 3 - ЕАО, 4 - Забайкалье, 5 - Амурская область, 6 - прочие. Составлено по: https://www.cbr.ru/statistics/macro_itm/svs/
Оценивая причины трудного продвижения китайских инвестиций на территорию Тихоокеанской России, нужно учитывать не только препятствия, связанные с качеством инвестиционного климата в регионе, неэффективной работой бюрократических структур, ответственных за привлечение инвестиций, слабыми представлениями китайских деловых и финансовых кругов о возможностях инвестирования в России, но и настроения местных властей и населения в отношении прихода китайских капиталов в Россию. В регионе наблюдается как минимум сдержанное отношение к инвестициям из КНР, причем вне зависимости от географического положения территории. Результаты опросов показывают, что категорически против китайских инвестиций настроены 11-13 % населения, часть жителей региона относится к их приходу с опасением (рис. 5). При этом на приграничных территориях с КНР отношение к китайским инвестициям более настороженное, чем в отдаленных от нее районах ДВФО.
Свою лепту в такое отношение вносит периодически разжигаемая российскими СМИ истерия по поводу характера и последствий китайских инвестиций в России, да и не только в ней. В частности, в марте 2019 г. СМИ и социальные сети захлестнула волна возмущенных статей по поводу строительства завода по розливу байкальской воды с нарушениями природоохранного законодательства. Как писали по этому поводу эксперты, «в скандале слились сразу несколько фобий: потенциальное превращение Сибири в сырьевой придаток Китая, возможное загрязнение Байкала и опасение того, что из озера выкачают всю воду» [1]. Активно расписывались негативные последствия китайских инвестиций в Западной Европе, Центральной Африке, Беларуси и Африке,
чем формировалось отрицательное отношение россиян к возможному приходу китайских капиталов.
Магадан Дальнереченск Хабаровск Сахалин Чита Улан-Удэ
Благовещенск Камчатка Биробиджан Владивосток, 2019 г. Владивосток, 2017 г.
0 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100
Ц 1 02 Щ 3 03 4
Рис. 5. Отношение к китайским инвестициям, % от числа опрошенных: 1 - против, 2 - опасаются, 3 - поддерживают, 4 - нет мнения
Рабочая сила. Третьим составным элементом российско-китайского экономического взаимодействия является движение рабочей силы. Два десятилетия назад тема китайской трудовой миграции вообще и нелегальной в частности была для региона крайне актуальной. Это обстоятельство обусловило наличие в Тихоокеанской России стабильной группы населения, которая отрицательно относится к пребыванию на своей территории любых китайцев, занимающихся какой-либо экономической деятельностью (рис. 6).
Опросы показывают, что за последние 15 лет количество жителей региона, которые негативно относятся к работающим в России китайским предпринимателям и торговцам, мало изменилось и колеблется в пределах 25-33 % от числа опрошенных. При этом доля респондентов, которые отрицательно воспринимают пребывание в России рабочих из КНР, за эти годы сократилась с 41 до 28-32 %. Такое снижение напрямую связано с сокращением трудовой миграции из КНР в Россию и фактическим исчезновением из регионального и общероссийского информационного пространства негативных сюжетов, связанных с китайской трудовой миграцией вообще и нелегальной трудовой деятельностью китайцев в частности. Поскольку тема перестала быть «горячей», местные СМИ, да и эксперты потеряли к ней интерес. Ей на смену пришли многочисленные комментарии и исследования, посвященной трудовой миграции из Центральной Азии,
18 |
у)////////)/АУ/////>//Л
I 38
118
16
у//у////////;////////;//////щ
20
30
15
У/////////////////////////Л
У//////////М 136 |
-т
36
19
1/
12Ш.
2/
У///////////////ШШ
35
27
1/
ШШ//////А у//)////////)м
331........1
26
2/
13
23
Е
'/////л
26
12
36
\ I
'////////////у
¿///////Ал
30
19
11
'///////////Л У///////Л
33
2/
а
У//////////////////////////Л
27 27
/0
21
13
2/
Щ
/6
1/
У////////////////////А
52
18
9
в результате чего фокус недовольства местных жителей переместился в этом направлении.
В статистических бюллетенях территорий ДВФО сведения об иностранной рабочей силе вообще и китайской в частности отсутствуют, информация МВД крайне скупа, содержит, да и то периодически, лишь сведения о количестве разрешений, ежегодно выдаваемых на работу иностранцам, в том числе китайцам. В частности, Управление МВД России по Приморскому краю зафиксировало 24,9 тыс. китайцев, въехавших на территорию края в 2018 г. для ведения трудовой деятельности, что составляет пятую часть иностранцев, въехавших в край с этой целью в этом году [10, с. 4-5], но соотнести эти данные с более ранними годами сложно. Однако при этом известно, что число граждан КНР, имеющих действующее разрешение на работу в России, сократилось с 71,3 тыс. в 2013 г. до 37,4 тыс. в 2018 г. [14, с. 99], что предполагает адекватное снижение численности китайских рабочих, задействованных в экономике Тихоокеанской России.
□ 2003 г. Ц 2017 г. Щ] 2019 г.
Рис. 6. Отношение к пребыванию в России разных категорий китайцев (по данным опросов 2003, 2017 и 2019 гг.), % от числа опрошенных: А - положительное, Б - отрицательное
Завершая тему об отношении жителей региона к китайской трудовой миграции, отметим, что на приграничных с КНР территориях это отношение ненамного, но все же более настороженное, чем в отдаленных от него краях и областях. Помимо этого заметно, что респонденты, которые обозначили себя как «предприниматели», более лояльно относятся к китайским рабочим и торговцам (всего 5-8 % опрошенных этой категории высказались против их присутствия в России), но вот присутствие в России предпринимателей из КНР (конкурентов?) они воспринимают более ревниво: против их присутствия высказались уже 22 %.
Одной из тенденций последних лет стало изменение роли китайских мигрантов на рынке труда России: из положения наемных рабочих они переходят в категорию работодателей для российских граждан [9, с. 274]. В связи этим уместно будет продемонстрировать ответы респондентов на еще один вопрос анкеты 2019 г.: «Хотели бы Вы работать в китайских компаниях, которые находятся на территории России, включая крупные компании и иностранные предприятия?». 43 % респондентов ответили на этот вопрос положительно. Правда, большинство из них (35 %) обговорили свое участие должностью и уровнем оплаты. Столько же - 43 % -не выразили желания трудиться на китайских предприятиях. Наибольший интерес к работе в китайских компаниях проявили жители Благовещенска (50 % респондентов) и Владивостока (48 %), наименьший - респонденты Дальнереченска (30 %). В остальных городах число желающих колеблется от 40 до 46 %. Закономерно, что лица в возрасте до 40 лет проявили к такой работе значительно больший интерес, чем представители старших поколений. Но при этом и каждый пятый из пенсионеров старше 60 лет (21 %) готов попробовать свои силы на китайском предприятии.
Итак, как же соотносятся желания, настроения дальневосточников с результатами экономического взаимодействия с Китаем? Играют ли они какую-то роль в принятии решений об установлении отношений, привлечении инвестиций, создании предприятий?
Прямую взаимосвязь провести нелегко. Решения принимают люди, облеченные властью или имеющие в этом коммерческий интерес. Априори легко предположить, что симпатии, предубеждения, эмоции и фобии играют в этом свою роль. Видимо, прав Г. Розман, который в начале этого века предположил, что «местные элиты на российском Дальнем Востоке будут стремиться минимизировать зависимость от Китая, даже расширяя с ним экономические связи» [26, с. 20].
Совершенно точно можно утверждать, что отношение дальневосточников к развитию сотрудничества с Китаем и китайским инвестициям во многом определяется их видением преимуществ и недостатков, которые они имеют (или нет) от этого сотрудничества. Результаты опросов легко позволяют увидеть эту взаимосвязь. Среди жителей Благовещенска и Биробиджана, благосостояние которых в немалой степени зависит от уровня экономического взаимодействия с соседними городами и уездами КНР, обнаруживается наибольший процент тех, кто «ощущает выгоду от сотрудничества» с Китаем. Больше среди них и тех, кто выступает за первостепенное развитие отношений с КНР. Обратная картина наблюдается в Дальнереченске и Улан-Удэ, жители которых скептически относятся в результатам российско-китайского экономического взаимодействия (см. таблицу).
Не удивительно также, что самую высокую оценку результатам экономического сотрудничества с Китаем дают предприниматели и руководители. 62 % первых и 49 % вторых ощущают выгоду от этого сотрудничества; «нет» ответили 14 и 23 %.
Отношение дальневосточников к развитию сотрудничества с Китаем (2019 г., по территориям), % от числа опрошенных
Территория Ощущают выгоду от сотрудничества с Китаем Считают Китай главным приоритетом в развитии сотрудничества Выступают за китайские инвестиции Выступают за развитие отношений с Китаем Выступают против развития отношений с Китаем
Благовещенск 43 56 36 91 8
Биробиджан 40 57 40 87 11
Владивосток 34 56 46 76 13
Хабаровск 32 46 36 83 10
Чита 29 46 26 81 11
Улан-Удэ 28 35 23 69 19
Дальнереченск 27 32 20 51 29
Однако практические результаты экономического взаимодействия Тихоокеанской России с Китаем по всем трем ключевым параметрам -движение товаров, капиталов, рабочей силы - очень далеки от ожидаемых. Желания, настроения и даже принимаемые решения и подписанные соглашения мало влияют на состояние и тенденции развития экономических связей между Тихоокеанской Россией и Китаем. Стороны так и не смогли нащупать те сферы, формы и механизмы отношений, которые бы давали синергетический эффект от взаимодействия соседних экономик.
Список литературы
1. Байкал в бутылках. Страх перед Китаем и экологический кризис / Информационный портал «Тайга.Инфо». URL: https://tayga.info/146670 (дата обращения: 15.06.2019).
2. Встреча сопредседателей Межправительственной российско-китайской комиссии по сотрудничеству и развитию Дальнего Востока и Байкальского региона России и Северо-Востока Китая. Информационный портал правительства России. URL: http://government.ru/news/36535/ (дата обращения: 19.01.2020).
3. Заявления для прессы по итогам российско-китайских переговоров / Администрация Президента РФ. 22.03.2013. URL: http://www.kremlin.ru/transcripts/ 17728 (дата обращения: 15.06.2019).
4. Ишаев В. Международное сотрудничество нельзя рассматривать как поход в магазин // Дальневосточный капитал. 2004. № 6. С. 8-9.
5. Корпорация развития Дальнего Востока. Отчет за 2018 год. URL: https:// erdc.ru/about/(дата обращения: 15.06.2019).
6. Ларин В. Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях (80-е годы ХХ - начало XXI вв.). М.: Восток-Запад, 2005. 390 с.
7. Ларин В. Л., Ларина Л. Л. Восточная Азия в общественном мнении Тихоокеанской России (по итогам опроса 2013 г.) // Россия и АТР. 2014. № 2. С. 5-19.
8. Ларин В. Л., Ларина Л. Л. Окружающий мир глазами дальневосточников: эволюция взглядов и представлений на рубеже XX-XXI веков. Владивосток: Даль-наука, 2011. 325 с.
9. Мищук С. Н. Роль китайских трудовых мигрантов в социально-экономическом развитии южных регионов Дальнего Востока России // Россия и Китай: история и перспективы сотрудничества: материалы междунар. науч.-практ. конф. / отв. ред. Д. В. Буяров, Д. В. Кузнецов. Благовещенск: Изд-во БГПУ Вып. 6. 2016. С. 271-274.
10. Обзор, характеризующий миграционную ситуацию и деятельность УВМ УМВД России по Приморскому краю по реализации государственной миграционной политики за 2018 год. Владивосток: УВМ УМВД России по Приморскому краю, 2019. С. 4-5.
11. Программа развития российско-китайского сотрудничества в торгово-экономической и инвестиционной сферах на Дальнем Востоке Российской Федерации на 2018-2024 годы. URL: http://russian.mofcom.gov.cn/article/speechheader/ 201811/20181102808776.shtml (дата обращения: 15.06.2019).
12. Программа сотрудничества восточных регионов России и СевероВосточного Китая 2009-2018: итоги и дальнейшие перспективы // У карты Тихого океана. 2019. № 3 (251). С. 3-26.
13. Путин В. В. Россия и меняющийся мир // Российская газета. 2012. 27 июня. http://m.rg.ru/2012/02/27/putin-politika.html (дата обращения: 15.06.2019).
14. Россия в цифрах: 2019: крат. стат. сб. / Росстат. M., 2019. 549 с.
15. Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о дальнейшем углублении отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия / Администрация Президента РФ. 04.07.2017. URL: http://kremlin.ru/supplement/5218 (дата обращения: 9.09.2017).
16. Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о развитии отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия, вступающих в новую эпоху. URL: http://kremlin.ru/supple ment/5413 (дата обращения: 15.06.2019).
17. Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о взаимовыгодном сотрудничестве и углублении отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия / Администрация
Президента РФ. 22.03.2013. URL: http://kremlin.ru/supplement/1423 (дата обращения: 28.01.2017).
18. Совместное коммюнике по итогам девятой регулярной встречи глав правительств России и Китая // Сборник российско-китайских документов. 19992007. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. 511 с.
19. Совместное российско-китайское коммюнике. 03.07.2005 // Сборник российско-китайских документов. 1999-2007. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. 511 с.
20. Стратегия социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2025 года: утв. распоряжением Правительства Российской Федерации от 28.12.2009 № 2094-р. URL: http://www.consultant.ru/docu ment/cons_doc_LAW_96571/f1d12cbe15c5cdddbd0ac61a818831f10e1f7c4d/ (дата обращения: 9.09.2019).
21. Стратегия социально-экономического развития Хабаровского края на период до 2030 года. URL: http://economy.gov.ru/minec/activity/sections/stra tegterplanning/komplstplanning/ stsubject/straterupdate/201719122 (дата обращения: 09.09.2017).
22. Тихоокеанская Россия в интеграционном пространстве Северной Паци-фики в начале XXI века: опыт и потенциал регионального и приграничного взаимодействия / под ред. чл.-корр. РАН, профессора В. Л. Ларина. Владивосток: ИИАЭ ДВО РАН, 2017. 386 с.
23. Центральный банк РФ. URL: https://www.cbr.ru/statistics/macro_itm/svs/ (дата обращения: 09.09.2017).
24. China, Russia Agree to Cooperate in Developing Far East // China Daily. 2014. December, 12. URL: http://english.gov.cn/state_council/vice_premiers/2014/12/12/con-tent_281475022770425.htm (accessed: 09.09.2019).
25. Moltz J. C. Regional Tensions in the Russo-Chinese Rapprochement // Asian Survey. 1995. Vol. XXXY, no. 6. P. 511-527.
26. Rozman G. Sino-Japanese Competition over the Russian Far East: is the Oil Pipeline Only a Starting Point? // Siberia and the Russian Far East in the 21st Century: Partners in the «Community of Asia». Vol. 1. Crossroads in Northeast Asia. Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2005. P. 1-20.
27. ^.ШЖК'ШШШ^^Ша = Ван Вэньтао. Отчет о работе правительства провинции Хэйлунцзян). URL: http://www.hlj.gov.cn/zwfb/system/2019/01/21/ 010892263.shtml (accessed: 09.09.2019).
28. = Государственный комитет КНР по развитию и реформе и Государственное океанологическое управление КНР опубликовали «Концепцию морского сотрудничества в рамках инициативы "Один пояс и один путь"». URL: http://www.soa.gov.cn/xw/ hyyw_90/201706/t20170620_56591.html (accessed: 09.09.2019).
29. = Изучение строительства экономического пояса шелкового пути и стабильности границ Китая). ЖГШ^о^ЬЖ^ШЖЙ, 2019. 620 с.
Ш = Перспективы и действия по про-
движению строительства экономического пояса шелкового пути и морского шелкового пути 21 века. Госкомитет по развитию и реформам, Министерство иностранных дел, Министерство коммерции. Публикация санкционирована Госсоветом КНР. Март 2015 г. URL: http://www.mofcom.gov.en/article/i/dxfw/jlyd/201601/ 20160101243342.shtml (accessed: 09.09.2019).
31. ФШ^М'^^Ш^ШШМЪФЩ^Ш'&Щ = Китайско-российское сотрудничество в сельском хозяйстве. Может ли Россия стать китайскими закромами? URL: http://www.guinp.com/news_detail.jsp?ArtId=1298 (accessed: 15.06.2019).
32. ffi&SRŒ^ftSAa ( 2018-2024
= Ответственный чиновник Евро-азиатского департамента Министерства коммерции разъясняет «План развития российско-китайского сотрудничества в торгово-экономической и инвестиционной сферах на Дальнем Востоке Российской Федерации на 2018-2024 годы. URL: http://www.mofcom.gov.cn/ article/guihua/201811/20181102807004.shtml (accessed: 15.06.2019).
33.
&J} = The Ministry of Agriculture of Russia actively evaluates the Plan for Agricultural Development of the Far East and the Baikal Region of Russia and the North-East of China. URL: http://www.mofcom.gov.cn/article/i/jyjl/e/201811/20181102807911.shtml (accessed: 15.06.2019).
© Ларин В. Л., Ларина Л. Л., 2020 © Larin V. L., Larina L. L., 2020
Для цитирования:
Ларин В. Л., Ларина Л. Л. Экономические отношения Тихоокеанской России с Китаем: между установками, желаниями и действительностью // Таможенная политика России на Дальнем Востоке. 2020. № 1(90). С. 5-23.
