CC BY
126
TERRA ECONOMICUS ^ 2012 Том 10 № 3
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ:
МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ
К.А. ХУБИЕВ,
доктор экономических наук, профессор, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, e-mail: kaisyn@econ.msu.ru, khubiev48@mail.ru
Вопрос о кризисе экономической теории то возникает, то затухает в зависимости от устойчивости рыночно-капиталистической системы. Экономический рост во второй половине XX в., названный «золотым веком», обеспечил невиданное раннее торжество неоклассического направления, а с развитием процессов глобализации значительно расширилось его влияние. Перманентный финансово-экономический кризис на рубеже ХХ и XXI вв. существенно пошатнул позиции основного течения (Мейнстрим). В работе реализована попытка альтернативного обоснования новой экономической парадигмы на уровне ее «жесткого ядра» и вытекающих из нее контуров экономической теории.
Ключевые слова: неоклассическая экономическая теория; методологический индивидуализм; Мейнстрим; социальный (социализированный) индивид; маржинализм; неокейнсианство; научная парадигма; экономические интересы; «жесткое ядро» парадигмы; форма труда; форма продукта; собственность.
Question about the crisis of economic theory that arises, then dies, depending on the stability of the market-capitalist system. Economic growth in the second half of XX century, called "golden age", has provided an unprecedented early triumph of neo-classical, and the development of globalization has expanded its influence. Permanent financial and economic crisis at the turn of the century XX-XXI greatly shaken the position of the main flow (Mainstream). We implemented an alternative attempt to justify the new economic paradigm at the level of its "hard core" and deriving from it the contours of economic theory.
Keywords: neoclassical economic theory; methodological individualism; Mainstream; social (socialized) individual; marginalism; neo-Keynesianism; scientific paradigm; economic interests; "hard core" paradigm; a form of labor; a form of product; property.
Коды классификатора JEL: А10.
1. О кризисе экономической теории
Роль основного течения мировой экономической теории современности взяла на себя неоклассика (в широком смысле). Поэтому именно она периодически подвергается критике, особенно в периоды кризисных явлений в обслуживаемой ею рыночно-капиталистической экономике, начиная со времен великой депрессии. Кризис 2007 г., который, не завершившись, лихорадит экономику в начале второго десятилетия XXI в., явился основой новой волны критики. Внутренняя критика1 [1], с позиций представителей неоклассики, выделяет два основных недостатка: избыточная формализация в ущерб содержанию, прогностическая несостоятельность. С последним недостатком связана
1 Эдмонд Фелпс, получивший Нобелевскую премию за разработки в области Экономикс выступает в числе его активных критиков. На международной научной конференции «Рыскуловские чтения» в Алматы в мае 2010 г. свои выступления он начинал и заканчивал критикой неоклассической теории и приглашал для обсуждения и разработки альтернативной экономической теории на свой сайт: esp2@columbia.edu; www.capitalism.columbia.edu.R признакам кризиса Мейнстрим можно отнести и демарш студентов Гарварда, покинувших лекцию Г Менкью и написавших ему открытое письмо с изложением своей критики.
© К.А. Хубиев, 2012
и слабая нормативная функция науки, в связи с чем, критика исходит и от экономических властей стран, страдающих от кризиса.
Наука, не справляющаяся со своими функциями, не может долго доминировать в системе функционирующей экономики. Для того, чтобы искать пути выхода из сложившейся ситуации, необходимо выяснить: как и почему была внедрена безфункциональная теория. И лишь затем следует искать пути и способы восстановления функциональных ролей теории. Без живого взаимодействия экономики и теории не может быть полноценного развития той и другой.
Факт замены политической экономии на «Экономикс», который пришелся на период радикальных преобразований в России, послужил конкретным проявлением отмеченного выше противоречия теории и реальной экономики. Основным содержанием периода радикальных экономических преобразований было перераспределение собственности и экономической власти. И в этот период из процесса преподавания снималась экономическая теория (политическая экономия), которая в рамках своего предмета — политической экономии в широком смысле — специально занималась переходом от одних социально-экономических систем к другим.
Само содержание радикальных реформ и в особенности их цели не предполагали и даже не допускали научного анализа. Ни одна теория (быть может, за исключением теории катастроф) не могла бы научно объяснить, а тем более оправдать радикально-разрушительные реформы. В этих условиях «Экономикс», в рамках которого межсистемные переходы не рассматривались, был подходящей теорией для тех, кто был заинтересован в проведении реформ и их результатах. В нем вообще не рассматриваются такие фундаментальные проблемы, как собственность и ее преобразования.
Содержание «Экономикс», которым занимались тысячи преподавателей и миллионы студентов, отражало функционирование развитых состояний рыночной экономики, но очень слабо было увязано с реалиями российской экономики. Экономическая реформа не была обременена научными рекомендациями и предостережениями, а экономическая теория отражала реальность, довольно далекую от отечественной. «Делители» и «присваиватели» собственности и экономической власти не были обременены вопросами об источниках присваиваемого, об экономической и социальной эффективности преобразований, а преподаватели изучали сами и учили других новым схемам и моделям, отрешенным от реальной действительности.
Продолжалось это довольно долго. Но неудовлетворенность своим положением стали одновременно проявлять все стороны. Представители отечественной экономики, особенно в реальном секторе, стали задаваться вопросами о коррекции реформ в созидательном направлении; студентов все чаще стали интересовать реалии устройства и функционирования той экономической среды, где им предстояло трудиться; преподавателей перестала удовлетворять роль распространителей содержания зарубежных учебников, не имеющих связи с отечественной реальностью. К этому еще следует добавить и критику в адрес основного течения экономической теории за рубежом. Зарубежная критика опирается на следующие основания:
1. радикальные изменения в экономической жизни, вызванные информационной революцией;
2. рост технологического обобществления производства;
3. рост социализации в развитых странах с рыночной экономикой;
4. глобализация экономических процессов.
В последнее время критика в адрес экономической теории усиливается на фоне глобальных финансовых кризисов, возникновение и протекание которых не прогнозировалось экономической теорией2.
Для критического отношения к основному течению современной западной экономической теории в странах с переходной экономикой есть дополнительные основания, поскольку, как отмечалось выше, Мейнстрим не содержит исследования переходных процессов и теорию переходных экономик.
2. «Экономический» или «социальный» человек?
Принципиально важным является вопрос о правомерности постановки вопроса о новой экономической теории. Является ли новизна обязательным условием создания современной экономической теории, и о какой именно новизне может идти речь при разработке современной экономической теории?
2 В качестве источника, специально посвященного вопросам кризиса экономической науки в лице Мейнстрим, можно назвать: «К вопросу о так называемом «кризисе» экономической науки»: Материалы теоретического семинара ИМЭМО. Руководитель— акад. В.А. Мартынов. М., 2002.
ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2012 Том 10 № 3
ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2012 Том 10 № 3
Накопленный опыт освоения и преподавания "Экономикс", основу которого составляют различные ответвления неоклассической теории, позволяет обсуждать его достоинства и недостатки, преодолев комплекс отношения к "Экономикс" как "священному писанию", неприкасаемому для критики. В XXI в. сомнения вызывают уже не отдельные разделы, а именно основы самого направления, созданные даже ранее ХХ столетия. Исходной основой неоклассического направления является максимизирующий свою полезность «экономический человек»3. Соответственно «жесткое ядро» данного направления составляет методологический индивидуализм.
Представляется, что не только полемизирующие теории, но и современный уровень развития экономики ставит под сомнение идею «экономического человека», его эгоистические мотивы и устремления как основу экономического развития общества. Эта идея соответствовала (идеально) условиям мелкотоварного и раннекапиталистического производства. В соответствии с предпосылкой ранних классиков политической экономии (А. Смит) отдельные индивиды производили и обменивали продукты своего труда. В одном лице были объединены функции производителя, менеджера и продавца. Каждый индивид действовал в рамках объективной необходимости общественного разделения труда, исходя из своих целей, которые можно считать эгоистическими, и одновременно удовлетворял общественные потребности. Тогда еще не было крупных предприятий (фирм) с многочисленным персоналом наемного труда, глобальных технологических зависимостей и техногенных опасностей. Не были значительными «внешние эффекты», когда эгоистические интересы индивидуально обособленных производителей могли нанести колоссальный ущерб другим столь же обособленным предпринимателям и обществу в целом. Идеальные представления А. Смита о том, что, преследуя свои эгоистические интересы, все товаропроизводители в итоге вместе приносят исключительно общественную пользу, — постулат, который он черпал из современного ему уровня развития товарного производства, если не подорван окончательно, то во всяком случае утратил свою безусловность и универсальность. Уже индустриальное общество ставит индивидуальное благополучие в функциональную зависимость от устремлений и успехов корпораций, институтов и государства. Многие представители (и основатели) неоклассического направления наблюдали и отражали эти процессы. Например, А. Маршалл, указывая на то, что ранние английские экономисты «слишком много внимания сосредоточили на мотивах индивидуальной деятельности», отмечал: «Как убедительно доказывали немецкие авторы, экономическая наука придает большое и все возрастающее значение мотивам, связанным с коллективной собственностью, с коллективными усилиями в достижении важных целей» [3].
Но из этих замечаний Маршалл не сделал выводов, а главное — не реализовал их в своей теории. В XX в., особенно в его второй половине, экономика развивалась в направлении, указанном в замечаниях Маршалла. Но нельзя сказать, что в этом направлении продвинулась экономическая теория, в том числе и усилиями его последователей.
Фундаментальная идея «экономического человека» должна уступить в современной экономической теории место идее «социального человека», поскольку в современной реальности существенно изменилась пирамида каузальной соподчиненности экономических интересов: национальных (государственных), корпоративных, индивидуальных.
«Экономический человек» сохраняет свое содержание в соответствии с индивидуальными интересами и стимулами. Но его методологическая функция должна радикально измениться. Из основы экономической теории он должен превратиться в производный элемент по отношению к структурам, функционирование которых в современной индустриальной и грядущей постиндустриальной экономике имеет решающее значение для осуществления индивидуальных интересов и стимулов. Экономической реальностью выступает то, что благополучие фирмы является основой благополучия отдельных ее участников; макроэкономическая среда всей национальной экономики служит условием успешного функционирования отдельных фирм. В XXI в. усиливается влияние глобальных экономических процессов на экономическое благополучие отдельных стран.
Ортодоксальная (неоклассическая) теория апеллирует к «экономическому человеку» как индивиду, исключительно озабоченному максимизацией своей выгоды, будь то полезность потребительского блага или прибыль фирмы. Смысл существования человека в такой концепции сводится к удовлетворению потребностей. «Экономический человек теории свободного рынка, — пишет английский экономист Xаттон, — является аморальным потомком первобытного дикаря... Рациональный экономический человек существует, чтобы потреблять и предаваться своим удовольствиям» [8]. Важнее всего нам представляется не то, что человек описывается как всепоглощающая
3 Методологический и содержательный эклектизм и противоречивость этого направления отмечались нами в «Российском экономическом журнале». 1999. № 7.
потребительская машина, а то, что стираются глубокие различия, существующие между людьми как в психологическом (нравственном), так и социальном отношении. В результате создается превратное представление, что все люди одинаковы, и всегда таковым является их поведение.
Однако в действительности все обстоит гораздо сложнее, и посткейнсианский подход, на наш взгляд, выступает более обоснованным. Он исходит из фундаментальной неопределенности будущего и невозможности обладания полной информацией о происходящих событиях и принятия предельно рациональных решений. Поэтому он доказывает ограниченную рациональность, при которой человек поступает как социальное существо— представитель определенной социальной среды — в соответствии с традициями, привычками, нормами, принятыми в рамках своего социального класса [7]. Согласно посткейнсианскому подходу поведение рыночных агентов зависит не столько от субъективных предпочтений, лежащих в основе потери полезности, сколько от их принадлежности к различным социальным группам. Так, согласно маржиналистским представлениям, сбережения индивида зависят от уровня его дохода — с ростом последнего предельная полезность товаров первой жизненной необходимости уменьшается, и потребитель увеличивает накопления для приобретения товаров длительного пользования. Посткейнсианцы, напротив, считают, что сбережение — это функция прежде всего имущих классов, а потребление — прежде всего наемных работников. Субъективной рациональности индивида, максимизирующего свою целевую функцию, противопоставляется так называемая «процедурная рациональность», к которой индивид прибегает в условиях неопределенности. Потребительский выбор, например, определяется не столько максимизацией предельной полезности на каждый затраченный доллар (которая часто невозможно из-за ограниченности вычислительных способностей человека), а на основе традиций данной культуры, норм данной социальной группы, из подражания другим и т. д. На первый план при этом подходе выступает изучение влияния традиции и социальных институтов на потребление. Институциональные факторы действуют на предпринимательское поведение [7, Р. 50-51].
Р. Коуз критикует позицию максимизирующего свою полезность индивида за универсальность подхода и утрату экономической теорией своего предмета, «.если созданные экономистами теории (по крайней мере микроэкономические) представляют собой по большей части определенный подход к изучению факторов, от которых зависит выбор (а я думаю, что так оно и есть), совершенно ясно, что они могут быть использованы для анализа выбора в других областях, в том числе в юриспруденции и в политике. В этом смысле у экономистов нет собственного предмета исследования. Ведь в мире животных человек вовсе не единственный, кто сталкивается с необходимостью выбирать, и можно предполагать, что тот же подход возможен при изучении крыс, кошек, осьминогов, которые, все без сомнения, максимизирует свою полезность, в основном так же, как человек. Поэтому вовсе не случайно, что теорию цен удалось использовать при изучении поведения животных.
Эта сосредоточенность экономистов на логике выбора при том, что этот подход может вдохнуть свежие силы в юриспруденцию, политологию и социологию, пошла, как мне представляется, не на пользу самой экономике. Одним из результатов этого .отторжения теории от ее предмета оказалось то, что те самые субъекты, решения которых анализировала теория, не стали предметом исследования, а в итоге она лишилась всякого содержания» [2]. Выделенные нами слова говорят о том, что приверженность неоклассической теории своему «жесткому ядру» приводит к утрате специфики ее предметной области. Критикуемая теория лишается права на существование. Удивительно то, что до сих пор эта критика остается без обстоятельного научного ответа. А еще удивительней то, что критики в лице неоинституционализма сами оказались в плену основ критикуемого направления, что, впрочем, имеет свое объяснение, но это тема другого обсуждения.
Р. Xайлбронер критикует универсализированный подход к максимизирующему полезность индивиду («экономическому человеку») за сокрытие социальной структуры общества, в рамках которой действуют индивиды. «Такое сокрытие социального порядка становится особенно очевидным, если мы рассматриваем способ, которым экономика объясняет функциональное распределение доходов. Маркс саркастически писал о г-не Капитале и г-же Земле, каждый из которых имеет право на вознаграждение за свой вклад в общественный продукт, однако современная экономическая наука позабыла, что этот фетишизм был разоблачен Марксом. Еще более характерно то, что экономика не только не объясняет, но и не проявляет интереса к тому любопытному обстоятельству, что выплачиваемое в виде чистой прибыли вознаграждение, которое получают только собственники капитала, дает им лишь «остаточное» право на произведенный продукт, после того как все факторы, в том числе и капитал, свою долю уже получили. Поскольку экономическая наука вновь и вновь доказывает, что рыночная система имеет тенденцию к устранению подобных «остатков», которые являются всего лишь преходящими издержками развития системы, только политолог или социолог
ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2012 Том 10 № 3
ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2012 Том 10 № 3
сможет объяснить, почему собственники капитала с таким пылом защищают эти свои сомнительные права. Каким образом рынок поддерживает классовую структуру капитализма — это вопрос, на который экономика не знает ответа, вопрос, о существовании которого она в определенном смысле даже не подозревает» [5].
Социальное направление экономической теории конкретизирует шведский экономист К. Эклунд, ставя социальное положение индивидов в зависимость от их участия в отношениях собственности на ресурсы. «Положение людей в обществе и их взаимоотношения в значительной степени определяются их отношением к этим различным факторам производства. У тех, кто имеет капитал, иное общественное положение, чем у тех, кто продает свою рабочую силу. Во все времена большая часть экономических и политических дискуссий и анализов была посвящена как раз этому вопросу: как владение и использование средств производства разделяет людей на разные общественные классы?» [6].
Максимизация суммарной общественной полезности и стремление к ней предполагают, в соответствии с маржиналистским подходом, уравнительное распределение благ. Но это противоречит сути рыночной экономики. Это противоречие ощущают и сами представители неоклассики, но выход из него видят в необходимости включение стимулов состязательности и эффективности через неравенство. Противоречие разрешается формально, поскольку диалектика как метод не входит в арсенал позитивизма, являющегося философской основой неоклассики.
Итак, современное состояние экономики требует перехода к другой парадигме, «жестким ядром» которого должен стать «социальный» или «социализированный» индивид. Исходя из этого, можно вывести контуры всей альтернативной парадигмы: общественная или социально организованная форма труда, соответствующие ему формы продукта и дохода, распределение дохода на основе партнерских отношений и участия в общих результатах деятельности фирмы. Конечно, это лишь контуры возможной альтернативной парадигмы, требующие дополнительных усилий по их разработке.
В пользу «социального человека», как основного субъекта современной экономической теории, говорит и то, что процессы индустриализации и глобализации усиливают интеграционные процессы в обществе на разных уровнях.
Национальные (государственные) интересы являются приоритетными по отношению к корпоративным и индивидуальным. Конец ХХ в. преподнес немало уроков жесткого отстаивания национальных интересов сверхдержав, не ограничивающегося никакими средствами. Притом другим странам, в том числе и вышедшим из разрушенной сверхдержавы, настойчиво внушались эгоцентрические идеи (в их числе и «экономического человека») в рафинированном варианте вековой давности. Макроэкономическую среду, в рамках которой функционируют фирмы и домашние хозяйства, в существенной мере формирует государственная экономическая политика. А благосостояние (максимизация полезности) отдельных индивидов, занятых в корпорациях, каузально зависит от совокупного экономического результата функционирования последних.
Методологический индивидуализм, рожденный реальностью времен рыночной экономики мелкотоварного производства, существенно устарел. В своем универсальном виде он вытеснен в область сохранившегося индивидуального производства. Даже простые партнерства не вписываются в его ограниченные рамки. Несостоятельность «жесткого ядра» в современных условиях является более существенным признаком кризиса Экономикс, нежели его формализация и прогностическая слабость.
Идея «социального человека» предлагается в качестве отправного пункта («жесткого ядра») нового подхода к разработке экономисткой теории. На ее основе можно исследовать соответствующую форму продукта и его распределения. Таковыми могут быть, на наш взгляд, контуры нового подхода к экономической теории. Для ее комплексной разработки потребуется дополнительные усилия профессионального сообщества.
ЛИТЕРАТУРА
1. Блауг М. Методология экономической науки. М., 2004.
2. Коуз Р. Фирма, рынок право. М., 2000.
3. Маршал А. Принципы политической экономии. Т. 1 М., 1983. С. 81
4. Материалы теоретического семинара ИМЭМО Руководитель - акад. В.А. Мартынов. М., 2002.
5. Хайлбронер Р.Л. Экономическая теория как универсальная наука // Тезис. 1993. Зима. С. 52-63.
6. Эклунд К. Эффективная экономика. Шведская модель. М.: Экономика, 1991. С. 30.
7. LavoieM. Foyndationsof Post-Keynesian Economic Analysis. 1992. Р. 50-61.
8. Hutton W. The state we are in. London. 1995.
